ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Слово «канон» происходит от греческого «kanon», означающего «трость», «жезл» или «аршин», что в переносном смысле значит «стандарт» или «мерило»

Слово «канон» происходит от греческого «kanon», означающего «трость», «жезл» или «аршин», что в переносном смысле значит «стандарт» или «мерило», поскольку этими предметами пользовались для измерения. В грамматике это слово означало список правил; в хронологии — таблицу дат; а в литературе — список трудов, принадлежащих данному автору. Таким образом, «канон Платона» означает ряд трактатов, которые считаются подлинно принадлежащими ему.

Литературные каноны весьма важны, потому что только подлинные труды автора могут открывать его мысли, а включение спорных трудов в этот список исказило бы и неправильно представило бы те принципы, которых он придерживался. Подобным образом, если канон Нового Завета нельзя установить с какой-то степенью точности, будет страдать его авторитетность, и тогда не может быть твердого мерила веры и жизни.

В отличие от принципа, который используется в большинстве литературных случаев, канон Нового Завета не может определяться только авторством. Его книги написали девять разных людей, и нельзя объяснить, почему были выбраны именно эти девять. Почему, к примеру, Филипп, в отличие от Матфея, не получил вдохновения написать Евангелие? Критерий, по которому все эти писания стали каноническими, кроется во всяком случае не в вопросе единообразия человеческого авторства. Тем не менее, если было бы возможно показать, что та или иная книга Нового Завета приписана не тому автору, ее право быть в каноне подверглось бы сомнению.

Канон не может быть установлен исключительно на основании принятия книг Церковью. Некоторые книги принимались повсеместно и охотно, другие — нерешительно принимались одними церквями и вовсе не принимались другими, третьи — вовсе не упоминались до достаточно поздних времен или возможность их включения в канон резко оспаривалась. На решения, исходящие от церквей или древних авторов, могли влиять местные предубеждения или индивидуальные вкусы. Часть учителей церкви, некоторые поместные церкви принимали книгу, а другие учителя или поместные церкви ее отвергали; но нельзя считать, что принимающие решение были настолько неразборчивы, что готовы были принять все, что им придется по вкусу, независимо от истинной ценности того или иного текста. Критика древних богословов была столь же далека от непогрешимости, как и современная критика. Но, с другой стороны, необходимо помнить, что у них был доступ к записям и преданиям, которых теперь больше нет, и нельзя отбрасывать их свидетельство только потому, что оно не относится к XX веку. Церковные представления о каноне внутренне непротиворечивы, хотя они и не являются решающими сами по себе.

Если вышеприведенных критериев недостаточно, то что же достаточно? Истинным критерием каноничности является богодухновенность. «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим 3:16,17). Иными словами, Писание это то, что было дано посредством Божьего откровения, а что не по божественному откровению — не Писание, если под словом «писание» понимать записанное, зафиксированное авторитетное Божье Слово.

Если этот критерий принять за окончательный, тогда нужно ответить на следующий вопрос: «Как проявляется богодухновенность?» Не все книги Нового Завета начинаются словами, что они написаны по вдохновению от Бога. Некоторые из них имеют дело с весьма обыденными вещами, другие содержат исторические, литературные или богословские вопросы, которые разрешаются только с большим трудом. Можно ли ко всеобщему удовлетворению продемонстрировать богодухновенность?

На этот вопрос можно ответить трояко. Во-первых, богодухновенность этих документов можно показать, опираясь на их внутреннее содержание. Во-вторых, их богодухновенность может подтверждаться тем нравственным воздействием, который они оказывают. И, наконец, историческое свидетельство христианской церкви показывает, что эти книги ценились как богодухновенные (хотя то или иное решение церкви не является причиной их каноничности или богодухновенности).

Что же касается их внутреннего содержания, то у всех книг Нового Завета в центре находится личность Иисуса Христа и Его служение. Евангелия носят биографический характер. Деяния описывают историческое влияние Его личности. Послания заняты богословскими и практическими вопросами, которые проистекают из факта взаимодействия с Ним, Апокалипсис предсказывает Его влияние на будущее. Не стоит принимать во внимание возражение, что подобным образом могла увековечить себя в литературе любая историческая знаменитость древних времен. Нигде, кроме Нового Завета, не сказано, что личность Иисуса Христа была важна для правителей и духовных учителей Его времени. Нет никаких видимых и естественных причин, которые способствовали бы сохранению писаний о Нем. Новый Завет признает, что слово о Христе «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор 1:23). В глазах Своих современников Он значил не больше, чем еще один уничтоженный правительством претендент на то, чтобы считаться Мессией. Если книги о нем продолжали существовать и становиться все более влиятельными, в них должно было быть что-то, что вызывало подобный эффект.

Слово о личности Христа — уникально. Культы, образованные вокруг отдельной личности, были хорошо известны в I веке, но они вращались либо вокруг мифических личностей, либо не были долговечны, если складывались вокруг личностей исторических. Весть о Христе занимает центральное место в книгах, называемых каноническими. Апокрифические Евангелия и Деяния были больше заняты чудесами, чем учением, а апокрифические послания — просто мозаика картинок, взятых из признанных канонических книг. Между каноническими и неканоническими книгами есть заметная разница в точности повествования, глубине учения и сосредоточенности на личности Христа.

В этическом и духовном своем влиянии канонические книги весьма отличны от остальных. Всякая литература может передавать человеческую мысль, некоторые книги могут оказывать на нее глубокое влияние, но книги Нового Завета преображают ее. Их сила служит хорошим доказательством богодухновенности. Хотя эта проверка может казаться чисто субъективной, потому что в ее основе лежит человеческая реакция на письменное слово, тем не менее, она действенна. Новозаветные Писания не только полезное чтение, но они обладают могучей силой.

Их нравственный эффект проявляется в их силе внутри христианской церкви. Нельзя, конечно, сказать, что каждый член первохристианской церкви носил с собой карманное издание Библии, которое и изучал с большим усердием, но можно доказать, что руководители общин хорошо ее знали и пользовались ею. Где бы это слово ни проповедовалось и ни принималось, церковь росла и приносила с собой моральное очищение общества. Не все исповедующие христианство в I веке были морально безупречны, да и сама церковь не всегда была свободна от зла. Но несмотря на эти факты, между моральными нормами язычества и моральными нормами новозаветной церкви лежала бездонная пропасть. Любовь, чистота, кротость, правдивость и многие другие добродетели, которых почти не было в язычестве, ожили и расцвели. Как бы плохо христиане ни следовали тем идеалам, которыми обладали, они отличались от окружающих их язычников, ведь они обладали силой новозаветной истины.

Испытание божественного слова и нравственной силы этих книг нельзя назвать убедительным, если они применены только одним человеком, да еще в какой-то ограниченной сфере. Это несомненно вызовет возражение, что сила воздействия канонических книг — всего лишь случайность, результат случайного совпадения времени и характера человека. Когда же внутреннее свидетельство самих книг и внешнее свидетельство тех людей, кто знал эти книги и жил в соответствии с их учением, совпадают, подтверждая, что это действительно Слово Божье, тогда критерий каноничности становится более прочным.