УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ XIX в. 2 страница

Особенно подчеркивалась новизна этого крупного меропри­ятия, о котором сама мысль возникла у нас так недавно... по ко­торому ни у нас в общественном мнении, ни в практике других законодательств, ни в науке не образовалось еще почти ни одного твердого убеждения или начала». Действительно, по новизне, масштабам и трудоемкости эта реформа — событие во многих отношениях уникальное, в том числе и в управленческом смысле. В результате совершенствования местного управления был осу­ществлен ряд мероприятий и преобразований. Были определены функции местного управления («виды земских дел») и их содер­жание. Аргумент выделения функций был таков: «Земскими де­лами губерний и уездов должны быть дела, которые составляют местный интерес губернии и уездов». Таких дел было выделено множество (о чем говорилось выше). Наиболее сложными оказа­лись вопросы и мероприятия, связанные с формированием новых органов земства. Взамен многочисленных органов местного управ­ления, «осуществлявших слишком усиленное участие и контроль правительственной власти в земских делах», были созданы всего 2 типа органов: Земское собрание (губернское и уездное) и Земская управа (губернская и уездная). Собраниям была предоставлена распорядительная власть, а управам — исполнительная. И те, и другие «составлялись из представителей, избранных населением уезда или губерний».

Были сформулированы новые основания и формы этого пред­ставительства. Аргументы этих преобразований также интересны: «заведование земскими делами уездов и губерний» должно быть «предоставлено самому населению уезда и губерний», «теорети­ческие начала и положения права согласуются с историческим опытом и с хозяйственными практическими соображениями: никто не может усерднее и заботливее вести хозяйственное дело, как тот, кому оно принадлежит, никто так не чувствует последствия дурных распоряжений и не несет за них такой материальной ответственности, как сам хозяин дела».

По поводу разделения властей высказывалась мысль о том, что содержание функций органов местного управления должно быть двояким. «С одной стороны, они должны отражать потребности, мнения и желания местного населения (по земским делам), уста­навливать и рассматривать общие местные интересы; с другой стороны, необходима постоянная, правильно организованная власть для исполнения общих постановлений по земским делам, для осуществления правильно и законно выраженных желаний и потребностей земства». Поэтому и созданы были «два разряда учреждений» — распорядительные и исполнительные.

Для распорядительных органов были установлены следующие требования: эти органы как выразители «всей местности и ее интересов», должны состоять из лиц, непосредственно избранных местным населением; число избранных должно быть достаточно велико (так как интересов много и чтобы можно было претендо­вать на «общественное мнение»); избранные должны «сохранять постоянную связь с местностью и обществом», которых они пред­ставляют; обновление и изменение состава органов должно зави­сеть от общества. Таким образом, деятельность этих органов имела временный характер (а не «характер и свойства присутственного места»), они «призывались к деятельности в известные сроки и в известных случаях». Им было дано название «Земские собрания».

Постоянная и непрерывная исполнительная деятельность пору­чалась создаваемым земским управам, члены которых выбирались на Земских собраниях.

В объяснительной записке Валуева было учтено пожелание дворянства (из постановлений их собраний) относительно пред­ставительства в собраниях: «При первом и совершенно новом еще опыте установления местного представительства необходимо дать некоторый перевес в составе уездных Земских собраний классу, более образованному и развитому, до известной степени пользо­вавшемуся и доселе политическими правами и уже несколько опытному в гражданской жизни».

Как собирался Валуев совместить эту предпосылку с сохране­нием правительственного влияния на политику местного управле­ния (точнее, как всякий министр, который надеется на длительность своего властвования и поэтому желает удержать существенную долю власти в местном управлении в своих руках) и насколько это ему удалось, мы проследим по одной статье — ст. 47 проекта «По­ложения» (документ № 10). Метаморфоза ст. 47 (очень короткой, но весьма содержательной) интересна с точки зрения ИУМ.

В документе № 10 статья звучала так: «Председатель уездного Земского собрания назначается из числа членов его министром внутренних дел» (выделено нами. — Авт.). Ни в одном из выше­упомянутых замечаний министров и барона Корфа на проект «Поло­жения» о статье 47 нет ни слова. Скорее всего министры и барон не хотели обижать коллегу.

В то же время почти во всех постановлениях Дворянских со­браний, полученных Валуевской комиссией, предлагалась такая редакция: «В уездных собраниях председательствует уездный пред­водитель дворянства». Валуев все-таки рискнул провести через Госсовет свою редакцию и тем самым узаконить определенную власть министра по крайней мере на уровне уезда. Однако Госсовет опять, как и во многих других случаях, прислушался к мнению Дворянских собраний (и, конечно, к личным мнениям членов Госсовета, так как по сословной принадлежности в 1863 г. почти все члены Госсовета являлись дворянами) и высказал такие аргу­менты и сомнения на общем собрании: «Предположенное ст. 47 правило может возбудить неуместные нарекания на правительство в намерении, назначением председателя (выделено нами. — Авт.) в Земские собрания, придать им значение органов своей власти». Затем Госсовет выразил-де беспокойство о положении министра: «Назначение председателей... министром внутренних дел из членов собрания неудобоисполнимо и на практике, так как при значи­тельном числе уездных собраний министр был бы поставлен часто в затруднение, и могли бы быть случаи назначений неудачных».

Ну а чтобы министр совсем не обижался, «Госсовет находит также неудобным и назначение председателя по выбору самого собрания». Из кого же остается выбор? Поскольку «и для прави­тельства, и для самого земства весьма важно, чтобы председатели уездных Земских собраний были люди вполне благонадежные, на которых можно было бы совершенно положиться», а таковым требованиям в уездах «всего более удовлетворяют уездные предво­дители дворянства», так как они «удостоены доверием местных землевладельцев, наиболее заинтересованных в делах земства» (вы­делено нами. — Авт.), то и ясно окончательное решение: «Госу­дарственный Совет полагал поставить, что в уездном Земском собрании председательствует уездный предводитель дворянства».

При обсуждении этой статьи были высказаны и другие аргу­менты, демонстрирующие отношение членов высшего правитель­ственного органа к трудящимся классам, точнее, никакого к ним отношения: Госсовет считает, что поручение предводителям дво­рянства «председательствовать в собраниях, продолжающихся всего 7 дней (ну, что предводитель успеет проявить субъективного! — Авт.), и постановляющих свои определения по большинству голосов (а их, как известно заранее, большинство у землевладельцев. — Авт.), не может быть принято с неудовлетворением или возбудить со­словный антагонизм».

Члены Госсовета не скрывали своих дворянских мотивов и в обсуждении других статей проекта «Положения», существенно влиявших на расстановку сил в местном управлении (а таких статей было не более 30 из более 300). Ясно было, что решение по ст. 47 повлекло изменения и в ряде других статей. Так, по некоторым статьям Госсовет пошел даже на то, что «отнял» некоторые права у императора в угоду дворянства. Скорее всего, император их сам уступил, когда ознакомился с запиской Валуева, выполненной по воле императора. Речь идет о «Записке Валуева Александру И по вопросу о том, какие из прав, коими пользуется ныне дворянство по заведыванию делами земства, предоставятся новым земским учреждениям и какие за тем права останутся за дворянством».

Например, на стадии подготовки проекта «Положения» ст. 56 звучала так: «В губернском Земском собрании председательствует один из местных землевладельцев, по непосредственному назна­чению Его Императорского Величества, каждый раз особо объяв­ляемому через министра внутренних дел». И на первых порах Госсовет одобрил придание значимости такого рода назначений. По мнению Госсовета, «было бы крайне неосторожно предостав­лять назначение председателей самим собранием по выбору боль­шинством голосов, так как при этом избрании того или другого лица много зависело бы от различных случайностей, оказывающих влияние на подачу голосов, минутного увлечения или происков партий». Назначение председателей по особому назначению импе­ратора как предложение было высказано и одобрено еще на засе­дании Совета Министров в 1862 г., это предполагало возможность использовать на этой должности «государственных сановников, приобретших общее уважение заслугами на поприще государствен­ной деятельности».

На заседании Госсовета выдвигается наивный контраргумент: «командирование государственных сановников и других почетных лиц из С.-Петербурга во все губернии было бы сопряжено всякий раз с большими расходами для казны». И тут же следует противо­речие: «Затем назначение таких лиц ограничилось бы некоторыми немногими случаями особой важности» (выделено нами. — Авт.). Ну а поскольку опять-таки нужны лица «благодетельные и спо­собные», «пребывающие постоянно в губернии и состоящие уже членами собраний», то выбора нет — это губернские предводители дворянства, благо они утверждаются государем. Вот так по-дво­рянски решались многие вопросы «самоуправления земства».

Кроме того, само «Положение» устанавливало такие нормы числа набираемых и условия представительства в собраниях от трех курий (земледельческой, городской и сельской), что лидерство дворянства в местном управлении было гарантировано постоянным и существенным. Оно было настолько вызывающе существенным, что владельцы торговых и промышленных предприятий многих губерний России неоднократно обращались по этому поводу (осо­бенно в конце XIX — начале XX вв.) в Государственный совет с письмами и петициями, в которых приводились соответствующие численные обоснования.

В первые же выборы в губерниях согласно «Положению» пред­ставительство землевладельцев было значительным — 74% всех гласных, представителей торгово-промышленной буржуазии было 10,9% и крестьян — 10,6%. В начале 80-х годов среди губернских гласных дворянство уже имело 81,5%, в земских управах более половины председателей и членов также были представителями дворянства. Валуевский аргумент «неопытности и временности установления местного представительства» затянулся. В свое время В.И. Ленин приводил такие данные из журнала «Промыш­ленность и торговля» за 1913 г., подтверждающие сохранение соотношения сил в Земских собраниях по прошествии почти полувека после земской реформы (табл. 5.1).

Таким образом, «земства в России целиком были отданы в руки крепостных-помещиков». Но Ленина справедливо возмутил не столько этот факт, сколько расчеты «Кит Китычей» (представите­лей купечества) в подтверждение своих прав и выводы из них. Как было отмечено, основной функцией местного управления было управление земскими повинностями, а конкретно — их сбор. Так вот, согласно статистике за 1913 г., сумма земских сборов (раскладочных), вносимых 1-м избирательным собранием, была равна 24,5 млн руб., 2-м — 49 млн руб., а сельскими обществами — 35945,5 млн руб. Если разделить эти суммы на количество гласных, то «выходит, что дворянский ценз стоит 4,5 тыс. руб., купцовский — 38 тыс. руб., крестьянский — 14 тыс. руб.». Так, конечно, можно считать, рассматривая «неизбирательное право, как предмет купли-продажи», пишет В.И. Ленин. Но за этими числами стоит и другая информация: «На самом деле неравномерность земских сборов, конечно, вопиющая. Но вся тяжесть этой неравномерности ложится не на промышленников, а на крестьян и на рабочих... Кит Китычи этого не видят. Они хотят только, чтобы не одни дворяне имели привилегии, а — «равномерно» и купцы».

Были, правда, в России «мужицкие» губернии (например, Вятская, Пермская, Вологодская и др.), где почти не было дво­рянского землевладения, поэтому большинство в земстве при­надлежало крестьянским гласным. Но господствующие позиции, должности председателей земских управ были в руках дворян, которые и определяли политику местного управления. К. тому же земство в таких губерниях было «еще больше оплетено сетью всевозможных чиновничьих запретов, препон, ограничений и разъяснений». Тем не менее даже на введение такого рода «обез­вреженных и урезанных» земств в более чем 10 губерниях России самодержавие вместе с дворянством не шло. В итоге земская ре­форма так и не была введена во всех губерниях России. И одной из причин сопротивления самодержавия введению земств в ос­тальных губерниях России была опять-таки уступка дворянству. Доводы противников земства в Государственном совете откровенны: «дворян там нет»... А «если нет дворян-помещиков, то народ не дорос даже до чинки дорог, устройства больниц».

В итоге, конечно же, дворянство добилось того, что главные пункты пожеланий их собраний получили почти однозначное отражение в «Положении» 1864 г. Однако следует отметить, что эта реформа была буржуазной по своей сути, она стала объективно необходимым средством приспособления к потребностям капита­листического развития России. А потому она была противоре­чивой, непоследовательной и незавершенной. В ней сохранился старый «Устав о земских повинностях» и одновременно появилась новая система о выборах. И то, и другое обеспечивало льготы и преимущества дворянству и в меньшей степени учитывало мне­ние пока еще политически индифферентной торгово-промышлен­ной буржуазии, но которая постепенно начинает отстаивать свои позиции. Это, кстати, одна из причин проведения в 1890 г. второй земской реформы.

Самоуправление на местах, провозглашенное в реформе 1864 г., осталось только на словах, так как самодержавие пошло на уступки дворянству и либерально-буржуазным элементам лишь в реше­нии местных хозяйственных вопросов. Оно сохранило за собой административную власть на местах и, в частности, право отме­нять неугодные правительству решения Земских собраний и даже закрывать земства, выступающие в защиту своих прав.

Источником доходов собственно земств в 60-80-х годах были в основном сборы с недвижимого имущества: земель, домов, фаб­рично-заводских предприятий и торговых заведений. Эти доходы были невелики. Расходы же на дороги и строительство, на содер­жание гражданских управлений, тюрем, мировых судей, домов призрения и другие так называемые обязательные расходы вместе с «необязательными» («к счастью» для земств) расходами (на здраво­охранение, народное образование) росли из года в год и всегда существенно превышали доходы земств. Так что особые возмож­ности и права для управления на местах у земств по Положению 1864 г. не появились. Другими словами, многие из принципов и отправных либеральных посылок реформы, высказанные П. Ва­луевым и членами его комиссии, так и остались на уровне утопи­ческих рассуждений.

Завершая характеристику преобразований, осуществленных согласно «Положению» 1864 г., следует указать на некоторые раз­делы организационно-правовых нововведений и мероприятий. В «Положении» был специальный раздел, в котором излагались «существо, степень и пределы власти земских учреждений». Луч­шей оценкой и характеристикой «пределов власти» земств, кроме уже высказанных, была также статья «Положения», согласно которой начальнику губернии (т. е. представителю верховной административной власти в губернии) предоставлялось право в случае бездействия земских учреждений по исполнению повин­ностей «напоминать и понуждать к исполнению». В случае же «безуспешности этой меры» губернатор мог приступать с разре­шения министра внутренних дел «к непосредственным распоря­жениям на счет земства».

Кроме того, были статьи о сферах влияния собраний и управ, об организации и формах контроля, отчетности и ответственности земских учреждений, о правилах «заведования земскими имуще-ствами», «составления земских смет и раскладок», «утверждения и приведения в действие земских смет», «порядка удовлетворения земских потребностей». Указывались меры земств по строитель­ству зданий и сооружений, строительству и содержанию дороги дорожных сооружений, «меры к развитию местной торговли и промышленности».

Таковы некоторые результаты взаимовлияния реального уп­равления и дворянской управленческой мысли в пореформенной России.

5.3. УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ ИДЕИ

РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕМОКРАТОВ

И НАРОДНИКОВ

Русские революционеры-демократы были представителями особого течения в истории мировой общественной мысли. Будучи выразителями интересов крепостного крестьянства, идеологами крестьянской революции, они развивали оригинальные управ­ленческие идеи. Поскольку идеология крестьянства была неодно­родной, то и концепции выразителей их интересов существенно отличались. В истории русского освободительного движения пореформенной России XIX в. выделяют две основные группы идеологов крестьянства. Первая группа — это революционные демократы 60-х годов и революционные народники — провозгла­шали необходимость революционной борьбы против остатков крепостничества в России. Вторая группа —это либеральные народники — выступали за различного рода либеральные меры «борьбы» с самодержавием, часто ограничиваясь «фырканьем» на создавшуюся пореформенную обстановку.

В процессе творческой деятельности представители револю­ционной демократии, являвшиеся наиболее ярыми критиками крепостничества и его остатков, а также капитализма (они часто не понимали прогрессивности его свободного развития для Рос­сии и не знали силы, которая призвана его уничтожить), затраги­вали и «управленческие» проблемы. Они глубоко разрабатывали проблемы границ капиталистического государственного хозяйства, правительственного вмешательства в экономику и регулирования экономики при капитализме, совершенствования фабричного законодательства и др. В своих чисто теоретических работах (носивших чаще всего утопический характер) они рассматривали проекты Уложений Российского государства, вопросы создания общественных капиталов, общественного кредита, проекты раз­личного рода ассоциаций (ремесленно-фабричных, скотоводчес­ких, земледельческих и др.) и соответствующие этим ассоциациям программы учебных заведений.

Рассмотрим, как освещались управленческие проблемы в тру­дах русских революционных демократов и революционных народ­ников.

Разработка управленческой проблематики в работах русских революционных демократов. Автором одного из Уложений был рус­ский революционный демократ, талантливый ученый НА. Серно-Соловьевич (1834-1866 гг.). В возрасте 24 лет он разработал под­робнейшее Уложение, содержавшее положения, относящиеся к управлению государственным хозяйством. Так, раскрывая со­держание и формы исполнительной власти государства, он писал: «§ 30. Исполнительная власть сосредоточивается: общая для всего государства — в министерствах, местная — в губернских собра­ниях и у губернаторов. § 31. Министерства суть следующие: 1) народного просвещения; 2) финансов; 3) торговли и промыш­ленности и народного благосостояния; 4) внутренних и духовных дел; 5) иностранных дел; 6) военное; 7) морское». В этом доку­менте отражена одна из первых попыток обосновать создание спе­циального государственного хозяйственного органа управления.

В своих экономических и других работах Н.А. Серно-Соловьевич поднимал также иные вопросы, относящиеся к управленчес­кой проблематике. В статье «О мерах к умножению народного богатства и улучшению материальных условий народного труда в России» после изложения «невыгодных условий» (умственных, экономических, естественных, политических), в которые постав­лено производство в России, он предлагает ряд мер по их устра­нению. Организационно-административные меры были направлены на устранение недостатков системы опеки, жесткой централиза­ции и бюрократических форм администрации, сложной системы податей и налогов, на сокращение армии и чиновников государ­ственного аппарата. Образовательные меры включали следующее: «Обучение народа должно принять преимущественно практическо-техническое направление. Мы донельзя бедны рабочими — специалистами, машинистами, техниками. Редкий завод, редкая машина пускаются в России в ход без иностранной помощи. А между тем народ от природы чрезвычайно способен ко всем этим занятиям. Но для них недостаточно одной способности. Нужны положительные сведения. Потому учреждение различных реальных технологических школ — один из существеннейших во­просов для русской промышленности. Для них нужны хорошие преподаватели... Но сомнительно, чтоб их было много в насто­ящее время. Их надо приготовить, а изготовиться они могут только за границей. Обучение за границей может иметь две цели: теоре­тическую — для образования преподавателей и практическую — для усовершенствования различных отраслей промышленности. Другая мера, ведущая к той же цели, — сосредоточение всех спе­циальных заведений, подведомственных различным ведомствам, в Министерстве народного просвещения и преобразование их в заведения, подобные политехнической школе, только открытые. Если семь или восемь таких специальных заведений, находящихся в одном Петербурге, преобразуются в четыре или пять открытых политехнических школ в разных пунктах государства, то это без всякого увеличения расходов будет иметь весьма хорошие резуль­таты для развития всех отраслей промышленности».

Экономические меры предполагали взамен частных банков как центров кредита в буржуазном обществе создавать общественные банки. Одна из задач общественного кредита — содействовать всему городскому и сельскому населению, ремеслам, промышлен­ности, торговле.

Среди других мер также указывается «постройка железных дорог», «водворение свободы торговли», «отмена гражданских чинов» и др. По мнению Н.А. Серно-Соловьевича, благодаря при­менению последней меры «уничтожится непроизводительный и чрезвычайно обременительный для народа класс людей — чиновничество как особое сословие. На службе и содержании государства останется столько лиц, сколько существенно необхо­димо для потребностей службы».

Другой представитель революционно-демократического дви­жения А.П. Щапов (1831 — 1876) во многих своих работах выска­зывал идеи «рациональности» и «реалистичности» в управлении экономикой, базирующихся на познании и применении в прак­тике объективных «естественнонаучных закономерностей». Наи­более четко программа по реализации этих идей изложена в его труде «Реализм в применении к народной экономии» (1866). Прежде всего, по его мнению, «чтобы не расхищать даром данных нам натуральных богатств, чтобы не пользоваться ими бессознательно и безрасчетно, нам необходимо знать наши наличные средства и обладать, располагать ими не на авось, а на основании рацио­нального строго экономического плана». Из этого следует «глав­нейшая потребность образования народных масс, для которых знание природы не только сила, но и первое условие разумной деятельности».

Сформулировав эти две задачи, далее он излагает обширный план промышленного и управленческого народного образования (как первое средство) и проекты естественно-научных и экономи­ческих ассоциаций, основная цель которых — распространение знаний «в народе» (как второе средство решения сформулированных задач).

А.П. Щапов считал, что нужно начинать народное образование «с устройства школ естественно-экономических, промышленно-образовательных, технических». Параллельно с общеобразователь­ными гимназиями «нужны средние технические или промышлен­ные учебные заведения... Из них могли бы выходить технологи, машинисты, агрономы, скотоводы, фабрично-заводские мастера, управляющие». Общую идею организации таких технических или промышленных учебных заведений он описывал примерно так. «Во всех этих заведениях — общие, для всех отделов или факуль­тетов обязательные: математика, физика, главное основание химии, космография — связи с геологией, географией и краткой историей, физиология с краткой анатомией, гигиена с краткой медицинской географией и статистикой и т. п. Число и предметы естественно-экономических факультетов в разных провинциальных гимназиях могут и даже должны быть на первой поре различные, смотря по местным экономическим условиям и потребностям. В некоторых, например, средних промышленно-образовательных заведениях или гимназиях могут быть такие отделы или факультеты:

...III. Отдел или факультет фабрично-заводской. В нем при тех же общеобразовательных предметах специальные: техническая химия, учение о промышленных или фабрично-заводских продук­тах трех царств природы, и практическое применение этих знаний к различным или только к некоторым фабрично-заводским про­изводствам, смотря в особенности по местным промышленным условиям».

Далее А.П. Щапов выдвигает ряд принципов регионального распределения средних учебных заведений по стране. Очень ин­тересно и современно его замечание о методах подготовки в этих гимназиях: «Надобно, чтобы... обращаемо было особое внимание на практическое изучение той или другой отрасли промышлен­ности, например, посредством ферм, мастерских, зоологических и ботанических садов и рощ, посредством командировки с учите­лями на фабрики и заводы, на ярмарки и рынки, на промышленные выставки и т. п.».

Завершает систему высшее специальное образование: «Парал­лельно с высшими общеобразовательными заведениями — уни­верситетами и академиями — особенно необходимы и высшие специально-экономические, промышленно-образовательные заве­дения... Эти высшие промышленно-образовательные заведения, а равно и факультеты их, могут быть также разнообразны, как разнообразны различные области экономии природы, или как многоразличные главные, основные сферы, и потребности на­родного труда. Могут быть и необходимы, например, академии агрономические, скотоводческие, технологические или фабрично-заводские, механические, лесные, морские, горные, архитектур­ные или, в частности, зоолого-экономические, минерально-промышленные и т.д.».

И в этом случае подробно характеризуются варианты воз­можных факультетов в академиях, соответствующие учебные про­граммы, методы обучения и т. д. Так, предполагая возможность поступления в специальные академии из общеобразовательных средних учебных заведений, Щапов рекомендует создавать в ака­демиях «факультет обще-приготовительный» с определенным набором предметов, вводящих в специальность. Только после этого студент выбирает специализацию и соответствующий «отраслевой» факультет.

Беспокоясь об общей культуре и образовании прежде всего простого народа, А.П. Щапов предлагает всевозможные способы реализации этой задачи. Одним из таких способов он считает собственно фабрики и заводы, которые «при вполне рациональ­ном усовершенствованном устройстве и наибольшей распрост­раненности в наших промышленных классах могли бы также служить важными практическими училищами и в то же время источниками благосостояния народа... При них могли бы сверх того быть и школы для рабочих или для их детей...». На фабриках и заводах и устроенных при них школах, мастерских и лабора­ториях рабочие «приобретали бы необходимые для них техно­логические, химические и механические сведения или точные естественные познания о производительных силах экономии при­роды», практически знакомились бы с различными процессами производства, технологией производства, узнавали бы «совре­менные открытия и изобретения в области промышленности и промышленных и политико-экономических наук».

Через такие формы познания «естественного научного реализ­ма» А.П. Щапов переходит ко второму средству эффективного распространения и использования научных законов — созданию различных ассоциаций. Среди них — фабрично-заводские, хими­ческие, технологические, механические, агрономические и др.

Эти ассоциации должны формироваться из «высокоразвитых специалистов» соответствующего профиля и пропагандировать знания среди простого народа. Так, «просвещенные механические ассоциации могли бы служить благодетельным средством пропа­ганды машинного производства и механических знаний в России. Их машинные заведения могли бы сделаться лучшими и полез­нейшими училищами практической механики, подобно тому, как было в Англии». Фабрично-заводские ассоциации должны были стать средством пропаганды «новых рациональных приемов фаб­рикации», а фабрики и заводы — соответствующими училищами. Посредством такого рода ассоциаций А.П. Щапов мечтал достичь того, что «в разных фабриках и лабораториях природы будет на деле развиваться, крепнуть и распространяться новый, лучший, разумно-деловой тип поколений».

Известный революционный демократ Н.В. Шелгунов (1824— 1891), изучал вопрос о судьбе капитализма в России, им напи­саны работы по проблемам государственного вмешательства в экономику, организации государственного хозяйства. Он считал, что с точки зрения права «государство может, конечно, устраивать фабрики и заводы, заниматься сельским хозяйством; но как госу­дарственное хозяйство есть вопрос не юридический, а эконо­мический, то, очевидно, что для правильной его оценки нужно наводить справки не в римском праве, а в экономической науке». Опыт западных стран показал, что государственное (казенное) хозяйство необходимо сводить до минимума. Логика Шелгунова такова: «Если правительство вступает со своим народом в конку­ренцию или в видах государственных доходов, монополизирует производство», то в этих случаях «государство переступает свои пределы; оно ставит себя в противоречие с самим собою и создает ту разрозненность и враждебность интересов, при которых казна и казенное являются народу чем-то противодействующим».