ЛЕКЦИЯ 15. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В КОНЦЕ XIX НАЧАЛЕ XX В.

1. Крах Драйкайзербунда.

Все эти перемены в Европе, о которых мы говорили в ходе предыдущей лекции, не могли проявиться в полном объеме до тех пор, пока во главе европейских внешнеполитических ведомств оставались дипломаты старой школы, такие, как Бисмарк, Горчаков, Дерби, Андраши. На рубеже веков, однако, к руководству большой политикой европейских кабинетов пришли люди, которые были во многом чужды представлений о монархической солидарности, свойственных их отцам и дедам. Новое поколение европейских политиков, как мы уже сказали, ориентировалось в своей политике на общественные настроения, на придворные камарильи, и т.п. Представление же о моральномединстве Европы было во многом к тому времени утрачено.

А ничего иного для укрепления Европейского концерта в то время просто не было. Мы уже рассматривали с вами внутреннюю структуруевропейского концерта: последняя была чрезвычайно слаба и не соответствовала задачам и потребностям все более усложнявшихся международных отношений. Фактически все держалось на устаревших династических принципах, которые все больше заменялись национальным интересом.

И первой жертвой племени младого, незнакомого политиков и дипломатов, пришедших к власти в конце XIX в., стал созданный Бисмарком в 1873 г. Союз трех императоров (австрийского, германского и русского). Для Бисмарка образование этого союза было одной из самых ценных дипломатических побед. Ведь тем самым Берлин 1) утверждал свое центральное положение в тогдашней Европе; 2) вбивал клин между Парижем и Санкт-Петербургом; 3) брал под свой плотный контроль австро-русское соперничество на Балканах (чтобы не пришлось потом выбирать, на чью сторону встать в случае войны между Австрией и Россией).

С самого начала, однако, было видно, что эта комбинация Бисмарка была довольно мертворожденной. Она держалась на собственный фобиях Бисмарка и на сентиментальных чувствах Александра II и Вильгельма I по отношению друг к другу, а также на взаимных симпатиях русских и немецких консерваторов и монархистов.

***

Политика Бисмарка была не просто традиционной, она была старомодной, - писал о нем Тейлор. Его преследовали кошмары, мучившие прошлое поколение и зачастую уже утратившие свою реальность. Во внутренней политике он неизменно остерегался революции 1848 года и потому обращался с социал-демократами, как с опасными заговорщиками, еще долгое время после того, как они стали респектабельными парламентариями. Так же обстояло дело и с внешней политикой В 1879 году одному только Бисмарку могла померещиться новая Крымская война. Он недооценивал слабость России и, быть может, преувеличивал упадок Австро-Венгрии (Тэйлор А.Дж.П. Борьба за господство в Европе. 1848-1918. М.: Издательство иностранной литературы, 1958. - С. 284-285).

***

Но вот что касается реальных национальныхинтересов Австро-Венгрии и России здесь всякие личные симпатии отступали на задний план. Разногласия двух стран на Балканах были слишком велики, чтобы их мог сгладить даже Бисмарк. Тем самым союз с Веной означал постепенное втягиваниеБерлина в балканские интриги венского кабинета вплоть до июля 1914 г.

Действительно, в ходе обмена нотами между Австрией, Пруссией и Россией в 1873 г. (каковой обмен и оформил Драйкайзербунд), стороны уславливались сотрудничать в: 1) сохранении территориального статус-кво в Европе; 2) разрешении Восточного вопроса; 3) обуздании революции. Ясно было, однако, что 3-й пункт интересовал в тех условиях исключительно Россию: бывший жандарм Европы содрогался теперь перед натиском русскойреволюции. Что касается пунктов 1-2, то назвать их союзом было бы слишком сильно; это было лишь обязательство консультироваться друг с другом в случае кризиса и не более того.

Германо-австрийский договор 1879 г., который был по сути дела оборонительным союзом, направленным против России, мог бы привести к отчуждению России и краху политики поддержания Союза трех императоров. Чтобы не допустить этого, Бисмарк был вынужден в 1881 г. пойти на заключение нового Драйкайзербунда, который более соответствовал духу времени. В соответствии с положениями трехстороннего австро-германо-русского договора 1881 г., три державы заключали пакт о нейтралитете на тот случай, если одна из трех империй окажется вовлеченной в войну с четвертой державой. Фактически это означало, что при любом обострении англо-русских противоречий Лондон окажется без союзников на континенте ввиду пророссийской политики Парижа, а также ввиду маловероятности новой франко-германской войны в то время. Далее, договор подтверждал принцип закрытия проливов в случае войны это была важная гарантия против возможного нападения Англии на Россию на Черном море. Наконец (и это тоже была большая победа русской дипломатии) Австрия согласилась на воссоединение Болгарии (взамен, правда, Россия была вынуждена подтвердить согласие на аннексию Боснии и Герцеговины).

Это была бесспорная победа российской дипломатии и признак германо-русского сближения. Вот почему новым союзом трех императоров была недовольна Вена (которой Бисмарк выкрутил руки), и вот почему Австрия сделала все, чтобы превратить его в пустой клочок бумаги. Тройственный союзАвстрии, Германии и Италии (1882 г.) означал смертный приговор для Союза трех императоров, поскольку имел явную антирусскую направленность и фактически перечеркивал Драйкайзербунд. Заключенный в следующем, 1883, году австро-германо-румынский договор стал. фактически, оборонительным союзом, направленным против России. Тем самым положения этого договора и Тройственного союза вступали в фактическое противоречие с условиями "Драйказербунда" 1881 г. Что еще хуже, Тройственный союз и австро-германо-румынский договор, как считают многие историки дипломатии, будучи первыми военно-политическими союзами, заключенными в мирное время после Венского конгресса,свидетельствовали о начале постепенной эрозии "европейского концерта".

Положение не мог спасти и Договор перестраховкиот 1887 г. - еще одна хитроумная комбинация Бисмарка. Согласно этому соглашению, Россия брала на себя обязательство оставаться нейтральной, если только Германия не нападет на Францию, а Германия - сохранять нейтралитет при условии, что Россия не нападет на Австро-Венгрию. Германия вновь взяла на себя обязательства поддержать Россию по вопросу о Проливах. Фактически именно в Договоре перестраховки впервые был намечен контур противостоящих коалиций - Антанты и Центральных держав (Россия-Франция и Германия-Австрия).

Антирусская направленность германской политики усилилась еще больше при преемниках Бисмарка. Фактически новые канцлеры - Каприви и Бельтам-Гольвег - не разбирались в международных делах, целиком полагаясь на суждение Гольштейна, одного из ведущих чиновников германского министерства иностранных дел. Отказ Берлина возобновить Договор перестраховки(1891)означал, что в германской политике произошел решающий поворот, направленный на безоглядную поддержку единственного надежного союзника - Австрии. Кроме того, в тот период в Берлине еще воздерживались от гонки морских вооружений и активной колониальной политики, что давало возможность сближения Англии и Германии (на антирусской основе). Германия, отказавшись от своих претензий на Занзибар и Юго-Западную Африку, получила от Лондона Гельголанд (англо-германское соглашение от 1 июля 1890 г.).

1. Франко-русский союз

В этих условиях франко-русское сближение становилось неизбежным. И если двусмысленная политика Берлина и откровенно враждебная политика Вены были стимулом к франко-русскому союзу для России, то Францию подталкивала на Восток неуступчивость Лондона в египетском вопросе (с 1882 г. Египет стал фактически британской полуколонией), что совершенно исключало восстановление крымской коалиции.

Впрочем, это франко-русское сближение шло непросто. Первоначально Россия отказывалась заключать военную конвенцию с Парижем и, следовательно, брать на себя какие-либо конкретные обязательства. Расчет Петербурга был понятен: в одиночку разделаться с Австрией, пока руки у Германии будут связаны по причине франко-германского антагонизма.

Действительно, в 1890-е гг. Франция нуждалась во франко-русском военном союзе больше, чем Россия. Однако, с другой стороны, финансовая зависимость царского правительства от французских займов была не менее ощутимой (первый такой заем был размещен еще в 1888 г.). Да и страх петербургского кабинета перед возможностью остаться один на один перед стремительно растущим германским колоссом также нельзя сбрасывать со счетов. Особенно усилились эти страхи после возобновления Тройственного союза (май 1891), сопровождаемые демонстрациями англо-германской дружбы.

Уже в августе 1891 г. царь Александр III принимал французского президента в Кронштадте; при этом он вынужден был обнажить голову при звуках французского революционного гимна - Марсельезы... Так началось сближение между двумя странами, которое в 1892-1894 гг. завершилось заключением франко-русской военной конвенции.

Статья первая этой конвенции гласила:

Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все свои наличные силы для нападения на Германию.

Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все свои наличные силы для нападения на Германию.

Статья вторая устанавливала, что в случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав Франция и Россия по поступлении этого известия и не ожидая никакого другого предварительного соглашения мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам. Далее в конвенции определялось количество войск, которое будет двинуто Россией и Францией против Германии как сильнейшего члена враждебной группировки.

Во время переговоров о содержании конвенции французская сторона настаивала, чтобы Россия выделила как можно больше сил именно на германском фронте. Очевидно, что французский генштаб продолжал придерживаться наполеоновской стратегии сокрушения главных сил неприятеля. Мировая война, однако, показала, что верх одержала стратегия изнурения,действуя в соответствии с которой Антанта сначала одержала победу над союзниками Германии, а потом принудила к капитуляции и самое Германию.

Далеко не сразу в Берлине осознали весь масштаб свершившейся катастрофы. Но по мере того как мечты об англо-германском сближении становились все более призрачными, германская дипломатия начала предпринимать шаги, направленные на сближение с Россией. Но было уже поздно - решить задачу ликвидацию франко-русского союза Германия так и не смогла.

Более того, на рубеже XIX - XX вв. Берлин предпринял ряд шагов, которые делали совершенно невозможными какое бы то ни было улучшение отношений и с Францией. Как известно, аннексия Эльзаса и Лотарингии в результате франко-прусской войны 1870-1871 гг. привела к антагонизму между Францией и Германией. Между тем, стремясь избежать втягивания Германской Империи в войну на два фронта, Берлин был объективно заинтересован в нормализации отношений с Парижем. Вот почему, стремясь компенсировать Францию за утрату двух этих провинций и, таким образом, найти основу для нормализации отношений с Парижем, Бисмарк неизменно поддерживал Францию во всех ее французских колониальных предприятиях. Сам Бисмарк был совершенно равнодушен к колониальной политике; известны его фразы насчет Балкан ("весь этот край не стоит костей одного померанского гренадера") и Африки ("Моя карта Африки находится в Европе. Вот лежит Россия, а вот - Франция, мы же находимся посредине. Это и есть моя карта Африки"). После образования Германской империи и решения, таким образом, исторической задачи объединения немцев в едином государстве Бисмарк справедливо полагал, что в интересах нового немецкого государства - поддержание стабильности в Европе, а такой стабильности, как показывал опыт истории, можно было добиться лишь за счет активизации колониальной экспансии ведущих держав - соседей Германии. Вот почему Бисмарк всячески поощрял колониальные устремления и Англии, и России - но особенно Франции.

Во всех конфликтах между Парижем и Лондоном по колониальным вопросам на протяжении 1880-х гг. Бисмарк неизменно поддерживал французов. Действуя таким образом, немецкой дипломатии удалось развалить т.н. "либеральный союз" между республиканской Францией и конституционной Британией, который, разумеется, имел определенную антигерманскую направленность.

Активизация же германской колониальной политики с неизбежностью вызвала обострение германо-французских отношений, и сразу же возник дух реванша за Седан. Но еще более серьезные последствия имело для Берлина ухудшение англо-германских отношений.

1. Нарастание англо-германского антагонизма

Собственно, авантюристическое решение порвать с Россией было принято канцлером Вильгельмом II и его окружением под влиянием надежд на англо-германское сближение. Этим надеждам, однако, не суждено было сбыться, и важнейшей причиной стало англо-германское морское и колониальное соперничество.

В правящих кругах Германии утвердилась та точка зрения, что без обширной колониальной империи Германская Империя якобы не может развиваться. Вообще-то такого рода взгляды не находили своего подтверждения в сравнительных данных экономического развития Германии и старых колониальных держав: Германия, которая практически не имела колоний, развивалась намного быстрее Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т.д. (кстати, то же самое можно сказать и о США). Фактически колонии были обузойна шее старых колониальных держав; во всяком случае, после краха колониальных империй в 1960-е гг. темпы экономического роста европейских метрополий многократно возросли. Но, тем не менее, в немецкой правящей элите на рубеже XIX - XX вв. мысль о необходимости колониальной экспансии стала своего рода idee fixe. Не случайно, что именно тогда в Германии большое распространение получили геополитические концепции,уделявшие особое внимание именно расширению контроля над географическим пространством как доказательство жизнеспособности государственного организма.

***

Так, в своей книге Политическая география, вышедшей в 1897 г., германский ученый Ф. Ратцель обосновывал тезис о том, что государство представляет собой биологический организм, действующий в соответствии с биологическими законами. Более того, Ратцель видел в государстве продукт органической эволюции, укорененный в земле подобно дереву. Сущностные характеристики государства определяются поэтому его местоположением, и успех государства определяется успешностью приспособления к окружающей среде. Один из основных путей наращивания мощи этого организма, считал Ратцель это территориальная экспансия, или расширение жизненного пространства Lebensraum. На долгие годы в общественном сознании Германии утвердилась мысль о том, что все проблемы этой страны связаны со слишком якобы тесными границами, стесняющими ее динамическое развитие.

***

Такого рода взгляды были конкретизированы и развиты в трудах т.н. Пангерманского союза. Эта организация, образованная в 1891 г., включала ряд видных парламентариев (преимущественно национал-либералов и консерваторов), промышленников (главным образом экспортеров), профессоров, юристов, отставников-военных. Спонсорами союза были крупнейшие германские концерны, работавшие в сфере тяжелой промышленности. Целью союза было создание т.н. Срединной Европы путем поглощения Австро-Венгрии, Голландии, Дании, Прибалтики, Бельгии, части Швейцарии, Восточной Франции и даже (возможно) Украины и Кавказа. Пангерманцы были искренне уверены, что германская военная мощь позволит справиться сразу со всеми врагами Райха. Влияние Пангерманского союза было очень велико - многие публичные выступления (и даже важнейшие политические решения) кайзера Вильгельма, канцлера Бюлова, адмирала Тирпица и др. были приняты под влиянием пангерманской пропаганды о необходимости территориальной экспансии.

Конкретными проявлениями растущего антагонизма между Лондоном и Берлином стало противодействие, оказанное британским кабинетом строительству железных дорог в Анатолии (1892 г.). И хотя Берлин и Стамбул отвергли эти притязания и железная дорога Эскишехир-Конья была построена при немецком финансовом и техническом содействии, тем не менее все это оставило неприятный осадок в англо-германских отношениях.

Новым свидетельством обострения англо-германских противоречий стало соперничество великих держав за раздел Африки. Собственно, соперничали тут главным образом Англия и Франция, которые использовали другие европейские державы (Германию, Бельгию и Италию) в своих интересах, чтобы не допустить своего главного антагониста к верховьям Нила, которые рассматривались как главный объект соперничества.

Вот почему, в соответствии с договором от 15 ноября 1893 г. Англия признавала территорию Камеруна до оз. Чад на севере и бассейн реки Шари на юге как немецкую зону влияния. В Лондоне рассчитывали, что Германия, традиционный враг Франции, воспрепятствует продвижению французов к верховьям Нила с запада.

Но не тут-то было! Ровно через 4 месяца, 15 марта 1894 г., было заключено франко-германское соглашение, по которому Германия ограничивала свои владения Камеруном, а французской стороне предоставлялась свобода действий на всем пространстве к востоку от его границы.

Здесь британский кабинет просчитался, не сумев понять, что в интересах Берлина было отвлечь Францию от Европы(и от потенциальных союзников в Европе). Более того, Берлин сделал все возможное, чтобы сорвать англо-бельгийское соглашение, в соответствии с которым т.н. "Независимое государство Конго" получало в аренду левый берег Нила от оз. Альберта до Фашоды. В результате давления из Парижа и Берлина 14 августа 1894 г. король Леопольд II по соглашению с Францией отказался от левого берега Нила. Путь к Нилу был открыт, что и привело год спустя к острейшему англо-французскому кризису вокруг Фашоды (т.н. "Фашодский инцидент).

Но особенное раздражение Лондона вызвала позиция, занятая Берлином в ходе кризиса вокруг Трансвааля (декабрь 1895 - январь 1896), когда полным провалом закончился английский заговор, направленный на свержение президента Трансвааля Крюгера при поддержке отряда полиции Южноафриканской компании Сесиля Родся под командованием Джемсона. Германия традиционно рассматривала бурские республики на юге Африки как свою сферу влияния; вот почему неудавшийся налет на Йоханнесбург вызвал резкую реакцию кайзера. Знаменитая телеграмма кайзера Крюгеру (3 января 1896 г.), в которой он поздравлял президента Трансвааля с победой над вооруженными бандами и намекал на возможную помощь со стороны дружественных держав, вызвала настоящую бурю в Англии. Отныне там не делали себе иллюзий относительно того, что в лице Германии туманный Альбион имеет непримиримого врага. С другой стороны, неудачей закончились и попытки Берлина сколотить антианглийскую континентальную лигу: ни Россия, ни Франция, ни Австрия, ни Италия не были готовы к конфликту с Лондоном ради германских интересов. Ведь колониальные претензии Берлина начали вызывать на рубеже XIX - XX вв. все большее беспокойство уже не только в Лондоне, но и в других европейских столицах.

Так, в ходе т.н. Фашодского инцидента(лето-осень 1898 г.), когда экспедиционный англо-египетский корпус Китченера заблокировал в деревушке Фашода в верхнем течении Нила отряд капитана Маршана численностью в 100 чел., французам пришлось убедиться, что от прежнего благожелательного отношения к их колониальным авантюрам со стороны Германии не осталось и следа. Осторожный зондаж Парижа относительно позиции Берлина по поводу англо-французского конфликта породил следующий ответ немецкой стороны: "Франко-германское сближение станет возможным лишь тогда, когда слова "Эльзас и Лотарингия" исчезнут из словаря французских государственных деятелей и французской прессы". В итоге Франция была вынуждена капитулировать перед Великобританией, уступив последней фактически весь бассейн Нила. В качестве утешительного приза Франция получила значительный кусок Судана к западу от Дарфура. Захват этой территории позволил соединить территориально владения Франции в Северной и Западной Африке с ее центральноафриканскими колониями.

Очень скоро, впрочем, Лондону пришлось глубоко раскаяться в своей негибкой политике в колониальном вопросе, которая оттолкнула от Англии не только Францию, но и Россию. Произошло это после начала англо-бурской войны(1899-1902).Операция, которая задумывалась Лондоном как полицейская акция, превратилась в тяжелую и кровопролитную войну, потребовавшую напряжения всех сил империи. В Южную Африку пришлось перебросить до 250 тыс. чел., и только через 2 года упорной борьбы удалось добиться победы.

Дело даже не только в том, что под вопрос была поставлена эффективность британской военной машины. Англия оказалась в полной международной изоляции, которая в данный момент выглядела совсем не блестяще. Франция, Россия и Германия теперь получили возможность припомнить надменной Британии все те унижения, которые они претерпели от туманного Альбиона в колониальном вопросе.

Британскому кабинету пришлось пойти на уступки Берлину (2 острава архипелага Самоа + часть колонии Золотой Берег в Западной Африке), лишь бы только добиться германского нейтралитета в войне. Политика Германской империи - открытый шантаж, - писал в этой связи Чемберлен премьеру Солсбери. Однако, чтобы гарантировать хотя бы благожелательный немецкий нейтралитет в войне, которая шла совсем не так, как хотели бы в Лондоне, Чемберлен предложил даже союз двух рас - англосаксонской и германской. В Берлине, однако, разгадали этот нехитрый маневр - англичанам было дано понять, что Германия не нуждается в Англии. И вообще, как сказал в своей речи в рейхстаге 11 декабря 1899 г. канцлер Бюлов, Германия должна иметь такой сильный военно-морской флот, чтобы быть в состоянии отразить нападение даже самой сильной морской державы.

Это был ушат холодной воды лично для Дж. Чемберлена, министра иностранных дел ее величества. Но настоящим вызовом национальной безопасности Великобритании стало то обстоятельство, что как раз в годы англо-бурской войны эти слова Бюлова начали ускоренными темпами претворяться в жизнь. По закону от 12 июня 1900 г. германский флот должен был состоять из 34 линейных кораблей, 11 тяжелых и 34 легких крейсеров и около 100 миноносцев. Это была внушительная заявка на борьбу с Англией за коренной передел мира, за господство на море.

Масло в огонь подливала и германская конкуренция, многократно обострившаяся в годы экономического кризиса (1900-1902). За период кризиса стоимость вывоза черных металлов и металлических изделий из Германии в Англию возросла более чем в 3 раза; в то же время импорт аналогичных изделий из Англии сократился в такой же пропорции. Британская металлургия, некогда мощнейшая в мире, явно проигрывала соревнование с немецкой металлургической промышленностью. Обострилась и конкуренция с германскими пароходными компаниями. Таким образом, германский вызов угрожал самым основам британского промышленного и торгового первенства в мире.

4) Складывание Антанты

Таким образом, в ХХ в. Англия вступала в крайне непростом международном положении. У страны отсутствовали союзники на международной арене. Оно бы ничего, если бы Британия сохраняла былое экономическое и военное превосходство над остальными участниками европейского концерта. Проблема, однако, была в том, что к началу столетия Англия все больше утрачивало свое некогда неоспоримое первенство, и в этих условиях Лондону понадобились друзья и союзники.

Однако выход из этой далеко уже не блестящей изоляции был непростым делом. И эту задачу буквально за несколько лет решил король Эдуард VII. Пока он был наследником престола, у него была не очень-то выигрышная репутация плейбоя и прожигателя жизни. Однако после своего вступления на престол он за несколько лет сумел вывести страну из политической изоляции на международной арене. В этом деле ему помогли незаурядное личное обаяние и обширные связи в высшем свете европейских столиц.

Весной 1903 г. состоялся визит английского короля в Париж, который послужил началом англо-французского сближения. Через год было подписано соглашение между двумя странами о разделе сфер влияния в Африке (8 апреля 1904 г.), которое было прозвано сердечным согласием (entente). Делят Африку, - так прокомментировал это Ленин. Суть соглашения: в обмен на свободу рук в Египте Лондон соглашался на захват Францией большей части Марокко. Действительно, у обоих стран был мощный побудительный мотив позабыть о старинной колониальной вражде: на востоке креп и наливался силой страшный враг.

После русско-японской войны Россия уже не представляла собой серьезного конкурента для Германии в борьбе за влияние в Стамбуле; но одновременно сокращалось и английское влияние на турецкий кабинет. Результатом интенсивного германского проникновения на Ближний и Средний Восток стало англо-русское сближение. 31 августа 1907 г. было подписано англо-русское соглашение о разграничении сфер влияния в Азии.

И России, и Британии приходилось считаться с возможностью строительства ответвления от Багдадской железной дороги на Персию - тогда персидский рынок был бы потерян и для русских, и для англичан. И хотя российское правительство было готово на определенных условиях снять свои возражения против строительства Багдадской железной дороги, тем не менее Берлин отказался взять обязательство не строить железных дорог к границам Персии или по территории Персии. В этих условиях, дабы сохранить свои особые интересы в Персии, царское правительство было вынуждено пойти на сближение с Лондоном. Таким образом, непомерные аппетиты Берлина толкали двух "закадычных врагов", Англию и Россию, навстречу друг другу.

5) Гонка вооружений великих держав

Мы уже говорили о том, что Крымская война - это первый пример воздействия гонки вооруженийна международные отношения. После Крымской войны великие державы (как, впрочем, и малые страны) больше не могли относиться легкомысленно к военно-техническим новинкам; и гонка вооружений стала важнейшим фактором, определявшим характер международных отношений. При этом гонка вооружений велась как на суше, так и на море.

Главным направлением гонки вооружений на сушебыло в то время совершенствование артиллерийско-стрелкового вооружения. В 1896 г. Германия приняла на вооружение скорострельную 77-миллиметровую полевую пушку, которая делала 6-10 выстрелов в минуту, в то время как ранее число выстрелов равнялось 1-2. В следующем году Франция ввела 75-мм пушку образца 1897 г. Но Россия и Австро-Венгрия столкнулись с недостатком денежных средств при перевооружении своей артиллерии. Финансовая нужда навела русское правительство на предложение о созыве международной конференции по ограничению вооружений (24 августа 1898 г.).

Реакция кайзера Вильгельма на эту инициативу Петербурга была вполне предсказуема. Им денег не хватает, - сказал он, и попал в точку. Отсюда - решительная оппозиция Берлина всем планам ограничения как сухопутных, так и морских вооружений: там считали, что у Германии хватит денег на все, и на морские вооружения, и на сухопутные. Несколько лет спустя адмирал Тирпитц высказался против англо-германского соглашения об ограничении военно-морских вооружений.

Но не только потенциальный противник, но и союзники-французы были против инициативы Петербурга. Они уже вложили крупные средства в перевооружение своей полевой артиллерии и не собирались от него отказываться не только по соображениям финансовым, но и по соображениям престижа: для них отказ от гонки вооружений был бы символическим признанием окончательного отказа от Эльзаса и Лотарингии.

Негативно был настроен и Лондон: там считали, что проверить соблюдение разоруженческих соглашений было бы невозможно. В итоге гаагская конференция (1899 г.) разработала конвенции о законах и правилах сухопутной и морской войны, а также приняла соглашения о запрете метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров (так), о неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушливые или вредоносные газы, о запрещении разрывных пуль. Кроме того, была учреждена Постоянная палата третейского суда с пребыванием в Гааге. Однако решение о принудительном арбитраже не было принято.

***

В Лондоне также не верили в возможность ограничения англо-германского военно-морского соперничества. Там считали, что единственная возможность для такого рода договоренности - это добровольное согласие Берлина с британским военно-морским первенством, но в такое смирение немцев в Англии никто не верил.

Некоторое время в Лондоне надеялись на британское лидерство в гонке военно-морских вооружений. В 1905 г. англичане спустили на воду первый Дредноут - линейный корабль, у которого было вместо обычных 4-х 10 орудий главного морского калибра (12 дюймов, или 305 мм). Все старые линкоры после этого немедленно оказались устаревшимиБритания, таким образом, вырвалась вперед в гонке вооружений.

Ответ Берлина был гораздо более мощным, чем предполагали в Англии. В 1906-1908 гг. рейхстагом были приняты 2 новых морских закона (3-й и 4-й), по которым все новые немецкие броненосцы должны быть не ниже класса дредноута и, кроме того, до 1917 г. должны были быть заменены 17 линкоров и 6 тяжелых крейсеров. Немцы также углубили Кильский канал, чтобы там могли проходить и линейные корабли. Согласно закону 1908 г., на флот выделялось на 1 млрд. марок сверх того, что было запланировано по прежним военно-морским программам. И если по закону 1900 ежегодно закладывалось по 2 броненосца, то по закону 1908 г. предполагалось закладывать по 4 линкора класса дредноут.

Уверенность в конечной победе в гонке вооружений была в Берлине столь велика, что в 1907 г. германское правительство фактически сорвало намечавшееся соглашение об ограничении морских вооружений. В ходе личных переговоров Эдуарда VII с Вильгельмом II последний запросил за возможные германские уступки в этом вопросе непомерную цену, в частности, разрыв англо-французской и англо-русской Антант. В результате после неудачных попыток договориться с Германией британский кабинет принял решение о строительстве вдвое большего количества линкоров, чем их строит Германия два киля против одного. Тем самым гонка вооружений получила дополнительный импульс. На этом примере мы можем видеть действие важного компонента гонки вооружений т.н. механизма действие противодействие.

В целом, к лету 1914 г. Германия, отставая от Великобритании в гонке морских вооружений, явно опережала Францию и Россию в гонке вооружений сухопутных. В частности, немцы первыми внедрили на вооружение на дивизионномуровне тяжелые полевые орудия (105 мм гаубицы). Тем самым германская армия приобрела решающий перевес на сухопутном ТВД по огневой мощи. Это, по мнению германского генштаба, давало Германии основание рассчитывать на быструю победу даже в войне на два фронта.

В 1912 г. был принят новый судостроительный закон о постройке дополнительно еще 3 дредноутов между 1912 и 1917 гг. Бетман попытался было сорвать принятие этого закона (прекрасно понимая, какими международными осложнениями чревато его принятие), противопоставив ему требования о добавочных ассигнованиях на армию. Кончилось тем, что рейхстаг принял оба закона - о дополнительных ассигнованиях и на армию, и на флот.

Эта была полная победа Тирпица и германской военщины в целом. В результате поездка британского военного министра Холдена в Берлин (февраль 1912 г.) закончилась полным провалом: сторонам не удалось договориться ни о нейтралитете, ни о колониях, ни о гонке морских вооружений - и главным образом благодаря позиции Тирпица, занявшего совершенно непримиримую позицию по морскому вопросу. Сам же факт поездки британского министра и некоторое оживление англо-германского диалога заставили Берлин думать, будто Англия готова к компромиссу и не собирается решительно противодействовать германской агрессии. Два года спустя, в роковые дни сараевского кризиса, Вильгельму и его окружению пришлось убедиться в ошибочности этого вывода - но было уже поздно...

Непосредственным результатом провала миссии Холдена было укрепление англо-французской Антанты. Обмен письмами между Греем и Камбоном 22-23 ноября 1912 г. означал, что Париж и Лондон будут вести военное планированиеисходя из наличия англо-французского союза во время войны с Германией. В результате между морскими штабами двух стран была заключена военно-морская конвенция, согласно которой английский флот брал на себя защиту Атлантического побережья Франции, а французский - защиту английских интересов в Средиземном море.

7) Вместо заключения.

В меморандуме от 1 января 1907 г. сотрудник британского министерства иностранных дел Э. Кроу писал: Первенство Германии на море не может быть совместимо с существованием Британской империи. Но даже если бы Великобритания исчезла, соединение величайшей военной мощи на суше и на море в руках одного государства вынудило бы весь мир объединиться, чтобы избавиться от этого кошмара. Приобретение колоний, пригодных для немецкой колонизации в Южной Америке, нельзя примирить с доктриной Монро... Создание немецкой Индии в Малой Азии в конечном счете зависит от германского господства на море, либо от завоевания Германией Константинополя и стран, находящихся между Босфором и ее нынешними юго-восточными границами. Правда, каждый из этих грандиозных планов кажется невыполнимым при современных международных условиях; однако похоже на то, что Германия носится со всеми сразу, сама нагромождая, таким образом, на своем пути препятствия и развязывая силы сопротивления встревоженного мира... как мало логики, последовательности и целеустремленности содержится в этой бурной деятельности, в тех ошеломляющих выходках и в том пренебрежительном отношении к чувствам других наций, которые столь типичны для последних актов германской политики.

С этой жесткой оценкой германской внешней политики на рубеже веков вынуждены были согласиться не только современники, но и потомки. Действительно, у немецкой дипломатии не оказалось в тот период хозяина, каким на протяжении многих лет был Отто фон Бисмарк. При всей сложности своих политических комбинаций железный канцлер всегда держал в своих руках все нити интриг; невозможно было даже себе представить, чтобы при нем у Берлина было несколько внешних политик.

А именно так обстояли дела после Бисмарка, при Вильгельме II: своя игра была у кайзера, своя - у канцлера, своя - в МИДе, своя - у армии, своя - у флота. Ни о какой внешнеполитической координации в данных условиях не могло быть и речи; не приходилось ожидать, что эту координацию обеспечит такой неврастеник, как Вильгельм II, такой светский пшют, как Бюлов, и такое ничтожество, как Бетман-Гольвег. Если бы такую внешнюю политику стала бы проводить Турция или Персия - они просто стали бы всеобщими посмешищами. Но подобный непродуманный и авантюристичный внешнеполитический курс проводила мощнейшая держава, претендующая на мировое господство. Немудрено, что в начале ХХ в. начала складываться мощнейшая антигерманская коалиция.

ВОПРОСЫ:

1. В чем причина обострения международной обстановки на рубеже XIX - XX вв.?
2. В чем причина постепенного ослабления англо-русского и англо-французского колониального соперничества в начале ХХ в.?
3. Каковы основные направления гонки вооружений на рубеже веков?