Задание 3.1. Объяснить 5 страница

Совет 9-й: «Занимайтесь техникой речи». Эти занятия предполагают комплекс упражнений на постановку дыхания, раз­витие ясного и четкого произношения, темпа речи, интонации, «по­летного» голоса. Занятия техникой речи в некотором смысле напо­минают спортивную тренировку — если вести их энергично, серь­езно проделывать упражнения на отработку звуков, скороговорок

которые лишь кажутся «несерьезными», постепенно вырабаты­ваются навыки правильного дыхания, интонирования, голосове­дения, ритма, темпа, паузации, совершенствуется тембр речи.

Конечно, при этом необходимо ясно понимать, что риторика — это не «красивоговорение». И одной техники речи недостаточно, чтобы стать удачным ритором. Но согласитесь, что грустно на­блюдать молодых людей, умеющих мыслить и имеющих слова, однако не способных выразить свои намерения в звуках, жестах, мимике, тембре голоса, интонации, голосоведении.

Как показывает опыт работы и в школьной, и во взрослой аудитории, развитие речевых способностей следует вести в трех направлениях сразу: необходимо, чтобы совершенствовалась соб­ственная изобретательность в создаваемых речах, предлагались образцы речей, тренировался речевой аппарат в технических уп­ражнениях.

Таким образом, мы записали девять советов, руководствуясь которыми можно организовывать риторическое обучение:

1. Ищите и формируйте уместный образ ритора.

2. Учитесь практически в реальной речевой борьбе.

3. Анализируйте критически свою и чужую речь.

4. Найдите образец и у него учитесь.

5. Изучите законы и правила риторики.

6. Знакомьтесь с творчеством писателей и ораторов разных эпох и стилей.

7. Упражняйтесь и практикуйтесь в написании и произнесении разных текстов.

8. Читайте и декламируйте образцовые тексты.

9. Занимайтесь техникой речи.

Конечно, эти советы далеко не исчерпывают возможные пути риторического воспитания. Скажем более: реальная речевая дей­ствительность постоянно будет ставить новые вопросы, но вос­питание и образование ритора продолжаются всю жизнь. И ри­тор не просто совершенствует свои речевые навыки — ритори­ческая учеба развивает всю духовную сферу человека и через языковое совершенство преобразует окружающий мир.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Какие из способов обучения риторике представляются вам наиболее эффективными и полезными?

2. В каких формах велось обучение риторике в античности? Находят ли эти формы отражение в современном обучении?

3. Как происходит обучение риторике (речевое воспитание) вне учебников риторики (по примеру Древней Руси)?

4. Как, на ваш взгляд, происходит обучение риторике (речи) в современном обществе? Что в этом опыте положительного и что является негативным?

5. Каким образом, на ваш взгляд, оратор добивается авторитет­ности и убедительности своих суждений?

6. Обычное желание учащихся — учиться «практически». Какую роль выполняет в риторическом обучении знание теории ри­торики?

7. Кто для вас является образцом речевого поведения (образ­цом ритора)? Напишите и расскажите речевой портрет этого человека, выделив его нравственные, профессиональные и речевые качества.

8. Какие недостатки в речи наших современников кажутся вам наиболее зримыми и видите ли вы возможность их исправле­ния?

9. Оцените качества вашей риторической эрудиции через: а) со­став прочитанной вами литературы (риторической, профес­сиональной, художественной); б) наиболее авторитетных, це­нимых, «любимых» вами авторов.

10. Какие темы ораторских речей были бы для вас наиболее ак­туальными? Сформулируйте несколько из них.

11. В чем, на ваш взгляд, польза занятий техникой речи? Какие опасности подстерегают в этих занятиях?

12. Согласны ли вы с классическими советами, которые даны М.В. Ломоносовым, Н.Ф. Кошанским, А.Ф. Мерзляковым? Насколько эти советы «современны» и актуальны для нашей речевой действительности? Можно ли сказать, что культур^­

ная традиция требует ориентации на них и в чем эта традиция должна быть продолжена?

13. Насколько вы согласны с утверждением Квинтилиана: «глав­ное — выбрать для ребенка хорошего воспитателя»? Или вос­питание — скорее самостоятельный процесс?

14. Какие природные дарования (или какие способности) вы на­звали бы главными для хорошей речи? Почему?

15. Вы согласны с классическим выражением: «поэтами рожда­ются — ораторами становятся»?

Глава III

ИЗ ИСТОРИИ РУССКИХ СЛОВЕСНЫХ НАУК

§ 1. Термин «язык» в Словаре Академии Российской

Данная глава показывает опыт нормирования русской речи, организации филологических речевых дисциплин в русской тра­диции для того, чтобы осмыслить современные проблемы рус­ского языка и русской речи. Анализ частной деятельности рус­ских ученых-филологов XVIII—XIX веков позволяет выявить образцы культурно-творческой деятельности прошлого для по­нимания настоящего и грядущего, ибо всякое рождение нового стиля (а именно таким поиском занято современное российское общество) предполагает прежде всего учет культурных прецеден­тов.

Создание Словаря Академии Российской предстает сегодня как образец оптимальной реформы языка, эффективных преоб­разований, предпринятых в отношении русского слова и имев­ших глубокое и разностороннее влияние на деятельность после­дующих поколений филологов, писателей, ученых. Научные по­зиции создателей Словаря основываются на замечательном понимании роли и значения языка для народной жизни. Один из первых историков Академии Российской А. Красовский, оцени­вая действия императрицы Екатерины Великой, пишет о том, что «славная своим царствованием самодержица... признавала оте­чественное слово его (народа. — А.В.) необходимым условием, ближайшим и вернейшим орудием распространения нужных и благодетельных для россиян познаний» [Красовский 1848: 14]. Язык рассматривается как условие существования народа, а оте­чественное слово ставится в центр внимания общества и ученого сословия, будучи инструментом познания и источником обще­ственного благоденствия.

К участию в создании Словаря были привлечены лучшие на­учные и писательские силы России. Во главе Академии стояла княгиня Екатерина Романовна Дашкова, которая своей энерги­ей, любовью к России и русской науке объединила всех, кто был готов служить на пользу русскому слову.

Составление Словаря основывалось на определенном взгля­де на язык, который «ныне употребляется». Основная филоло­гическая терминология, лежащая в основании Словаря и кажу­щаяся сегодня прозрачной по смыслу, на самом деле вовсе не столь ясна вследствие поздних смысловых напластований. Тер­мины язык, слово, речь, тем более словесные науки и их состав, значительно отличаются от современных толкований, имея, кро­ме того, ярко выраженный национальный характер.

В Записке Е.Р. Дашковой относительно плана деятельности Российской Академии намечены: «сочинение Грамматики, Рос­сийского Словаря, Риторики и правил Стихотворения». Если «главнейший долг», как сказано в Предисловии, «сочинение сло­варя», то три другие цели как раз и составляют «словесные на­уки»: грамматику, риторику и стихотворение (последнее слово надо прочитывать этимологически: наука о «творении» или пра­вилах сочинения стихов). Словарь, конечно, не входил в словес­ные науки, но являлся основой для описания языка и выявления его качеств, которые будут неоднократно проговорены в различ­ных контекстах: «обилия, красоты, важности и силы» [Словарь 1789: Предисловие: V].

Прежде описания словесных наук необходимо обратиться к толкованию самого понятия язык, каким оно представлено в Сло­варе Академии Российской. Ведь «полное собрание слов и речей», которым требуется определить «точное знаменование», необхо­димо для того, чтобы показать вышеперечисленные свойства язы­ка и позволить «пользоваться оными» так, чтобы они могли «по­служить примером» [VI].

Конечно, в определениях Словарем слова язык невозможно искать современного значения «системы языка» или чего-либо подобного. Слово язык, кроме первого значения «совершенно мясистая, во рте у животного лежащая и от других отделенная часть», имеет второе терминологическое значение: «наречие, сло­ва и образ речи, употребительные каким-либо народом» (VI, 1037). В словах этого гнезда отмечаются положительные и отрица­тельные возможности в употреблении «языка»: «языковредие - зло­речие во вред себе и другим; благоязычие — красноречие; злоязы­чие — злословие, злоречие; косноязычие — гугнивость, заикливость; медленноязычный — то же, что косноязычный» (там же).

Несомненно то, что основные перечисленные качества («свой­ства») языка — обилие, красота, важность, сила и, конечно, чис­тота (словесные науки касаются прежде всего «до свойств и чи­стоты языка») — восходили к известной характеристике, данной российскому языку М.В. Ломоносовым. М.В. Ломоносов видел в российском языке «великолепие (здесь «красоту») испанского, живость французского, крепость (аналог «силы») немецкого, неж­ность италиянского, сверх того, богатство и сильную в изобра­жении краткость греческого и латинского языков». Эти качества будут неоднократно проговариваться в Предисловии к Словарю, например, богатство языка осмысляется как «обилие» текстов, написанных на этом языке: «рассеянное обилие нашего языка во множестве книг как древних, так и новейших писателей было главною доселе причиною трудности в прямом нашего языка употреблении» [VI]. «Обилие» означает прежде всего богатство текстов и смыслов, выражаемых в них, но само это обилие долж­но требовать познания точного смысла и «употребления языка».

Свойства и употребление языка проясняются через называ­ние самого языка. Обратим внимание на то, что он назван «Сла- венороссийским»: «Большею частию наш язык состоит из Славенского, или, яснее сказать, основу свою на нем имеет; хотя, впро­чем, великое множество содержит слов собственно Русских» [VI]. Название и свойства языка ведут к использованию его в текстах и оценке смыслов: «Славенский язык от времен просвещения сла­вян словом евангельския истины, совсем иной получил вид и об­разование. Ибо греки, принесшие к славянским племенам хрис­тианский закон, тщилися о распространении книг священных и церковных на язык Славенский; они явили неподражаемых твор­цов во всех родах красноречия, они витийствовали и в творениях церковных. Великие из них Христианския церкви учители воз­вышали древнее свое красноречие богословскими учениями и парением усердного к Богу пения. От преложения оных на Сла­венский язык, приобрел сей обилие, важность, силу и краткость в изображении мыслей, удобность к сложению слов и другие кра­соты языка греческого» [VI].

Кроме вновь обыгрываемой ломоносовской цитаты со свой­ствами языка ясно видятся словесные источники языка и приме­ров, которые войдут в Словарь. В основном это и будет «красно­речие Священного Писания» (так назовет свою книгу в будущем академик А.С. Шишков), «Евангельских истин», творений цер­ковных и «усердного к Богу пения» [VII].

Каков же здесь язык Российский? Российский язык имеет «незыблемым основанием язык Славенский» (VIII), но именно Российский язык «более изменился и изменяется», потому что в него вводят новые речения «науки, художества, ремесла, рукоде­лия, торговля, промыслы, обновленное военное и гражданское состояние» [VIII]. Органическое единство двух языков, выражен­ное в едином слове «славенороссийский», заставляет Академию «вникать в тот и другой язык с возможною точностию». И вновь сказано о свойствах, зависящих от этого единства двух языков: «от соединения их зависит обилие, важность, сила и красота язы­ка ныне употребительного» [VIII].

«Ныне употребительными» источниками Словаря названы «все известные (1) книги церковные, и (2) лучшие светские сочи­нения, (3) летописи разные, (4) законодательства как древние, так и новейшие, (5) записки путешественников, (6) речения в науках, художествах, ремеслах и проч. употребительные» [VIII—IX].

§ 2. Объяснение понятия «словесные науки»

Само понятие «словесные науки», видимо, первым ввел М.В. Ломоносов в названии к «Краткому руководству к красно­речию» (1747), сочиненному, как сказано в названии, «в пользу любящих словесные науки» [Ломоносов 1952: 89].

До М.В. Ломоносова терминологическое сочетание «словес­ные науки» не встречается, хотя небезынтересен не только состав «наук», но и история слова «наука». Первое русское сочинение, обобщающее состав наук вообще и филологических в частности — «Сказание о седми свободных мудростех» — написано в период после Смутного времени до 1620 года и включает тривиум фило­логических «мудростей»: грамматику, диалектику и риторику. Основным именованием науки здесь служит слово «мудрость», но уже «первая мудрость Грамматика» называет себя в самопредставлении (по образцу представления Мудрости из Притчей Со­ломоновых) «честной наукой» [Николай Спафарий 1978: 141]. В расширенной переделке «Сказания» Николаем Спафарием ос­новное слово для обозначения науки уже другое — «художество», и само сочинение называется «Сказание о девяти мусах и о сед­ми свободных художествах» (1672). О риторике же сказано: «Ри­торика есть художество, яже учит слово украшати и увещевати» [Николай Спафарий 1978: 31].

Очевидно, что речь идет о «свободных науках» (ars liberalis), но нигде эти науки не называются «словесными». В отношении самого понятия наука происходит борьба слов мудрость, худо­жество, учение, наука. Ср. у Мелетия Смотрицкого: «Что есть грамматика? Есть известное художество благоглаголати и писати учащее» [Смотрицкий 1974: л. 4].

В первой русской «Риторике» 1620 г. как раз отсутствуют два первых слова, но неизвестный автор-переводчик постоянно пользуется и в переводе и в собственных добавлениях словом «наука»: «сию же науку сладкогласием или краснословием нарицает, понеже красовито и удобно глаголати и писати научает…паки же латинстии мудрецы риторику сию науку нарекли... Та же наука от Димоньтена, сииречь хитроречиваго, и от Маркуса Талиуша Кикерона... И того ради сию науку никто от философ не преминовал...» [Аннушкин 1999: 21].

Как показали исследования риторических источников твор­чества М.В. Ломоносова, основатель русской науки знал именно первую «Риторику» 1620 года, а из риторик петровского време­ни — прежде всего «Риторику» Михаила Усачева, к тексту кото­рого восходят основные определения риторики и способов при­обретения красноречия М.В. Ломоносова. Именно у Усачева «ри­торика есть наука добре, красно и о всяких вещех прилично глаголати» — ср. у других авторов: «риторика есть художество добре глаголати» (Стефан Яворский); «хитрость добре глагола­ти» (старообрядческая «Риторика в 5 беседах») [Аннушкин 2002: 81, ЮЗ, 129].

Состав словесных наук до М.В. Ломоносова в сущности не определен — в него могут входить и грамматика, и риторика, и логика, и пиитика (стихотворство). Кроме того, существует бога­тая синонимика в назывании этих наук, свидетельствующая о борьбе за утверждение своего смысла, — ср. многочисленные си­нонимы термина риторика: ветийство (через «ять»), элоквенция, красноречие, доброречие, благоглаголание и мн. др.

Словесные науки в Академии Российской представлены как в самом Словаре, так и названы в ряде сопутствующих текстов. В Словаре они определены как «науки, касающиеся до свойства и чистоты языка какого, в коих заключаются грамматика, ветий­ство и стихотворство» (V, 536). Те же науки изображены и опи­саны на серебрянном жетоне-«дарике», который раздавался каж­дому члену Академии по окончании еженедельного заседания: «...На обороте жетона изображен также в круге, земной шар; на нем представлены: Неусыпность в трудах и бдящая под оными мудрость Афины греков, или Минервы в виде ночной птицы; в середине шара — Грамматика, открывающая разумение языка и общих познаний, под видом ключа; с одной стороны шара — Ви­тийство под знаком Меркуриева жезла, с другой — Стихотвор­ство в изображении Аполлоновой лиры. Сии три Словесные Науки, составляющие главные предметы занятий Академии, име­ют целью и основанием своим просвещение ума, изображенное книгою, положенною под шаром на заветном четырехугольном ковчеге, с начертанием дня основания Академии: Октября 21, 1783 г.» [Красовский 1848: 23—24].

Каждое из обсуждаемых понятий заслуживает своего внима­тельного рассмотрения в контекстах наиболее авторитетных суж­дений, высказанных как виднейшими филологами-словесника- ми XVIII века, так и зафиксированными в Словаре Академии Российской. Если очевидно, что словесные науки — это науки филологические, то следует отметить, что слово филология вооб­ще не встречается у М.В. Ломоносова, но оригинально обсужда­ется у В.К. Тредиаковского. После того как академиком Милле­ром была критикована рукопись «Краткого руководства к рито­рике» М.В. Ломоносова 1744 года с рекомендацией написать такое же руководство по-латыни, 12 августа 1745 года в Петербург­ской академии наук В.К. Тредиаковским было произнесено «Сло­во о витийстве». В.К. Тредиаковский не только выполнил реко­мендацию Миллера о толковании риторики как на латинском, так и на российском языке, но и дал истолкование филологии: «...полу­денного солнца яснее, что вся вообще филология... самою вещию есть токмо что элоквенция» [Циг. по кн.: Аннушкин 2002: 171].

У В.К. Тредиаковского, создающего свое «Слово о витийстве» в параллельном переводе, основное слово — элоквенция-. «Элок­венция общества управляет, умножает, утверждает». «Царица Элоквенция» повсюду сияет и объединяет все науки и знания, ибо все они «токмо чрез элоквенцию говорят». Слово «витийство» встречается у В.К. Тредиаковского скорее лишь как синоним сло­ву элоквенция, служа средством синонимического разнообразия текста: «Толь изобильно вещами, или, лучше, неистощаемо есть витийство, что куда зрение мое ни обращу, везде оное токмо цар­ствующее вижу. Да представятся в мысль самые человеческие общества, которых человеческому роду нет ничего полезнее, ка­кой крепче другой союз найдется обществ, кроме той же самой элоквенции?»

Именно к этому времени относится утверждение в русской науке и литературном языке слова красноречие. До В.К. Тредиа­ковского и М.В. Ломоносова оно употребляется достаточно редко - гораздо чаще встречаются краснословие и красноглаголание (по нашим данным, впервые слово красноречие, критически ос­мысленное, встречается у протопопа Аввакума в начале «Жития»: «не обык речь красити, понеже не словес красных Бог слушает... того ради и я не брегу о красноречии»). Если у В.К. Тредиаков­ского может встретиться лишь «премудрость красноречия», то именно М.В. Ломоносов дает этому слову ясное терминологичес­кое значение, вводя его в состав филологического знания.

Настойчивое размышление М.В. Ломоносова над сущностью новой терминологии словесных наук проявилось уже в названи­ях курсов: 1744 г. — «Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия» (выделяем термины. — А.В.): 1747 г. — «Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего крас­норечия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любя­щих словесные науки» [Ломоносов 1952: 19, 89].

Выше на с. 14 при анализе определений риторики показано, что именно как М.В. Ломоносов ясно отделил риторику как на­уку, учение, правила от красноречия, понимаемого как искусст­во, совокупность текстов оратории и поэзии — аналог будущей словесности. Разберемся же в том, какие науки основатель рус­ской филологии причисляет к «словесным». Им, как известно, были описаны две «науки»: «Российская грамматика» и ритори­ка в «Кратком руководстве к красноречию». Входила ли логика, по мысли М.В. Ломоносова, в словесные науки — вопрос, самим М.В. Ломоносовым не проясненный. Терминология логики час­тично входит в риторику, например, приступая к «правилам о изобретении доводов», он считает должным «истолковать части и сложение оных из логики» [Ломоносов 1952: 154]. Хотя логика и отсутствует в наследии Ломоносова (при частом обращении к ней в риторике), она безусловно входит в словесные науки, о чем говорит частое обращение к ней в «Кратком руководстве к крас­норечию». На протяжении последующей истории риторики весь вопрос будет в том, в каких частях и размерах «логические осно­вания мышления и речи» проникают в риторику.

Более точного выяснения требует и вопрос о месте «поэзии» (еще не поэтики!) или «стихотворства» в ломоносовской класси­фикации. Предлагая проект Московского университета, М.В. Ло­моносов просит о должностях двух профессоров: оратории и по­эзии. Граф И.И. Шувалов оставляет должность одного — профес­сора красноречия (элоквенции). Именно эту должность и будут отправлять в дальнейшем Н.Н. Поповский и А.А. Барсов, а сама кафедра будет называться кафедрой красноречия.

Уточним же терминологию ломоносовских «словесных наук». Термин «красноречие» имел отношение к трем запланированным книгам и соответственно «наукам»: Риторике («учению о крас­норечии вообще»), Оратории (учению о прозе) и Поэзии (уче­нию о стихотворстве). Красноречие в самом общем смысле, если такое сравнение корректно, составит в будущем науку и искусст­во словесности (вот почему «труды в словесных науках», как вер­но замечено в Приложении к ПСС, т. 7, включают также литера­турную практику [Ломоносов 1952: 890]); риторика — «учение о красноречии вообще» — будет соответствовать общей риторике (где будут рассмотрены «правила» и для прозы, и для поэзии — ср. ломоносовские стихотворные примеры в руководстве); ора­тория — составит в будущем раздел частной риторики как уче­ния о разных видах прозы; поэзия — будет соответствовать по­этике.

М.В. Ломоносов осуществил лишь первую часть своего замыс­ла — он создал Риторику, но Оратория и Поэзия остались нена­писанными. Очевидно, что замысел написать Ораторию как уче­ние о прозе осуществил Амвросий Серебренников, член Россий­ской Академии, который опубликовал «Краткое руководство к Оратории Российской» в 1778 году. В нем автор прямо ссылает­ся на Ломоносова как на своего предшественника, и это, кстати, был первый учебник на русском языке, написанный после М.В. Ломоносова.

М.В. Ломоносов первым в русской науке ясно определил раз­личие прозы и поэзии, которое в будущем станет основанием для различения частной риторики и поэтики (впрочем, не исключено, что сами термины «общая», «частная», «прикладная» имелись еще в латинских руководствах Киевской Духовной академии). Ломоносовский критерий деления «слова» на прозу и поэзию - внешнее ритмическое строение текста: «проза есть слово, кото­рого части не имеют точно определенной меры и порядка скла­дов, ни согласия, в произношении точно назначенного, но все ре­чения располагаются в нем таким порядком, какого обыкновен­ный чистый разговор требует. Поэма состоит из частей, известною мерою определенных и при этом имеет точный порядок складов по их ударению или произношению». Впоследствии русская ри­торика и теория словесности предложат дополнительные осно­вания для отделения прозы от поэзии: проза относится к миру действительности, поэзия — к миру вымышленному, существую­щему в фантазии художника слова.

М.В. Ломоносов называет и виды словесности, которые в обо­гащенном составе войдут в частные риторики и поэтики XIX века: «первым образом (т.е. «прозою». — А.В.) сочиняются проповеди, истории, учебные книги, другим (т.е. «поэмою». — А.В.) состав­ляются имны, оды, комедии, сатиры и других родов стихи» [Ло­моносов 1952: 96—97].

§ 3. Словесные науки в Словаре Академии Российской

Рассмотрим последовательно словесные науки, о которых го­ворится в Словаре Академии Российской. При этом будем иметь в виду, что каждая эпоха создает несколько свой состав смыслов. Так, положительные оценки первого исследователя Словаря А. Красовского, адресуемые просветительской деятельности им­ператрицы Екатерины, создаются в филологической терминоло­гии его времени. Например, он пишет о «ее любви к нашей Сло­весности», «ее пример одушевлял к трудам любителей Отече­ственного слова», «к пользе Отечественной словесности... возвышено Церковное красноречие языком Платона, Леванды, Георгия (Кониского), Анастасия (Братановского) и других ви­тий» [Красовский 1848: 16]. Далее А. Красовский перечисляет виды отечественного слова, заканчивая «изящной словесностью» [Красовский 1848: 17]. Термин «словесность» является основным в филологической науке 40-х годов XIX века, однако он полнос­тью отсутствует в текстах, которые создают и Е.Р. Дашкова и ее коллеги, приступая к написанию Словаря Академии Российской. Иначе говоря, как раз слова словесность ни Екатерина Великая, ни княгиня Е.Р. Дашкова не употребляли.

И все-таки именно «словесность» находит толкование в Сло­варе Академии Российской в гнезде «слово»: — «1) Знание, касаю­щееся до словесных наук. Силен в словесности; 2) Способность говорить, выражать» (CAP, V, 536). Обратим внимание на то, что здесь это еще не «наука», а только «знание» или «способность». Но смеем предположить, что именно эти определения Словаря создали предпосылки для рождения и утверждения «словеснос­ти» как термина русской науки. Появление этого слова в Акаде­мическом Словаре имело важнейшее значение для последующе­го осмысления и употребления термина «словесность» множе­ством авторов первой половины XIX века.

Создателем и утвердителем «словесности» стал, скорее всего, А.С. Никольский, первые сочинения которого относятся к 1790 году (анонимное издание «Логики и риторики» [Логика и рито­рика 1790]), а его «Основания российской словесности», выдер­жавшие семь изданий, датированы 1807—1830 годами ([Николь­ский 1807].

Концепция А.С. Никольского заслужила влияние благодаря предельной простоте его схемы: «Словесность (дар слова) есть способность выражать мысли словами» [Никольский 1807: I, 8]. Обратим внимание на то, что сама словесность здесь еще не на­ука, а только «способность».

Показывая правила, по которым употребляют сию способ­ность, словесность образует две науки: грамматику, научающую «правильному употреблению слов», и риторику, показывающую «способ, как располагать и изъяснять мысли». Характерно, что в начале своего руководства, прежде чем дать определения двух этих наук, А.С. Никольский излагает, как «действует или дол­жен действовать наш разум в познании вещей или предметов, о коих свои понятия выражаем словами» [Никольский 1807: 1—2, 10]. Эти действия разума человеческого объясняются в логичес­ких терминах понятие, рассуждение, умозаключение. Таким об­разом, вступление в «основания словесности» явилось краткой логикой с изложением законов мысли или разума.

1-я часть «грамматика» оказалась у А.С. Никольского доста­точно традиционной, включающей объяснения букв, слогов, восьми частей речи, законов правописания, произношения слов и стихосложения. 2-я часть «риторика» сосредоточена на перио­дах, тропах, фигурах, хрии, учении о слоге; из прозаических ви­дов словесности (они еще так не названы) проанализированы письма и «расположение больших слов»: «риторическое слово (oratio) и философское рассуждение». Виды поэзии (глава 9) так­же включены в риторику.

Характерно, что А.С. Никольский не употребляет термина «красноречие», но риторика определяется как «искусство распо­лагать и приятно изъяснять свои мысли» [Никольский 1807: II, 1]. Таким образом, ломоносовское разведение риторики и крас­норечия оказалось нивелированным у А.С. Никольского. «Грам­матика, риторика и поэзия» помещаются автором «совокупно, дабы все относящееся к словесности, преподаваемо было по оди­наковой системе» [Никольский 1807:1, 9—10]. Эта совокупность «словесных наук», повторяющая «Словарь Академии Россий­ской», тем не менее начинает существенно расходиться с ломо­носовской. Схематически эту разницу можно представить следу­ющим образом (см. схему на с. 80).

Предмет риторики ограничен у А.С. Никольского учениями о стиле-слоге, периоде, тропах и фигурах, хрии, течении речи; изы­маются учение об общих местах, возбуждение страстей (у А.С. Никольского говорится лишь о стилевых особенностях вы­ражения гнева, радости, скуки). Связь риторики с философией и этикой — эту «нравственную» основу риторического обучения — продолжают выполнять этические примеры, сочиняемые самим автором. Очевидно, что в ломоносовской традиции выполнен А.С. Никольским разбор примера «Науки просвещают разум...» (Я, 12—14). Поэзия вошла в риторику у А.С. Никольского лишь как одна из глав (9-я) с разбором видов поэтических произведе­ний.

СЛОВЕСНЫЕ НАУКИ И СЛОВЕСНОСТЬ

М.В. Ломоносов

Итак, лишь во времена писавшего свой исторический очерк А. Красовского «словесность» стала основным термином, обоб­щающим все филологические науки (примерно так же, как «элок­венция» у В.К. Тредиаковского), но во времена написания Сло­варя Академии Российской «словесность» как термин только была предложена научной общественности. Симптоматична ха­рактеристика Академии, которая «своим бытием и первым цветущим возрастом» обязана тому попечению, которое оказывала Екатерина к «языку и словесности его>>. Сочетание «словесность языка» не могло появиться во времена создания Академического словаря, но оно вполне реально во времена создания историчес­кого очерка А. Красовского.