ПИЕСА ИЗ КОЛХОЗНОЙ ЖИЗНИ

Жили мы, четыре скромные девушки, значит, в крестьянской избе. Спали на соломке, уматывались в поле на картошке. Однако же непосильный труд и чудовищные условия быта не могли придушить творческое начало, которое иногда пробуждалось в нас и в цивилизованном «раньше», но в дискомфорте сельского нашего «сегодня» рванулось наружу просто неудержимо.

Пьесу мы решили написать! Произведение социалистического, понятно, реализма. Чтоб всё по правде, чтоб герои – с натуры, а события… Как там это в Инструкции по соцреализму? Чтоб отражало произведение «…не то случайное, что встречается в так называемой жизни, а то, что полно и красочно отражает содержание и суть нашей эпохи».

Чтоб герои с натуры – это легко, уж с ними мы были запросто.

Наш колхозный квартирохозяин даже в видавшей виды… эх, Негодице… носил прозвище «Ванька-матюжник». Фамилию в деревне мало кто помнил. Вечерами, сидя за столом в кругу семьи своей, бывало, разговорится благодушно. И не в сердцах – что ты?!- и не со злости, а очень мирно так материл всё, о чём только ни заговори. Просто лексический его максимум ограничивался рамками матерного минимума. Однако разнообразие тут-то как раз и было, хотя мы, честно, ничего не пытались запоминать

Ещё был там очень интересный маразматический дед. Общаться мы с ним не любили. Навязчивый старикан всё порывался рассказать нам о каких-то там страшных боях. Вот уж интерес!.. И только в Ленинграде мы, дуры, чего-то из его бормотаний припомнив, догадались, что был дедок этот настырный участником Кронштадтского восстания. Причём участником с той, не-хо-ро-шей стороны!

Вот в пьесе-то нашей они и должны были быть столпами. Главными действующими лицами. Уникальный колхозник, бессистемно, но постоянно повторявший своё «мать…мать…мать». (Уникальный, так как в реальном колхозе было 8 человек). При нём состоял Переводчик по имени Хач. Всякое «мать» в зависимости от интонации произносимого он перекладывал на тривиальный русский. Примерно так: «Этим самым Уникальный колхозник хотел сказать, что подошла пора сеять озимые».

Второе по значимости лицо в пьесе – Свидетель кровавых боёв. Комментарии тут, видимо, не нужны.

Впрочем, нет, пожалуй. Ещё более важной для развития сюжета фигурой был Святозар Фунин – основоположник трудоёмких работ. Разумеется, комсомольский лидер нашего курса Стасик Фурин, определённый парткомом на роль командира картофелекопателей, никак не был прототипом нашего героя. Как можно подумать такое? Замечу, что в футуристическую пору Эдика Кондратова Стасик был одним, скажем так, из яростных обвинителей «этой троицы».Отозвалось ему это тем, что «этот» Кондратов пустил в свет афоризм «Фурин – дурень, Шлык – молодец». (Толя Шлык – был одним из…ну, скажем так… не самых высоколобых студентов).

Другие действующие лица менее значительны. Это и некто Жилкибай, вредитель сельского хозяйства. Он по ночам поедал колхозные удобрения, с ним жестоко боролись.

Пионеры Догнат и Перегнат выступали в эпизодах в роли собирателей колосков.

И, наконец, присутствовала ещё и второстепенная, серая, безликая масса картофелекопателей. Даже не статисты, а так, что-то вроде бессловесных роботов.

Такая жалость, забылся и сюжет, и глубоко волнующие эпизоды… Но один отчётливо помнится – открытие памятника С.Фунину, как было выше сказано, Основоположнику трудоёмких работ. Нора Кутасова нарисовала памятник замечательно смешно, взяв за основу героическую позу Стасика, в коей он пребывал, изо всех сил нажимая на какой-то рычаг картофелекопалки.

* * *

…Вот такую историю рассказала мне Инна в своём письме. Добавлю, что поставить пьесу ни в одном ленинградском театре нам так и не пришлось. Хотя мы, правда, и не пытались. Так что коллективное наше произведение кануло в Лету вместе со своими героями.

Но о них я в этой книжке ещё вспомню.