Зачарованные тайной 8 страница

Эти злодеи — наги[82]*, принадлежащие к очень древней секте, члены которой выдают себя за аскетов и живут без одежды. Они испокон веков наводняли места паломничеств под различными именами: капалики, бхайраги и так далее. Прославленный Шанкара едва не стал их жертвой.

Все это очень печально, но всевозможные опасности, подстерегающие на пути, отнюдь не пугают многочисленных странников, поднимающихся каждый год к Бадринату.

Банерджи умолк и задумался. О чем он размышлял? Мне хотелось услышать продолжение долгого рассказа, но я не осмеливалась прервать его раздумья. Однако, поскольку молчание затянулось, я осторожно спросила:

— Вы продолжили свой путь? Вы дошли до Бадрината?

— Это было самое страшное, — сердито откликнулся Банерджи. — Монастырь Джоши, основанный более тысячи лет тому назад Шанкарой, почти полностью разрушился; в нем не осталось ни одного санъясина. Храм... ах да, храм... Как только я там оказался, посланец управляющего пришел узнать, какую сумму я собираюсь пожертвовать. Деньги, которые я отдал, очевидно, его удовлетворили, ибо он стал вести себя любезно и сообщил, что из особой милости мне будет дозволено лицезреть вблизи статую Бога. Но тут настал момент, когда божеству преподносят угощение. Только дежурные священники могут оставаться в это время в святилищах. Один из них принес мне прасад [83](часть продуктов, выставленных перед изображением Бога). Эти кушанья из риса с всевозможными приправами были отменного качества.

Подавальщик поставил блюдо на стол рядом со мной и застыл в ожидании.

Эта поза не оставляла никаких сомнений относительно его побуждений: он рассчитывал на вознаграждение. Я дал слуге деньги и, проявив щедрость, заслужил право его расспросить. Таким образом, я узнал, что в главном храме имеется многочисленный штат, к которому относятся и служители храма, посвященного Лакшми[84], расположенного в том же обнесенном стеной месте. Все эти люди питаются продуктами, которые подносятся обоим божествам во время трапез. При этом количество и качество раздаваемой пищи бывает неодинаковым для всех, и по этому поводу в стенах храма не стихают шумные споры.

— А как же паломники? — спросила я. — Разве приходящих туда бедных голодных паломников не кормят?..

Мужчина слегка пожал плечами.

— Да, конечно, — ответил он, если остается достаточно прасада после раздачи пищи служителям храмов и тем из странников, кто заранее обеспечил себе еду путем приношения.

Я был в курсе дела.

В час, когда открывают двери храмов, произошла обычная давка[85]. Паломники теснились, стараясь в числе первых попасть в храм и пробраться к решеткам, отделявшим их от обители божества. Они грубо отталкивали друг друга; некоторые падали, поднимаясь по лестнице к входу, и идущие сзади их топтали... Один из священников провел меня через заднюю дверь, чтобы избежать толчеи. Таким образом я оказался за оградой, преграждавшей доступ в обитель Бога. Паломники толпились и давились у решетки, стараясь увидеть изображение Бадри. Ради того, чтобы узреть его, они проделали этот долгий и трудный путь, вынесли столько лишений и потратили все свои скудные сбережения.

Один из помощников священника провел меня во внутреннюю комнату. Он зажег камфарное масло в маленькой плошке. Я увидел во вспыхнувшем ослепительном свете статую, почти полностью скрытую драпировкой, с множеством драгоценностей на шее. Они стоили, с гордостью сообщил мне брамин, совершавший богослужение, несколько сотен лакхов[86]рупий... Зимой, когда вокруг храма лежат сугробы снега, это сокровище уносится из Бадрината в другой храм, расположенный ниже по склону горы, и хранится там; все священнослужители, включая слуг, тоже спускаются вниз, и древний каменный идол, лишенный золотых украшений и сверкающих драгоценных камней, остается голым, подобно истинному аскету, в своем ледяном доме, освещенном единственной лампой, куда подливают масла, чтобы она пылала до следующей весны...

Банерджи замолчал.

Последовала очень долгая пауза. Затем я отважилась спросить:

— А что было потом?..

— Потом... Ничего, — отвечал Банерджи.

— Вы не захотели отправиться дальше? Вы же были недалеко от Кедарната[87], куда Шанкара приказал отнести себя перед смертью. Разве не там, в Кедарнате, Шива является в виде ледяного лингама[88], который растет каждый месяц с луной до самого полнолуния, а затем уменьшается вместе с ней.

— Для чего? — устало сказал Банерджи.

Мне нечего было добавить. Быть может, Банерджи понял, что все святые места и все боги, которых мы там ищем, находятся внутри нас?

На горе, где возвышается храм Бадри, можно выделить снизу вверх четыре зоны:

Стула — Сукшама — Ати сукшама — Шудха, то есть вещественный, грубый Бадри — Бадри в тонком теле — Бадри без тонкого тела — абсолютно чистый Бадри.

Согласно преданию, эти зоны восходят к Ади-Бадри (первоначальному Бадри); считается, что в незапамятные времена здесь обитали Кришна и Нара-Нараяна.

Я же слышала следующее толкование: эти зоны не отрезки реального пути, ведущего на вершину горы, а духовные этапы на пути ко все более и более чистому Знанию, к незримому, нематериальному Шудхе-Бадри.

Банерджи, брамин, сведущий в учениях своей религии, очевидно, знал эти версии. Мне не пристало их ему повторять.

Удрученный вид индуса навел меня на мысль, что он сожалеет о лелеемой им благой мечте, неоднократно разбивавшейся в ходе его предыдущих странствий и окончательно потерпевшей крах в Бадринате, в святилище его любимого божества, где он столкнулся лишь с неблаговидным поведением грубой толпы.

Какая жалость!

VII

Погоня за миражами на земле небезопасна, но насколько большему риску подвергаются те, кого фантазия побуждает странствовать в мирах, расположенных, как считается, за пределами наших естественных рубежей.

Дело не в том, что даже с обычной научной точки зрения можно всецело отрицать наличие явлений другого порядка, непохожих на те, временные рамки которых обозначены диапазоном наших органов восприятия. Вполне резонно верить в возможность увеличения наших физических и психических способностей, а также реальных способов расширения их диапазона, но прежде всего следует убедить нас в том, что все наши физические и психические исследования происходят в замкнутом пространстве нашей материальной и духовной сущности. Мы никогда не выходим за рамки своего «я». Мысли, ощущения, восприятие обусловлены материальной и духовной субстанцией, из которой мы состоим, и невозможно убежать от себя, а также убежать от окружающего мира, ибо этот мир не вне, а внутри нас.

Это избитые истины, но, наверное, такое маленькое вступление, предваряющее рассказ о попытках бегства из нашего обыденного мира, вполне уместно.

И вот я снова в одном из тех прелестных домов, которые англичане умели когда-то обустраивать в Азии. Такой привычный и благотворный уют британского home [89]оживал в жарком климате, среди пышной природы тропиков. Воины мистической неги нисходили на людей и окружающую атмосферу, и вы с наслаждением ощущали, как погружаетесь в блаженное спокойствие: полуоцепенение, полуэкстаз — то было неизъяснимое чувство.

Однако на заднем плане картины собирались грозные силы, которым вскоре предстояло очистить индийскую землю и отбросить к морю дерзких млечхасов [90], посмевших высадиться на этот берег.

Это справедливо, правильно, но в то же время, наверное, немного жаль...

Подавали чай: high tea[91].

— Это заменит нам сегодня обед, — сказала мне хозяйка, — но я прикажу отнести в вашу комнату поднос с едой, чтобы вы могли поужинать. Мы рано ляжем спать, так как сегодня ночью отправимся в гости с компанией друзей. Учителя будут принимать нас в своем доме.

«Мы», — говорила хозяйка, и это означало: миссис Стэнли и еще две дамы, приехавшие к ней на несколько недель.

Я знала, о чем идет речь.

Настал день, когда, по словам миссис Стэнли, духовный учитель этих дам должен был сопровождать их в астральном теле на Великую Встречу, которую устраивали Наставники где-то в космосе; этот человек был одним из их учеников-посвященных. Избранного ученика звали Ларсеном, я видела его раньше в Англии.

Он был некрасив, с мрачным лицом и глазами кошки, выслеживающей добычу. Отталкивающая внешность отнюдь не помешала ему, как можно было бы подумать, обзавестись довольно многочисленной толпой поклонников из различных стран Европы и Америки. Будучи плодовитым писателем, Ларсен в своих книгах выдавал себя за оккультиста, которому доступны величайшие тайны Вселенной. Способ, благодаря которому автор снискал столь глубокую мудрость, не разглашался; он лишь туманно намекал, что это плод духовного развития на протяжении многочисленных воплощений как в этом мире, так и в других, более высоких мирах. Планеты не представляли для Ларсена загадку; он разбирался в их топографии, флоре, фауне, других особенностях и рассуждал об этом более уверенно, чем наши самые сведущие ученые. Этому человеку приписывали сомнительные нравы. Было ли сие пустой клеветой? Я не рискнула бы высказывать какое-либо мнение по этому поводу. Личная жизнь Ларсена абсолютно меня не волновала. Бросалось в глаза его показное презрение и даже отвращение к женщинам. Тем не менее многие из них восторгались Ларсеном и жаждали его духовной опеки. Эта опека сводилась к раздаче книг и брошюр, в том числе секретных и распределявшихся среди узкого круга избранных; Ларсен выяснял — как правило, заочно, с помощью специальной анкеты, — способны ли неофиты занять достойное место среди донельзя доверчивых овец его стада. Ради просвещения своих подопечных учитель, много разъезжавший по свету, время от времени собирал их в различных странах и устраивал занятия смешанного характера: конференции, лекции и ритуальные действа. Ученики сидели сосредоточенно, со сложенными на восточный манер руками, внимая как откровению словам, которые медленно изрекал оратор.

Чтобы уберечь места собраний от всяческой заразы, принимались особые меры предосторожности: мало того, что исключалось наличие в воздухе зловонных запахов и резких вибраций, так еще и требовалась безупречная оккультная атмосфера, к которой столь чувствительна человеческая аура. Аура, объяснял Ларсен, это невидимая субстанция, окружающая физические тела, увеличивающая их размеры, а также расширяющая область наших ощущений и восприятия.

Разумеется, поучал Ларсен, посвященный знает, как пройти через любую среду, не подцепив заразы... и все же... однако...

Вследствие этих недомолвок, которые Ларсен считал уместными и даже полезными с точки зрения внешнего эффекта, в некоторых случаях принимались вполне реальные меры предосторожности для защиты собственной ауры. Как-то раз на очередном занятии, куда привела меня одна из учениц Ларсена, я увидела странное зрелище.

Это заседание проходило ночью на плоской крыше индийского дома. Собралось человек со­рок: как индусов, так и иностранцев, европейцев и американцев. Поскольку я не входила в число учеников Ларсена, я скромно села в последнем ряду аудитории.

Завсегдатаи собраний ждали в полной тишине, почти не двигаясь. Они ждали... ждали... Это продолжалось очень долго, а затем прозвучал гонг. Легкая дрожь пробежала по телам присутствующих, сидевших на ковре в позе лотоса, и странная процессия медленно двинулась вперед.

Впереди шли парами четверо молодых людей; за ними следовал учитель в окружении еще четырех молодцев,- третья четверка завершала шествие.

На Ларсене была белая сутана, почти такая же, как у римского папы, но почти полностью скрытая под очень широкой белой накидкой из хлопчатобумажной ткани. Этот покров, нечто вроде обычной простыни, накинутый на голову учителя, свешивался вдоль его тела, доставая до бетонного покрытия крыши.

Двенадцать спутников Ларсена — их число соответствовало количеству апостолов Иисуса — также были одеты в белое и закутаны в простыню. Хотя накидка не позволяла разглядеть их наряд, он, очевидно, представлял собой свободное платье, судя по ширине ткани, ниспадавшей на их голые ноги.

Ларсена и его телохранителей почти совсем не было видно, не считая молитвенно сложенных рук и торчащих кончиков носов.

Эта процессия юношей в театральных костюмах представляла собой «оплот чистоты», призванный отгородить их наставника от всяких тлетворных эманации. Простыни играли ту же защитную роль для каждого из молодых людей.

Учитель занял место на небольшом возвышении и начал лекцию, в то время как вокруг него усиленно жгли ладан. В его речах не было ничего оригинального; он излагал бытующие в Индии теории, сдабривая их собственными нелепыми комментариями, и говорил проникновенным тоном, то закрывая глаза, то обращая взор к небу; это выглядело пародией на религиозное исступление. Ученики пребывали в оцепенении. Я воспользовалась их отрешенным состоянием и тихо улизнула.

Именно этот Ларсен и собирался отвести мою хозяйку и ее подруг на встречу Великих Учителей мира. Я знала, что его ученицам было предписано спать, чтобы облегчить отделение астральных тел и обеспечить этим телам, связанным с физическими оболочками тонкой связью, свободу передвижения. Считается крайне важным, чтобы эта связь не оборвалась, так как разрыв вызывает смерть физического тела. О подобных явлениях в Индии рассказывают бесчисленное множество историй.

Астральные путешествия под руководством Ларсена отличались тем, что у совершавших их людей не оставалось никаких воспоминаний: ни о чудесах, которые они якобы видели, ни о вы­дающихся личностях, с которыми они общались. Как ни странно, подопечные Ларсена явно не переживали по этому поводу. Они лишь качали головой с понимающим видом и говорили: «Нашу память запечатывают». Что касается памяти их наставника, она, по-видимому, не страдала от каких-либо ограничений. Напротив, этот плодовитый автор подробно описывал собрания Великих Учителей и то, как там встречали некоторых его учеников. Такого-то молодого человека, любимого духовного сына Ларсена, особенно привечали: он писал, как этот юноша сидел у ног одного из владык, а тот благословлял его, брал за руку и долго держал ее в своих ладонях... Трогательное зрелище... Говорили, что этот избранный тоже прекрасно помнил о своих путешествиях в «параллельном» мире.

Повинуясь учителю или, может быть, поддавшись внушению, парень подтверждал его слова, но однажды, когда ему опостылело духовное рабство, порвал с компанией, слагавшей вокруг него чудесные небылицы, а всем, кто просил его объясниться, отвечал: «Я ничего не знаю о подобных вещах».

Впоследствии подопечный Ларсена с лихвой превзошел своего наставника в роли духовного пастыря, и у него было гораздо больше учеников, чем у вышеуказанного доктора эзотерических наук. Немудрено, ведь молодой человек умом намного превосходил учителя, да и проповедуемая им мудрость опиралась на традиционные учения Индии. Его ученики никогда не слышали откровений о мнимых путешествиях в астральном теле, и он никогда не предлагал им совершать их вместе с ним.

Людям с короткой памятью, начисто забывающим прогулки, совершенные в астральном теле, я могу противопоставить других, кичащихся своей надежной памятью. Подобные люди редко встречаются в Тибете; я лично знала некоторых из них. Их называют делогами.

Делог буквально означает «вернувшийся с того света». Такой человек не умирает, а лишь таинственным образом совершает путешествие, в то время как его тело находится в состоянии каталепсии либо в коме. Это состояние может продолжаться долго. Приводят случаи, когда некоторые оставались в нем больше месяца.

Возвращаясь к нормальной жизни, эти люди — мужчины и женщины — рассказывают о совершенных ими странствиях, описывают пейзажи, которые они видели, и особ, с которыми беседовали. Они также говорят о своих приключениях и приятных либо ужасных ощущениях, которые там испытали.

Как правило, рассказы делогов касаются их воображаемого пребывания в адских или райских сферах. По описаниям людей, с которыми они там встречались, слушатели порой узнают своих родных, друзей и, смотря по обстоятельствам, радуются или огорчаются, узнав, что покойные блаженствуют либо страдают на том свете. В последнем случае любовь к усопшему побуждает родных прибегать к услугам ламы или колдуна бонпо, в зависимости от того, к какой религии они принадлежат, чтобы те совершили обряды, призванные обеспечить несчастному освобождение[92].

Нетрудно понять, что люди, неспособные передвигаться по причинам патологического по­рядка, но чей разум остается активным, могут, осознав свое состояние, ошибиться и счесть себя умершими. В таком случае, под влиянием религиозных верований, им, естественно, будут являться картины ада или рая, куда попадают души покойных.

Такое же замечание распространяется на делогов, которые, вместо прогулок в райские кущи или адские сферы, совершают посмертные странствия, описанные в книге «Бардо Тёдол». Во время подобного путешествия, насыщенного невероятными перипетиями, дух встречает богов и демонов и посещает множество всевозможных мест, прежде чем в конечном счете оказаться перед лицом Судьи мертвых, определяющего характер перевоплощения в зависимости от прежних деяний человека.

Вот еще один похожий, но во многом отличающийся от вышеприведенных пример: делоги якобы посещают всем известные уголки, как правило, места паломничества. Разумеется, в данном случае воспоминание о рассказах других паломников, действительно побывавших в этих уголках, может оказать влияние на спящего человека, но, как ни странно, некоторые делоги говорят о недавних изменениях в рельефе местности либо о новшествах в облике зданий, хотя они никак не могли узнать об этом в своем обычном состоянии.

Бывает также, что делог, словно обычный путешественник, рассказывает о своих случайных встречах, и достоверность его слов подтверждается. Порой делог описывает поступки тех, с кем ему довелось встретиться, и это описание совпадает с реальным поведением данных людей в настоящее время. Иногда люди не видят делога и не ощущают никаких признаков его присутствия, но в других ситуациях делог отчетливо воспринимается; он даже что-то говорит и производит на собеседников настолько реальное впечатление, что те не подозревают, что беседуют с призраком. Однако эти видения, как правило, скоротечны и заканчиваются более или менее странным образом.

Я не могу отрицать подобных встреч на расстоянии, так как не раз сама их наблюдала. В таких случаях люди, находившиеся рядом со мной, узнавали в тех, кто им являлся, своих знакомых, с которыми они состояли в повседневных отношениях, и нисколько не сомневались, что те в самом деле реально присутствовали там, где их видели[93].

Однако эти случаи относятся к области психических феноменов, и я не намерена рассматривать их в данной книге.

Напротив, можно привести другие примеры, явно связанные с шарлатанством.

Пытаясь перещеголять Жюля Верна, очаровавшего нас в юности рассказами о необычайных путешествиях, обманщики представляют нам описания подземных миров, способные заставить умереть от зависти всех спелеологов мира. Один из них обнаружил во Франции в пещерном озере животных, которых до сих пор знали только как ископаемых. Но что значит этот взгляд на первобытную жизнь нашей планеты по сравнению с другим открытием: городом Агартой, современным вариантом древнегреческого Элизиума[94]*, будто бы расположенного под землей Тибета? По правде сказать, «открытие» не ново: автором этой выдумки считается Сент-Ив д'Альвейдр[95]*. Новшество заключается в следующем: мы узнали, что счастливые жители этого подземного города якобы не нуждаются в освещении, ибо естественным образом излучают свет, подобно светлячкам или некоторым глубоководным рыбам. Мы видим, как эти наглые шутники, скрывающиеся за множеством странных имен, выдают себя перед честным народом за выходцев из подземелья и посланцев сообщества сверхлюдей, собирающихся там на совет. Еще более удивительно, что некоторые простаки верят их словам и страстно жаждут, чтобы их допустили на подземные таинства.

Подобное легковерие кажется невообразимым, однако многочисленные письма, которые я получаю, свидетельствуют, что призрачные страны, некогда зачаровывавшие наших предков, до сих пор оказывают на многих наших современников гипнотическое воздействие.

Не похоже, чтобы Маха Шохан, Ом Черензи-Линг Хут Хуми Таши Хутулку из Шигадзе (sic) и другие учителя когда-либо призывали своих учеников отправляться в Агарту, даже в астральном теле, во сне, как это обычно делал Ларсен или подобные ему продавцы воздуха. Отговорки, к которым они прибегают, чтобы избежать нареканий, донельзя просты. «Бы еще не готовы духовно получить доступ в эту сферу», — говорит учитель. Обоснованность такого заявления подтверждается многочисленными историями. В одной из них, опубликованной уже очень давно — возможно, более полувека тому назад в одном теософском издании, случайно попавшемся мне на глаза, — описываются злоключения человека, отправившегося в Сикким на поиски «учителей». В своем рассказе путешественник постоянно твердил об опасностях, подстерегавших его в краю разбойников. Однако этому человеку не пришлось долго плутать: вскоре он повстречал двух мужчин, в которых немедленно распознал «учителей», и те ему сказали: «Не ходи дальше, это бесполезно. Возвращайся туда, откуда пришел: ты еще не готов здесь остаться». Это было произнесено весьма решительным тоном, и незадачливый искатель вернулся домой.

Мы можем считать эту историю досужим вымыслом или бредом, но вот еще один вполне реальный пример.

Я жила на северной границе Сиккима на вершине горы, крутые склоны которой спускались к тибетскому плоскогорью, расположенному в округе Кхампа Дзонг. Менее чем в километре от моего примитивного обиталища в пещере, грубо оборудованной под жилище, ютился пустынник.

Я пригласила к себе двух дам, увлекающихся эзотерическими науками и «тайнами тибетских учений», предупредив, что могу быть их переводчицей у ламы-отшельника, сведущего в мистических теориях секты «Широкого Пути».

Дамы отказались. Посоветовавшись с руководителями тайного общества, в котором обе состояли, они заявили, что «еще не готовы» вступать в контакт с Тибетом и приобщаться к его тайнам и что им следует отказаться от мысли приближаться к Стране Снегов, так как эта поездка была бы безрезультатной.

Быть может, наставники опасались, что, если их подопечные получат непосредственные знания о Тибете и его учениях, то обнаружат пробелы и неточности в том эзотерическом образовании, которое преподается в их обществе.

Однако встречаются и более отважные любители фантастических путешествий.

Около двух лет тому назад я получила несколько писем от голландок, разыскивавших сведения о некоем крепостном замке, расположенном в Гималаях. Я знала, что недавно был опубликован роман в форме дневника, якобы написанного в Гималаях. Его интрига, изобилующая невероятными приключениями, была сосредоточена вокруг вымышленного замка, не имевшего ничего общего ни с подлинной архитектурой фортификационных сооружений, ни с историей. Я ответила своим читательницам, что это сказка, автор которой, по всей видимости, никогда не бывал в описанных им краях, так как географические, этнографические и другие подробности, которые он приводил, — сущая выдумка.

Я полагала, что этого объяснения окажется достаточно, и уже позабыла об этом замке феи Морганы[96]*, как вдруг мне доложили о визите некоего господина со скандинавской фамилией: мужчины лет тридцати с серьезным видом и хорошими манерами.

Он сослался на одну из голландских дам, которые мне писали. Мой ответ не удовлетворил этого человека; возможно, он подумал, будто я решила утаить то, что мне известно о гималайском замке, или кому-то поклялась держать сведения о нем в тайне. Посетитель надеялся убедить меня ничего от него не скрывать.

Короче говоря, речь шла о замке, куда допускают лишь небольшую группу избранных. Эти люди встречались там с Иисусом и Буддой. По их словам, обе этих выдающиеся личности находятся в самых превосходных отношениях и обмениваются сердечными рукопожатиями.

Некий «посвященный учитель» время от времени посещал замок, переносясь туда почти мгновенно с помощью волшебства из мест, расположенных в тысячах километров от Гималаев; он появлялся там неожиданно, и «никто не видел, как он приезжал».

«Не следует считать посетителей замка собранием "бесплотных созданий" или людей, представленных одним лишь астральным телом[97], — заявил мой собеседник. — Все они, включая Иисуса и Будду, ведут себя как простые смертные: сидят за столом, накрытым великолепной скатертью, и едят из золотой или серебряной посуды. Им подают множество изысканных яств, полученных необычным, волшебным образом: редкие фрукты дальних краев, овощи, не растущие в окрестностях замка, тропические цветы подвергаются процессу распада вещества, из которого они состоят, после чего расщепленные атомы посылаются по воздуху в замок. Там благодаря закону притяжения атомы воссоединяются и вновь становятся фруктами, овощами, цветами или какими-либо предметами, коими они являлись первоначально». Скандинавский джентльмен изложил эти подробности тоном, свидетельствовавшим об его искренней убежденности.

«Как мне попасть в этот замок? — вопрошал мой гость. — Вы полагаете, что меня там примут? Я решил отправиться в Индию, а оттуда добраться до Гималаев. Вы, наверное, слышали об этом замке, когда были в тех краях. Не могли бы наметить мне маршрут?»

Мой собеседник говорил естественно и уверенно, словно просил указать ему дорогу, ведущую из Парижа в Марсель; он безоговорочно верил в реальность замка и сокрытых в нем чудес.

Однако одно обстоятельство вызывало у него сомнения: прибегал ли учитель-посвященный, время от времени появлявшийся среди гостей замка, «переносясь туда почти мгновенно с помощью волшебства» из отдаленных мест, к тому же способу, который служил для транспортировки фруктов и других яств на столы в банкетном зале? Разлагал ли он элементы, из которых состоит его личность, чтобы затем, после перемещения через пространства, собрать своего двойника, свое астральное тело? Кем был на самом деле этот человек, которого видели на пирах в замке, тот, что вытирал рот и руки тонкими узорчатыми салфетками, беседовал с другими гостями, говорил с Иисусом и Буддой? Являлся ли он фантомом, материальная сущность которого пребывала далеко оттуда? Совершало ли реальное тело в этом отдаленном уголке те же действия, что и его двойник в замке? Либо, напротив, учитель оставлял где-то свое фантомное изображение[98], действующее характерным для реальных людей образом, а подлинным человеком из плоти и крови был тот, кого видели в замке? Не так ли обстояло дело и с Иисусом и Буддой, столь давно покинувшими наш мир?

Эти мучительные вопросы не давали скандинавскому подданному покоя. Он интересовался, что я думаю по этому поводу.

Разумеется, я ничего не думала, но понимала, что бесполезно пытаться отговорить человека, вбившего себе это в голову, от бессмысленного путешествия, которое он собирался предпринять.

Сколь бы странными ни казались порой намерения мятежных душ, терзаемых жаждой сверхъестественных приключений, у этих душ никогда не было недостатка в поводырях, готовых вести их в призрачные края по дорогам, окутанным туманом.

Шри Ананда Сарасвати был одним из них. Этот красавец-мужчина, брамин с матовой кожей лица и черными властными, как подобает проводнику душ, глазами, употреблял взвешенные, осторожные, уклончивые слова и говорил приглушенным, как бы отягощенным бременем известных ему тайн голосом, давая понять, что его учение уникально. Он утверждал, что принципы проповедуемой им доктрины основаны на фактах, относящихся не просто к древним или даже доисторическим временам, но и к гораздо более отдаленному прошлому, когда первичная материя только начинала выделяться, упорядочиваться и превращать жидкие и эфирные вещества, из которых она состояла, в твердые элементы...

Надо было слышать эти откровения из уст Ананды Сарасвати... Он был красноречив и говорил просто, на чистейшем оксфордском английском языке, которому не причинили никакого вреда две поездки в Соединенные Штаты. Что же говорить о том, как звучали длинные цитаты на санскрите, которые учитель вставлял в свои речи?.. Большинство присутствующих не понимали этот божественный язык, но волнующие созвучия, которыми оратор услаждал их слух, оказывали на них чарующее воздействие: они внимали ему жадно и с упоением.

Один недоверчивый шутник сказал мне однажды об индусе: «Этот человек похож на заклинателей змей, выступающих на городских площадях: только вместо того, чтобы играть на флейте, он талдычит свои небылицы. Я жду, что его слушатели, того и гляди, начнут ритмично покачивать головой, подобно кобре, извлеченной из корзины». В этом резком замечании была доля истины.

Сокровенная суть учения величественного Ананды, в которую он якобы посвящал лишь избранных учеников, способных, по его мнению, усвоить эту мудрость, заключалась в том, чтобы уменьшить, ослабить материальную часть нашей личности, дабы она стала более восприимчивой к воздействию эфирного двойника, стремящегося освободиться из плена. По словам Ананды, он тоже оказался в плену из-за привязанности к грубым чувствам, которые человек в состоянии испытывать лишь с помощью тела из плотного вещества.

Каким же образом можно «уменьшить» себя? Посредством голода. Глядя на довольно пышные формы красавца-богатыря Шри Ананды Сарасвати, трудно было поверить, что он усердно практикует воздержание от пищи.