Следующей ступенью, или шагом, оказываются соответствующие омонимичные существительные — забор, переборка, которые, в свою очередь, могут порождать омонимичные прилагательные.

Вся совокупность омонимических отношений этого рода, следова­тельно, возводится к одному основному глаголу, не имеющему омонимии в исходной форме [122].

В отличие, от только что описанного случая, выделяется ряд, или цепочка, или система омонимических отношений, восходящих к таким основным глаголам, которые являются омонимами уже сами по себе, т. е. к таким, как ходить I, II, бродить I, П, болтать I, II, бить I, II, III и т.д.

Хотя здесь отношения между производными развиваются в общем по той же модели, т.е, образуется прежде всего большое количество омонимичных приставочных глаголов, затем существительные и прила­гательные, структурно-семантический характер системы в целом ока­зывается совершенно другим [123].

Третий интересный тип отношений представляют собой те пары и ряды, которые восходят к двум неомонимичным гла­голам, таким как купать/купить, валять/валить, сыпать/спать и др. [124]

Понятно, что сосредоточиваясь на одном каком-то аспекте струк­турно-семантических отношений, мы не должны забывать, что реально мы всегда имеем дело с целым комплексом сложнейших переплетений разных параметров, таких, как, например, разная членимость, индиви­дуальное своеобразие внутренней структуры, семантический распад и др. Поэтому исчерпывающее разъяснение особенностей той или иной конкретной пары (или ряда) омонимических отношений возможно толь­ко в виде отдельных словарных статен, к которым и отсылается чи­татель.

Приведенные материалы достаточно убедительно говорят о необ­ходимости дифференцированного подхода к данной многообразной и сложной лексической области. Необходимо добавить, что трудности, с которыми до сих пор встречаются здесь исследователи, могут быть преодолены только при условии, если реальное положение дел будет вполне принято во внимание. Иными словами, исследование не сможет продвинуться, если методологической основой описания будет оставаться ригористическая (и, добавим, метафизическая) дихотомия: «омоним — не омоним». Как неоднократно отмечалось в литературе в связи с исследованием различных «ярусов» языка[125], изучение естест­венных человеческих языков (в отличие от искусственных — ин­формационно-логических, машинных и т. п.) не может быть эффектив­ным, если не будет найдено способа описывать и классифицировать яв­ления, характеризующиеся сложными переплетениями элементарных признаков. В нашем случае такими признаками (в терминах исследова­тельского процесса «шагами», «вопросами» и т. п.) являются следующие (не считая более общего критерия выраженности — невыраженности омонимии, ср. выше стр. 6, 7): 1) идентичны ли сравниваемые единицы с точки зрения разных сфер употребления — общий язык — специальнтерминология; 2) синхронизировано или нет данное соотношение; 3) установлена ли их принадлежность к одной и той же территориальной разновидности языка (поскольку проблема интердиалектной омонимии представляет совсем особый вопрос); 4) имеется ли явное различие в сти­листических (метасемиотических) коннотациях сопоставляемых единиц. Приведем примеры.

Разные сферы употребления: парить I (парить овощи, парить кого-н. в бане) и спец,—парить П (оставлять под паром); перебрать I (крупу) и спец.—перебрать II (строчку, статью), травить I (мышей), травить II (зверя) и спец.—травить III (узоры, клише), спец.—тра­вить IV (якорь, цепь).

Не синхронизированное, т. е. не одновременное отношение: рядить I (во что-н.) и устар.— рядить II (работников), шпиц I (церкви) устар. и шпиц II (собака), печатать I (ставить печать) устар. и печатать II (на машинке), полагать I (все силы) устар. и полагать II (полагаю, что приеду) и мн. др.