Сочинительная связь в числительных: разбор примера. Сочинительное «и». Итоги: соединение объектов и сочинение предложений

В целом концепция общего понятия сочетаний с und была неплохой. Что касается возможной благожелательной критики, то прежде всего нужно принять для себя решение ограничиться размышлениями о предметно связующем und, которое наиболее ясно просматривается в сложных числительных; сочетание einundzwanzig 'двадцать один' соответствует теоретическим построениям Амезедера. В немецком языке для малых чисел до двенадцати (zwölf) используются простые слова, далее композиты без und от dreizehn 'тринадцать' до neunzehn 'девятнадцать', а потом, начиная весьма последовательно, с einundzwanzig 'двадцать один', используется сочетание с und, состоящее из обозначения единиц и десятков. Для удобства после обозначения сотни снова используются композиты–суммы без und (факультативно наряду с композитами,содержащими und), например hunderteins 'сто один', tausendvierzig 'тысяча сорок'; однако эти колебания, приводящие к различным явлениям в близкородственных языках, дают теоретику языка возможность убедиться в том, насколько вообще неоднороден древний и по идее простой способ образования композитов. Об этом же свидетельствует существование немецкого dreizehn 'тринадцать' наряду с dreihundert 'триста', а относительно недавние сокращения в речи математиков типа vier hoch drei (4³) букв. 'четыре сверху три' еще раз по–своему смело пользуются, вероятно, старым рецептом: не бойся ставить слова рядом и предоставь находить значение, либо исходя из материала, либо в соответствии с определенными соглашениями. То, что наряду с dreizehn 'тринадцать' существуют на равных правах dreihundert 'триста' и hundertdrei 'сто три', это положение, которое, изучая немецкий язык, нужно принимать так же, как и любую лексическую условность.

Как–то само собой у нас вырвалось слово «рецепт»; оно появилось в результате старых размышлений, вызванных многими поразительными явлениями синтаксиса. При устном счете vier hoch drei 'четыре в третьей степени' сравнимо с теми иероглифами, которые врачи пишут на карточках, обычно называемых рецептами. Врачебные рецепты представляют собой инструкцию для аптекаря и начинаются с R: Recipe, то есть 'возьми со склада!'. После этого строчка за строчкой следует наименовние веществ, количеств, и к ним, например, значки типа M.f.p.Ni 100 (misce fiant pillulae numeri centum[215]). Некоторые синтаксические явления напоминают рецепты с той разницей, что это не предписания к действиям, а указания по конструированию для слушателя. Если при счете говорится «vier hoch drei», то это указания для записи; соединительное und — рецепт для конструкции. Ребенку в возрасте двух–трех лет, делающему первые успехи на пути овладения счетом, обычное соединительное und становится простым и понятным, когда его употребление сопровождается показом или выстраиванием групп предметов: eins und (noch) eins und (noch) eins 'один и (еще) один и (еще) один'.

В процессе овладения языком наши дети, насколько я могу судить об этих вещах по собственным наблюдениям и по некоторым упоминаниям в литературе, иногда рано овладевают важными для практики словечками noch 'еще' и auch 'тоже'. У моих детей это были сначала обращенные ко взрослым команды, которые появлялись эмпрактически в ситуациях, когда ребенок хотел получить «еще больше» чего–то хорошего, или «еще чего–то другого», или «сам тоже», как и другие. На более позднем этапе у ребенка начинались известные разговоры с самим собой во время игры, а в них проявлялась дейктическая и соединительная функция noch, auch, und. Стоило бы заново понаблюдать над этим, расширив и уточнив в теоретическом плане основу исследований. Соединительные слова в индоевропейских языках, к которым ради простоты можно отнести в немецком группу auch, noch, oder, aber 'так–же, еще, или, но', а также их эквиваленты в прочих индоевропейских языках, прошли, вероятно, такой же путь становления, если смотреть на вещи только с функциональной точки зрения. Морфологическое родство некоторых из них с предлогами не противоречит этому общему предположению и даже, как мы покажем в дальнейшем, способно подкрепить его: подобно тому как повсеместно существует предметный и синтаксический дейксис, точно так же следует противопоставить только что описанное предметное объединение при помощи und специфически синтаксическому: Er behauptet krank zu sein und das ist wahr 'Он утверждает, что болен, и это правда'. В учении о суждениях Б.Эрдманна ученому–логику удастся найти подробнейшее обоснование и некоторые, как мне кажется, подходящие психологические указания для четкого выделения и дифференциации синтаксического «und». Дело в том, что Эрдманн сам отказывается от языковых способов выделения вполне определенного и достаточно ограниченного первого класса «составных суждений», замечая, что эти средства сочинения «разнообразны в каждом развитом языке», и такое утверждение едва ли можно оспаривать. Но все же сформулируем вопрос примерно так: какое слово адекватно во всех тех случаях, когда требуется особый символ для создания аддитивной композиции суждений в наиболее чистом виде при помощи связующих слов (у Эрдманна такие композиции называются «объединениями суждений»)? Внимательный взгляд обнаружит синтаксическое «und» и сходные с ним

слова.

В остальном же логическое развитие форм объединений суждений — к опулятивной, конъюнктивной и дивизивной — у Эрдманна настолько элементарно, что имея ключ, каждый сам способен проделать эту операцию. Возьмем в качестве примера, с одной стороны, предложение N.s Vater und Mutter sind tot 'Отец и мать N умерли', с другой — предложение N.s Vater ist jung ausgewandert und gestorben 'Отец N уехал молодым и умер'; в обоих случаях в каждом из предложений логик выделит по два суждения. В первом случае: Отец — мертв, мать — мертва; во втором случае: Отец — уехал, отец — умер. В первом предложении употреблен один и тот же предикат с двумя различными субъектами, а во втором — два различных предиката относятся к одному и тому же (повторно называемому) субъекту. Первый случай Эрдманн называет копулятивным, а второй — конъюнктивным сложением (Addition). Третья форма объединения суждений, как в примере: Das Verbum steuern kann den Dativ und den Akkusativ regieren 'Глагол „править" может управлять дательным и винительным падежом' (а именно, то одним, то другим), — называется дивизивной композицией. С точки зрения теории языка, во всем этом построении наиболее достоин внимания основной факт сам по себе: для приведенных примеров необходимым и достаточным объяснением является то, которое предложил Эрдманн. Наряду с этим приведем, чтобы подчеркнуть разницу, пример другого способа функционирования предложения: Senatus populusque romanus decrevit 'Сенат и народ римский постановил'. Здесь единственное число корректно указывает на то, что коллектив стал единым субъектом. Следовательно, это que 'и' является собирательным, т.е. «и», связывающим предметы, а не предложения. Когда владеющий утонченным стилем говорящий избирает форму множественного числа decreverunt 'постановили', то тем самым он вновь разделяет издание закона как целостный акт на этапы и воспроизводит, как об этом говорится у Эрдманна, последовательность суждений. Конечно, все это тонкости, которые к тому же в разных видах речи оборачиваются разными сторонами.

В «Очерке логистики» Р.Карнапа[216] перечислено пять и–функций, из которых первые три повторяют описанные Эрдманном, а дивизивное und отсутствует. У Карнапа четвертое und соединительное, а под пятым пунктом собраны некоторые важные факты, выделенные внутри соединительных und. Так, нагромождая при помощи und признаки понятийного определения: «die verlorenen und nicht wiedergefundenen Gegenstände 'потерянные и вновь не найденные предметы'», — я фактически могу наблюдать действие закона обогащения содержания, когда, согласно предположению Карнапа, происходит сужение объема, ведь класс потерянных и найденных предметов меньше класса просто потерянных. Сверх того существует и иное явление — в случае экспликации свойств уже определенного концептуального объекта или известного индивидуума: C.Julius Cäsar, der Feldherr und Staatsmann 'К. Юлий Цезарь, полководец и государственный деятель' — речь идет не о сужении класса, а о перечислении и раскрытии свойств. С чисто языковедческой точки зрения словечко und не несет ответственности ни за первый, ни за второй случаи; и там и здесь роль его состоит в перечислении и связывании. Спектакль, начавшийся со сцепления предложений и продолжающийся нагромождением предметов, нашел свое завершение в определениях понятий и вещей. В функции und в пределах группы слов входит также связь атрибутов: der lebhafte und aggressive Blick des Herrn N. 'Живой и агрессивный взгляд г–на N'. Но об этом более подробно будет сказано ниже. Подведем итог. С точки зрения теории языка в u–объединениях наиболее важно разделить und предметно–собирательное (sachlich kolligierrende) и синтаксически–объединяющее (syntaktisch fügende) по–немецки можно было бы сказать sachbündelnde 'связывающее предметы' и satzkettende 'сцепляющее предложения' und. Последнее по своей функции относится к союзам; что касается первого, если стремиться поместить его в исторически респектабельный класс слов, следует при знать, что (по функции) оно, пожалуй, ближе всего связано с предлогами. Вспомним, например, выражение «Madonna und Kind 'Мадонна и младенец'», наряду с ним «Madonna mit Kind 'Мадонна с младенцем'». Но на нашем пути гораздо важнее сематологически осознать, что в основе конъюнктивного und лежит анафорический оттенок. Ни в коем случае нельзя считать само собой разумеющимся, что в системе репрезентативных знаков встречаются также такие, которые отсылают либо назад, либо вперед к уже предъявленным или еще предвосхищаемым частям актуальной репрезентации. В языке это обеспечивается дейктическими словами, имеющими модус анафоры, и только им языковая репрезентация обязана своей несравненной подвижностью и частично также экономностью. В самом деле, вместо повторений, требуемых концепцией логической экспликации, в качестве образца которых мы показывали пробы, снятые с учения Эрдманна, мы находим живой текст естественного языка, богато приправленный словечками типа, например, und и подобных ему.

После того как мы отчетливо уяснили двойную функцию самого u–слова, будет легко вновь находить ее у всех его родственников. Обе функции еще и сегодня в полной мере представлены у noch 'еще' и oder 'èëè', в то время как для того, чтобы достаточно убедительно иллюстрировать ставшую редкой предметно ориентированную функцию aber 'но', необходимо привлекать также и исторические сведения. Aber в этой функции было замещено образованиями типа abermals 'опять', и лишь в какой–то степени оно достоверно звучит для нашего уха в устаревшем выражении aber und aber 'вновь и вновь'. Напротив, двойная функция oder выступает совершенно отчетливо в логически увиденном различии так называемых дивизивных и дизъюнктивных комплексов суждений. Когда я заменяю последовательность es gibt weiße und schwarze Schwane 'существуют белые и черные лебеди' предложением die Schwane sind weiß oder schwarz 'Лебеди бывают белыми или черными', то имею дело с дивизивным oder. Иначе обстоит дело в случае er lügt oder sein Gegner ist ein Schuft 'он лжет, либо его противник мошенник'; здесь дизъюнктивная последовательность.

Парный композит

Как пример перехода от u–соединений к разным видам и нюансам индоевропейского (слова–) композита, обладающего способностью к более тонкой символизации, можно привести числительное dreizehn 'тринадцать' и аналогичные ему слова, являющиеся результатом простого объединения, которые вовсе не должны быть счетными словами. Однажды, занимаясь подобными образованиями в немецком языке, я пришел на свою академическую лекцию с бедным запасом примеров из слов типа die Schwarzweißkunst 'графика', букв. черно–белое искусство', die Hamburgamerikalinie 'линия Гамбург — Америка', der westöstliche (Diwan) 'западно–восточный (диван)'[217]. Я обратился к слушателям с просьбой подобрать для меня побольше примеров из немецкого и других языков и почти тут же, к своему стыду, понял, что теоретически ожидаемые, но не обнаруженные мною факты уже давно были на слуху профессионалов и в необычайном разнообразии были известны из индоевропейских языков. Вплоть до того, что ими занимались еще индийские языковеды, подобравшие для этого явления подходящее название «композиты двандва» (парные композиты)[218].

Примеры: латинской usus fructus означает: извлечение доходов.' В греческом встречаются образования типа ariokreaV 'хлеб и мясо', nucuhmeron 'день и ночь'. Особенно часто, судя по наблюдениям д–ра Локкера, о которых он сообщил мне, этот способ встречается в новогреческом: macairoperona 'нож и вилка', gunaikopaida 'женщины и дети', androguno 'мужчина и женцина, супружеская пара', sabbatokuriako 'суббота и воскресенье, уик–энд'. Из немецкого языка можно было бы привести в качестве характерного примера оборот bittersüß 'горько–сладкий'; много параллельных примеров из области кулинарии обнаруживается в романских языках. Кулинария и одежда — это такие области, где как в жизни, так и в языке, создаются парные композиты типа Hemdhose 'комбинезон, букв. рубашка–штаны', а «творцом» их выступает Мода — хитроумнейший Одиссей наших дней.

Еще раз подчеркнем, что парный композит весьма близок (соединительным) u–объединениям; в понимании Амезедера, он дает возможность выразить реальное объединение двух называемых объектов. Достаточно будет лишь вскользь упомянуть, что эти объединения концептуально различны: муж и жена образуют супружескую пару иначе, чем нож и вилка образуют столовый прибор, вкусовые качества фрукта объединяются в свойство, которое называется горько–сладким, иначе, чем суббота и воскресенье объединяются в понятие «уик–энд». Языковое выражение ничего не сохраняет в себе от этой дифференциации; только по внешнему виду сказать ничего нельзя. Мы снова оказываемся здесь перед важнейшим явлением: естественный язык лишь подсказывает способ, как и что мы должны делать, но оставляет открытым поле деятельности для контекстных указаний и материальных опор. Это никогда нельзя упускать из виду при обращении с (подлинным) композитом.