Отечественная и зарубежная историография

О роли и месте Петра I в истории Российского

Государства

Эпоха Петра I во все времена, во все последующие исторические эпохи привлекало к себе всегда поистине огромное внимание. Возможно, это вызвано происходившими глобальными процессами переустройства России, возможно, сама личность реформатора привлекала историков. Но к настоящему времени отечественная и зарубежная историческая наука имеет достаточно солидную научно-исследовательскую базу по эпохе Петра I.

У российских и зарубежных историков причины, роль, значение и цена петровских реформ определяются в весьма широком диапазоне: «от высоких оценок («апологетики») С. М. Соловьёва и его последователей в наши дни, критических замечаний В. О. Ключевского до полного развенчания деятельности первого русского императора П. Н. Милюковым» (учеником Ключевского). Причинами столь противоречивых взглядов и оценок являются, безусловно, идейно-политические позиции авторов.

Историки утверждают, что сегодня существует два образа Петра. В массовом сознании – это официозный «елизаветинско-сталинский» миф о безгрешном царе-«преобразователе Отечества». В основу данного мифа положена оценка царя, предложенная историком В. Н. Татищевым (образ идеального харизматического самодержца-реформатора). В последующие исторические периоды, в частности, в эпоху сталинского времени данный миф приобрёл второе дыхание. По мнению историков, главную роль сыграл роман А. Н. Толстого «Пётр I», со страниц которого сошли идеи о «первом русском большевике», «революционере на троне» и т.д. На рубеже XX-XXI вв. миф получил «третье дыхание». Наступил своеобразный петровский Ренессанс (Ленинград – Санкт-Петербург, восстановление петровских наград, утверждение штандарта Петра в качестве официального государственного флага).

Вместе с тем, Петр I – государственный деятель, который сумел разделить историю нашей страны на две крупнейшие эпохи: допетровскую и петровскую. Главный вопрос, ставившийся и дореволюционными историками и современными в том, как российский император начал осуществлять тотальную европеизацию Московского государства, какие пути и способы были им при этом избраны, какая цена была за это заплачена, и можно ли было избежать такой высокой платы.

Из 42 лет правления Петра Алексеевича 40 лет ушло на войны. Войны существенно изменили геополитическую карту Евразии. Территория России увеличилась на 200 тыс. кв. км. и составила 15,2 млн. кв. км. Население страны увеличилось в полтора раза и составило 15,6 млн. чел. (было 9,3 млн. чел.).

Однако строительство Санкт-Петербурга, освоение новых земель, те же войны стоили 300 тыс. жизней и 160 млн. рублей.

В то же время Россия совершила мощный модернизационный рывок, позволивший ей стать в один ряд с Францией, Англией, Священной Римской империей германской нации и др. Таков второй взгляд на деятельность Петра.

В центре внимания научных интересов зарубежных историков проблемы внешней политики и, безусловно, личность императора. В 60-70-е гг. ХХ века появляются работы английского историка Андерсона «Пётр Великий» и немецкого историка Виттрама «Россия с 1680 по 1796 гг.». В них подчеркивается, что Пётр – «самая поразительная личность в Европе после Наполеона, самый значительный монарх европейского Просвещения». Определённую ценность представляет книга Ханса Багера «Реформы Петра Великого», изданная в 1979 г., (на русский переведена в 1985 г.). Эта работа историографического плана, в ней прослеживается попытка объективного освещения проблем русской истории в XVIII столетии. Автор делает проблемно-историографический анализ отдельных исследований. В то же время ему не удалось дать полное представление о накопленной исторической литературе. Багер называет лишь ведущие тенденции развития зарубежной исторической науки о Петре и, в основном, концентрирует свое внимание на внешнеполитических проблемах российской истории конца XVII-первой четверти XVIII вв.

Отечественная историография о Петре весьма обширна, многоаспектна и во многом воссоздаёт картину событий того времени. Прежде всего, это дореволюционная историография в лице С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова, Н. И. Костомарова, П. Н. Милюкова, А. Г. Брикнера, С. Князькова и др. Современная историография представлена работами Н. И. Павленко, Е. А. Анисимова, А. Каменского, Н. Н. Молчанова. Для них характерна альтернативность подходов к событиям первой четверти XVIII века и личности самого Петра.

Одни авторы рассматривают и оценивают деяния Петра «в сравнении с предыдущим периодом». Большинство из них считают канун прихода Петра к власти как «крайне опасный и катастрофический», «на грани национальной катастрофы». Выход они видели в срочных и кардинальных (революционных) изменениях. Именно этим занялся Пётр, оказавшись у власти (С. М. Соловьёв, посвятивший петровскому времени шесть томов из своего огромного научного труда, М. М. Богословский, Е. Тарле, Н. Н. Молчанов, Н. И. Павленко, Н. И. Буганов, Е. Каменский, А. С. Пушкин и др.).

Кроме того, эти историки оценивает реформы сквозь призму последующего развития государства, в сопоставлении с Европой. Они едины в том, что реформы дали громадный толчок для развития нашего государства в последующие исторические периоды.

Вторая группа исследователей утверждает, что особой заслуги Петра в преобразованиях нет. Реформы явились ничем иным как продолжением программы Василия Голицына, реализация которой началась ещё во время правления Софьи. Такой позиции придерживался В. О. Ключевский («Курс русской истории», т. 3 с. 341-342). Историк утверждал, что в XVII веке была не только подготовлена почва для большинства реформ, но и «пробуждено общественное влечение к новизне». Поэтому Пётр лишь «продолжал возводить постройку и развитие уже существовавших тенденций»[2]. Отсюда – никакой революции. Продолжалось эволюционное реформирование России, начатое «московскими государственными людьми XVII в.». Этой же позиции придерживался П. Н. Милюков, указывавший, что реформы Петра несли только «хаос и разорение».

Альтернативность исходных позиций авторов автоматически вела к различным, порою полярным, оценкам реформ и личности государя. Ещё в эпоху Петра «внутренняя оппозиция» увидела в его преобразованиях «повреждения нравов», опасный «революционный» прецедент, засилье иностранщины. Царя даже обвиняли в непатриотизме.

Е. Анисимов отмечает, что историки, занимающиеся допетровской Россией, и историки, изучающие эпоху Петра, никогда не понимали друг друга. И в этом, по его мнению, виноват сам император, «перекроивший всю нашу историю, проведший в ней глубокую цивилизационную, ментальную «борозду».

Михаил Петрович Погодин считал, что «гигантская фигура» Петра «застит» нам прошлое, закрывая своей тенью все «возможные точки бифуркации», все те пути-дороги, которые могла до него выбрать Россия в своем историческом движении. В продолжение мысли Погодина Е. Анисимов подчеркивает, что для России остался лишь один проложенный великим реформатором путь, по которому мы, то мчимся как угорелые, то топчемся в поисках «своего пути».

Одним из центральных дискуссионных вопросов является вопрос о целесообразности многих петровских преобразований. Е. Анисимов в своих работах последних лет утверждает, что к началу 80-х годов XVII в. в России сложилась довольно гибкая система взаимодействия и функционирования не только приказов, но и всего политического строя – самодержавия с Боярской Думой. Однако в последующее время произошли события, подорвавшие прежнюю систему власти и приведшие к рождению «монстра деспотии в европейских одеждах». Историк называет тому причины:

1. Печальная история детства и юношества Петра, постоянный страх за своё физическое и правовое существование во время регентства. Отсюда – ненависть к Милославским, стрельцам, прошлому, старине и, наконец, к старому институту власти. Всё это стало главным мотивом и «главным двигателем» Петровских реформ.

2. Политическая немощь элиты, обессиленной борьбой 2-х кланов: кланов Нарышкиных и Милославских. Среди политиков того времени не оказалось сильного лидера.

3. К моменту воцарения Петра I традиционная система «не отлилась» в устойчивые формы. Боярская Дума не стала ни палатой лордов, ни высшим бюрократическим институтом и потому была «сметена» как разновидность «старины». Всё традиционное уничтожалось на фоне Северной войны (и люди тоже). Фактически – это была «новая опричнина».

По-прежнему в исторической науке не утихают споры вокруг «дубинки и топора» Петра I. С. Князьков, историк рубежа XIX-XX вв., отмечал, что в простом народе бытовало убеждение: «Пётр – не царь, а антихрист, мучитель мирской»[3]. Действительно, тогда существовала легенда о царе-антихристе. Она приведена и у В. О. Ключевского[4]. Автор указывал на то, что в продолжение всех реформ Петра народ оставался в недоумении, что «делается на Руси». Он не понимал ни целей, ни сути реформ, отсюда – ропот, а, порою, всеобщее недовольство.

Народ из XVII века вывел два впечатления: одно - о царях-самозванцах, другое - о законных правителях. Исходя из этого, они судили о Петре.

Пётр знал о подобных обвинениях, но был убеждён, что реформы «содержат в себе пользу, а не вред государству. Надобно знать, как управлять народом. Английская вольность здесь не у места…»[5]. Император считал, что на его деятельность нужно смотреть как «на служение общему благу, и что жестокие меры на этом служении не есть тирания»[6].

Однако это понимал он, но не русский мужик. Не всегда находил Пётр понимание и среди своего окружения. «Внутренняя оппозиция» объединилась вокруг его собственного сына царевича Алексея Петровича, что и стало главной причиной его трагической смерти в июне 1718 года. По словам В. О. Ключевского, Пётр, проводя реформы, шёл «по раскалённой почве». Всё вокруг «роптало». Этот ропот широко расходился по всей России. Его отзвуки слышны и сегодня. Существует мнение, что Пётр свернул страну с естественного пути развития. А отсюда и масштабы жертв в ходе петровских преобразований и войн (Петр – «чудо» или «чудовище»?).

В то же время, бытует историческая аксиома: без усилий и жертв прогресс немыслим. За прогресс надо платить. В XVIII в. Россия вновь сталкиваемся с проблемой морали в истории. Эпоха Ивана Грозного – это превращение России в огромную державу, победа государственного начала. Но в то же время: опричное войско, террор, репрессии, жертвы. Эпоха И.В. Сталина – превращение СССР в огромную индустриально-аграрную державу и миллионы жертв.

При Петре Россия достигла европейского ранга, стала крупнейшей морской державой, но какова цена?

Разные суждения среди историков существуют и по поводу того, насколько реформаторская деятельность Петра I носила целенаправленный характер, были ли реформы системой или импульсами под влиянием личностных черт. Представители государственной исторической школы (С. М. Соловьёв) считают, что программа преобразований была продумана царём, как был продуман и механизм её осуществления. В то же время, Ф. Брокгауз, И. Ефрон указывают, что петровские реформы были бессистемными, спонтанными, проводились импульсивно и лихорадочно под воздействием текущих событий. Эту точку зрения поддерживают Ключевский, Князьков, Милюков.

Современные историки (Анисимов, Павленко, Каменский, Молчанов) утверждают, что модернизация при всём критическом отношении к ней имела огромное значение для государства. Благодаря реформам стране удалось выйти из «трясины гибельной опасности».

Зарубежные историки называют Петра если не основоположником, то предтечей технологической революции (мануфактуры, заводы, предпринимательская деятельность, новые станки и технологии, технические кадры). Именно в этом увидел главное значение деятельности русского царя крупнейший западный историк ХХ века Тойнби.

Петровские преобразования (модернизация) затронули все сферы экономики, политики, культуры, все стороны жизни самых различных слоёв населения, привели к изменению менталитета русского человека. Сподвижник Петра, дипломат Пётр Неплюев: «Сей монарх Отечество наше привёл в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди: одним словом, на что в России ни взгляни, всё его началом имеет, и, что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут»[7].

Но есть и другая оценка. Н. М. Карамзин утверждал, что «Петербург – блестящая ошибка Петра». Петр научил нас, как стать европейцами и мы одновременно перестали быть русскими.