Интересный релятивизм и скучный релятивизм

Истины, релятивные в скучном смысле, не вступают в противоречие между собой. Например, человек, утверждающий, что ему нравятся сосиски, и человек, утверждающий, что они ему не нравятся, не вступают в противоречие друг с другом. Они вполне могут согласиться с тем, что одному из них сосиски нравятся, а другому – не нравятся.

В то же время истины, релятивные в интересном смысле, несовместимы. Они действительно расходятся вследствие определенных, например, социокультурных условий, которые порождают определенные ценностные системы и шкалу оценки.

Римский философ Секст Эмпирик (систематически изложивший учение грека Пиррона из Элиды) отрицал наличие объективного знания. На чем философ строил свою аргументацию? Например, представим обычное яблоко. Опишем наши представления. Яблоко желтое, гладкое, приятно пахнущее, сладкое, хрустящее. Итак, мы охарактеризовали яблоко с помощью пяти свойств. А почему именно пять свойств, а не три или семь? Потому что мы так устроены, у нас пять органов чувств, следовательно, воспринимаемому предмету мы приписываем пять свойств. Теперь задумаемся. А вдруг у яблока объективно не пять, а десять свойств. Сколько в таком случае свойств мы бы воспринимали? Только пять, так как других органов чувств у нас нет. Хорошо, а вдруг у яблока объективно не пять, а всего одно свойство. Сколько бы мы воспринимали? Тоже пять, так как каждый орган чувств преподносил бы это свойство по-своему. Более того, даже если бы у яблока вообще не было никаких свойств, мы все равно воспринимали бы пять, так как каждый действующий орган чувств рисовал бы нам некую определенную реальность. «Мы вообще не в состоянии сказать, каков предмет на самом деле, – заключал Секст Эмпирик, – но мы только можем знать, каким он нам кажется в зависимости от устройства наших органов чувств. Мы видим мир не таким, какой он сам по себе, а таким, каким его должны увидеть в силу своей чувственной организации».

Древнегреческий философ Пирронсчитал, что если вещи непознаваемы, то все суждения о них, как утвердительные, так и отрицательные, являются и истинными, и ложными одновременно, т.е. все можно с равным правом доказать или опровергнуть. Кажется, что это невозможно. Воспроизведем аргументацию философа. Возьмем, к примеру, два противоположных суждения об одном и том же предмете: 1) «стол коричневый»; 2) «стол не коричневый». Какое суждение истинное, а какое ложное? На первый взгляд не понятно в чем проблема. Если мы сидим за коричневым столом и отчетливо это воспринимаем, то значит первое суждение истинное, а второе ложное. На основе чего мы так решили? На основе нашего восприятия, ощущений. То есть, на основе нашего субъективного опыта. Получается, что так. А теперь отбросим все субъективное, связанное с нашим восприятием, ассоциациями, памятью и т.п. Для начала закроем глаза и попытаемся мыслить объективно. Допустим, мы явились в эту аудиторию впервые, и все субъективные восприятия у нас отсутствуют. Теперь я говорю то же самое: 1) «стол коричневый»; 2) «стол не коричневый». Теперь какое суждение истинное, а какое ложное? Теперь, конечно, и первое и второе суждение можно в равной степени назвать ложными. Самым верным ответом будет: «я не знаю». В том то и дело. Хотя лучше, по мнению Пиррона, вообще ничего не говорить, ибо безмолвие – самая правильная философия.

Скептицизм

Чего мы добиваемся, занимая скептическую позицию? Во-первых, не болтаем ерунды, за что потом придется краснеть. Во-вторых, не паникуем и не сокрушаемся по поводу нашего незнания. Первое, в трактовке Пиррона, называется удержание суждения (эпохе), а второе – невозмутимость (атараксия).

Как достичь эпохе и никогда не говорить ерунды?

Секст Эмпирик приводит для этого 3 ряда тропов (Схема 48) (А, с. 60 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002).

1. Десять тропов, отталкивающихся от относительности. Относительны:

- субъект суждения, ибо живые существа, люди, органы чувств и обстоятельства, при которых происходит восприятие различны;

- объект суждения: вещи ощущаются по-разному в зависимости от своего количества. Различны и нравы, формы жизни народов;

- то и другое вместе взятое: в зависимости от позиции наблюдателя вещи выглядят по-разному, либо к тому или другому что-нибудь «примешано». Частота, с какой встречается явление, тоже влияет на его оценку.

2. Пять тропов опираются на противоречие и бесконечный регресс, в который уходит любое высказывание, далее – на относительность, догматизм предпосылок и порочный круг (диаллель) аргументации.

3. Два тропа: предмет познается либо из него самого, либо из чего-то другого. Первая возможность исключается в силу фактических противоречий в суждениях о каждой вещи. Вторая ведет поэтому только к бесконечному регрессу либо к диаллели.

(Схема 49) (В, с. 96 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Французский скептик Мишель Монтень (XVI в.) в качестве девиза своей философии избрал высказывание: «А что я вообще знаю?». Постоянно становящийся мир расколот на множество фрагментов и разум всегда остается в дураках, веря в то, что в состоянии познать нечто неизменное: «В конечном счете, вообще нет никакого неизменного бытия, ни в нас самих, ни в природе вещей. И мы сами со своими суждениями, и все смертные вещи непрестанно куда-то беспорядочно текут». Например, прорыв в области естествознания, чему он был современником, предстал для него не более чем «софистической поэзией», а в философской традиции видел «полную анархию». Человеческая жизнь тоже проявляется лишь в непостоянстве, недостоверности и постоянной угрозе со стороны смерти. Что это может уравновесить? По мысли Монтеня, это именно скептическая позиция, которая не ведет к унынию, а наоборот, освобождает от искажений, воспитывая независимость мышления и чувство уверенности в себе. Тогда и собственный опыт оказывается наилучшим источником познания, собственная душа – наиболее подходящим предметом исследования. Наблюдая ее глубины, человек обретает присущую ему природу и в то же время обнаруживает общую форму человеческой природы вообще.

Мы можем ожесточенно спорить о том, что есть истина, а что есть ложь, что есть добро, а что есть зло и т.п. Но чем дольше мы будем говорить об этих вещах, тем больше мы будем запутываться в собственных посылках и выводах, все дальше и дальше будем удаляться от подлинной реальности, которая постигается только молчанием. Фридрих Ницше: «Величайшие события – это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы. Не вокруг изобретений нового шума – вокруг изобретений новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он». Однако не стоит делать трагедии из факта нашего незнания. От того, что человек много ест, он еще не становится здоровее. Кроме того, «ученое незнание», как жизненная позиция, делает душу более открытой и восприимчивой к истине.

Федор Тютчев

Silentium!

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи,

Любуйся ими – и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, –

Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум.

Дневные разгонят лучи, –

Внимай их пенью – и молчи!..

Свет истины

Издавна в философии, начиная, пожалуй, с Платона, истину, как напрямую, так и аллегорически, связывали с солнцем и солнечным светом.

Миф о пещере Платона. (Схема 50) (А, с. 40 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Люди, окованные цепями, сидят всю жизнь в пещере, не в состоянии видеть внешний мир. Тени от искусственных предметов, отбрасываемые на стены пещеры источником света у них за спиной, они принимают за настоящие предметы. Анамнесис (припоминание) словно бы выводит кого-то из этих несчастных на свет дня, позволяя видеть естественные предметы и солнце такими, каковы они в действительности. Тени и предметы внутри пещеры соответствуют при этом чувственному опыту, мир же снаружи – сфере интеллигибельных, т.е. умопостигаемых сущностей.

Эманация Единого в учении Плотина (Схема 51) (С. 62 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002), которой философ дает следующий комментарий, используя образ солнца: «Свет неразрывно связан с солнцем, неотъемлем от него. Но свет всегда пребывает на периферии солнца. Подобно этому и бытие неотделимо от своего источника – Единого».

Учение об иллюминации Бл. Августина(Схема 52) (А, с. 68 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002), которым он отвечает на вопрос о том, каким образом мы владеем идеями независимо от чувственного опыта. Вечные истины даны нам благодаря освещению (иллюминации) нас Богом. Это можно сравнить с действием солнечного света. Глазу соответствует способность постижения, освещенным вещам – предметы познания, а солнцу – энергия истины.

Учение о свете долгое время было центральной метафизической доктриной в Оксфордском университете (основан в на рубеже XI-XII вв.), заложенной Робертом Гроссетестом (XII-XIII вв.). Свет есть порождающая себя самое субстанция и носитель действующих в природе сил. Поэтому их действие можно познавать на основе геометрических законов, которым подчиняется свет.

Генерал францисканского ордена Бонавентура(XIII в.) обозначал путь познания человека через Божественный свет. При этом в качестве ступеней познания Бонавентура различает содержания, являющееся тенями, следами или образами Божьими. Истина постигается, если человек просветлен Божественным светом.

Тень заблуждения

Средневековый философ-«оксфордец» Роджер Бэкон (XIII в.) обосновывает четыре главных источника заблуждений (Схема 53) (В, с. 78 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002):

- слепая вера в лжеавторитет;

- привычка, закрепляющая все ложное;

- предубеждения невежественного большинства;

- лжезнание, за которым кроется невежество.

В качестве «лекарств» против этих болезней он предлагает развивать четыре сферы знания:

- библейская экзегеза и интерпретация философских текстов должны опираться на знание языков оригинала;

- базой всех наук является математика, врожденное человеку знание. Никакое ясное познание невозможно без свойственной ей очевидности;

- математические и экспериментальные методы найдет применение при хорошем изучении оптики и ее законов;

- знание должно строится на опыте. Все высказывания о природе должны подтверждаться или опровергаться опытом. Поэтому огромная роль отводится эксперименту.

По мнению английского философаФрэнсиса Бэкона (XVI-XVII вв.) человеческому мышлению присущи существенные изъяны, искажающие истину и мешающие получению новых знаний. Эти изъяны он называл идолами(Схема 54) (С, с. 94 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Идолы рода(idola tribus). Они коренятся в человеческой природе, поскольку разум и чувства постигают действительность только по человеческим меркам. «Человеческий разум как неровное зеркало, которое, отражая вещи, смешивает свою природу и природу вещей и тем самым искажает ее и нарушает». Идолы пещеры(idola specus). Они заключены в самом индивиде и возникают из его задатков, воспитания, привычек, склонностей. Идолы площади(idola fori). Сам язык приводит нас к заблуждениям, поскольку придает вещам ложные значения. Слова занимают место вещей. Поэтому рождаются бесконечные словопрения об именах. Идолы театра(idola theatri). Это заблуждения, которые передаются догмами философских или научных школ. «В истории человеческой мысли накопилось столько идей, концепций, теорий, что теперь человек чувствует себя как в театре, на сцене которого, как актеры играют все эти теории, заслоняя реальность».

Первые два идола Ф. Бэкон рассматривал как «врожденные», а два других уходят своими корнями в общественную жизнь человека. Но в таком случае, как вообще возможно познание мира? По мысли Бэкона в познании нужно отбросить «общепризнанное», сделать свои чувства и разум максимально открытыми для мира, но при этом все время нужно помнить о том невольном искажении, которое наше мышление вносит в познаваемое им же. Именно поэтому для познания необходим опыт, эксперимент, который «желательно заканчивать математикой», уводящей мысль на тот уровень абстракции, где «врожденные» идолы практически не действуют. Бэкон писал: «Наша надежда базируется на все более тесном и прочном союзе опыта и ума». Этот методически-экспериментальный прием начинается с собирания и сравнения наблюдений, а затем в ходе последовательных обобщений постигает всеобщие формы природы. При этом индукция не исходит из случайных моментов опыта, а планомерно работает с приведенными в порядок восприятиями (например, классификация с помощью таблиц, схем) и целенаправленными экспериментами.

О методе

Рене Декартв своем «Рассуждении о методе» обосновывает модель оптимального метода:

- отклоняя всяческие предрассудки, признавать истинным лишь то, что можно познать ясно и отчетливо;

- насколько возможно расчленять проблемы на части;

- продвигаться от простейшего объекта к более сложному «словно по ступеням»;

- обеспечивать полноту системы составления списков.

Эти методы весьма смахивают на математические, но Декарт считает их универсальными, для любой области знания.

Наиболее полно данная методология была представлена в философских трактатах Спинозы. Например, главный труд Спинозы «Этика» (1677) изложен по геометрическому методу. Каждый раздел состоит из определений, аксиом, теорем с доказательствами, их следствиями и вспомогательными теоремами, комментариями и постулатами. Математическое построение не является здесь лишь внешней формой. Оно призвано свидетельствовать о том, что в философии, как и в математике, из высших принципов можно вывести все остальные положения.

«Ходячая энциклопедия» Готфрид Лейбниц (XVII-XVIII вв.) довершил поставленную методологическую задачу, введя идею исчисления в логике, он стал родоначальником современной логистики: как можно более простые, общие идеи должны быть выразимы в универсальных символах, которые, в свою очередь, связаны со словами, как носителями смысла. Эта связь должна устанавливаться по определенным правилам, образцом для которых служат правила математических вычислений. Целью является освобождение от заблуждений как «арифметических ошибок» и разрешение спорных вопросов на основе вычислений.

Однако Иммануил Кант в свойственной ему манере критикует сложившееся представление о методе:

- математический метод может привести к догматизму в философии;

- диалектический метод (тезис – антитезис) может увлечь разум излишней полемикой;

- скепсис может затормозить развитие мысли;

- гипотезы и доказательства для философии только средства, но не самоцель.

Кант обосновывает трансцендентальный метод познания, в соответствии с которым познание понимается не как отражение действительности и не как описание реальности, а как деятельность по созданию предмета познания вообще. Подробнее об этом ниже.

В философской методологии особняком стоит диалектический метод, детально разработанный Георгом Гегелем. (Схема 55) (С. 152 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Гегель понимает диалектику как закономерность, лежащую в основе природы, мышления и самой действительности: каждый тезис уже кроет в себе свой антитезис, и оба снимаются в синтезе. «Снятие» имеет двойственный смысл: это одновременно и «удержание», и «отмена». Снятие т.о. есть нечто опосредованное, еще сохраняющее в себе определенность своих изначальных свойств. Диалектика показывает противоречия как моменты перехода, или становления в рамках целого, каждое последнее состояние которого превосходит оба предшествующих, не отрекаясь от присущего им смысла.

Исторические ситуации и явления для Гегеля также – не случайные события, но необходимые фазы развертывания более богатого содержанием органического целого. Данная в понятии, т.е. правильно истолкованная, история является вспоминающим самоуглублением духа.

Дух сам достиг самоотчуждения и овнешнения, а затем вновь примирился с собой, вернулся к себе самому. Гегель описывает процесс, в ходе которого дух отпускает себя в чуждую для него форму – природу и, пройдя через историю, приходит к себе в человеке. Проделав до конца это «вхождение в себя», дух становится знающим себя самого духом-Абсолютом (или Абсолютной идеей).

В философии дух познает себя как субъект и как субстанцию: субъект, мыслящий себя самого и мир, совпадает с субстанцией этого мира. Здесь он обретает тождество бытия и мышления, поскольку субстанция есть саморазвертывающийся дух как самосознающее целое. «Все действительное разумно, все разумное действительно».

Если диалектический метод Гегеля является идеалистическим в своей основе, то диалектика Карла Маркса и Фридриха Энгельса – материалистическая. Это общеизвестный в советскую эпоху «диамат» (диалектический материализм). Он заключается главным образом в объяснении объективного, не зависящего от человеческого познания процесса развития материи. Таковая понимается не статически, а как находящаяся в постоянном становлении, подчиненном трем законам:

- закону перехода количества в качество;

- закону единства и борьбы противоположностей;

- закону отрицания отрицания.

(Схема 56) (В, с. 168 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Материя диалектически развивается посредством столкновения противоположных тенденций и сил, снимающих друг друга на более высоком уровне. Саморазвитие материи происходит «скачками», дискретно, в «перерывах постепенности». Энгельс показывает это на примере развития ячменного зерна: зерно падает в землю и там уничтожается («отрицается»). Из него появляется растение, а из его отрицания (отмирания) вновь возникает зерно, но уже на более высокой ступени – превратившись во множество зерен. На этом же примере видно действие двух других законов: так, противоположности зерна и растения, сменяют друг друга. Это происходит и через изменение количества (здесь – клеток), которое выступает предпосылкой перехода в качественно иное состояние: от семени к растению.

Однако, в любом случае, истина может быть найдена благодаря тесному и прочному союзу опыта и разума. В чем же суть познавательного опыта?

Процесс познания

(Схема 57) (В, с. 54 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Теория познания древней стои (IV-III вв. до н.э.).Восприятие отпечатывается в душе, как в воске. Возникающие при этом впечатления связываются друг с другом. Т.о., понятия могут складываться естественным образом в качестве обобщения различных восприятий (пролепсис). Однако пролепсис дает лишь смутное понимание. Ему нужно подтверждение и одобрение разума (логоса). Лишь тогда возможно понимание (каталепсис). Действительное понимание объекта предполагает, т.о., его точное запечатление в душе, подтверждаемое деятельностью разума.

Согласно Аристотелю, разум занимает особое положение: его можно разделить на пассивный и активный (творящий). Пассивный разум представляет материю (потенциальное), а активный – форму (актуальное). Пассивный разум связан с чувствами, но познает предметы по их идеальной форме. Активный разум не связан с телом, он является «поставщиком» чистых форм.

Развивая мысли Аристотеля, средневековый философ Фома Аквинский дал следующее описания познавательного процесса (Схема 58) (А, с. 84 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002): тело вначале порождает образ в отдельном органе чувств (например, глаз), оттуда оно поступает в общее чувство (обнимающее собой предметы различных чувств), чтобы в качестве отдельного образа (species sensibilis) запечатлеться в представлении. Пока мы остаемся в сфере чувственного. Но поскольку пассивный разум направлен на общее (species intelligibilis), в действие приводится активный разум. Он абстрагирует (извлекает) общую форму из чувственно единичного и тем самым делает возможным познание в пассивном разуме.

Философы эпохи Просвещения, например, Томас Гоббсили Джон Локк, дают яркий пример механистически-отражательной теории познания. Задача философии – анализ, разложение сложных явлений на составляющие их элементы с целью их возведения ко всеобщим принципам. Первым принципом объяснения природных взаимосвязей является движение. Все процессы можно объяснить механически. Теория познания Гоббса исходит из того, что известные представления соответствуют независимым от мышления вещам. Внешние объекты вызывают в органах чувств механическое раздражение, которое затем в силу реакции внутренних «жизненных духов» производит соответствующее представление в мозгу. Непосредственным объектом опыта являются не сами вещи, а представления. Им присваиваются знаки (имена), играющие для индивида роль ярлыка, а в коммуникации – сообщения. Философская логика должна, т.о., иметь дело с содержащимися в предложениях представлениями. Истина относится лишь к высказываниям, а не к вещам. Истинность предложения устанавливается путем анализа понятий на основе их точных определений и связей между ними.

Джон Локксчитал, что опыт может быть как внешним (воздействие внешнего мира на наши органы чувств), так и внутренним (результат мышления, деятельности души). На основе внешнего опыта мы получаем чувственные представления, а продуктом внутреннего опыта является рефлексия. На основе представлений и рефлексии мы познаем мир с помощью простых идей. Когда же мы пытаемся размышлять над простыми идеями, то в процессе познания мира появляются более абстрактные, сложные идеи. Например, когда мы видим, что машины едут одна за другой, проезжая мимо нас, то в нас возникает простая идея «последовательности» тех или иных действий, но если мы дадим себе труд поразмышлять над идеей последовательности, то у нас появится более сложная идея – идея «времени».

Локк считал, что идеи происходят исключительно из опыта. Он отвергал теорию врожденных идей, существующих в человеке до всякого опыта. Сразу после рождения разум подобен чистому листу бумаги (tabula rasa). Все определенные представления возникают лишь в ходе приобретения опыта и из него. Но сама по себе способность к представлениям уже заложена в человеке.

Однако не совсем понятно, каким же образом отделить истинные свойства вещей от того, что привносят в наше познание органы чувств? Продолжим цепь рассуждений Локка. На основе внешнего опыта мы получаем идеи первичных качеств (которые возникают благодаря воздействию на наши органы чувств свойств, принадлежащих объектам внешнего мира: масса, движение и т.д.) и идеи вторичных качеств (связанных со спецификой наших органов чувств: запах, цвет, вкус и т.п.). В познании очень важно разделять эти идеи, дабы не поддаться самообману. Нельзя, например, сказать, что «яблоко красное». Яблоко имеет определенную форму, массу, но цвет яблока есть свойство не яблока, а нашего зрения, различающего цвета.

Против материи

Итак, имеется два класса идей:

- идеи, допускающие произвольное изменение и тем самым порождаемые субъективным воображением (идеи вторичных качеств);

- идеи, не порождаемые субъектом по своему желанию, а являющиеся чувственными восприятиями, полученными извне (идеи первичных качеств).

Обычно считают, что источник этого второго класса идей – материальные вещи внешнего мира. Именно это утверждение стало объектом критики ирландского философа и теолога Джорджа Беркли (XVIII в.). Он пытался показать, что вообще нет нужды признавать материальные вещи источником идей и что бытие объектов есть ни что иное как содержание чувственного восприятия.

«Когда я говорю: стол, на котором я пишу существует, это значит: я вижу и ощущаю его; если бы я был за стенами моего кабинета, то мог бы высказаться о его бытии в том смысле, что, будучи в кабинете, я мог бы перципировать (воспринимать) его или что сейчас его перципирует ум какого-нибудь другого человека. …Бытие таких вещей есть воспринимаемость. Невозможно, чтобы они как-либо существовали вне разума или мыслящего существа, которым они перципируются».

Поэтому основной тезис Беркли гласит: esse est percipi aut percipere (быть для объекта значит быть воспринимаемым, для субъекта – воспринимать).

Существуют лишь идеи и разум, материи не существует. По Беркли, материю признают те, кто ошибочно признает существование абстрактных идей. (Схема 59) (С, с. 122 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002). Он же утверждает, что представить себе идею, лишенную конкретной определенности, невозможно. Нельзя помыслить идею движения, не мысля в то же время чего-то медленного или быстрого, идею протяженности – не мысля цвета и величины, т.е. какого-либо чувственного качества. Признавать существование абстрактных идей можно лишь потому, что в языке имеются выражения с обобщающим смыслом. Тогда слова принимают за имена, полагая, будто имени чего-либо всеобщего должно соответствовать и существование чего-либо всеобщего. Т.о., признание материи означает не что иное как абстрактную идею какой-то «вещи без определений», которая, по Беркли, просто немыслима.

Проблема: «Существует ли звук падающего дерева в лесу, где никого нет?» Самой по себе материальной действительности нет, но поскольку она нематериальна, а идеи существуют лишь в каком-либо разуме, то существует некий всеобъемлющий разум, который перципирует все объекты. Это Бог. «Вещи», т.о., для Беркли суть ни что иное как комплексы идей, перципируемые Богом и возникающие в нас благодаря аффекции (возбуждению) нашего ума. Порядок и связи, установленные между идеями, и есть законы природы. Мы видим, что Беркли не отрицает действительность внешнего мира, познаваемой нашим чувственным восприятием, – он отрицает лишь ее материальность.

Опыт в познании помогает связать реальную действительность с теми мыслительными процессами, которые протекают в нашем разуме, порождающем идеи, т.е., иными словами, благодаря опыту факт может быть привязан к идее. Например, если мы сначала видим на небе тучи, а затем на нас льется дождь, то мы делаем вывод о том, что тучи – причина дождя.

Однако все не так просто и ясно.

Бритва Оккама

«Новый путь» (via moderna) в мышлении наметил еще средневековый философ Уильям Оккам(XIV в.). Опираясь на принцип всемогущества Бога, Оккам утверждает, что Бог мог бы создать вещи другими и по-другому. То, что он создает опосредованно, через вторичные причины (естественные динамические связи в мире), он в любой момент может «переделать» сам непосредственно. Из этого следует, что как существование вещей, так и связь причины и следствия мы не в состоянии познать исходя из необходимых оснований.

Ни из какого сущего А не следует с необходимостью существование сущего В. Все, что можно утверждать, это что В естественным образом, регулярно следует за А (например, дым – за огнем).

Значит, сотворенный мир для человека есть взаимосвязь определенным образом сконфигурированных фактов. Поэтому его познание возможно на основе не априорных причин, а опыта и изучения того, что фактически имеет место и происходит.

Мышление должно быть экономным, а отсюда принцип экономии мышления («бритва Оккама»): «Не следует полагать множества без необходимости» («Pluralitas non est ponenda sine necessitate»). Все аргументы, не являющиеся необходимыми для объяснения данной вещи, излишни и потому должны отсекаться. Например, если мы имеем дело с двумя теориями, в равной степени подтвержденными имеющимися свидетельствами, то всегда следует выбирать более простую теорию.

Этот методологический принцип в то же время содержит критику метафизики на основе анализа языка. Он обращен против предрассудка, согласно которому любому высказыванию с необходимостью соответствует некоторая реальность. Его результатом и бывает необоснованное умножение сущностей, исходящее исключительно из данных языка.