Где твои плоды? 20 страница

Теперь проблема будет заключаться в том, сможешь ли ты накопить достаточно энергии, потому что маги не смогут больше давать ее тебе. - Зулейка нарочито высоко подняла брови и добавила. - Посмотрим. Я постараюсь напомнить это тебе, когда мы окажемся в одном сновидении. - Заметив тревогу на моем лице, она рассмеялась с детской непосредственностью.

- Как мы попадаем к друг другу в сновидение? - поинтересовалась я, глядя в ее удивительные глаза. Они были темные и сияющие, с льющимися из зрачков потоками света.

Вместо ответа Зулейка подбросила в огонь несколько веток. Угли вспыхнули, рассыпались, и свет стал ярче. Мгновенье она стояла неподвижно, уставясь в огонь, словно вбирая в себя его свет. Потом резко повернулась и, мельком взглянув на меня, присела, обхватив ноги сильными мускулистыми руками. Глядя в темноту и прислушиваясь к треску огня, она покачивалась из стороны в сторону.

- Как мы попадаем к друг другу в сновидение? - повторила я.

Зулейка перестала раскачиваться. Она покачала головой, подняла глаза, вздрогнув, как будто очнулась.

- Сейчас я не могу тебе этого объяснить, - заявила она. - Сновидение непостижимо. Нужно это прочувствовать, а не обсуждать. Как и в повседневной жизни: прежде чем что-то объяснять и анализировать, нужно это испытать. - Она говорила медленно и осторожно, подчеркивая, как это важно. - К тому же, иногда объяснения преждевременны. Сейчас как раз такой случай.

Настанет время, когда тебе все это будет ясно, - пообещала Зулейка, увидев мое разочарование.

Быстрым легким движением она поднялась на ноги и продолжала смотреть в огонь, ее глаза как будто насыщались огнем. Ее тень от огня на стене и потолке рамады выросла до огромных размеров. Едва кивнув, она повернулась и, плавно взмахнув своей длинной юбкой, исчезла внутри дома.

Мои ноги словно вросли в землю, и я не могла шевельнуться. Я едва дышала, а стук ее сандалий все удалялся. - Не оставляй меня здесь! - завопила я в панике. - Мне нужно кое-что узнать.

Зулейка мгновенно появилась в дверях. - Что тебе нужно узнать? - спросила она отчужденным, почти рассеянным тоном.

- Прости, - пролепетала я, глядя в ее сияющие глаза и изучая ее, почти загипнотизированная. - Я не хотела кричать, но испугалась, что ты ушла в одну из комнат, - извиняющимся тоном добавила я и посмотрела на нее умоляюще, в надежде, что она мне хоть что-нибудь объяснит.

Она не ответила и снова спросила, что мне нужно узнать.

- Поговоришь со мной, когда снова встретимся? - выпалила я первое, что пришло мне в голову, опасаясь, что она уйдет, если я замолчу.

- Когда мы снова встретимся, это будет не тот мир, каким он был раньше. Кто знает, что мы там будем делать?

Я настаивала: - Но совсем недавно ты сама сказала, что ты мой учитель сновидения. Не оставляй меня в темноте. Объясни. Я больше не могу выносить это мученье. Я разбита.

- Да, ты, конечно, разбита, - признала она небрежно - Но только потому, что ты не позволяешь себе идти старым путем. Ты хорошая сновидящая. Мозги сомнамбулы имеют внушительный потенциал. То есть... если воспитаешь характер.

Я едва расслышала, что она сказала. Я пыталась собраться с мыслями, но не могла. Образы событий, вспоминаемых смутно, последовательно пронеслись в моей голове с невероятной скоростью. Их порядок и природа не повиновались моей воле. Эти образы превращались в ощущения, которые, несмотря на свою точность, не могли быть определены ни словами, ни мыслями.

На лице Зулейки появилась широкая улыбка: она, очевидно, знала, что я испытываю.

- Из-за этого мы все помогали нагвалю Мариано Аурелиано втолкнуть тебя во второе внимание, - произнесла она медленно и спокойно. - В нем мы находим плавность и непрерывность, как и в повседневной жизни. В обоих случаях практическая сторона преобладает. Мы действуем плодотворно и там, и здесь. Но единственное, чего мы не можем сделать во втором внимании, - так это разложить то, что мы испытываем, на составные части, чтобы разобраться в этом, чувствовать себя безопасно, понимать это.

Пока она говорила, я думала про себя: - Теряет время, рассказывая мне все это. Она что, не понимает, что я слишком глупа для ее разъяснений? - Но она продолжала говорить, широко улыбаясь, вероятно, сознавая, что для меня признание своей глупости, означает то, что я каким-то образом изменилась; иначе я никогда не признала бы такую точку зрения, даже для себя лично.

- Во втором внимании, - продолжала она, - или, как я предпочитаю называть его, - в сновидении-наяву - нужно верить, что сновидение - это такая же реальность, как повседневный мир. Другими словами, нужно признавать это безоговорочно. Для магов устремления в этом мире или в другом управляются безупречными законами, а за этими безупречными законами лежит молчаливое признание. И молчаливое признание не является принятием. Молчаливое признание включает в себя некий активный элемент: оно включает в себя действие. - Ее голос звучал очень мягко, а когда она остановилась, в глазах был какой-то лихорадочный блеск. - В тот момент, когда начинаешь cнoвuдemь-нaяву, открывается мир увлекательных неизведанных возможностей. Мир, в котором самые смелые представления становятся реальностью. В котором ждешь неожиданного. Это время, когда начинается настоящее приключение человека. Мир становится миром неограниченных возможностей и чудес.

Зулейка долго молчала; казалось, она раздумывает, что бы еще сказать. - С помощью нагваля Мариано Аурелиано ты видела однажды даже сияние сурэма, - начала она, и ее тихий задумчивый голос стал еще тише. - Магические создания, которые существуют лишь в индейских легендах. Сурэм - это существа, которых маги могут видеть только во время сновидения-наяву на самом глубоком уровне. Это существа из другого мира; они светятся, как фосфоресцирующие земные существа.

Она пожелала мне спокойной ночи, повернулась и исчезла в доме. Секунду я стояла онемев, потом стремительно бросилась за ней. Едва достигнув порога, я услышала за спиной голос Флоринды:

- Не догоняй ee!

Присутствие Флоринды оказалось настолько неожиданным, что мне пришлось прислониться к стене и подождать, пока сердце не станет биться нормально. - Составь мне компанию, - сказала Флоринда. Она сидела на скамейке, подбрасывая ветки в огонь. Неуловимый свет в ее глазах, призрачная белизна ее волос скорее вспоминались, чем виделись. Я растянулась на скамейке рядом с ней и, как будто это было чем-то совершенно естественным, положила голову ей на колени.

- Никогда не догоняй Зулейку или кого-либо из нас в подобных случаях, - сказала Флоринда, расчесывая мои волосы пальцами. - Как ты знаешь теперь, Зулейка не та, кем кажется. Она всегда больше, нечто большее. Никогда не пытайся определить ее, потому что когда ты думаешь, что все возможности исчерпаны, она поставит тебя в тупик, оказавшись еще больше, чем ты могла представить себе в самых необузданных фантазиях.

- Я знаю, - вздохнула я удовлетворенно. Я почувствовала, как уходит напряжение. Я чувствовала, как оно покидает мое тело. - Зулейка - это некий сурэм с гор Бакатете, - сказала я в абсолютной уверенности. - Я всегда знала об этих созданиях. - Видя удивление на лице Флоринды, я продолжала отважно. - Зулейка - не земное существо. Она - создание. Она сама - магия.

- Нет, - категорически возразила мне Флоринда. - Зулейка - земное существо. А вот Эсперанса нет. - Улыбнувшись мне, она добавила: - Это должно быть достойной загадкой для тебя.

- Кажется, я поняла, - пробормотала я,--ноя такая невосприимчивая и не могу сформулировать, что я поняла.

- У тебя хорошо получается, - тихо усмехнулась она. - Будучи такой невосприимчивой, какой ты бываешь обычно, тебе нужно подождать, пока ты действительно, на самом деле, на 100 процентов проснешься, чтобы понять. Весь фокус в том, чтобы остаться в повышенном осознании. Когда мы в повышенном осознании, нет ничего невозможного для понимания. - Чувствуя, что я готова прервать ее, она закрыла мне рот рукой и добавила: - Не думай сейчас об этом. Всегда помни, что ты обладаешь силой воздействия, даже в состоянии повышенного осознания, а твое мышление несовершенно.

Я услышала, что кто-то движется в тени за кустами. - Кто там? - спросила я, привстав. Я оглянулась, но никого не увидела. Женский смех эхом отозвался во дворе. - Ты их не видишь, - сонно сказала Флоринда. - А почему они от меня прячутся?

Флоринда улыбнулась: - Они не прячутся от тебя. Просто ты не можешь видеть их без помощи нагваля Мариано Аурелиано.

Я не знала, что ответить на это. На каком-то уровне это было абсолютно понятно, но я покачала головой.

- Ты можешь помочь мне увидеть их?

Флоринда кивнула. - Но твои глаза устали; они устали от того, что слишком много видят. Тебе нужно поспать.

Я специально широко открыла глаза, боясь пропустить того, кто выйдет из кустов в момент, когда ослабнет мое внимание. Я пристально глядела на листья и тени, уже не отличая их друг от друга, пока не заснула крепко, без сновидений.

Глава 18

Смотритель дремал на своей любимой скамейке в тени сапотового дерева. Это было все, что он делал последние два дня. Он больше не подметал дворики и не сгребал листья, а просто сидел часами на скамейке, подремывая или глядя вдаль, как будто у него было тайное знание о чем-то, что мог видеть лишь он один.

В доме все изменилось. Я бесконечно задавалась вопросом, не напрасно ли приехала сюда, и чувствовала себя как обычно виновато и настороженно. Единственное, что я делала - это непрерывно спала. А когда просыпалась, то, бесцельно слоняясь по дому, с беспокойством осознавала, что ничто не осталось прежним. Казалось, что-то очень важное для меня исчезло из дома.

Протяжные и громкие вздохи смотрителя вторглись в мои мысли. Не в состоянии сдерживать тревогу дольше, я оттолкнула книгу в сторону, поднялась на ноги и преодолела короткое расстояние между нами.

- Почему ты сегодня не собираешь и не сжигаешь листья? - спросила я.

Вздрогнув, он поднял голову, но не ответил. На нем были очки, сквозь темные стекла которых я не могла видеть выражения его глаз. Я не знала, остаться, или уйти, или дождаться ответа. Боясь, что он может уснуть снова, я спросила громко и нетерпеливо:

- Есть ли какая-нибудь особая причина того, что ты больше не собираешь и не сжигаешь листья?

Он отделался от моего вопроса своим собственным:

- А ты видела, чтобы хоть один лист упал за последние два дня?

Когда он приподнял очки, его глаза, казалось, просверлили меня насквозь.

- Нет, - сказала я.

Серьезность тона и манера поведения скорее, чем его заявление, которое я нашла нелепым, заставили меня удержаться от ответа.

Кивком головы он предложил мне сесть рядом с ним на скамейку и, пододвинувшись вплотную, прошептал мне на ухо:

- Эти деревья точно знают, когда позволять листьям опадать.

Он осмотрел все вокруг себя, как будто боялся, что нас могут подслушать, а затем добавил таким же доверительным шепотом:

- А сейчас деревья знают, что их листьям не нужно падать.

- Листья увядают и падают независимо от чего бы то ни было, - важно произнесла я. - Это закон природы.

- Эти деревья крайне капризны, - упорно настаивал он. - У них есть собственный разум. Они не подвластны законам природы.

- Что же заставляет деревья не сбрасывать листья? - спросила я, пытаясь сохранить серьезное выражение.

- Хороший вопрос, - размышлял он, задумчиво потирая подбородок. - Боюсь, что я еще не знаю ответа. Деревья не сказали мне. - Он глупо улыбнулся и добавил: - Я уже говорил тебе, что это не обыкновенные деревья.

Прежде чем я успела возразить, он спросил:

- Ты уже приготовила себе завтрак?

Я чрезвычайно удивилась такой внезапной смене предмета разговора.

- Да, - согласилась я, потом запнулась на минуту. Мной овладело почти дерзкое настроение. - Вообще-то я не так уж и забочусь о пище. Мне нравится есть одно и то же и утром, и вечером. Я жила бы на шоколаде и орехах, если бы от этого не появлялись прыщи.

Забыв об осторожности, я по своему обыкновению начала жаловаться. Я сказала смотрителю, что очень хотела бы поговорить с женщинами. - Для меня чрезвычайно важно, чтобы они объяснили, что со мной происходит. Тревога - вот все, что занимает меня в последнее время. - Я почувствовала себя более спокойно после того, как сказала все, что хотела. - Правда, что они ушли навсегда? - спросила я.

- Да, навсегда, - ответил смотритель. И увидев недоумение, написанное на моей физиономии, добавил: - Но ведь ты знала об этом, правда? Ты уже разговаривала со мной, не так ли?

Прежде чем я могла оправиться от шока, он спросил меня искренним, но приводящим в замешательство тоном, - Почему же это так шокировало тебя? - Он на минуту остановился, как бы давая мне время подумать, потом сам ответил на свой вопрос. - О, я знаю! Ты бесишься, потому что они взяли с собой Исидоро Балтасара. - Он похлопывал меня по спине, как бы подчеркивая каждое слово. По его глазам было видно, что ему все равно, как я отреагирую: яростью или слезами.

Знание, что встречи не будет, дало мне непостижимое чувство самообладания.

- Я не знала этого, - пробормотала я. - Клянусь, я на самом деле ничего не знала. - Я смотрела на него в немом отчаянии и ощущала, как кровь отливает от моего лица. Колени болели. В груди было так тяжело, что я едва могла дышать. В полуобморочном состоянии я обеими руками ухватилась за скамейку.

Голос смотрителя был слышен как очень далекий звук. - Никто не знает, вернется ли он. Даже я. - Наклонившись ко мне, он добавил, - Мое личное мнение: он ушел с ними на время, но он вернется; если не прямо сейчас, то через несколько дней. Это мое мнение.

Я поискала его глаза, - проверить, не смеется ли он надо мной. Его неунывающее лицо излучало искренность и доброжелательность. Глаза были по-детски бесхитростны.

- Но когда он вернется, он уже больше не будет Исидоро Балтасаром, - предупредил меня смотритель. - Тот Исидоро Балтасар, которого ты знала, я думаю, уже ушел. И как ты думаешь, что во всем этом самое грустное? - Он остановился, а потом сам ответил на свой вопрос. - Ты приняла его как дар и даже не поблагодарила за все его внимание, помощь и любовь к тебе. Наша самая большая трагедия в том, что мы шуты, не замечающие ничего, кроме нашего шутовства.

Я была слишком опустошена, чтобы произнести хоть слово.

Внезапно смотритель поднялся на ноги. Не говоря ни слова, как будто его очень стесняло мое общество, он пошел вдоль тропинки, ведущей к другому дому.

- Не оставляй меня здесь совсем одну, - закричала я ему вслед.

Он повернулся, посмотрел на меня, а потом рассмеялся. Это был громкий, радостный смех, эхо от которого разносилось вокруг по кустам чапарраля. Он еще раз посмотрел на меня, а потом исчез, как будто кусты чапарраля поглотили его.

Будучи не в состоянии следовать за ним, я все еще ждала, что он вернется или внезапно появится передо мной, испугав до полусмерти. Я все еще оставалась в напряжении, которое ощущалось скорее телом, чем умом.

Как это всегда случалось, я не слышала, когда подошла Эсперанса, но ощутила ее присутствие. Я обернулась и обнаружила, что она сидит на скамейке под сапотовым деревом. Я пришла в восторг уже только от того, что вижу ее.

- Я думала, что никогда больше тебя не увижу, - вздохнула я. - Я почти смирилась с этим, думая, что ты тоже ушла.

- Бог милостив! - произнесла она в странном оцепенении.

- Ты действительно Зулейка? - воскликнула я.

- Не совсем, - возразила она. - Я Эсперанса. Чем ты занимаешься? Валяешь дурака, разрешая вопросы, на которые никто не в состоянии ответить?

Никогда в жизни я не была так близка к нервному расстройству, как в этот момент. Я чувствовала, что разум не в состоянии перенести обрушившееся на него давление и могла просто не выдержать боли и смятения.

- Соберись, девочка, - строго сказала Эсперанса. - Худшее еще не пришло. Но мы больше не можем оберегать тебя. Сейчас ты близка к помешательству, но маги не могут остановить это давление. Сегодня ты сама приняла вызов и либо будешь жить, либо умрешь. В данном случае я говорю не метафорически.

Я едва могла говорить из-за слез.

- Я никогда не увижу Исидоро Балтасара? - спросила я.

- Я не буду врать, чтобы пощадить твои чувства. Нет, он никогда не возвратится. Исидоро Балтасар - только мгновение в магии. Сон, который ушел после того, как был увиден. Исидоро Балтасар, как сон, уже ушел.

Легкая, почти задумчивая улыбка тронула ее губы. - Чего я еще не знаю, - продолжала она, - так это ушел ли тот человек, новый нагваль, навсегда. Ты понимаешь, конечно, что даже если он вернется, то он уже не будет Исидоро Балтасаром. Он будет чем-то таким, чего ты не встречала до сих пор.

- Он будет неизвестен мне? - спросила я, не осознавая до конца, хочу ли я это знать.

- Не знаю, дитя мое, - сказала она неопределенно и безразлично. - Просто не знаю. Я сама в сновидении. То же и с новым нагвалем. Сновидящие, такие как мы, непостоянны, и именно эта непостоянность позволяет нам существовать. С нами ничего не происходит, кроме сновидений.

Ослепленная слезами, я просто не видела ее.

- Чтобы облегчить боль, проникни глубже в себя, - тихо сказала она. - Сядь, подожми колени, охвати лодыжки скрещенными руками, правую лодыжку - левой рукой. Положи голову на колени и дай печали уйти.

Дай земле смягчить твою боль. Позволь целебным силам земли войти в тебя.

Я села на землю так, как советовала Эсперанса. Спустя мгновение моя печаль исчезла. Глубокое телесное ощущение комфорта сменило муку. Я утратила ощущение себя в каком-либо ином контексте, чем здесь и теперь. При отсутствии субъективной памяти у меня не было и боли.

Эсперанса указала мне место на скамейке рядом с собой. Как только я села, она взяла мою руку в свои и некоторое время терла ее, слегка массируя, а потом сказала, что у меня слишком мясистая рука, для такой костлявой девицы. Потом она повернула мою руку ладонью вверх и внимательно ее рассматривала. Не сказав ни слова, она бережно сложила мою руку в кулак.

Мы долго сидели молча. Было далеко за полдень; стояла тишина, которую нарушал лишь шелест листвы, колеблемой бризом.

Я подняла взгляд на Эсперансу, и внезапно совершенно сверхъестественная уверенность осенила меня: я знала, что мы уже говорили подробно и о моем приезде в дом ведьм и об уходе магов.

- Что со мной, Эсперанса? - спросила я. - Я сновижу?

- Ну... - начала она медленно. В ее глазах засиял огонек, как будто она предлагала мне проверить, в сновидений ли я. - Сядь на землю и проверь.

Я так и сделала. Единственное, что я чувствовала, - это прохладу камня, на котором сидела. Никакое ощущение не было послано мне в ответ. - Я не сновижу, - заявила я. - Но почему тогда я чувствую, что мы уже обо всем говорили? - Я внимательно посмотрела на нее, надеясь найти ответ в выражении ее лица. - Я вижу тебя в первый раз со дня моего приезда, но чувствую, что мы бывали вместе каждый день, - пробормотала я больше для себя, а не для того, чтобы меня услышали. - Уже прошло семь дней.

- Значительно больше. Но тебе нужно решить эту задачу самостоятельно с минимальной помощью, - сказала Эсперанса.

Я кивнула, соглашаясь. Было так много всего, о чем хотелось спросить, но я знала, что говорить бесполезно. Не имея понятия, каким образом, но я знала, что все мои вопросы уже предусмотрены. Меня переполняли ответы.

Эсперанса задумчиво смотрела на меня, как будто сомневаясь в моем понимании. Потом очень медленно, внимательно произнося слова, она сказала:

- Я хочу, чтобы ты знала, что состояние осознания, которое ты здесь получаешь, только временное, каким бы глубоким и постоянным оно тебе ни казалось. Ты очень скоро вернешься к своим пустякам. Это наша женская судьба, и это особенно трудно.

- Я думаю ты не права, - запротестовала я. - Ты совсем не знаешь меня.

- Именно потому, что я знаю тебя, я все это говорю. - Она остановилась на минуту, и когда заговорила снова, ее голос был строгим и серьезным. - Женщина очень скрытна. Запомни: воспитанная, чтобы вечно быть слугой, она чрезвычайно изворотлива и умна. - Бурный, звонкий хохот Эсперансы предупредил любое желание протестовать.

- Лучшее, что ты можешь сделать, - это не говорить ничего, - заявила она. Взяв меня за руку, она помогла мне подняться и предложила пойти в маленький дом для очень длинного и важного разговора.

Мы не вошли вовнутрь, а сели на скамейке перед главным входом. Молча мы просидели около часа. Потом Эсперанса повернулась ко мне; казалось, она совсем не видела меня. Мне даже стало интересно: может быть, она забыла, что я пришла с ней и сижу рядом. Не осознавая моего присутствия, она встала и отошла на пару шагов от меня, внимательно посмотрела на другой дом, скрытый деревьями. Прошло еще некоторое время, прежде чем она произнесла:

- Я ухожу далеко.

У меня появилось странное болезненное ощущение в желудке, но я так и не смогла понять его причины: был ли это страх, надежда или волнение. Я знала, что она имеет в виду расстояние не в смысле миль, а говорит о других мирах.

- Меня не заботит, как далеко мы пойдем, - сказала я. Это были просто слова, далекие от того, что я чувствовала на самом деле. Я отчаянно желала знать, но не отваживалась спросить, что случится в конце нашего путешествия.

Эсперанса раскрыла руки так широко, как будто хотела обнять садящееся солнце. На западе небо было огненно-красным; далекие горы - темно-пурпурными. Легкий бриз прочесывал деревья; листья мелькали и шуршали.

Час молчания истек, но все оставалось на своих местах. Наступление сумерек сделало неподвижным все вокруг нас. Звуки и движения прекратились. Очертания кустов, деревьев и холмов вокруг выделялись так четко, что казались выгравированными на небе.

Когда тени уже сползли на нас и охватили потемневшее небо, я пододвинулась ближе к Эсперансе. Вид замершего за деревьями дома с его огнями, мелькающими, как светляки в темноте, разбудил какие-то очень глубокие чувства внутри меня. В тот момент они не соответствовали ни одному из возможных ощущений, но были похожи на смутную грусть, ностальгическую память, теряющуюся в детстве.

Должно быть, меня полностью поглотили грезы; внезапно я обнаружила, что иду рядом с Эсперансой. Усталость и прежняя тревога полностью исчезли. Переполненная огромным количеством энергии, я шла в каком-то экстазе, молчаливо счастливая, а ноги не просто по моему желанию, но сами двигались вперед.

Дорога, по которой мы шли, внезапно оборвалась. Земля поднялась и деревья вытянулись над нами. То тут, то там были разбросаны гигантские валуны. Откуда-то издалека доносился звук текущей воды, похожий на тихое успокаивающее пение. Почувствовав внезапную усталость, я оперлась на один из валунов. Мне захотелось, чтобы наше путешествие тут и закончилось.

- Мы еще не достигли цели! - крикнула Эсперанса. Она уже прошла полпути вверх по скалам и двигалась с проворством горной козы. Она не ждала меня и даже не оборачивалась назад, чтобы посмотреть, иду ли я за ней. Короткий отдых отнял у меня последние силы. Судорожно глотая воздух, я быстро прошла по камням и стала карабкаться вверх.

На половине подъема тропа продолжалась среди огромных каменных глыб. Сухие и ломкие растения приятно похрустывали на темной в свете раннего вечера тропе. Воздух тоже изменился; он стал влажным и дышать было легко. Эсперанса безошибочно двигалась по узкому проходу, наполненному тенями, шелестом и безмолвием. Она узнавала каждый таинственный ночной звук и могла определить каждый из этих криков, зовов и свистов.

Путь закончился у нескольких ступеней, вырубленных в скале. Ступени вели на холм, где было разбросано множество камней.

- Возьми один, - предложила она, - и положи в карман.

Истертые, как гладкие булыжники мостовой, камни вначале казались совершенно одинаковыми. Но внимательно рассмотрев, я заметила, что все они разные. Некоторые из них были такими гладкими и сияющими, что казались отполированными на станке.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти один, который бы мне понравился больше других. Это был тяжелый камень, который легко ложился в мою ладонь. Он отсвечивал коричневым, пересеченным множеством полупрозрачных молочных жил, и имел клинообразную форму.

Я уронила камень, испуганная непонятным шумом.

- Кто-то идет за нами, - прошептала я.

- За нами никто не идет! - объявила Эсперанса. В ее взгляде было что-то среднее между удовольствием и скептицизмом. Видя, что я отскочила назад и спряталась за деревом, она тихо засмеялась и сказала, что вероятно это был настоящий лягушачий прыжок.

Я хотела было сказать ей, что лягушки не прыгают в темноте, но не была уверена, что это так. Меня удивило, что я не сказала это сразу же и с абсолютной уверенностью, что соответствовало моей привычке. - Со мной что-то не так, Эсперанса, - сказала я с тревогой в голосе. - Я - это не я.

- С тобой все в порядке, моя дорогая, - рассеянно заверила она. - На самом деле именно сейчас ты больше являешься собой, чем когда-либо.

- Я так странно себя чувствую... - мой голос иссяк. Я начала видеть картины всего, что случилось со мной с того самого времени, когда я приехала в дом ведьм.

- Очень трудно учить такой неконкретной вещи как сновидение, - сказала Эсперанса. - Особенно женщин. Мы слишком скромны и умны. Кроме того, мы были рабами всю нашу жизнь; мы знаем, как точно манипулировать окружающим миром, когда не хотим нарушить что-нибудь из того, что мы с таким трудом приобрели: нашу независимость.

- Ты считаешь, что у мужчин по-другому?

- Нет, так же, но они более открыты. Женщина сражается тайком. Ее любимый метод борьбы - маневр раба: казаться безумной. Она слушает, не уделяя внимания, она смотрит, не видя. - Она добавила, что инструктировать женщин - достижение, заслуживающее награды.

- Нам нравится открытость твоей борьбы, - продолжала она. - Это настоящая надежда для тебя. Больше всего мы опасаемся со всем согласных женщин, которые не думают о будущем и выполняют все, о чем их попросят, а потом возвращаются и обвиняют тебя, как только устанут или им станет скучно от всей этой новизны.

- Мне кажется, я начинаю понимать, - задумчиво и неуверенно проговорила я.

- Конечно ты начала понимать! - ее утверждение было настолько комически торжественным, что я начала смеяться. - Ты даже начала понимать, что такое намерение.

- Ты считаешь, что я начинаю становиться магом? - спросила я. Все мое тело дрожало, как будто я старалась подавить приступ хохота.

- С самого дня приезда ты все время то входила в состояние сновидения, то выходила из него, - объясняла Эсперанса. - Поэтому ты так часто засыпала. - На ее улыбающемся лице не было не то что издевательства, но даже следов снисходительности.

Некоторое время мы шли молча, а потом она объяснила, что различие мага и обычного человека в том, что первый может входить в состояние повышенного осознания по желанию. Она часто слегка дергала меня за руку, будто подчеркивая каждое слово своего утверждения, а потом доверительным тоном добавила: - Ты постоянно сновидишь потому, что мы создали что-то вроде защитного кокона вокруг тебя с первой ночи, когда ты приехала, чтобы помочь тебе привести в порядок свою энергию.

Потом она призналась, что с момента, когда они впервые встретили меня, они дали мне прозвище Фосфорите, маленький огонек. - Ты сгораешь слишком быстро и бесполезно. - Она жестом попросила меня сохранять покой и добавила, что я совсем не знала тогда, как сфокусировать свою энергию. - Основным следствием этого было то, что ты постоянно поддерживала образ себя. - Она снова знаком попросила меня помолчать и сказала, что то, о чем мы думаем как об индивидуальности, на самом деле только идея. Она заявила, что весь объем нашей энергии расходуется в зависимости от этой идеи.

Эсперанса слегка подняла брови и на ее лице появилось выражение некоторой торжественности. - Достичь состояния отрешенности, когда личность - только идея, которую можно изменить по желанию, это действительно магическое действие, самое трудное из всех, - сказала она. - Когда идея личности отступает, у магов появляется энергия, чтобы нацелиться на намерение и стать большим, чем то, что мы считаем нормальным человеком.

Женщины, оттого что у них есть матка, во время сна могут фокусировать свое внимание на чем-либо за пределами их снов с большой легкостью, - говорила она. - Именно это ты и делала, даже ничего об этом не зная. Объект, на котором фокусируется внимание, становится мостом, соединяющим тебя с намерением.

- Какой же объект я использовала? - спросила я.

У нее в глазах промелькнула внезапная вспышка раздражения. Затем она сказала, что обычно это было окно, или свет, или даже кровать. - Ты так хорошо это делаешь, что предмет становится твоей второй сущностью, - заверила она меня. - Поэтому у тебя часто бывают ночные кошмары. Обо всем этом мы говорили с тобой, когда ты была глубоко в состоянии повышенного осознания, и тогда ты поняла, что как только перестанешь фокусировать внимание на предметах перед тем как уснуть - тебе перестанут сниться дурные сны.

- Так это ты исцелила меня? - спросила я.

Конечно же, моей самой первой реакцией было возразить ей. Однако спустя мгновение я уже не могла с ней не согласиться. После встречи с ними в Соноре я совершенно освободилась от ночных кошмаров.