Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 26 страница

Представления человека о «схеме своего тела» участвуют в осмыслении того, каким видят его другие люди, и каким он ка­жется себе, «отраженным» видением его другими. «Схема своего тела» участвует в нашем представлении того, какими должны быть окружающие нас нормальные люди (не уроды). Собственное увечье и обезображивание порождают череду взаимозависимых дисфункций в структуре личности и ее взаимоотношений с людьми.

То или иное заметное (или не очень) нарушение «схемы тела» всегда есть у страдающего ПТСР (даже без увечий и обезображи­вания) из-за невольных болезненных изменений представления о себе, о здоровье своего тела, о своем месте в обществе. Наи­более яркие и психотравмирующие расстройства «схемы тела» и «схемы» своего присутствия в социальной среде при ПТСР возникают одновременно с обезображиванием после ожоговой травматизации (и из-за увечий после ранений).

Изучая психические расстройства у ожоговых больных, П.В. Качалов отмечал, что в этом периоде «амнезии редки, но оценка обстоятельств ожога (при упорном расспросе) дается противоречивая (в связи с ослаблением способности осмыслять происходящее). У больных, оказывающихся в условиях сенсор­ной депривации (помещенных в палаты с ламинарным потоком воздуха) отмечаются своеобразные парейдолии ("видения" лиц на перфорированном металлическом потолке) и функциональные галлюцинации (музыка, оклики, слышимые в шуме оборудования). Все эти расстройства носят кратковременный характер» [Алек­сандровский Ю.А., 2000, с. 250).

С.Г. Лафи изучила становление новых взаимоотношений обез­ображенных ожогами пациентов с окружающими людьми.

1. При уменьшении ожоговой токсемии, выходя из состояния с редукцией психики, человек начинает испытывать радост­ные переживания, еще не осознавая, что с ним произошло. Это проблески счастья победы жизни над смертью. Это радость борьбы организма с ожоговой травмой. Восста­навливающееся сознание первыми воспринимает «людей в белом», — медицинский персонал, — по началу безликих, в марлевых масках, заботливых, внимательных. «Они — ласковые, добрые ангелы над мной» (из рассказа ожогового больного 3.)

2. Вторым шагом на пути обретения новых социальных взаи­моотношений становится знакомство с соседями по палате и понимание того, что «и я, и они уже не прежние, а пережившие огненный стресс». Но чувство общности, сближая их, поначалу уменьшает понимание их отличия от здоровых людей.

3. Прорывом из «редуцированного настоящего», из болезни в прошлое время, когда обожженный был здоровым, красивым, становится первое посещение его больничной палаты родны­ми, близкими людьми. Обезображенный ожогом замечает за их добрыми чувствами горестное изумление перед его изме­ненным обликом.

4. Общение с внешним миром людей и понимание пропасти между своей прошлой нормальной, привычной жизнью и нынешнем существованием с измененным обликом возни­кает при первых прогулках по больничному двору, саду. Но у пациента есть еще возможность укрыться в «убежище», в своей больничной палате среди привычных товарищей по несчастью.

5. После выписки из больницы начинается сложная, многофазная адаптация (или дезадаптация) обезображенного человека в мире людей, не могущих скрыть, увидев его, ужаса, брезгли­вости, жалости, стыда.

6. Потом в обыденной социальной среде продолжается динами­ческое формирование послеожогового ПТСР. Американские исследователи Г. И. Каплан и Б. Дж. Садок

обнаружили разворачивание симптоматики ПТСР через 1 -2 года после тяжелых ожогов у 80 % детей и 30 % взрослых [Kaplan H.I., Sadock B.J., 1996]. Весьма отличаются данные российских уче­ных Б.С. Положий и И.В. Турина, отметивших ПТСР лишь у 8,9 % от общего числа обожженных людей [Положий Б.С., 2005, с. 163—175]. Столь большие различия могут быть из-за разной тяжести ожоговых травм и более эффективных методов психо­терапии. Наряду с этим меньшей вероятности возникновения ПТСР в России могут способствовать психосоциальные особен­ности нашего нынешнего общества, закаляющего души людей трудностями жизни.

У подверженных ПТСР существенно сильнее эмоционально-стрессовые переживания ожоговой травмы [Положий Б.С., 2005]. У них возникают:

- фиксация мыслей на тягостных воспоминаниях («погруже­ние»);

- стремление избегать любых напоминаний о перенесенной травматической ситуации («избегание»);

- повышается реактивная тревожность;

- достоверно чаще наблюдается депрессия.

Наряду с этими негативными реакциями у людей, постра­давших от ожогов, возникает «психологическая защита», как «подсознательная регулятивная система стабилизации лич­ности, которая вызывает устранение или сведение к минимуму чувства тревоги, связанного с осознанием конфликта» [там же, с. 163—166]. Психологической защитой могут быть:

- тенденция «держаться героем, которому нипочем прошлая травма» («подавление»);

- «наивная забывчивость» обо всем, что касалось ожогового стресса («вытеснение»);

- недооценка тяжести последствий ожога и неадекватно опти­мистический прогноз восстановления своей дееспособности («отрицание»);

«Казалось бы, именно в таких случаях подавление, вытеснение и отрицание носят характер наиболее адекватных механизмов психологической защиты. Однако без отреагирования мощного аффекта, вызванного перенесенным травматическим событием, данные механизмы психологической защиты не могут быть в пол­ной мере эффективными, поскольку неотреагированная ситуация как бы загоняется внутрь и становится источником отставленного во времени психического расстройства, каковым и является ПТСР» [там же, с. 167].

В латентном периоде, еще до развернутых проявлений ПТСР, уже в первые месяцы после ожоговых травм у пострадавших на­блюдались:

—представления пережитого травматического события, ярче при закрытых глазах, чаще ближе к вечеру и в одиночестве («аф­фективные галлюцинации»);

—переживание своей мнимой вины и якобы упущенных воз­можностей избежать травмы («тревожные руминации»);

— тревога с неадекватной пугливостью;

— навязчивые воспоминания психотравмировавшего события при любом внезапном стимуле (хлопанье дверью, зажигание света в темной комнате и т. п.);

Б.С. Положий отметил, что у обожженных после завершения латентного периода протекают две стадии ПТСР:

Первая — стадия невротических расстройств. «Она начинается в среднем спустя 6 месяцев после перенесенного травматического события и продолжается — при отсутствии специализированной психиатрической помощи — до 2-х лет» [там же, с. 169].

Вторая — стадия психохарактерологических изменений личности. Она развивается в среднем спустя 2 года после пере­несенного травматического события в случае неблагоприятного течения ПТСР, в частности при отсутствии или неадекватности ле­чения на предшествовавшей стадии невротических расстройств» [там же, с. 170].

И первая и вторая стадии могут актуализироваться в раз­ных психопатологических проявлениях. Наличие этих стадий сближает ПТСР с неврозами и указывает на общность ряда болезненных процессов психики в динамике этих заболеваний [Менделевич В.Д., 2005].

4.5.7. Посттравматические стрессовые расстройства после массовых психотравм при чрезвычайных ситуациях

Благодаря созданию в России Министерства Российской Феде­рации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (МЧС) в последнее время увеличилось внимание общественности и специализиро­ванных служб к проблеме ПТСР, изучаются его особенности при различных катаклизмах. Массовый характер поражений бывает во время экологических и природных катастроф [Кекелидзе З.И., 2005 и др.].

Травма психики во время стихийного массового бедствия — особая. Обширные природные, военные и техногенные катастро­фы создают представления о всеобщности несчастья: все люди вокруг стали его жертвами, всем нужна помощь. При массовости страдальцев у каждого появляется чувство одиночества, т. к. не на кого опереться, нет того, кто спасет. Массированность сил, поражающих людей (землетрясение, цунами, токсическое облако, ковровая бомбардировка и т. п.) создают ощущения неодолимости и, хуже того, неизбежности бедствия и горя. Все это у одних ломает адаптационно-защитные механизмы психики, обрекая на ПТСР. Но у других, напротив, мобилизует и раскрепощает душевные силы, способствует полнейшей само­реализации. Эти вторые в горестях бедствий обретают счастье преодоления массовых трагедий. У них «самопрофилактикой» ПТСР становится энергия альтруизма, воплощающаяся в муже­ственном лидировании. Предотвращению ПТСР при рукотвор­ных катастрофах (техногенных, военных) может способствовать мстительная, действенная агрессия пострадавших против реаль­ных или мнимых виновников бедствия.

При массовых бедствиях причиной ПТСР у людей, непосредствен­но (первично) не затронутых бедствием, может стать информация о нем. Если в давнем прошлом она доходила виде слухов, молвы, пове­рья, то теперь вторичной причиной массовых ПТСР часто становятся средства массовой информации (СМИ). Они используют то, что все люди готовы в любой момент сохранять и продлять свою жизнь, жизнь своей семьи, своего рода, т. е. воспринимать информацию об опасности для жизни, не задумываясь об ее достоверности. При­влечение всеобщего внимания информационными «страшилками» повышает рейтинг СМИ, однако, вместе с тем у многих расшатывает психику, готовя их к ПТСР (см. так же 5.5.5).

Замечу, что второй «педалью» безусловного привлечения массо­вого внимания становится сексуальная тема. Нескромное и безза­стенчивое использование ее в рекламе и для увеличения рейтинга СМИ становится массовым бедствием, увеличивая сексуальную заболеваемость (3.1.8) и провоцируя половые аномалии.

Нельзя не учитывать и то, что для многих людей «ужастики», доставляемые им СМИ в сообщениях о массовых (и одиночных) чрезвычайных происшествиях — «спасение» от напряженной монотонии обыденной жизни, создающей «болезни стресса». Это может быть развлечением и отвлечением от скуки жизни, «излечивающим» психику противопоставлением: «Другим хуже, чем мне?»; таков «выход» невротических комплексов. Но все же у части населения обильная информация о чужих бедствиях опо­средованно создает ПТСР.

Иные механизмы психических расстройств при массовых радиационных поражениях. Неосязаемые, но смертельные ра­диационные воздействия при аварии на Чернобыльской АЭС, как причина своеобразного ПТСР, многие годы изучаются под руководством профессора Н.В. Тарабриной [Тарабрина Н.В., Лазебная Е.О., Зеленова М.Е., 1994; Румянцева Г.М., Степано­ва А.Л., Чинкина О.В., 2005 и др.].

Особым образом протекает ПТСР после сексуального насилия. Все больше средства массовой информации обращают внимание на опасность сексуальных маньяков, а это создает предпосылки для массовых проявлений ПТСР [Печерникова Т.П., Шостако­вич Б., 2005 и др.].

Наиболее глубокая травматизация психики, иногда с отсро­ченными на годы патологическими последствиями, происходит в детском возрасте [Черепанова Е.М., 1996; Шостакович Б.В., Уша­кова И.М.. Потапов С.А., 1994; Портнов А.А., 2005, с. 144-162 и др.].

Обзор исследований психологических расстройств при катастрофах сделан А.Б. Исаевым с соавторами [Исаев А.Б., Котенев И.О., Филиппов Н.М., 1989]. Большинство исследова­телей на первой стадии состояния, названного «синдромом ка­тастроф», обнаруживали панические действия: дезориентацию, поступки, неадекватные реальным нуждам (преимущественно истерические) либо апатию, пассивность, ступор. Человек за­стывает на месте, скорчившись, будто чтобы уменьшиться, в эмбриональной позе. На второй стадии — экзальтированная радость спасенных: бравада, рассказы о пережитом; потом они сменяются вялостью, утомлением, апатией. Повышается внушаемость и чувство зависимости от окружающих. Это пере­ходит на третьей стадии в усиленное чувство коллективизма и даже «братства» переживших близость смерти. Наконец, на четвертой стадии формируется осознание горестных последствий катастрофы, тревоги за будущее [Александровский Ю.А., ЛобастовО.С, Спивак Л.И., Щукин Б.П.. 1991; Wallace A.F.C., 1956;Tyhust J.S., 1956].

Исследователи обнаружили, что паника возникает не столь выраженной, если ситуации и действия людей поддаются кон­тролю. Плохо сказываются неподготовленность населения к ка­тастрофам и неконтролируемая информация о происходящем или отсутствие адекватных сообщений о катастрофе [Chandessais С, 1972; Larsen O.N., 1954 и др.].

Не только пострадавшие, но и свидетели катастрофы в по­следующем страдают от ПТСР. Профессионалы, отобранные и обученные оказывать помощь в экстремальных, катастрофических ситуациях, также подвержены ПТСР. «W.A. Foreman, анализи­руя аварию самолета, рухнувшего на супермаркет... через шесть месяцев обнаружил посттравматические расстройства у 50%, через 12 месяцев — у 71%, и через 1,5 года у 43% полицейских, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Автор от­мечает, что подразделение, принимавшее участие в ликвидации пожара, сопровождавшегося массовыми жертвами и большим количеством обгоревших или изувеченных трупов, может в по­следующие 3-5 лет потерять до 20% всей численности личного состава за счет увольнения лиц с нарушенной психической адап­тацией» [ЧовдыроваГ. С, 2000, с. 132]. Т. Пирсон обнаружил, что после «стресса критического инцидента» у 87 % профессионалов, призванных купировать такие инциденты, возникают симптомы ПТСР [Pierson Т., 1989].

Однако Ю. А. Александровский доказывает, что есть разли­чия ПТСР и социально-стрессовых расстройств [Александров­ский Ю.А., 1986]. «Психотерапевтическое лечение является важным компонентом в комплексной помощи больным с ПТСР. Применение психотерапевтических методов должно учитывать личностное своеобразие пациента, стадию и клинический вариант развившегося у него заболевания, сочетание индивидуальных и групповых, в том числе семейных, подходов, базироваться на сочетанном применении методов кризисной интервенции и патогенетической личностно-ориентированной психотерапии с достаточной продолжительностью лечебно-реабилитационных мероприятий» [Положий Б.С, 2005, с. 201-202].

Полно и лаконично обобщение симптоматики, анализа ме­ханизмов ПТСР и схем лечения представлены в монографии И.Г. Малкиной-Пых «Экстремальные ситуации: Справочник практического психолога» на стр. 134-488 [Малкина-Пых И.Г., 2005]. Не буду описывать здесь применяемого при ПТСР лечения, потому что оно должно быть индивидуальным и проводиться под контролем профессионалов: психиатров и психотерапевтов.

4.6. СОН И СТРЕСС

Существует обширная научная и популярная литература, посвященная проблеме сна, и многочисленные попытки объяс­нения его сущности и значения для нормальной жизнедеятель­ности организма [РотенбергB.C., 1982; Власов Н.А., Вейн A.M., Александровский Ю.А., 1983; Борбели А., 1989; Современная теория сновидений, 1998; Сон — окно в мир бодрствования, 2003; Вейн A.M., Корабельникова Е.А., 2004; Shapiro СМ., 1994]. Большинство исследователей сообщают о благопри­ятном действии сна на самочувствие и состояние человека, перенесшего острый стресс или находящегося в условиях ежедневных стрессовых воздействий [Горбов Ф.Д., Мясни­ков В.И., Яздовский В.И., 1963; Горбов Ф.Д., Мясников В.И., 1968; Кассиль Г.Н., 1978; Мясников В.И., 1967; Ellis B.W., Dudley Н.А., 1976; Hartmann Е., Brewer V., 1976, Schneider D., 1977 и др.]. Вместе с тем известно, что характер сна меняется при стрессе. Отмечено, что наиболее «уязвимым» оказывается так называемый парадоксальный сон — его продолжительность уменьшается; снижается глубина сна, нарушается индивиду­альная ритмичность фаз сна. Чем больше дистрессогенный эффект воздействия, например при хирургическом вмеша­тельстве [Ellis B.W., Dudley Н.А., 1976], тем более выражены указанные изменения сна. Может уменьшаться антистрессовый эффект сна.

В экспериментах на наземном имитаторе межпланетного корабля (в квартире-центрифуге), проведенных в 60-х гг. прошлого века, нами было обнаружено, что при выраженном дистрессе, возникавшем во время многосуточного медленного вращения, «глубина сна, быстро нарастая, вскоре уменьша­лась, сон становился поверхностным, чутким, с частыми пере­рывами» [Китаев-Смык Л.А., 1979, с. 149]. В экспериментах продолжительностью от трех до тридцати пяти суток были обследованы одиннадцать человек. Все они сообщали об уменьшении глубины сна и его прерывистости при дистрессе. Это подтверждали результаты анализа ночных электроэнце­фалограмм. При дистрессе в условиях медленного вращения нами была отмечена легкая пробуждаемость испытуемых в любое время ночи [Китаев-Смык Л. А.. 1977; Китаев-Смык Л.А., 1979]. Испытуемые говорили, что ночью они несколько раз про­сыпались, «чтобы перевернуться на другой бок». При каждом пробуждении чувствовали себя совершенно проснувшимися, но тут же могли заснуть, что хотя спали ночью плохо, но утром чувствовали себя выспавшимися и помнят 6—8 снов. Эти вос­поминания отличались яркостью образов и эмоциональностью переживаний. Один испытуемый сообщал, что с первой ночи в условиях вращения ему впервые в жизни стали сниться цветные сны. Итак, наши испытуемые при тяжком дистрессе по ночам вдруг сразу чувствовали себя совершенно проснувши мися, но понимая, что спать надо дальше, вновь проваливались в новое сновидение, не забыв прошлого сна с его персонажами. Известно,что в спокойном (нестрессовом) состоянии люди, проснувшись, помнили один-два сна, либо отрывки снов, или им казалось, что спали без сновидений.

Особо отметим, что состояние дистресса возникало в на­ших экспериментах из-за «укачивания, укручивания», т. е. без каких-либо эмоциональных негативных нагрузок (воздействий), без тревог, страха, огорчений, обид и т. п. Вероятно, в связи с этим ночью во время кратких пробуждений испытуемые были совершенно спокойны. У них не было негативных либо, на­против, позитивных эмоциональных переживаний. Об этом свидетельствовали отчеты испытуемых как после окончания сна по утрам, так и непосредственно во время кратких ночных пробуждений.

Можно полагать, что эти неоднократные пробуждения возникали после завершения каждого периода сна, а периоды становились короче.

Иным было эмоциональное наполнение промежутков между периодами сна у людей, переживающих мучительный либо опас­ный военный стресс. Во время двух «чеченских войн» с 1995 по 2001 г. мне приходилось участвовать в купировании боевого стресса у российских военнослужащих, участвовавших в боях, у журналистов-стрингеров и мирного населения, проживавшего на территории боевых действий. Эмоциональные переживания во время неоднократных ночных пробуждений были разного типа.

А. Стенические просоночные эмоции. В просоночном состоя­нии человек вскакивал, убежденный, что ему надо (а) спасаться, бежать, покинуть то помещение, где он спал, т. к. сюда вскоре придут, ворвутся враги; либо (б) что для него (проснувшегося) опасен кто-то из людей, находящихся рядом. Этот вариант просо-ночных эмоций мог бы сопровождаться агрессивными действиями, особенно опасными, если человек в состоянии «активного просо-ночного стресса» был вооружен.

Б. Астенические просоночные эмоции. Во время каждого ноч­ного пробуждения человек переживал мучительное горе, отчаяние и трудно переносимые ощущения, тремор во всем теле, или только в груди и руках. В таком состоянии «астенического просоночного стресса» у человека терялось разумное представление о реальных событиях вчерашнего дня, о текущей действительности. Она казалась непереносимой. Человек был способен к самоубийству. У людей в состоянии просоночного стресса нам удавалось заре­гистрировать значительное увеличение артериального давления и частоты сердцебиения.

Психотерапевтические действия были многовариантны. Общим было: 1) признать правомерность всех эмоциональных переживаний человека, пробудившегося в состоянии про­соночного стресса, 2) выйти вместе с ним из помещения на городскую, сельскую улицу, 3) начать вместе с ним общение с другими людьми (с продавцами ночного магазина, с дежурными по воинской части), 4) вспомнить о довоенной жизни, о членах семьи, 5) заговорить о программе действий предстоящего дня, 6) вернуться в помещение и лечь спать (до следующего про­буждения).

Об особенностях сна при стрессе писал Гарри Стек Салли-ван: «Когда мы спим, мы испытываем некоторый недостаток защитных операций, поскольку обязательным условием самого погружения в сон является уверенность человека в том, что его самооценке ничто не угрожает. При наличии сильной тревоги сон практически невозможен, хотя когда накапливающаяся у человека усталость достигает определенного уровня, он уже не может сопротивляться сну; в этом случае сон протекает в порядке чередования коротких периодов глубокого сна и сравнительно протяженных стадий легкой дремоты, которую, строго говоря, трудно отличить от состояния бодрствования.» [Салливан Г.С., 1999, с. 300]. Салливан имел свое мнение о сущности сна: «функциональное значение сна, если рассматри­вать его с психиатрической точки зрения, сводится к полному отключению защитных операций. В результате многие неудов­летворенные потребности дня... удовлетворению которых в состоянии бодрствования мешает вмешательство тревоги или защитных операций, по возможности удовлетворяются через скрытые операции, символические механизмы, реализующиеся во сне» [там же, с. 301 ].

Изучение влияния стресса на сон проводилось при подготов­ке и проведении космических полетов, а также в клинических условиях. Эти исследования подтвердили, дополнили и во многом объяснили результаты наших опытов в наземном имитаторе космического корабля — квартире-центрифуге. Были изучены «нейрофизиологические аспекты стрессореактивности» и раз­работана концепция «схемы сна», исследован сон при стрессе у людей, изолированных в замкнутом пространстве, при напряжен­ном ожидании опасности и др. Однако, пытаясь понять сущность механизмов сна, исследователи констатировали, что «внутренняя организация этих механизмов сложна и не изучена» [Ковров Г.В., Вейн A.M., 2004, с. 80].

Е. Хартман и В. Бревер, изучая потребности в сне у пятисот человек разного возраста и разных профессий, обнаружили, что стресс (при напряженной работе или учебе), создающий беспокойство или депрессию, может увеличивать потребность в сне. Напротив, при счастливой, беззаботной жизни потреб­ность в сне снижалась [Hartmann Е., Brewer V., 1976]. Навер­ное, такая зависимость не однозначна. Многие исследователи подчеркивали антистрессовое значение скрытой психической активности, имеющейся во время сна [Мясников В.И., 1967; Ellis B.W., Dudley Н.А., 1976; Hartmann Е., Brewer V., 1976; Schneider D., 1977 и др.]. По мнению И.М. Фейгенберга, во время сна «преобладающее значение имеют "внутренние входы", через которые поступает информация, хранящаяся в мозгу,— память о прошлом, прогноз и планы на будущее» [Фейгенберг И.М., 1972, с. 26].

Описанные выше феномены просоночного стресса у людей, днем бесстрашных, можно анализировать с учетом концепции о «панических атаках в цикле сон-бодрствование» [Башма­ков М.Ю., Дюкова Г.М., Голубев В. Л., Столярова А.Т., Ту-шерВ.Н., 1995, с. 21-29]. Пробуждающиеся из-за «панической атаки» люди в 99,2 % случаев испытывают страх, в отличие от того, как при дневных «панических атаках», страх бывал лишь в 63,3 % случаев. Ночные страхи свойственны мужчи­нам, однако в целом из-за «панических атак» больше страдают женщины. Для дневных «панических атак» более характерны функционально-неврологические проявления: «ком в горле», нарушения речи, временные параличи. У людей с дневными «паническими атаками» отмечены депрессивные явления, у лиц с ночными — повышенная тревожность. «Панические атаки» способствуют возникновению агарофобии (боязнь открытых пространств) и «фобии сна» (боязнь засыпания), нарушают нормальные отношения всех фаз сна. Причинами «панических атак» могут стать и текущий стресс жизни, и психические травмы детства.

Многих интересовало, как влияет стресс на сновидение. B.C. Ротенберг установил зависимость особенностей снов от высокой либо низкой «поисковой активности» людей во время бодрствований [Ротенберг B.C., 1982]. Участие сновидений в адаптации к стрессу у здоровых людей и невротиков изучала Е.А. Коробельникова [Коробельникова Е.А., 1997].

Анализируя феномен сновидений при стрессе, Г.В. Ковров и A.M. Вейн писали: «сложность понимания данной про­блемы заключается в том, что исследователи, как правило, сталкиваются только с отчетами о сновидениях, а не с самим процессом... Провести однозначную параллель между фено­менологией сна и самим сновидением, которое становится "доступным" только после окончательного пробуждения, не представляется сегодня полностью возможным» [Ковров Г.В., Вейн A.M., 2004, с. 60).

Интересно замечание о сне выдающегося мыслителя и ис­следователя Н. Я. Пэрна: «Наблюдения показывают, что сон про­является как особое стремление, как особый позыв. Пуркинье, например, говорит (1846 г.), что сон может иногда наступить среди полных сил и что наступление его обыкновенно ясно сопровождается характерными ощущениями около висков и в сочленениях в виде особой теплоты и особого влечения — нечто аналогичное половому чувству. И из этого видно, что стремление ко сну ие нечто пассивное, а нечто активное, т. е. организм не подпадает сну, как он подпадает бессилию, а деятельно устрем­ляется к нему, как некоему делу. Не внешние причины толкают его роковым образом ко сну, а внутреннее стремление застав­ляет его переходить в это "иное состояние"» [Пэрна Н.Я., 1925, с. 32]. Суждение профессора Н.Я. Пэрна основаны не только на результатах лабораторных опытов и клинических наблюдений. Николай Пэрна проводил свои изыскания и на фронтах Первой мировой войны. Будучи военным врачом, он обращал внимание на то, что позднее было названо «боевым стрессом». И все же его суждения не бесспорны. В них важно указание на то. что состояние перехода ко сну может быть в чем-то сходно с осо­бой активной формой стресса и с оргастическими признаками сексуального эустресса. Но в какое «иное состояние жизни» переходит человек засыпая? Ответу посвящено множество на­учных изысканий, отсылаем к ним читателя. Здесь же обратим внимание на то, что выдающийся ученый-естествоиспытатель и богослов Павел Флоренский указывал, что мир горний и мир дольний соприкасаются только во снах [Флоренский П. Иконо­стас, 1972].

4.7. О ТИПОЛОГИЗАЦИИ ЛЮДЕЙ ПРИ СТРЕССЕ

Различия людей возникли в ходе биологической эволюции и антропогенеза как приспособления живого мира и человечества, обеспечивающие жизнь при постоянных медленных изменениях условий существования на Земле. Диапазон и тенденция этих изменений на протяжении многих миллионов лет требовал и от живой материи на нашей планете разделения на особи: на отдель­ные растения, на различные существа и пр., и пр. (подробнее об этом см. 3.6.3). И вот мы — разные, и нас много. Дальше надо бы сказать: «И мы все нужны друг другу». По мнению В.В. Налимо-ва, в многотысячелетнем диапазоне истории это действительно так, но в отдельные эпохи лишь некоторые типы людей оказыва­ются особенно востребованными и потому более успешными и счастливыми. А другие типы сохраняются «про запас», пока не будут особенно нужны в иные будущие эпохи существования человечества; тогда нынешние «счастливчики» станут запасными игроками на арене жизни.

В XX в. в разных течениях психологии была модной диагно­стика людей с «сильной» и со «слабой» нервной системой. Якобы первые лучше (легче) переносят превратности жизни. Но более верно утверждение, что не существует изначально «сильных» и «слабых» типов нервной системы и темпераментов. Потому что одни свойства личности либо компенсируют недостатки других, либо компенсируются при своей недостаточности другими своими свойствами. При этом создается индивидуальный стиль жизни [Мерлин B.C., 1986].

Для решения психологических задач (при организации труда, в медицине и педагогике, в политике и в шоу-бизнесе, в пред­выборных PR-технологиях), требующих учета и эксплуатации человеческих различий, было создано множество классификаций индивидуальных, личностных особенностей. Как только возни­кала новая деловая задача, для решения которой требовались специфические особые свойства исполнителей, тут же созда­валась новая или модернизировалась старая классификация человеческих различий. Над этим трудились многие русские психологи В.М. Теплое, Б.Г. Ананьев, В. С. Мерлин, В.Д. Небы-лицин, В. М. Русалов, В.В. Столин, А.Г. Асмолов, Э.А. Голубева, Э.А. Фарбер и др. В.А. Бодров, имеющий свой опыт профотбора людей для работы в экстремальных условиях, сделал анализ индивидуальных особенностей преодоления неблагоприятных форм стресса [Бодров В.А., 2005, с. 308-316].

Здесь кратко изложу результаты наших исследований, касаю­щихся проблемы индивидуальных различий при стрессе.

4.7.1. Типология пьяниц. Стрессовые различия в отношении «к себе» и «к другим»

В 70-х гг. прошлого века, участвуя в антиалкогольных ме­роприятиях, я видел, что при классификации проявлений и последствий алкоголизма целесообразно учитывать различия в отношении людей «к себе» и «к другим», особенно когда у них стресс. Классификация, созданная на этих основаниях, приведена здесь в качестве примера дифференциации индивидуальных раз­личий, проявляющихся у людей при стрессе жизни [Боброва Э.С., Китаев-Смык Л.А., 1984, с. 44-48].

Людям свойственно страдать или радоваться из-за того, что происходит вокруг них. При этом они думают и о себе, и о других, оценивая свои достоинства и недостатки. Есть такие, кто больше склонны заглядывать в себя, анализировать свои переживания. Они меньше внимания обращают на окружающую их жизнь, легко погружаются в собственные мысли. Их называют «чувственно обращенными в себя» (сенсорными интровертами).