Две тенденции в развитии политической науки

Национальные политологические школы позволили создать теоретическую базу, достаточную для осмысления и конструирования глобальных политических концепций. В политологии стран континентальной Европы утвердилась тенденция к синтезу эмпирического и теоретического начал, в то время как политология англосаксонских стран, особенно США, развиваясь в русле позитивизма, во все более растущей степени претендовала на статус «точной науки» наравне с естественными науками. Такое разделение политологической теории и практики на два взаимодополняющих потока было нарушено установлением в России и ряде стран Европы тоталитарных режимов.

Вместе с тем и до 2-й половины 1930-х гг. в континентальной Европе, и особенно в англосаксонских странах политическая наука сделала крен в сторону позитивизма, выразившийся в приравнивании науки о политике к естественным наукам. Эта тенденция уходила своими корнями к основателям европейского рационализма XVII-XVIII вв. Над умами основоположников социальных и гуманитарных наук XIX в., мысливших в русле рационалистической традиции, довлели модели универсальной рациональности и ньютоновского механистически-научного видения мира. Рационалисты усматривали в науке ключ, которому под силу открыть все двери как от тайн природы, так и от тайн социального мира. Они проводили прямую связь между наукой как подлинным и высшим воплощением разума, с одной стороны, и рационально мыслящими индивидами в обществе, в том числе и в политической сфере, с другой.

В соответствии с этой тенденцией были разработаны так называемые «научные законы» политики. К ним, в частности, относятся положения, сформулированные в вышеупомянутых работах М.Я. Острогорского [116] и Р. Михельса [104]. На основе сравнения английской и американской партийных систем М.Я. Острогорский пришел к выводу о несовместимости массовой бюрократической политической партии и демократической системы управления. Р. Михельс, проанализировав историю и деятельность социал-демократической партии Германии, вывел свой «железный закон» олигархии, согласно которому для крупных бюрократий характерна тенденция к сосредоточению власти в руках олигархии.

Понимаемая таким образом политология концентрировала внимание на формальных институтах политической системы: парламенте, исполнительной власти, административных учреждениях, судах и т.д. Однако вскоре обнаружилось, что эти институты невозможно адекватно понять, рассматривая их в собственных терминах, без надлежащего изучения неформальных организаций и поведения людей, вносящих существенные коррективы в деятельность формальных структур и политических сил, опирающихся на них.

Еще в 1908 г. известный в то время социопсихолог Дж. Уоллес сетовал на кризис в английской политической науке, порожденный, по его мнению, тем, что рационализм пренебрегает установлением связей между политическим поведением и человеческой природой, определяемой культурными, социальными и расовыми факторами. Он первым поставил вопрос о значении неосознанных и подсознательных мотивов в политической деятельности. Эту традицию, которая в английской политологии была преобладающей до 1950-х гг., продолжили Г. Ласки, Э. Баркер, Дж. Коул. Ведущие представители политической науки США Ч. Мерриам [94], Г. Лассуэлл [79] и др. в 1920-1930 гг. попытались применить в политологических исследованиях методы, заимствованные из экспериментальной психологии и психоанализа, а также из эмпирической социологии.

В 1923 г. Комитет по политическому исследованию Американской ассоциации политической науки определил методологию социальных наук как «современную историю политического мышления». Глава Ассоциации Ч. Мерриам подчеркивал необходимость широкого использования в политическом исследовании методов экономической науки, статистики, истории, антропологии, географии, психологии для «наблюдения и описания реального процесса управления». Обосновывалась необходимость отказа от старых «априорных спекуляций», юридических и историко-сравнительных методов. При этом Ч. Мерриам выдвинул свою историческую типологию политического исследования, в которой выделялись три стадии развития: априорно-дедуктивная стадия до 1850 г.; историко-сравнительная стадия, охватывающая период между 1850 и 1900 гг.; переход к наблюдению, обзору и измерению с 1900 г. по начало 20-х гг.

Будущее политической науки Ч. Мерриам видел в развитии «психологической обработки политики». В «Докладе национальной конференции по политической науке» 1924 г. Ч. Мерриам подчеркнул, что «настоятельной необходимостью времени для политической науки является разработка научной техники и методологии». Он был убежден в том, что техника поиска фактов создает «адекватный базис для надежного обобщения» и переводит «политическое исследование на объективную научную основу».

Дж. Кэтлин в книге «Наука и метод политики» (1927) выступил с претензией на формулирование «чистой науки» о политике, свободной от каких бы то ни было оценок. Политические ученые в США вплоть до окончания Второй мировой войны специализировались в области американской публичной политики, американского публичного права, американских политических партий и групп давления, конгресса и исполнительной власти, штатного и местного управления. При этом у американских политологов политические феномены и процессы во все возрастающей степени становились объектом математизации и квантификации.

В результате этого в американской политологии неуклонно утверждался позитивизм в его сциентистских формах, что, по сути дела, вело к изгнанию из исследований теоретического, философского, мировоззренческого начала. Симптоматично, что до 1930 г. политическая теория неизменно была представлена отдельной секцией на ежегодных собраниях Американской ассоциации политической науки, а к концу 30-х гг. она уже в качестве таковой исчезла из ее программы. Интерес представляет и вывод, к которому пришли А. Соумит и Дж. Таненхауз, проанализировав материалы журнала «Обозрение американской политической науки». «Если с 1921 по 1932 г., - писали они, - почти каждый том названного журнала содержал дискуссию pro и contra сциентизма, то в период с 1933 по 1940 г. проблема эта почти полностью исчезла с его страниц». Это не могло не сказаться на характере и содержании политической науки.

Касаясь вопроса о восхождении сциентистской, позитивистской политологии США, не следует думать, что противостоящие ей течения перестали существовать. В тот период вышло немало работ, в которых аргументированной критике подвергался позитивистский подход, отстаиваемый Ч. Мерриамом, Дж. Кэтлином и др. Достаточно упомянуть, например, работы У. Эллиота «Прагматический мятеж в политике» (1928) и «Возможности науки о политике: с особым акцентом на методы, предложенные Уильямом Манро и Джорджем Кэтлином» (1931). У. Эллиот обосновал несостоятельность устремлений тех позитивистов, которые пытались превратить политологию в точную науку. Политическая наука, подчеркивал он, «не имеет никакого постоянного измерителя, которому поддаются измеряемые величины». Она имеет дело с уникальными по своей сущности явлениями, не поддающимися экспериментированию, не укладывающимися в рамки «жестких детерминистских законов». В подобном же духе рассуждал известный историк Ч. Бирд в президентском послании «Время, технология и творческий дух в политической науке», адресованном Американской ассоциации политической науки (1927). Он, в частности, отмечал, что сциентизм не способствует развитию творческого духа и ориентирует политологов на однобокое накопление фактов «по частным проблемам со ссылкой на специфические практические цели».

Тем не менее в американской политической науке верх одержала позитивистская методология. Этот факт имел большое значение, так как в 1930-1940-е гг. американское влияние стало преобладающим в западной политологии. В этот период в США переместился центр развития социальных и гуманитарных наук, превратив их в некотором роде в законодателя мод в этой области. В тоталитарных странах Европы исследования в этой области были либо свернуты, либо полностью поставлены на обеспечение идеологических и политико-пропагандистских запросов правящих режимов. Этому способствовала небывалая в истории «утечка мозгов» и переселение цвета интеллектуальной и творческой элиты континентальной Европы в Америку. В период нацизма германская политология как таковая по сути дела была уничтожена. С 1923 по 1938 г. Германию покинули более половины преподавателей высшей школы, а также множество видных представителей интеллектуальной и научной элиты, такие как 3. Фрейд, К. Левин, Г. Маркузе, К. Мангейм, Э. Фромм, Т. Адорно и др. Аналогичная судьба постигла политическую науку в Италии и большинстве других европейских стран. Девальвация ценности знания, подчинение все и вся целям идеологии и пропаганды делали неуместными социальные и гуманитарные дисциплины, в том числе и политологию.

Радикальные изменения в отношении к политической науке произошли и в России. После Октябрьской революции и особенно в условиях единовластия коммунистов произошел процесс свертывания политологии и постепенного запрещения любых политологических исследований, не выполняющих агитационно-пропагандистских, апологетических функций, нужных правящей партии большевиков. Шаг за шагом все обществоведение втискивалось в прокрустово ложе трех составных частей марксизма (ленинизма): марксистской философии, марксистской политической экономии и научного социализма.

После большевистского переворота по мере укрепления власти тоталитарной диктатуры часть российских философов, политологов, социологов и представителей других обществоведческих дисциплин была выслана за границу. В их числе находились такие блестящие умы, как Н.А. Бердяев [19,20,21,22], О.Н. Лосский, С.Л. Франк [164,165,166,167], П.Б. Струве [152], В.В. Зеньковский [58], П. Сорокин [112,146,147,148] и многие другие, получившие мировую известность благодаря своим блестящим трудам по различным основополагающим проблемам современного обществознания. Их работы, составившие золотой фонд русского зарубежья, с поражением тоталитаризма вернулись в Россию и внесли свой неоценимый вклад в восстановление насильственно прерванной российской политологической традиции.

Другая часть обществоведов, не пожелавших или не успевших покинуть свою родину, но в то же время не примирившихся с тоталитарным господством и террором, навсегда исчезла в лагерях ГУЛАГа; третьи по тем или иным причинам вынуждены были принять новый режим и отдать свои знания и способности на его идеологическое оправдание. В итоге все обществоведческие науки, в том числе и политология, были превращены в «служанок политики компартии и советского государства», в своеобразные придатки марксистско-ленинской идеологии и научного социализма. Более того, политология как самостоятельная обществоведческая дисциплина была ликвидирована.

Все это позволяет сделать вывод, что в период между двумя мировыми войнами в политической науке верх взяла вторая тенденция. По сути дела, тон в ней задавали США, и в целом западная политическая наука функционировала под знаком позитивизма.

§ 3. Этап «второй институционализации» политической науки