ДЕЛО О РАННЕМ ЭРЕНБУРГЕ

В письме, пришедшем из Болгарии, Клара Вълкова, факультетская наша красавица, близкая подруга И.Шиманской, по её просьбе кое-что повспоминала о годах учебных, проведённых на филфаке ЛГУ. Мне кажется, эпизод, который я перескажу, очень точно рисует в атмосфере того времени портреты остепенённых деятелей советской науки.

На четвёртом курсе, - рассказывает Клара, - выбрав по советской литературе тему о творчестве Ильи Эренбурга, предложенную профессором Е. Наумовым, я оказалась как раз под его непосредственным руководством. Стала работать в библиотеке Академии наук. Роясь в секретных архивах ( то есть, к коим нужен был спецдопуск), Клара неожиданно раскопала книги раннего Эренбурга – начала и середины 20-годов. До того она намеревалась писать эту курсовую, а по сути преддипломную работу по романам «Буря», «Время вперёд» да и по «Оттепели», конечно. А тут вдруг такое – «Необычайные похождения Хулио Хуренито»…»Любовь Жанны Ней», «Рвач», «Трест Д.Е.»… С жадностью набросилась юная болгарка на «запретный» плод, будущая работа стала манящей целью…

Да не тут-то было!.. Наумов, ознакомившись с её замыслами, неожиданно заболел. И передал её папочку, как палочку эстафетную, Л.Плоткину, соавтору по учебнику совлитературы.

Но что за беда со здоровьем этих пожилых учёных! На пятом курсе, представьте, и Плоткин заболел!.. И оставили они увлёкшуюся ранним Эренбургом девушку «у разбитого корыта», как она пишет. Ей и в голову не могло прийти, что возможно такое!

Пришлось над дипломом самой, без руководителей работать. Пишет, отпечатывает, правит, снова пишет. И оставляет рукопись на кафедре советской литературы, скоро и время защиты грянет, да.

И тут Клара неожиданно знакомится с доцентом той же кафедры Фёдором Абрамовым, фигурой, по её словам, харизматической. Как-то получилось, что сидели они на скамеечке возле ограды ЛГУ, и Клара разоткровенничалась. Наверное, не очень-то спокойно рассказала она о том, что тема её, оказывается, «табу», что руководители диплома отступились и чем это всё кончится, она не знает.

На защите – Наумов и Плоткин, естественно, где-то продолжали болеть – Абрамов энергично и убедительно поддержал дипломантку! Работа была оценена на «отлично». Уже в Болгарии Клара расширила тему, включив для контраста сравнительные оценки сочинений современников Эренбурга – Серафимовича, Фурманова, Фадеева.

Кандидатскую диссертацию она успешно защитила. Но и на родине своей Клара встретила упорное сопротивление, но теперь уже от противного. Для новоявленных антисоветсчиков, срочно мимикрировавших после «переворота», Эренбург 60-80-х годов был раздражителем похлеще красной тряпки у носа разъярённого быка. Правда, диссертация была о 20-х годах, но ведь всё равно – Эренбург! Эррренбурррг!..

И ещё эпизод из того же Клариного письма. Он тоже связан с личностью . С большой личностью – академиком Виктором Максимовичем Жирмунским, специалистом в немецкой, английской и русской литературах, германской диалектологии и грамматике, теории стиха, истории и теории эпоса. В 30-40-е годы его сначала били как формалиста, потом как социолога, позднее – как космополита.

Академик В.М.Жирмунский, учёный с мировым именем, принимал в описываемую пору у пятикурсников какой-то малозначащий зачёт. По слухам, относился к этому весьма формально, на переписывание с учебников смотрел сквозь пальцы. Студентка Вълкова училась старательно, амбиции ей не позволяли мелко лукавить. А тут вот…бес, что ли, попутал? «Все сдирают, а почему это я, не как все?» - сказала она себе. И когда академик вышел из аудитории, оставив без присмотра две группы русистов, сразу же «взявшихся за дело», Клара тоже открыла страницу по своей теме и…

И ничего у неё не получилось… Это как в первый раз попытаться украсть – сердце грохочет, руки трясутся, голова не соображает. ( Это я не из опыта, а теоретически. –Э.К. ) Ну не может она ничего выудить из книжки! Все катают, катают, а она тупо уставилась в строчки – и ни с места.

Хорошо, что много студентов в тот день отвечало, кое-что Клара нашла, с мукой выжала… Жирмунский был хороший психолог, по виду, по выражению Клариного лица всё понял. Стал её расспрашивать о дипломе, сам что-то интересное рассказал ей о раннем Эренбурге. Клара, понятно, получила зачёт, чувство же благодарности греет её и сегодня.

Большие люди не мельчат.

« КАКИМИ МЫ БЫЛИ!..»

Да пусть не удивят вас эти кавычки!

С печалью искренней признаюсь, что это заголовочное «мы» не имеет отношения ни ко мне (лично), ни к моим друзьям-приятелям (и не только неофутуристам) по третьей группе журналистики. Разночинная у нас была публика, волнуемой искусством интеллигенции в общем-то и не было. Разве что ленинградки Алла Коврижных и Ада Енина да две-три самых умненьких провинциалки, скажем, та же защитница наша Света Ратанова. Девочек у нас было раз-два и обчёлся. А что касаемо особей мужеского пола, так они, как мне помнится, почти все приехали в Питер с периферии. А там, в тамбовах и вычегдах, мужчин, как молодых, так и зрелых, в те 50-е годы как-то ещё не брала за душу возможность приобщения к высокому искусству северной столицы.

То ли дело – четвёртая русская, куда я по делу о футуризме был сослан! Сколько там было парней? Помнится, всего то ли пять, то ли шесть. Да и парни-то, знаете ли, не из простых, извините уж за старорежимный термин. Сын известнейшего в Ленинграде режиссёра Саша Шлепянов. Сын – и опять же знатной звезды биологической науки – Саша Бруханский. Игорь Западалов, статный такой мужчина, коренной питерец, Люда Данилова, дочь ректора Института театра, музыки и кинематографии. В соседней «русской» группе – Наташа Банк – наследственная, урождённая питерская интеллектуалка. Да и другие наши потомственные ленинградки пропитаны были сызмальства истовым обожествлением литературы, театра, музыки и прочих искусств.

«Были мы, по большей части, наивными идеалистами, романтиками, очень чистыми душой, - вздыхая, вспоминает Инна Шиманская – это ж она автор заглавия этой заметки. - У меня сохранился снимок большей части группы, сделанный накануне первого мая 1952 года. На обороте его участницы съёмки написали по своему девизу.

Очень они характерные( это всё Инна, не я. - Э.К. ) для каждой из них. Например, Н.Вяткиной девиз – «бороться и искать, найти и не сдаваться», и у И.Акатовой похожий: «жить, чтобы бороться, бороться, чтобы победить». Вот такие нацеленные Карлом Марксом на борьбу девушки! Покой, похоже им только снился. Зато Муза Иванова ушла от общего дела в сторону мягкотелого гуманизма: «скольким душам я был нужен, без которых нет меня». Ну а кумир моего сердца Нора Кутасова… ну просто неловко, чтоб в такое возвышающее дух Сталинское время – и написать такое: «щёлкни кобылу в нос – она махнёт хвостом».

Это что же, простите, она имела в виду?! А ещё девушка.

« Всех нас объединяла… - не без патетики повествует Инна, - великая любовь к избранному делу и желание всё знать. (Достаточно напомнить, что более половины группы были золотыми медалистами). Мы не только хотели и умели учиться, но с жадностью глотали всё, что могла нам дать возрождавшаяся после репрессий и войны большая ленинградская культура…»

На этом обобщении поставлю точку. Перейду к отчётно-культурологической части. По этому серьёзному вопросу слово опять же имеет Инна Шиманская.

Но сначала о ней самой. О бессменной старосте группы, её драгоценном цементе.

Я и назвал бы её соавтором этой книги. Как она мне помогла! Да ведь не позволит.