ПОБЕРЕЖЬЕ АДРИАТИКИ. ОРГАНИЗАЦИЯ СЕРБСКИХ ЗЕМЕЛЬ

Давно уже отмечено в применении к истории сербов, что приморская их часть развивались под иными усло­виями, чем племена континентальные, жившие за гора­ми и отделенные от Адриатики. И прежде всего первые-зачатки политической организации и успехи в военном и торговом деле падают на долю приморских сербов. Ис­торической колыбелью сербского народа и сербской го­сударственности была область Зета, или Диоклея, в юго-западной части Балканского полуострова, прилегающей к Скутарийскому озеру в ближайшем соседстве с албан­цами. Окруженная труднопроходимыми горами и имев­шая доступ к морю, Зета, или ныне Черногория, состав­ляла самостоятельное политическое тело и начала иг­рать заметную политическую роль приблизительно в ту эпоху, которая нас теперь занимает. Возвышение Зеты и подчинение зетским князьям сербских племен в Босне и Расе составляет первые ощутительные шаги сербского народа к образованию государственности и победе над центробежными элементами, имеющими столь крупное значение в славянской истории. Процесс политической организации приморских сербов находился в связи с борьбой латино-католического и греко-православного обряда в славянских областях. Известно, что постанов­лением Собора в Сплете в 1059 г. запрещено было упо­требление церковнославянского языка в богослужении и тем произведена резкая граница между католическими и православными славянами. Первым деятелем, хорошо воспользовавшимся настроением православных сербов для достижения политических планов, был зетский князь Михаил, сын Воислава. Ему удалось исходатайст­вовать у папы разрешение освободить православных сербов от церковного подчинения Сплетской архиепископии и поставить ее в связь с церковной властью Константинопольского патриархата. Более определенными чертами рисуется деятельность сына его Константина Бодина, который в 1072 г. принял участие в восстании болгар против империи и был даже избран болгарским царем. Хотя этим актом предрешалось объединение сербов и болгар и хотя избрание Бодина в Приштике могло считаться вполне законным, тем не менее дальнейшие события показали, что предприятие зетского князя было преждевременно и не носило в себе залога успеха. Без большого труда греки приостановили движение сербских отрядов и нанесли Бодину поражение в области между Нишем и Скоплем. Вновь избранный царь болгарский попался при этом в плен и отведен в Константинополь, где ему сначала было предоставлено жить в монастыре Сергия и Вакха, а потом назначено более отдаленное место, Антиохия, откуда ему удалось, однако, бежать на венецианском судне.

Нет сомнения, что в истории политического и церковного освобождения сербского племени значительную роль играли венецианцы, с которыми приморские области Сербии находились в разнообразных сношениях. В предприятии Роберта Гвискара, имевшего целью отвоевать Балканский полуостров от империи, южноитальянские норманны должны были серьезно считаться с притязаниями Венеции в прибрежной полосе Адриатики. Самым выразительным фактом культурного тяготения приморских областей Сербии было то, что в 1077 г. Михаил Сербский получил от папы королевский венец и титул короля. С тех пор Сербия пользовалась как политической, так и церковной самостоятельностью. Когда Бодин около 1081 г. принял власть, Сербия со сто­лицей в Скутари была уже довольно значительным госу­дарством, с которым необходимо было считаться тем, кто стремился удержать влияние на Адриатике. В этом положении владетелю Зеты требовалось много искусст­ва и осмотрительности, чтобы не попасть в ложное положение и не навлечь на себя гнев со стороны более сильных адриатических государств. В особенности сме­лое предприятие Роберта Гвискара, подошедшего к Дра­чу и выбросившего на Балканский полуостров значи­тельный военный отряд, открыло для Бодана широкое поле новой деятельности. Как для норманнов, так и для Византии владетель Драча, важнейшей морской гавани, обеспечивавшей успех действий сухопутного войска, представлял в то время весьма полезного союзника и в то же время серьезного врага, если он пристал бы к про­тивоположной партии. Римский папа, находившийся в тесном союзе с норманнами и, без сомнения, сочувство­вавший политической авантюре Роберта Гвискара, ко­нечно, благоприятствовал сближению между сербами и норманнами. С другой стороны, Венеция, естественная соперница норманнов и союзница Византии, видевшая для себя большую опасность в движении норманнов на Балканский полуостров, тесней примкнула к империи и за обещание предоставить свой флот на службу империи получила от нее важные политические и торговые при­вилегии. Как империя, так и Венецианская республика домогались того, чтобы удержать Бодина в сфере своих интересов. И действительно, на первых порах князь Зеты стал на сторону Византии, против норманнов, хотя, как показали последствия, он колебался в выборе партии и предоставил окончательное решение жребию войны. Весьма может быть, что, поддерживая тайные сношения с норманнами, Бодин не решался разорвать союз с импе­ратором. Когда в 1081 г. Роберт высадился близ Драча и царь Алексей Комнин выслал против него войско, Бодин не принял участия в решительной битве и тем косвенно содействовал поражению, какое норманны нанесли гре­кам. Следствием этого поражения было то, что норман­ны, захватив Драч, победоносно пошли вперед двумя на­правлениями, на Скопле и Охриду до Солуни (1). В даль­нейшей борьбе между норманнами и империей Бодин не принимал прямого участия и воспользовался этим временем для расширения своей власти над соседними сербскими племенами, и притом как в приморских областях, так и в континентальных, находившихся за горами. В этом последнем направлении деятельность Бодина тем более была вознаграждена успехом, что царь Алексей, занятый делами с печенегами и половцами, не мог оказать ему надлежащего отпора.

На северо-востоке от Зеты, отделяясь от нее горами, находилась жупания Раса, откуда открывался доступ в долину Косова поля, принадлежавшую тогда империи. Сюда главнейше направилась деятельность князя Зеты. Десятилетие от 1081 по 1091 г. является важнейшим периодом сербской истории, когда большая часть сербского племени стала объединяться и полагать начало к политической организации под главенством Зеты. На этом периоде необходимо остановить внимание. По словам сербского историка Станоевича, Бодин своими победами на востоке «дал направление распространению сербской власти и сербской политики на несколько веков. Естественным последствием того было и перемещение центра тяжести сербской государственной жизни из Зе­ты в Расу». Опорным пунктом сербов в Расе был Звечан, границей между сербами и греками был водораздел Дрины и притоков Моравы. Действующим лицом здесь явля­ется жупан Волкан — весьма загадочное имя, которое не­которыми исследователями отожествляется с Бодином (2). Он свободно распоряжается в Расе и Косовом поле, пока царь Алексей был занят войной с кочевниками. Но когда в 1091 г. ему удалось почти уничтожить печенежскую ор­ду, он принял меры к защите византийской границы от нападений сербов, но, укрепив проходы новыми соору­жениями и укреплениями, отступил назад, так как ему уг­рожало предприятие пирата Чахи. В последующее время продолжались пограничные столкновения между серба­ми и греками в долине Косова поля до самого начала крестовых походов.

В самом начале XII в., со смертию Бодина, положение дел в Сербии изменяется, так как вновь со всей силой об­наружились центробежные стремления, находившие поддержку в соперничестве членов княжеского рода. Но еще более, чем взаимные раздоры между удельными кня­зьями, или жупанами, Расы, Зеты и Босны, на последую­щие судьбы Сербии обнаружило влияние распростране­ние Угорского королевства до Адриатического моря и ов­ладение уграми Хорватией и Далмацией. С одной стороны, это затронуло интересы Венеции, которая име­ла жизненные задачи в удержании своего торгового и по­литического влияния по берегам Адриатики, где было значительное итальянское население, в особенности в древних городах. С другой — с приближением к морю и с завоеванием культурной и хорошо организованной стра­ны угры и сами не могли остановиться на этом, а, напро­тив, заявили широкие политические притязания на гос­подство над Балканским полуостровом, т. е. вновь подо­шли к той задаче, которая выпала им на разрешение с начала X в. Прежде всего они оказались естественными наследниками притязаний хорватских банов и поэтому должны были выступить соперниками Венеции. Далее, предстояло найти средства к примирению империи с но­вым порядком вещей, который являлся большим для нее сюрпризом: она могла еще допустить Венецию разделять с ней влияние в Далмации, но новый участник становил­ся совсем излишним. Таким образом, было очевидным, что угорское господство по берегам Адриатики вызовет всяческое противодействие со стороны Восточной им­перии. Для сербских кралей начала XII в. предстояло при­стально всмотреться в новые политические условия, что­бы определить свое положение между соперничествую-щими партиями.

Когда по смерти Бодина началась борьба между роди­чами из-за власти, Византия употребила все свое искусст­во, чтобы питать и развивать эту борьбу, в том расчете, что внутренняя усобица ослабляет сербов и делает их менее опасными. Частию под влиянием создавшихся в то время условий в Сербии происходила медленная, но упорная борьба из-за преобладания между двумя областями — Ра­сой и Зетой. По-видимому, еще при Бодине центр тяжести начал переходить из приморской области на восток, в Расу, где завязывалась основа будущей Старой Сербии, дедины Неманей. Царь Алексей оказал поддержку жупанам Зеты, которые нашли приют в Константинополе, и помог им выгнать брата Бодина Доброслава, который временно утвердился в Зете. Но преемники Бодина, управлявшие Расой, пришли к мысли, что им легче будет провести свою утлую ладью, если они будут опираться на новую силу, пришедшую вместе с уграми. Таким образом начатая Урошем политика соглашения с уграми принесла большую пользу жупанам Расы. Угры, овладев Хорватией и Далмацией, должны были войти в соглашение или с Венецией, или с Византией. Первое время политика их колебалась, но по­том, со времени царя Иоанна Комнина, в 1127 г., начинает принимать твердое направление. Урош, жупан Расы, при­встал к антивизантийской стороне, когда угры счастливой войной захватили у Византии Белград, Ниш и Софию и дошли до Филиппополя. В следующем году был заключен мир, но та и другая сторона хорошо понимали, что предстоит вновь решительная война между Угрией и Византией из-за влияния на Балканах. Угры вообще пользовались сербами, подстрекая их к восстаниям и борьбе с империей, причем нередко на долю сербов выпадала удача получать важные уступки и приобретения, так что можно пола­гать, что в конце XI в. сербский краль из своего стольного города в Скутари владел обширными землями, обнимав­шими нынешнюю Черногорию, Герцеговину, Босну и часть Старой Сербии.

Но самым существенным фактом в истории Сербии за­нимающего нас времени нужно признать сделанные уграми завоевания в сербских землях. Именно, овладев час-тию Босны около 1137 г., угры утвердили здесь свое гос­подство, и угорские короли с тех пор внесли в свой титул наименование Боснии как удела угорской короны. Это нужно считать большим ударом для сербского племени, так как мелкая война с Византией и усобицы отвлекли внимание сербских вождей от опасного угорского соседа. Слишком скудные известия о положении дел на Адриатическом побережье получают некоторое освещение в ис­тории Анны Комниной (3). Когда Алексей находился в коле­бании насчет полученных им известий из Далмации и го­товился идти войной против Бодина и далматов, к нему пришло донесение от Феофилакта, архиепископа Охри-ды, насчет подготовляемого дукой Драча восстания. Так как Драч составлял опору византийского господства и влияния на этой важной окраине, то царь был весьма обеспокоен этим известием.

«Зная, сколь неудержимы в своих порывах юноши, са­модержец опасался, чтобы и Иоанн, который был еще юношей, не произвел возмущения и не причинил этим не­выносимой печали отцу и дяде»[14].

Он призвал к себе тогдашнего великого этериарха Аргира Карацу, который хотя по происхождению был скиф, однако ж отличался благоразумием и любовью к доброде­тели и истине, и вручил ему два письма, одно из них к Ио­анну следующего содержания.

«Мое величество, узнав о вторжении варваров в наши владения, выступил из Константинополя, чтобы обезо­пасить ту границу Ромэйской империи. Посему и ты дол­жен прийти ко мне с донесением о состоянии управляе­мой тобою страны, ибо я опасаюсь и Волкана, как бы он не задумал чего-нибудь нам противного. Кроме того, ты должен сообщить мне сведения касательно Далмации и самого Волкана — соблюдает ли он мирные условия, ибо и о нем ежедневно доходят до меня недобрые вести. Узнав об этом яснее, мы приготовим больше средств и, дав те­бе что нужно, пошлем в Иллирик, чтобы, напав на непри­ятелей с двух сторон, при помощи Божией одержать по­беду». В то же время к представителям[15] Драча писал: «Узнав, что Волкан снова строит против нас замыслы, мы вышли из Византии с намерением занять горные тес­нины между нашею и далматскою землей и вместе с тем обстоятелъней разведать все касательно его и Далмации. Для сего мы признали нужным позвать к себе вашего дуку и любезного нашего племянника и дукой к вам назначитъ этого подателя нашего письма. Примите его и повинуйтесъ всем его распоряжениям».

Вручив Караце эти письма, он приказывал ему сперва отдать письмо Иоанну и, если он добровольно послушается, проводить его с миром, а самому принять охрану страны до возвращения его назад. Когда же воспротивится и не послушается, созвать старшин Драча и сообщить им другое письмо, дабы они содействовали ему задержать Иоанна. Как видно, однако, из дальнейшего рассказа Анны, весь эпизод о готовившейся в Драче интриге и о враждебных замыслах дуки Иоанна не оправдался самым делом, так что дука Иоанн, явившись в Филиппополь и объяснившись с царем, был снова послан в Драч в качестве царского наместника.

Номинальная власть империи по берегам Адриатического моря постепенно ослабевала в течение XI в. под дей­ствием столько же внутренних, как и внешних обстоя­тельств. Выше мы видели, какое важное значение империя приписывала своим заморским владениям, как дорожила она хотя бы призрачной властью в Южной Италии и как держалась она за предания об ее морской военной славе. Даже и тогда, как норманны окончательно лишили импе­рию ее южноитальянских владений, византийские цари не теряли еще надежды на возвращение утраченного, и, вла­дея по берегам Адриатического моря важными морскими стоянками и укрепленными городами, они внимательно присматривались к событиям на итальянском материке и выжидали случая, чтобы снова восстановить поколеблен­ное их влияние в северо-западной части Средиземного моря. Но целый ряд внешних событий и внутренних при­чин постоянно ослаблял живые силы империи, и она не была в состоянии держать на прежней высоте свой флот. Падение морского дела и ослабление производительных и платежных средств государства свидетельствуется столько же из экстренных мер, к каким прибегало правительство для собирания необходимых денежных средств[16], сколько из необыкновенно широких торговых привилегий, дан­ных в это время республике Венеции. В высшей степени интересно здесь войти в рассмотрение византийско-венецианских отношений в занимающее нас время.

Централизация административной власти, выразив­шаяся в отмене городских привилегий и ограничении прав сената, не могла быть проведена в такой же мере на отдаленных окраинах империи, в особенности в запад­ных провинциях, где рано пробудилась муниципальная жизнь в древних городах. В XI в., назначая в далматин­ские города своего наместника с титулом дуки, цент­ральное правительство считалось также с городским представительством и сносилось с ним непосредствен­но, помимо дуки. В особенно счастливых условиях раз­вилась история Венеции, которая при Комнинах имела уже самостоятельное политическое положение и владе­ла своим флотом. В борьбе Западной империи с Восточ­ной из-за господства в Истрии и Далмации Венеция про­явила большую приспособляемость к обстоятельствам и успела занять чрезвычайно выгодное для ее дальнейше­го развития положение. В договорах с германскими им­ператорами, которые не могли не считаться с тем, какую роль будет играть Венеция в натянутых отношениях между Восточной и Западной империей, каролингские и саксонские императоры были весьма щедры к Венеции и давали ей право свободных торговых сношений в Ита­лии (4). В особенности Венеция хорошо воспользовалась смутным временем Генриха IV, когда этот император, на­ходясь в крайне затруднительном положении, лично прибыл в Венецию, где принял от купели дочь дожа и во­зобновил договоры своих предшественников. Весьма любопытно, что на этот раз сделаны ограничения мор­ских сношений Западной империи: венецианцы имеют право торговать в имперских землях ubi voluerint[17], а гер­манцы могут проникать морским путем до пределов Венеции[18]. Но в особенности торговое влияние Венеции распространялось по областям, где господствовало ви­зантийское влияние, в пределах славяно-романских по­селений по Адриатике. Усиление Венеции и развитие на­циональной политической организации с дукой (или, по местному произношению, с дожем) во главе дало рес­публике материальные и военные средства, с которыми она приняла на себя задачу борьбы с пиратами и с этой целью захватила Лиссу, ныне Алессио, Рагуза также ра­нее других городов подпала под ее зависимость. Нако­нец, когда весной 1000 г. явился сюда венецианский флот, то духовные и светские представители островов и береговых городов Зары, Белграда, Трогира, Спалато и Рагузы дали венецианскому дожу Петру Орсеоло прися­гу на верность. Вместе с этим владетель соседней Хорва­тии прислал к дожу послов и выдал в заложники своего племянника. Первым следствием нового порядка было уничтожение пиратства, а дальнейшим — основание по­литической власти Венеции по берегам Адриатики. Дож присоединил к своему титулу наименование «далматин­ского», и с тех пор вошел в обычай торжественный акт обручения дожа с морем. Далматинские города много выиграли при указанном порядке вещей. Во главе горо­дов стояли выборные приоры вместе с советом старей­шин и епископом. Приорат был выборным достоинст­вом на определенное число лет[19]. Приор Зары чаще все­го был военным правителем Далмации и носил достоинство византийского протоспафария. Точно так же хорватская королевская династия находилась в бли­жайших с ним родственных связях (5). Бесспорное преоб­ладание Венеции по берегам Адриатического моря про­должается до самого конца XI в., когда в 1091 г. последовало угорское вторжение при короле Ладиславе. Далма­тинские города считали невозможным, чтобы норманны утвердились по обеим сторонам Адриатики. В феврале 1076 г. города Сплет, Трогир, Зара и Белград обязались «перед своим господином, дожем Венеции и Далмации, отвечать как за государственное преступление за всякие сношения с норманнами или другими иноземцами».

Длинный ряд договоров Венецианской республики с Византийской империей (6), изданных в трех томах с уче­ным комментарием, вскрывает интимную историю Вене­ции и знакомит с обширными сношениями этого торго­вого государства, которое везде и во всем на первом мес­те ставило реальную пользу и свои собственные интересы и не встречало затруднения оказывать помощь арабам против христиан и устранять с дороги убийством или ядом неугодное ему историческое лицо. Византий­ские императоры издавали запрещения и угрозы против тех, кто ввозит оружие и всякие военные материалы и землю сарацин под страхом отнятия или уничтожения судов, но в конце концов цель не достигалась, и Венеция с течением времени все больше захватывала военное и финансовое влияние в империи и становилась для нее необходимым союзником.

По поводу знаменитых дарственных грамот, данных императором Алексеем I и повторенных его преемника­ми, обеспечивавших за Венецией громадные политичес­кие и торговые привилегии в империи (7), в последнее вре­мя высказаны некоторые положения, которые изменяют общепринятую доселе в приложении к ним точку зрения. Именно обращено внимание на то обстоятельство, что форма более ранних грамот отличается от позднейших привилегий 1187 и 1198 гг. в том отношении, что в этих последних обозначены и венецианские обязательства, между тем как в грамотах Мануила 1147 и 1148 гг., в кото­рые включены и грамоты двух первых царей Комнинов, Алексея и Иоанна, дарованные Венеции преимущества рассматриваются просто как знак царской милости, а об обязательствах венецианских говорится лишь в общих чертах. Вопрос заключается в выяснении следующей проблемы. Если речь о взаимных обязательствах Венеции по отношению к империи выступает в актах конца XII в., то может ли это рассматриваться как достаточное основание для заключения, что в более ранних грамотах не были точно формулированы эти обязательства. По мнению немецкого ученого Неймана, можно находить указания в грамоте царя Иоанна 1126 г., что привилегии давались за определенные обязательства, которые Венеция принимала на себя по определенному договору, заключенному с Империей ее послами[20]. Принимая во внимание разнообразные и сложные формы, наблюдаемые при заключении договоров между двумя государствами, мы должны допустить, что в истории греко-венецианских отношений мы не имеем в полноте всех актов и что отношения Венеции к империи и обратно не могут быть правильно оценены на основании напечатанных Тафелем и Томасом актов.

Чтобы отразить опасность, угрожавшую империи от Роберта Гвискара, Алексей I, в особенности по причине не­достатка морских сил, должен был искать союзников. Он послал в Венецию послов с дарами и вызвал ответное по­сольство, которое с большим успехом использовало, прав­да, исключительно тревожное состояние империи и правительства. Можно даже думать, что интересы Венеции вполне совпадали с предложениями царя Алексея (8), ибо появление новой политической силы на романо-славянской стороне Адриатического моря наносило сильный ущерб торговле Венеции.

До какой степени Венеция была чутка к вопросу об удержании своего влияния на Далматинском побережье, видно из мер, принятых в 1075 г. дожем Доминико Сельво, когда он, прогнав норманнов из Далмации, принял присягу от главных городов в том, что они никогда не будут ссы­латься ни с норманнами, ни с другими врагами республи­ки. Что между далматинцами было тяготение к норманнам, видно из того, что Рагуза в 1081 г. послала на помощь нор­маннам часть своих кораблей. Отсюда легко понять, что соглашение, о котором предстоит нам говорить, отвечало и византийским, и венецианским интересам. Таким обра­зом, флот республики оказался в июле 1081 г. в Драче, со­ставлявшем опорный пункт империи в западных морях, Венецианцы, высадившись под Драчем, обложили его оса­дой с суши и с моря, начав осаду с 17 июня. Известно, что норманны потерпели поражение под Драчем и потеряли свой флот. Но зато союзник Венеции, царь Алексей I, под тем же Драчем проиграл битву с норманнами. Городской кремль остался, однако, в руках царского военачальника, носившего звание комита двора (comescortis), хотя кремль скоро сдался норманнам вследствие измены одного вене­цианца. После морской победы над норманнами царь от­благодарил дожа особенным посольством и подарками.

В связи с этими обстоятельствами нужно объяснить по­явление золотой буллы, утверждавшей за венецианцами большие торговые и политические в империи преимуще­ства. Так как эта булла[21] помечена маем 1082 г., то весьма легко рассматривать ее как результат переговоров, имев­ших место в прошедшем году и приведших к военному со­юзу между империей и Венецианской республикой (9). Не останавливаясь на пышных титулах, пожалованных дожу и патриарху, мы должны привести здесь самые существен­ные черты из этого любопытного документа.

«Самая главная сторона этого акта, — говорит Гейд, — заключается в привилегии в пользу венецианских купцов беспошлинной купли и продажи на всем протяжении импе­рии, причем таможенным и финансовым чинам было за­прещено досматривать их товары и брать с них пошлину. Эта привилегия сразу дала венецианским купцам исключительное положение и поставила их вне конкуренции с другими купцами, торговавшими в империи. Им были открыты бесчисленные морские стоянки, где они могли бесплатно приставать и складывать свои товары, равно как громадные территории, по которым они свободно могли ходитъ, не платя ни за ввоз, ни за вывоз, ни при продаже, ни при покупке».

В хрисовуле специально упомянуто, что помощь венецианцев при Драче была главным основанием для наделения их торговыми привилегиями. Привилегии были широки и разнообразны. В пользу венецианских церквей 20 ливров, дожу титул протосеваста с причитающимся этому званию денежным вознаграждением, патриарху титул итертима с жалованьем в 15 ливров. В пользу церкви св. Марка в Венеции установлен налог со всех амальфитанцев, живущих в империи и занимающихся торговлей и ремеслами, по три пошлины с каждого. В столице пожалован в пользу венецианских граждан, проживающих с торговы­ми целями, большой квартал и три морские пристани между иудейскими воротами и Виглой на мысе, вдающемся в Босфор близ моста (10). Но в особенности были широки при­вилегии для торговли по империи купцам. Здесь в первый раз мы знакомимся с дальновидными промышленниками и предпринимателями, которые с неослабной энергией направляют свои планы на восточные рынки и постепен­но лишают Византию собственных рынков и громадных таможенных пошлин, которые прежде шли на удовлетво­рение ее жизненных потребностей. Это был громадной важности исторический факт, служивший прологом к пол­ной перемене внутреннего строя Византии, вызванной громадным наплывом в Константинополь и большие при­морские города итальянцев и других иностранцев. Пере­чень мест и городов начинается с восточной границы. Ве­нецианцам дается право доступа в Лаодикею и Антиохию, Мопсуестию, Таре, Атталию, Хиос, Ефес. Затем в Европе — Драч, Авлона, Бондица с островом Корфу, Модон и Корон, Навплия, Коринф, Фивы, Афины, Негропонт, Димитриада, Солунь, Хрисополь (при устьях Стримона), Абидос, Адрианополь, Ираклия, Силиврия и, наконец, самый Константи­нополь. Во всех упомянутых местах, продолжает хрисовул, венецианцы имеют право торговать свободно, не внося никаких пошлин и не делая никаких взносов в казну за ввозимые и вывозимые товары, будучи свободны от власти морского эпарха, от логофета казны, коммеркиариев, хартулариев, счетчиков и всех чинов, ведающих сборами по­шлин, ибо им предоставлена беспошлинная торговля вся­ческим видом товаров. Если же какой чин нарушит изло­женные в хрисовуле вольности венецианцев, подвергается штрафу в пользу приказа двора (των οικειακων) в 10 ливров и платит вчетверо против той суммы, на какую по его вине потерпели ущерб венецианские купцы.

Глава VI