НАШ ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ

Признаюсь, я был очень разочарован внешностью моей alma mater, вернее, той части её многокорпусного тела, в которой мне надобно будет учиться. Какое-то зелененькое двухэтажное строение, нелепо растянутое по первому этажу. Стоит оно на красивейшей набережной, напротив, за свинцовой Невой, блестит золотым шпилем Адмиралтейство. Исаакиевский собор также виднеется, справа по набережной – гранитные львы с лапами на шарах, слева по набережной – Академия наук, Ростральные колонны… А само-то, само!.. Как мне сейчас кажется, оно даже обшарпанным было, здание наше родное. Построенное в 1714 году, оно, казалось, с техпор ни разу не ремонтировалось.

ха и внутри, знаете ли… Примерно то же. Печное отопление, представьте. При нас его начали менять. Длиннющий полутёмный коридор второго этажа. В этом же здании – оно хоть и неказистым, но и вместительным было однако! - размещался и восточный факультет.

Ну и слева еще общежитие для экзотичных студентов, детей Крайнего Севера, которые время от времени появлялись возле библиотеки. Правда, в гражданском, без меховых малиц, торбасов и чего там ещё у них мохнатое на головах.

Двор же факультетский- это ж был полный кошмар! Какой-то вонючий гараж, всегда переполненная помойка, тянет кислыми щами из столовой типа «тошниловка». Но мы, дети военных и послевоенных лет, совершенно спокойно к этому относились. К комфорту мы были не приученные, ещё не то видали..

То ли дело сейчас! Недавно по телеканалу «Культура» был показан чудесный сюжет из цикла «Парад университетов», причем именно о нашей Альма Матер. Показывали наш зелёненький дом, хотя почему-то в основном о восточном факультете шла речь, о филфаке так, упомянули. Но это не существенно, важнее чудесное преображение двора. Все эти грязные машины прошлого выкинули, помещения вокруг реставрировали. Получился очаровательный университетский дворик. Там разбили миленький такой скверик, а в нём и по стенам домов поместили скульптуры, а также барельефы разных исторических фигур и литературных героев, имеющих отношение к словесности.

Главная же во дворе фигура - это, конечно, Маленький принц, он выступает вроде как символ филфака. Есть и факультетский козёл, очень даже выразительный. Из телефильма стало также известно, что у СПБГУ – вот ведь как дико альму нашу обозвали!- есть герб и девиз”Hic tuta perennat”, означающий в переводе с латыни «Здесь в безопасности пребывает». Несколько туманно, но и возвышенно.

Съездить бы как-нибудь в северную столицу, глянуть, что за фак, простите, дом у нас теперь на набережной. Знать бы, сколько ещё осталось. Успеть бы…

Говорят, перед входом в университет недавно поставили фигуру Икара. Не Дедала, нет, а его строптивого сына.

Интересно, символ чего это, а?

«СПЭКЗАТАР»

Где-то в школьные наши годы, пожалуй, скорей в ранние, чем в последние, появилась на экранах чуть ли не всех кинотеатров страны целая серия трофейных фильмов о Тарзане. Не многосерийной цепочкой, как сегодня, их нам подносили, а с интервалами, порой довольно долгими.. Как же мы ждали эти новые звенья! Как переживали за прекрасную Джейн! Как умилялись, глядя на смешную обезьянку Читу!

Будучи подростками, мы бредили этими голливудскими шедеврами, но и когда выросли, когда школы закончили, в университет поступили – и тогда ведь в секретных уголках души всё ещё жила нежная память о так колыхнувшей чувства наши тарзаниаде

Впрочем, в 18-то лет… Так ли уж и стоит осуждать за то четырёх детски наивных первокурсниц за эпизод в их жизни, «стоивший им ведро крови»?

Это слова всё той же Инны Шиманской, которая с подружками Валей, Элеонорой и Ниной создали под шифром ВЭНИ тайное общество «Спэкзатар», что расшифровывалось как «Специальная экспедиция за Тарзаном».

Играли дурочки, в упоении вели дневник экспедиции, выдумывали бог знает что, острили… Но случилось так, что Валя Барботкина, самоглавный их летописец, забыла свою тетрадь в аудитории. Найдена она была моментально. Но…кем?! Так или иначе, оказалась тайная сия рукопись в комитете комсомола.

Но вот незадача! Ну при всём, понимаешь, желании найти там хоть какую политику или тем паче антисоветчину функционерам не удалось. Ничего и ничего! Хотя, если уж предельно строго придраться, запашок безродного космополитизма всё-таки был, был! Восхищение всеми этими… тарзанами, джейнами… .Читой – это ещё куда не шло, как бы юмор… и вообще животные вне политики… А в роли Тарзана-то был не кто- нибудь, скажем, из угнетаемых негров, а миллионер Джонни Вейсмюллер, суперчемпион Олимпийских игр по плаванию, кумир империалистической Америки… Не хо-ро-шо!

Даже странно, что девам всё сошло. Всё-таки, знаете, год шёл 1952-й, ещё при живом Сталине. Тарзан-Тарзаном, а вот общество… с обществом как?! Безобидное, может…э-э-э, но ведь тайное!.. Так досадно, что маловато политкриминала. Пришлось ограничиться оч-чень суровым внушением. Обвинили в пошлости, как вам не стыдно, брр! Хотя, конечно, не наказание - мелочь, даже обидно.

В Каменске, где я учился в школе, элита старшеклассников тоже создала общество «Голубая стрела», с уставом и с клятвами. Прямо-таки заклинания викингов: отлично учиться, помогать старым и слабым! Быть преданными делу революции… и так далее.

Выдали им по первое число. Ишь, прятались, щенята! Как хорошо, что хоть из школы не поисключали.

Много позже один из «голубострельцов» напишет на меня в ЦК КПСС телегу аж с Сейшельских островов, где служил собкором ТАСС. Но… это уже совсем иная история.

А нашим барышням повезло… Хотя урок, как ни странно, впрок не пошёл. Двумя годами позже, поехав отбывать картофельную рекрутчину, они писали снова. Опять же коллективом. Но на сей раз пиесу.

Эх, девчушки вы мои славные!

Но тут уж я просто обязан поближе познакомить вас с одной из них – Норой.

« ДУША В ВОСПОМИНАНЬЕ ТАЕТ…»

« Уж прости не слишком свойственную мне высокопарность, но я счастлива, что Жизнь ( или Бог? Или Судьба?) послала мне Такого Человека, как Нора Кутасова, чьё имя стало в моём доме семейным. И подруга, и сестра - воистину моё alter ego ».

Это Инна Шиманская пишет мне из Москвы. Нора – студентка из нашей с ней группы. Моя, увы, платоническая любовь, хотя чего ж тут, собственно, увыкать – потаённая влюблённость - тоже богатство.

В одном из томов моего Большого фотоальбома в центре страницы её большая фотография. Глубокие тёмные глаза, по-детски нежное лицо, очаровательно женственное, чуть инфантильное существо с таким наивным, как бы не понимающим взглядом. Когда преподаватель политэкономии В.Медведев, впоследствии приближённый М.Горбачёва, спрашивал её, почему она не подготовилась к семинару, наша Элеонора, хлопая длиннющими ресницами, скромно и так откровенно отвечала: «Я сейчас точно не помню, но по одной из уважительных причин». И такое объяснение, представьте, проходило.

Конечно, семейное воспитание сказалось. Отец влиял на неё очень, он был журналистом, в Смольном на виду, номенклатура, считай. Мама, Элла Иоганновна, на заводе работала, эстонская же родня, вернувшаяся после ссылки, тоже, конечно, повлияла на мировоззрение девушки. Услышала, продумала всякое,всякое.

Так вот, видимо, отгранивалась её личность – от каждого впитывалось что-то нетривиальное. Оттого, возможно, и внутренняя художественность: литературные оценки её безупречны. Она и рисует, и в руках всё ладится – вязание, игрушки, вышивки

Вадим Корытов, муж, был ей под стать – рисовал, резал по кости, дереву, делал детям карнавальные костюмы, экслибрисы и набивные рисунки к случаю нужному – например, к путешествию их по Золотому кольцу в футболке, где коровушка на фоне собора. Рано он умер, слишком рано…

У Инны с Норой дружба тремя поколениями скованная, если себя считать первым. Сыновья братьями друг друга называли, а сейчас ещё и внучки подрастают.

Такие неразделимые спайки друзей-подруг всё-таки редкость. Я привык хвастать, что с Виктором Саврасовым неразрывно дружу 60 лет с гаком. А у них, у Инны с Норой, тоже ведь ничего – полвека, даже побольше. Учились вместе, но это – ладно, а вот когда железный наш занавес рваться стал, когда и в Ленинград с этого ужасного Запада поехали гастролёры, тогда подружки наши в одно целое слились – всё и всех хотелось увидеть! И получалось. Ж. Филипп, Д.Дарье, Н. Курсель, Ив Монтан с Синьорой Синьоре, «Порги и Бесс» Гершвина, венгерская звезда Ханна Хонти, Берлинская опера…Другой, другой мир!

И опять грызу я себя за локоть – насколько ж умнее меня жили вы, мои барышни!

А мои подружки одной душой были, им даже переписываться не надо было: как напишут, так в тот же день ответ приходит, видимо, где-то в Бологом письма встречаются.

Служба у Норы была довольно обычная. В газетке «Электросила», в Библиотеке Академии наук, там она проработала долгие годы в издательстве, по праву заслужив реноме высококлассного редактора.. Там и печально знаменитый пожар пережила...

Нора, Нора, ты из моего сердца, ах! - невытравима… Увидеться бы!..