ВВЕДЕНИЕ 1 страница. Седьмой том «Истории всемирной литературы» охватывает период от середины XIX в

Седьмой том «Истории всемирной литературы» охватывает период от середины XIX в. до 90-х годов этого века, ознаменовавших наступление эпохи империализма.

В середине века различного характера освободительные движения сотрясали значительную часть земного шара. Историческую обстановку в мире определили европейские революции 1848—1849 гг., революционная ситуация в России на рубеже 50-х и 60-х годов, Гражданская война в США, национальное восстание в Индии, тайпинское восстание в Китае и многие другие антифеодальные и антиколониалистские выступления. С объединением Германии и завершением процесса национального объединения Италии основные цели буржуазного преобразования в Западной Европе были достигнуты. В 1871 г. Запад, по словам Ленина, «с буржуазными революциями покончил» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 2). Однако в Центральной и Юго-Восточной Европе вопросы буржуазных преобразований и национальной независимости по-прежнему были весьма актуальными. Хотя после поражения в войне с Пруссией Австрия вынуждена идти на компромиссы (образование «двуединой» Австро-Венгрии в 1867 г.), судьба славянских народов, входивших в империю Габсбургов, оставалась тяжелой и национально-освободительная борьба велась на протяжении всей второй половины XIX в. В течение рассматриваемого периода происходит постепенное освобождение народов, насильственно втянутых в орбиту Османской империи. В 1878 г. получает независимость Болгария. Благодаря объединению Дунайских княжеств возникает независимая Румыния.

Буржуазные преобразования, в основном завершенные в Западной Европе, гораздо менее интенсивно осуществлялись в России. Половинчатые реформы 1861 г. не разрешили назревшие исторические задачи. Положение России в тот период характеризуется нарастанием революционной борьбы и наступлением нового разночинного этапа ее развития.

Попытки ряда даже самых ограниченных буржуазных реформ на Востоке (Турция, Иран, Корея) окончились неудачей. И только в Японии острые классовые столкновения привели в 1868 г. к началу буржуазных преобразований. В то же время активизация товарно-денежных отношений, накопление элементов капиталистического уклада в наиболее развитых странах Востока (Турция, Египет, Индия, Япония и др.) проходили при одновременном существовании в этих и других странах Азии и Африки традиционных институтов и добуржуазных социально-экономических отношений.

В 70-е годы капиталистические отношения утвердились в большинстве европейских стран, а также в США. В этот период сложилась мировая капиталистическая система, в которую оказались в той или иной степени втянуты все страны и все народы. Последняя треть века ознаменовалась интенсивным ростом производительных сил. Железные дороги, пароходное сообщение соединяют и «сближают» бесконечно отдаленные друг от друга в прошлом точки земного шара. Мировая торговля, получившая неслыханный до той поры размах, также сближает страны и континенты. Казалось, что поступательному развитию капиталистической системы нет предела, однако в последней трети века в самой этой системе начали обнаруживать себя кризисные моменты, свидетельствовавшие о наступлении нового периода — империализма.

Учащаются грабительские войны, колониальные захваты, создаются мировые империи. Новые империалистические державы вступают в борьбу за свое место под солнцем. США начинают оттеснять Англию; Германия и Япония также стремятся при мировом дележе колониальных владений урвать кусок побольше.

Упрочение буржуазных порядков знаменовало вместе с тем окончательное размежевание классовых интересов буржуазии и пролетариата. Кровавое подавление июньского восстания парижского пролетариата 1848 г. ознаменовало начало этого нового периода в истории классовой борьбы, приведшей в мае 1871 г. к созданию первой пролетарской диктатуры — Парижской коммуны. Все яснее обнаруживающийся кризис капиталистической системы сопровождается все большей активизацией революционных сил. Во второй половине века происходит всемирно-исторический процесс слияния социализма с рабочим движением. В 1864 г. в Лондоне было создано Международное

8

Иллюстрация:

Площадь Звезды и прилегающие кварталы Парижа, перестроенные по плану Ж. Османа
1853—1869 гг.

Аэрофотосъемка

товарищество рабочих, вошедшее в историю под именем I Интернационала, подлинным руководителем которого был Маркс. В ряде стран возникают социал-демократические рабочие партии, положившие в основу своей деятельности учение Маркса — Энгельса.

Острейшая ломка феодально-крепостнических отношений в России, интенсивное назревание массового революционного протеста способствуют перемещению в Россию центра революционной борьбы. В конце рассматриваемого в данном томе периода в русском революционном движении наступает новый, пролетарский этап.

Вторая половина века характеризуется значительной исторической динамикой. На смену «веку пара» пришел «век электричества». Великие открытия Дарвина и Менделеева, Эдисона, Пастера, Коха и другие во многих областях знания обещали, как многие верили, скорое раскрытие всех загадок природы.

Однако, несмотря на оптимистические перспективы, открывавшиеся перед человечеством наукой и техникой, отнюдь не приходится говорить о столь же «безоблачном» развитии культуры в целом. Одним из наиболее ощутимых результатов поражения революций 1848—1849 гг. был духовный кризис, охвативший широкие круги европейской интеллигенции.

Победившая буржуазия утрачивает свой былой пафос переустройства мира, что приводит ко всеобщей прозаизации жизни, к торжеству бездуховного собственнического интереса. Для понимания развития культуры в рассматриваемый период чрезвычайно важны те наблюдения, которые сделали Маркс и Энгельс относительно результатов победы буржуазных порядков: «Буржуазия повсюду, где она достигла

9

господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его „естественным повелителям“, и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного „чистогана“. В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 426). Наступившее всеобщее обмеление жизни, ее прозаизация казались многим западноевропейским интеллектуалам особенно безнадежными потому, что эта ситуация представлялась неким «окончательным» вариантом, своеобразным тупиком истории. Если на предыдущем этапе ясно ощущалось движение истории и участие в нем индивидуума мыслилось возможным, то во второй половине века все более непостижимыми и отчужденными от человека выглядят приводящие общество в движение экономические и политические механизмы.

Исключительное влияние, которое завоевал в этот период в западноевропейской культуре позитивизм, носило глубоко противоречивый характер. С одной стороны, ставка на научное знание была связана с борьбой против остатков феодализма, против всех видов клерикализма и базировалась на реальных ошеломляющих успехах науки и техники. С другой — позитивизм как философское направление, ставившее перед собой задачу эмпирически точного описания явлений, принципиально отказывался от раскрытия существенных закономерностей действительности. Постепенно в позитивизме полностью выявляется то эклектическое смешение вульгарного материализма и идеализма, которое поначалу оставалось скрытым от многих его адептов.

Необходимо отметить, что широко распространенное влияние позитивизма в различных историко-культурных условиях было неодинаковым. Если строгая научная объективность, скажем во Франции, воспринималась как нечто противостоящее всякой тенденциозности, чуждое участию в общественной борьбе, то во многих других странах в позитивизме находили прежде всего философское обоснование прогрессивных социальных реформ (Скандинавские страны, Польша).

Наступление эпохи империализма ознаменовалось острым кризисом, который проявился во многих западноевропейских культурах в конце века. На смену увлечению позитивизмом теперь приходят культ откровенно идеалистических направлений, таких, как философия Ницше, Бергсона, Шопенгауэра, и тот сложный комплекс острокризисных явлений, который получил название декаданса, или искусства «конца века».

Для этого периода характерна также значительная поляризация в духовной жизни: наряду с распространением идеалистических, порой глубоко пессимистических, а иногда агрессивно-империалистических воззрений все более ощутимым становится воздействие на культуру идей социализма.

Литературная карта мира так же пестра и многообразна, как и в предыдущий период. Чрезвычайно резко проявляется неравномерность развития, связанная с ускорением литературного процесса. Правда, к концу периода уже можно говорить о тенденции большей синхронизации литератур, которая еще яснее даст о себе знать в последующие десятилетия.

Поэтому в данном томе особое внимание уделяется проблеме так называемого ускоренного развития. При этом мы не имеем в виду в основном отвергнутую нашей наукой идею ускоренного развития как повторения пути «литературы-модели». Путь тех литератур, где процесс развития был особенно интенсивным и динамичным (например, во Франции), вел к появлению тенденций, которые позднее проявились в других литературах, но полностью в них не повторялись.

В ряде восточных литератур также наблюдается ускорение литературного процесса по сравнению с предшествующим периодом (в японской, бенгальской, турецкой литературах). Однако в большинстве азиатских и североафриканских литератур переход к новому типу литературы в этот период происходил как «постепенный и длительный переворот» (выражение Д. С. Лихачева).

Отход от средневекового типа литературы проявлялся в перестройке жанровой системы, изменялась иерархия традиционных жанров, и зарождались жанры новые для той или иной восточной литературы (в частности, современные драмы и романы, некоторые поэтические жанры на Ближнем Востоке). Для этого процесса характерны непоследовательность, возвраты к прошлому, отступления от завоеваний, сосуществование в системе жанров разностадиальных явлений. В целом прозаические жанры теснят поэтические. Однако в Китае, представляющем, очевидно, в этом отношении исключение, проза (старый жанр романа, связанный с традицией устного исполнения) сохраняет прежние признаки, а поэзия модернизируется и занимает ведущие позиции.

В это время на Востоке идут обновление и демократизация языка литературы, проявляющиеся

10

прежде всего в его упрощении и одновременном осовременивании, более или менее интенсивном внедрении в литературу элементов диалекта и т. п. Большую роль в этом отношении сыграла публицистика, влияние которой было велико в большинстве восточных стран.

Одно из проявлений неравномерности литературного развития — выдвижение на первый план таких литератур, которые в прошлом не оказывали определяющего воздействия на ход мирового литературного процесса. Это относится прежде всего к русской литературе, достигшей в эти годы высшего классического расцвета и начавшей играть определяющую роль в мировом литературном развитии. Необходимо отметить и тот качественный рывок, который делают некоторые другие литературы, например норвежская, также занявшая несвойственное ей ранее выдающееся место в общеевропейском литературном процессе.

Важнейшая особенность периода, о котором идет речь, — исключительно широкие и интенсивные литературные связи и их качественно новый характер. Это подчеркивал Н. И. Конрад: «Со второй половины XIX в. литературные связи приобрели общемировой масштаб и стали фактом литературы каждого отдельного народа и вместе с тем фактом мировой литературы. В эту эпоху в орбиту мировых литературных связей был вовлечен Восток». При этом на Востоке идет усиление не столько внутрирегиональных, сколько межрегиональных связей. Восточные литературы активно впитывают европейский опыт, растет число переводов и разного рода адаптаций. Восток ищет на Западе образцы для подражания, для стимулирования собственного литературного развития, что нередко приводит к эклектизму, смешению элементов разных методов. Воздействие Запада проявляется в критико- и теоретико-литературной мысли на Востоке.

Можно говорить о двух диалектически сочетающихся тенденциях: выявлении национального облика и углублении самобытности литератур и процессе их включения в систему межлитературных связей. Так, идея «американизма», т. е. национального своеобразия, в странах Латинской Америки, заключавшая в себе утверждение политического и культурного самоопределения бывших колоний, сочетается с так называемым «европеизмом», обозначившим тенденцию включения Латинской Америки в мировой культурный процесс. Эту диалектику образно раскрыл Хосе Марти: «Пусть черенок мировой культуры привьется к нашим республикам, но стволом дерева должны быть сами наши республики».

Диалектика интенсивного отстаивания национальных духовных ценностей и активного культурного обмена наблюдается в большинстве стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Особенно яркий пример подобного диалектического сочетания мы находим у многих народов России, у которых становление и дальнейшее развитие национальных культур тесно переплетается в этот период с воздействием русской прогрессивной культуры. У некоторых просветителей в странах Востока и Африки стремление использовать достижения европейской науки и техники сочетается с тенденциями противопоставить европейской технической цивилизации восточную «духовность».

Как и в период, охваченный предыдущим томом, западноевропейские литературы объединяет сходство литературного процесса, хотя и тут наблюдается значительная неравномерность. В литературах Центральной и Юго-Восточной Европы также проявляются общие черты, порожденные близостью исторических судеб этих стран, значительной ролью национально-освободительного движения. Хотя в литературе США дает себя знать много черт, сближающих ее с литературами Западной Европы, но тем не менее можно говорить о некоторых существенных особенностях, связанных с той специфической ситуацией, когда зерна европейской традиции упали на новую культурную почву и она столкнулась с чрезвычайно динамичным историческим развитием, особенно в период после Гражданской войны. Наблюдается некоторая общность литературы США с литературами Канады и Австралии, которые сближают в этот период ярко выраженные тенденции национального самоопределения. Общность проблематики, своеобразие традиций и исторической ситуации позволяют выделить в единый комплекс литературы Латинской Америки, которые медленно и с трудом преодолевают последствия колониализма во всех сферах жизни.

Во второй половине века продолжается борьба за создание национальной литературы на родном языке (финская, исландская, многие восточные литературы). Усилившиеся в ходе развития капитализма тенденции общегосударственного единства и известной нивелировки уклада и попытки сопротивления этим явлениям вызывают в ряде литератур областнические течения (Германия, США). Вместе с тем в некоторых государственных объединениях развиваются (в этот период более интенсивно) разноязычные литературы. Это относится не только к «лоскутной» Австро-Венгрии, где существуют

11

особые, нередко мало чем связанные национальные литературы, но и к таким странам, как Франция (провансальская литература), Щвейцария, Испания, Канада.

Особая зона — литературы стран Востока и Африки. Неравномерность экономического и социально-политического развития обусловила значительные различия и в уровне, и в темпах развития восточных и африканских литератур. В стадиально-типологическом плане они могут быть распределены по трем группам: первая — литературы средневекового типа, продолжающие поступательное движение в рамках старой системы (например, бирманская, тайская литературы, эфиопская и литературы африканских стран южнее Сахары); вторая — литературы, в которых четко обозначились признаки новой литературной системы и начался процесс перехода от средневековых к новым методам творчества (сюда относятся многие литературы Ближнего, Среднего Востока и других регионов); третья — литературы, наиболее продвинувшиеся на пути освоения новых художественных методов, в частности реализма (например, в Японии, Турции). Для литератур второй и третьей групп характерны более или менее выраженные просветительские тенденции, приобретающие на Востоке ряд специфических особенностей, отличавших их от Просвещения в Европе. Одним из основных стимулов восточного просветительства было осознание необходимости противостоять Европе, что нередко было связано с антиколониалистскими тенденциями. В то же время восточные просветители стремились вывести свои страны из отсталости, невежества, внести в жизнь последние достижения европейской науки и техники (этим объясняются многочисленные восторженные описания паровоза, парохода, телеграфа, электричества и т. п. в самых разных восточных литературах). Однако антифеодальная и тем более антиклерикальная острота европейского Просвещения у восточных просветителей нередко стиралась, а сами просветительские идеалы получали своеобразную окраску. В пропаганде этих идеалов непосредственное участие иногда принимали и традиционалисты, осознавшие необходимость перемен в восточном обществе. Это порождало такие парадоксальные с европейской точки зрения явления, как «королевское просветительство» в Сиаме, просветительская деятельность эмира Афганистана и т. п. Восточное просветительство шло рука об руку с религиозным реформаторством, набиравшим силу во многих странах Востока. Поэтому даже у самых последовательных восточных просветителей нельзя, как правило, найти сколь-нибудь заметных антиклерикальных идей. Более того, на Ближнем и Среднем Востоке, например, где ислам определял многие стороны жизни общества, просветительские идеи свободы и равенства, пропаганда принципов передового общественного и политического устройства по европейскому образцу уживались с идеями мусульманского реформаторства, панисламистскими устремлениями, так же как восхищение идеями французского Просвещения с сатирами на галломанию. Модернизированный ислам рассматривался как опора просветительства в общей борьбе против духовной экспансии Запада, а понятия свободы, равенства и справедливости, республиканские идеи интерпретировались как установления мусульманского вероучения.

Несмотря на значительную неравномерность литературного развития и большую пестроту художественных направлений, для рассматриваемого периода можно выделить доминанту литературного процесса — это интенсивное развитие реализма, которое своеобразно идет в различной историко-культурной обстановке, но обладает определенными общими чертами.

Для данного тома чрезвычайно важна типология реализма, так как с реализмом в этот период соотносятся многие литературные явления, имеющие весьма перспективное значение.

В это время формулируются эстетические принципы реализма как метода и появляется сам термин «реализм». Становление теории реализма идет теперь в еще более резкой, чем в первую половину века, полемике с романтизмом. Западноевропейский реализм рассматриваемого периода в своих лучших достижениях, связанных с именами Флобера, Мопассана, Т. Гарди и др., продолжает то глубокое изучение общества, которое начали Стендаль, Бальзак, Диккенс, сохраняется также страстная антибуржуазность писателей-реалистов первой половины века. Вместе с тем во второй половине века реализм в высокоразвитых странах Западной Европы претерпел значительные изменения по сравнению с первой половиной века. Это своеобразие реализма определяется ситуацией стабилизировавшегося буржуазного общества, перешедшего в стадию «мирного» существования и повседневно доказывавшего трагическую беспочвенность иллюзий о неограниченных возможностях индивидуума в этом обществе.

В западном реализме второй половины века блестяще продемонстрированы все формы зависимости человека от обстоятельств. Этот вопрос рассмотрен и в социальном, и в экономическом, и в физиологическом плане. Тут можно говорить о благотворном влиянии достижений

12

социальных и естественных наук. Но в то же время воздействие философии позитивизма ограничивает возможности широкого реалистического видения действительности. Европейские писатели-реалисты не сумели в этот период с такой же степенью глубины показать «среду» как продукт творческих усилий и дерзаний человека и, главное, самого человека как личность активную в духовном и интеллектуальном плане, несущую всю меру индивидуальной ответственности.

У большинства западных реалистов этого периода положительное начало воплощено в виде униженной красоты, растоптанной добродетели. Такая концепция человека диктовалась недоверием к человеческой активности и пессимистическими представлениями о ее результатах. В творчестве некоторых реалистов (как и в дальнейшем натуралистов) проявляется эстетизация безобразного, болезненного. Вообще проблема эстетизма, сложно вплетающегося в реалистическую концепцию искусства и во многом порожденного отвращением к прозаическому и бездуховному обществу, также чрезвычайно важна для ряда реалистов данного этапа. С этим связан в какой-то мере тот особый акцент на проблеме стиля, который был свойствен многим писателям (Флобер, Гонкуры).

В западноевропейском реализме были в эти годы и утраты, и новаторские открытия. Расширяется сфера художественного, в нее шире включаются жизнь демократических слоев общества и многие явления действительности, считавшиеся в прошлом «низменными». Реализм значительно обогащается тонким анализом неуловимых переливов внутреннего мира человека, а также его физической природы. К новаторским открытиям относятся специфика изображения предметно-чувственного мира, исключительное умение воплощать «индивидуальность» каждого предмета, атмосферу, окружающую героев, обстановку, видимые приметы их поведения. В литературе были сделаны открытия, подобные тем, которыми обогатили живопись импрессионисты.

Изменения, о которых шла речь, преломились прежде всего в поэтике ведущего в реализме того времени жанра — романа (например, изменение фабулы романа, построение его как «истории жизни», воплощающей ее самодвижение, не поддающееся упорядочению). Реалистам второй половины XIX в. жизнеподобие в смысле «среднестатистического» свойственно в гораздо большей степени, чем писателям первой половины века. Менее характерными становятся заострение образа, гротеск, преувеличение.

В натурализме были гипертрофированы некоторые слабые стороны творчества западноевропейских писателей-реалистов той поры. Декларируя верность реальности, научную объективность, исходя из принципа описания, классификации явлений, принятого позитивизмом, который был его философской базой, натурализм отходит от типизации, отбора и тем самым оказывается неспособным проникать в сущность изображаемого и художественно осмыслять значительные закономерности действительности. В творчестве натуралистов принцип детерминированности личности носит во многом физиологический характер: непреодолимое, по их мнению, влияние социальной среды осложняется столь же непреодолимым влиянием наследственности. Детальное изображение безобразного и патологического порой превращается в самоцель. Ставка на факт приобретает самодовлеющий характер. Сами натуралисты считали себя продолжателями реалистической традиции, но, по существу, «правоверный» натурализм порывает с реализмом. Творчество основоположника и теоретика натурализма Золя, как и ряда других крупных писателей, считавших себя натуралистами, порой не укладывается в жесткие рамки натуралистических теорий.

Значение натуралистических направлений, получивших широкое распространение и в Европе, и за ее пределами, в разных национальных литературах было неодинаковым. Наиболее отчетливо черты натурализма, о которых шла речь выше, проявились во французской литературе. Немецкий натурализм сыграл свою роль в преодолении упадка и провинциализма, проявлявшихся в немецкой литературе второй половины века. Творчество самого крупного представителя немецкого натурализма Гауптмана отнюдь не ограничивается рамками натуралистической доктрины. В Англии роль натурализма была меньше. Развитие натурализма в литературе США относится к более позднему периоду. По мере его распространения в натурализме возобладали эпигонские тенденции, доктрина окончательно одерживает верх над живым развитием и обнаруживает свою узость, и натурализм заходит в тупик. Новый подъем реализма в западноевропейских литературах на рубеже веков связан с активной борьбой против натурализма.

Судьбы реализма в русской литературе значительно отличались в этот период от его развития на западноевропейской почве. Во второй половине века русская литература по своему объективному значению выходит в авангард мирового литературного процесса. Основные историко-культурные предпосылки исключительно интенсивного развития русской литературы

13

— то особое место, которое литература занимала в жизни страны, где она была ведущей формой общественного сознания, и ее связь с освободительным движением, приобретшим необыкновенный размах.

«У народа, лишенного общественной свободы, — писал в 1851 г. Герцен, — литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Влияние литературы в подобном обществе приобретает размеры, давно утраченные другими странами Европы». Этой особой функцией литературы в жизни общества определяются и представления о типе художника, отличные от тех, которые господствовали в Западной Европе. Конечно, и многие западноевропейские писатели играли активную роль в общественной борьбе, выступая на стороне прогрессивных сил. Достаточно вспомнить участие многих из них в революционном движении 1848 г., знаменитые памфлеты Гюго против «Наполеона малого» или заявление Золя по делу Дрейфуса. Но более распространены были в то время различные концепции «искусства для искусства», нашедшие свое выражение в знаменитой формуле «башня из слоновой кости»; с другой стороны, художника приравнивали к естествоиспытателю, от него требовали «научной объективности». Все это во многом было обусловлено глухой стеной отчуждения от публики, а порой враждебности ее искусству, о которой постоянно говорят западноевропейские писатели того времени и которая характерна для тогдашнего буржуазного общества. В России складывается принципиально иной тип отношений между писателем и публикой, основанный на интенсивном духовном контакте. Писатель если сам и не участвует активно в освободительной борьбе, как это делали Герцен и Чернышевский, то глубоко переживает ее перипетии и служит прогрессивным общественным идеям «сердечным смыслом» своего творчества. Отличительная черта русской литературной жизни — широкое участие читателя и критики в спорах вокруг общественно значимых произведений (вспомним полемику, вызванную книгами Тургенева, Гончарова, Островского, Толстого, Достоевского).

Знаменательно, что подобный тип писателя-гражданина и соответственное отношение к нему читателя, который нередко видит в нем учителя и наставника, характерны в то время для многих литератур народов России. Такой тип писателя складывается также и в других регионах, отмеченных острыми социальными столкновениями. Можно назвать кубинского поэта-революционера Хосе Марти, филиппинского писателя Хосе Рисаля, ставшего национальным героем страны, египетского борца за освобождение аль-Баруди. Такую же роль играют и многие писатели в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, ведущих национально-освободительную борьбу (например, Ботев и Вазов в Болгарии).

Кардинальное отличие социально-культурных условий определяет своеобразие развития и характера методов и направлений в русской литературе по сравнению с западноевропейскими. Это прежде всего относится к судьбам реализма в рассматриваемый период. В формирование теории реализма внесли свой вклад крупнейшие художественные индивидуальности, она испытала сильнейшее влияние революционно-демократической критики, во многом определившее ход литературного процесса на протяжении почти всего века. Уже в первой половине века складывается мощная традиция реализма, прежде всего в произведениях Пушкина и Гоголя, которая в дальнейшем творчески продолжается.

Русскому реализму присущи масштабность проблематики, стремление постичь характер всемирно-исторического развития. Эта масштабность, обусловленная осознанием бесконечных возможностей национальной жизни, открытости исторического процесса, заставляла находить живую душу под прозой быта с ее враждебностью человеку.

Сама открытость и синтетичность русского реализма определяют его доминирующее положение в литературном процессе и преобладание над нереалистическими художественными системами (незначительная по сравнению с Западом роль «правоверного» натурализма). Вместе с тем многое сближает русский реализм с развитием этого же метода в Западной Европе. Это относится прежде всего к судьбам романа — основного жанра, с которым связано развитие реализма как в России, так и на Западе.

Для русского реалистического романа, как и для западноевропейского романа второй половины века, характерно предельно достоверное изображение будничной жизни, среды и предметного мира, человеческих характеров. Русский роман достигает высокого мастерства в раскрытии смутных, едва осознанных душевных движений; достаточно вспомнить роль, которую сыграл внутренний монолог Толстого в развитии мирового романа. Точек пересечения было много, и в то же время можно говорить о создании особой новой структуры романа, оказавшейся чрезвычайно плодотворной для этого жанра в XX в. Русский роман сближает с романом Бальзака, Стендаля и Диккенса и отличает от ряда явлений западного реализма второй половины века представление