Влияние на длительный стресс дополнительных кратких стрессоров 13 страница

Истерию называют «великой притворщицей», и беда в том, что это «притворство» почти (или совсем) не подчиняется воле больного-истерика. Нередко припадки истерии происходят воп­реки его желаниям и реальным интересам. Эти припадки бывают с рыданиями или с громким хохотом, либо со «звериным ревом», с падением из-за судорог, с попытками рвать на себе волосы или одежду. Нередки истерические припадки в виде «двигательной бури». Она проявляется как фейерверк всех возможных выра­зительных и рефлекторных движений: безумный бег с криком и размахиванием руками, катание по полу с выгибанием дугой спины («истерическая дуга»).

Истерия чаще бывает у личностей, склонным к грезам, фанта­зиям, театральности, со стремлением обратить на себя внимание окружающих. Известны казуистические случаи ложной истери­ческой беременности у бесплодных цариц, страстно желавших иметь наследника престола, и, напротив, когда женщины пани­чески боялись забеременеть вне брака.

Истеричность человека может играть положительную роль в экстремальных ситуациях, способствуя публичному «выбросу» чрезмерно мобилизованных эмоций. В критических условиях, действуя в той или иной мере «напоказ», умеренный истерик освобождается от эмоционального всплеска. Истерические лич­ности со сценическим талантом реализуются в артистическом искусстве. Истеричность, естественно, присутствует у всякой личности, склонной к публичности своего творчества, к своей самореализации (см. подробнее 4.1.3 Ж). Немало авторитарно-истерических деятелей при наличии ума и воли достигают властных высот.

Г. Психастения. «Психастения» переводится с греческого как «душевная слабость» (греч. psyche — душа + astehneia — бессилие). В МБК-10 болезненная невротическая симптоматика, характерная для психастении, не выделена в особый раздел. Ее проявления упоминаются главным образом в рубриках F4 и F6.

Психастеники нерешительны, склонны к сомнениям, тревожно-мнительны, повышенно-застенчивы. Из-за этого многие из них не уверены в правильности своих решений и действий, мучительно робки. Их обременяет представление о собственной неполноценности и обреченности на неуспех. Им свойственны размышления и разговоры на отвлеченные темы. Так они «ухо­дят» от актуальных требований жизни, от дел, с которыми, как им кажется, они не справятся. Однако при ненавязчивой, кор­ректной и, главное, бодрой психологической поддержке, люди страдающие психастенией, могут проявить отличные умения работать, талант и одаренность. И напротив, принуждение к работе, понукание, неуважение создают у психастеников стресс, мучительное переживание своей якобы неспособности ни к чему и вины перед всеми. Это ведет к болезни — психастеническому неврозу [Александровский Ю.А., 2000 и др.].

Отдельные, временные проявления психастенических черт характера бывают заметны смолоду, даже в детском возрасте, но они не болезнь, а лишь характерологические основания для развития невроза при стрессе жизни. Долгое время больной-психастеник справляется с мучительными переживаниями, однако, целесообразно как можно раньше освободить его от хронически травмирующих воздействий (стрессоров). При необ­ходимости следует своевременно обращаться к врачу-психиатру или к психотерапевту.

Бывает, что психастеник находит людей, остро нуждающихся в помощи; помогая им, он (а) как бы оправдывает свои кажу­щиеся ему недостатки, (б) облегчает себе переживания своего мучительного несовершенства, видя перед собой еще более не­счастных, нуждающихся в его помощи, (в) находит в себе силы и воспитывает привычку быть способным к умелым действиям, облегчающим жизнь человеку, более слабому, чем он сам. В такой ситуации альтруизм психастеника становится, условно говоря, способом его самолечения.

Печально то, что невротическому развитию личности пси­хастеника (и усилению стресса его жизни) способствует его склонность, уступая обстоятельствам, связывать свою жизнь с людьми, наделенными сильным характером, но не понимающи­ми то, к чему есть способность, одаренность данного человека с психастеническими чертами.

Возможен вариант психастенического невроза, при котором невротик начинает сам искать своего «палача», человека, который подавляет волю психастеника, эксплуатирует его и при этом по­стоянно укоряет, уязвляет его, грубо замечая его слабости, тем усиливая его невроз и привязывая к себе подачками, без которых невротик якобы прожить не сможет.

Психастеники часто отказываются от лечения: (а) пренебре­гая собой, (б) стыдясь обременить пекущихся о них людях (в) и даже движимые суицидальным желанием «покончить со своим бренным, несчастным существованием». Учитывая это, друзья и люди, близкие невротику-психастенику, должны смело и безот­лагательно организовывать его лечение, не обращая внимание на его отказы; в дальнейшем он будет им только признателен.

Конфликт между неуверенностью в себе и гордостью, между вечными сомнениями и страстной жаждой счастья порождают жесточайший невроз психастении, да и другие формы невроти­ческих расстройств («психических болезней стресса»)

Д. Невротическое развитие личности. Адаптационные реакции эффективно поддерживают психическое состояние здорового человека. Его привлекают радости. Он приспосабливается к невзгодам, либо избавляется от них, но может заболеть из-за неустранимых превратностей судьбы. И тогда болезнь стресса, как запредельное адаптивно-защитное состояние, постоянно напоминает болями и плохим самочувствием, что нужно устранить ее причины.

Ниже при изложении динамики невротического заболевания, использовано содержание лекций В.А. Романовского [Романов­ский В.А., 2005].

Невротическое заболевание начинается с появления кратко­временных невротических реакций. Они неприятны, но терпи­мы, т. к. длятся недолго. Человек теряет внутреннее, душевное равновесие, ему бывает «не по себе», он чувствует, что подчас ведет себя неадекватно обстоятельствам. «Опять мне очень плохо!» — говорит себе начинающий невротик, но к лекарям, как правило, не обращается. Невротические реакции перестают появляться, если он устраняет стрессоры либо повышает свою устойчивость к ним сочетанием физкультуры, диеты, водных процедур, прогулок на природе, посещением театров, музеев, общением с друзьями.

Если психотравмирующие обстоятельства не оканчиваются и, хуже того, нарастают, то его душевный дискомфорт может стать постоянным, достигнуть уровня психических и телесных неполадок, характерных для неврозов. Различные их формы кратко описаны выше. Невротик все больше обращает внима­ние на «соматический фон» своей болезни: на подчас крайне болезненные телесные расстройства. При этом деформируется его взаимоотношения с окружающими людьми. В его сознании возникает представление: «Я болен, мне необходимо серь­езное лечение».

Попадая от терапевта к невропатологу, он уже знает: «Ага! Я нервный больной». Если компетентный невропатолог не на­правит его к профессиональному психиатру, то больной надолго остается несчастным страдающим невротиком, блуждающим по врачам и знахарям. Он не только теряет работоспособность, но отдаляется от жизни, отчуждается близкими и родственниками. «Что за человек, — говорят они, — ходит, ходит по врачам, лечат, лечат его, а ему все неймется! Таких больных не бывает». Только гармоничные личности могут сопереживать тяжелому невротику. Но много ли их? А одного близкого человека для нормального жизненного общения недостаточно. Замечено, что к суициду больные на «стадии невроза» не склонны.

При квалифицированном больничном, а потом санаторно-ку­рортном лечении и, главное, после устранения психосоциальных стрессоров, создававших невроз, он исчезает.

Однако при затяжном и неблагоприятном течении невроза на­чинается невротическое развитие личности [Лакосина Н.Д., Трунова М.М., 1994]. У больного в этой стадии болезни вместо стремления показать свои беды, вместо поисков излечения, что бывает на «стадии невроза», возникает отчаяние. Его одолевают мысли: «У меня вообще жизнь не удалась», «Для меня — нет счастья в жизни». В прошлой «не сложившейся» жизни и в «убо­гом» нынешнем времени он способен гротескно видеть только невзгоды, все кажется обращенным против него. Невротическая депрессия нередко ведет таких людей к суициду. А суицид — это жизненный тупик, тупик неэффективного лечения. При тяжелых невротических депрессиях суицидальные тенденции возникают из-за того, что слабеет «высший личностный адаптационный механизм». Это ощущается больным как «неизбывное горе», когда «лучше умереть, чем жить», «моя жизнь никому не нужна и терпеть ее больше нет сил». И все же выздоровление вполне возможно при интенсивном, неустанном адекватном лечении.

Невротикам нередко ошибочно ставят диагноз «шизофрения» и неверно лечат [ Лакосина Н.Д., Трунова MM., 1994; Семке В.Я., 1988 и др.].

4.1.6. Распространенность психических болезней стресса. Невротические, реактивные и другие экзогенные на­рушения душевного здоровья из-за психотравм и стресса жизни обнаруживаются более чем у 5 % населения мира, причем наблюдается неуклонное увеличение числа заболевших. «Про­гноз на ближайшие годы в этом отношении неутешителен», — утверждает профессор Б.В. Шостакович [Шостакович Б.В.,

2005, с. 17].

О распространенности психических болезней стресса в России сообщала академик Т.Б. Дмитриева, директор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П. Серб­ского: «Считается, что в обычной жизни 25 % населения нуждаются в психико-психологической помощи. Но в переломный период или при катастрофах — например, землетрясении — эта цифра взлетает до 90 %. А наша страна пережила, по сути, революцию. Поменялось все: политика, экономика, система ценностей — и многие просто потеряли себя. Мной собраны данные о воздействии социально-экономического кризиса на психическое состояние россиян. Так вот: результат сопоставим с землетрясением — почти 90 % наших жителей впору было обращаться к врачу. Успокойтесь: речь не о психозах. Но есть масса пограничных расстройств, которые вы­званы длительным стрессом. После перенесенных переживаний стало больше людей с психической патологией — астенией, рас­стройствами личности, неврозами, которые еще обострились. Резко выросло число суицидов — до 60 тыс в год. Даже в ДТП погибает почти вдвое меньше — 35 тыс. Мы — на втором месте в мире по самоубийствам со смертельным исходом. Причем мужчины в 6 раз чаще сводят счеты с жизнью, чем женщины. Чему есть био­логическое объяснение: женщина природой запрограммирована на сохранение рода.

<...> За психиатрической помощью к нам в год обращаются примерно 7,5 млн россиян. Но это не отражает истинной потреб­ности. Одни по-прежнему опасаются психиатров, другие не знают, что их проблема исправима, живут и мучаются. Хотя существует масса способов снятия страхов. В том числе лекарства. Правда, достаточно дорогие. Но они позволяют человеку оставаться на своем рабочем месте, быть востребованным, выступать с телеэкра­нов... Депрессия, страхи, тревога — все лечится» [Дмитриева Т.Б., 2006, с. 4].

В последние десятилетия в странах с европейской цивилиза­цией все больше становится людей, пораженных психической депрессией разного вида [Смулевич А.В., 2003]. Академик Р.Г. Оганов с соавторами писал: «Распространенность депрессив­ных реактивных расстройств варьирует в зависимости от страны и региона проживания, однако, усредненные оценки свидетельству­ют, что депрессия наблюдается в 10—20 % пациентов первичного звена здравоохранения... Поэтому становится очевидным,что депрессия сегодня вышла за рамки психиатрии и с полным осно­ванием может рассматриваться как общемедицинская проблема... Показано, что у больных с депрессией повышен риск развития ИБС, инфаркта миокарда и мозгового инсульта: относительный риск от 1,5 (95 % доверительный интервал — ДИ — 1,0-2,3) до 4,5 (95 % ДИ 1,7-12,4)» [Оганов Р.Г., Погосова Г.В., Шально-ва С.А., Деев А.Д., 2005]. Обобщая многочисленные исследова­ния, Р.Г. Оганов сообщает, что причиной депрессии становилась психотравмирующая ситуация у 45% людей; стрессы «большой мощности» — 31 %; тюремное заключение — 31 %; конфликты в семье — 22 %; основное заболевание — 35 % [там же].

В заключение этого раздела еще раз надо предостеречь лю­дей, страдающих психогениями, т. е. в прошлом вполне здоровых, но сейчас из-за психотравм, из-за стресса жизни страдающих расстройствами психики, предостережем их и от обращения к некомпетентным, непрофессиональным лекарям и врачам. Это предостережение надо тем более учитывать людям с эндогенны­ми психическими заболеваниями. А врачи без специально пси­хиатрической специализации, конечно же, должны направлять больных с экзогенными и эндогенными душевными болезнями к профессиональным психиатрам. Медицинским психологам так­же следует обращаться за помощью к компетентным психиатрам в любом сложном случае при диагностике психической болезни обратившегося к ним человека.

Вместе с тем надо иметь в виду, что «многие ортодоксальные психиатры считают, что если, например, в более ранний период времени, предшествовавший госпитализации пациента, у него было диагносцировано невротическое нарушение, а в настоящий момент у него проявляются психопатологические симптомы, это следствие ошибочной диагностики, и специалистам, рабо­тающим в этом направлении, необходимо повышение квали­фикации в рамках парадигмы психиатрии, центрированной на болезнь. Реализация такой точки зрения впоследствии приводит к гипердиагностике эндогенной патологии» [Дмитриева Н.В., 1998, с. 77].

Мы не рассматриваем здесь стресс жизни самого психотерапевта. А ведь он гражданин того же государства, того же города и живет той же жизнью, что и его пациенты. Во многом сходны экстремальные обстоятельства (стрессоры) и у психолога-врача, и у тех, кому он пытается помочь жить. Профессиональное общение с невротиками добавляет тяжесть в копилку жизненных стрессов психотерапевтов. «Разумеется, моя профессиональная деятельность, — писал Карл Юнг, — предоставляла мне много возможностей заняться фор­мулировкой этических принципов, потому что основные причины невроза лежат в сфере конфликтов совести и трудных моральных проблем, которые требуют ответа. По этой причине психотера­певт нередко оказывается в крайне затруднительном положении. Большой и нередко болезненный опыт приводит психотерапевта к осознанию тщетности попыток насаждать моральные правила, и поэтому он вынужден отказаться от наставлений и увещеваний, которые начинаются со слов "необходимо" и "должен". Кроме того, при накоплении опыта и знания психических взаимосвязей психоте­рапевт теряет уверенность в том, что он точно знает, что хорошо и плохо в каждом отдельном случае. Для того чтобы добраться до сути проблемы, которая заключается в неповторимой индивидуальности пациента, психиатр должен относиться к своему визави,— т. е., другому человеку,— действительно как к "другому", совершенно незнакомому ему человеку. Что же в таком случае означает слово "хорошо"? Хорошо для него? Хорошо для меня? Хорошо для обще­ства? Хорошо для его родственников? Наш здравый смысл настолько запутывается во второстепенных соображениях и взаимосвязях, что если обстоятельства не заставят нас разрубить этот гордиев узел, мы поступим благоразумно, отказавшись от решения проблемы или ограничившись оказанием страдальцу посильной помощи в распуты­вании нитей клубка проблем» [Юнг К., 1999].

Очевидно, что медицинский психолог воспринимает недо­статки и пороки эпохи, поскольку он сталкивается с жертвами данной эпохи. В конечном счете лечение невроза является не одной лишь специальной проблемой, но и моральной. И хорошо, если невротика и его семью курирует психотерапевт (психиатр), хорошо прочувствовавший и понимающий психологические и социальные проблемы и житейские беды своих пациентов, при­вносящий в их жизнь высокую мораль, честь и достоинство.

4.1.7. Самоубийственные дистрессовые изнурения психики и соматики

Нам свойственно думать, что смерть в молодом возрас­те — это трагическое поражение защитных сил организма в противостоянии внешним силам. Действительно, если смерть при микробно-вирусной инфекции — это результат того, что с нею не справился иммунитет организма; гибель под колесами транспорта, из-за падения с высоты, от пули и клинка — это внешние физические силы смертельно разрушили целостность человека; смерть на пожаре, в безводном или безвоздушном пространстве тоже происходит от внешних причин: организм оказался недостаточно приспособленным к чрезмерным откло­нениям внешней среды от эволюционно привычных норм. И даже смерть от болезней стресса предполагает виновниками внешние, враждебные стрессоры. И еще, смерть от старости — не значит ли это, что организм человека «износился» под действием внеш­них для него сил и обстоятельств.

Увы! Есть два удивительных вида смерти, когда ее виновни­ками и исполнителями становятся сами защитные, адаптивные силы организма, когда для странного самоубийства убийцами становятся, объединившись, и соматические, и психические функ­ции (механизмы, процессы, системы), т. е. «внутренние силы», предназначенные природой для спасения от смерти.

Первая из этих двух смертей происходит из-за «безумной рас­траты» всех адаптивно-защитных сил организма. Отмобилизован­ные выше всех допустимых пределов, они не спасают, а губят челове­ка. Это—острый лихорадочный (фебрильный ) психоз. Из-за того, что от него иногда погибают больные шизофренией, этот психоз называют «фебрильной шизофренией» (лат. febris — лихорадка).

Второй не менее удивительный вид смерти может произойти из-за «безумной экономии» защитных, адаптивных возмож­ностей организма. Это летаргия. У охваченного ею человека исчезают все психические возможности (воля, желания и т. д.) сохранять и поддерживать свою жизнь. Он похож на спящего, и такое состояние называют летаргическим сном.

Рассмотрим подробнее эти два вида расставания людей с жиз­нью. Ведь без лечения и медицинского ухода острый лихорадочный психоз и летаргия смертельны. Это позволяет нам рассматривать их как проявления стрессового кризиса четвертого ранга.

А. Активная гибель — острый лихорадочный (фебрильный) психоз. Фебрильная шизофрения. В организме каждого из нас есть дремлющие адаптационные ресурсы активной защиты и агрессии разных типов: эмоциональные (возбуждение, радость, ярость); интеллектуальные (представления, осознания, творческое предвидение, фантазирование); анимальные (способность убегать, драться, неистовствовать); вегетативные (интенсификация или ослабление работы сердечно-сосудистой, дыхательной и других систем организма); иммунные (способность антител и других кровяных телец буквально «съедать» враждебных агентов, проникших в наш организм и ставшие ненужными его собственные ткани); терморегуляционные (возможность поднимать температуру нашего тела до 40 °С и выше, чтобы «выжигать», «выпаривать» опасных вирусов и микробов) и т. д. (подробнее об этом в гл. 3).

Авторам даже самых жутких и смелых fantasy не приходила на ум ситуация, в которой все эти адаптивно-активно-защитные механизмы вдруг включились бы сразу в одном человеке, да еще начали бы действовать с максимальными возможностями и, более того, чтобы бороться, сражаться с самим этим человеком, конечно же, до его погибели. А ведь такие случаи бывают. Хорошо, что не часто.

Несмотря на то что у заболевшего так человека есть воспале­ние многих внутренних органов, сердечно-сосудистые, нейрогу-моральные, эндокринные расстройства, но его не смогут лечить в терапевтической клинике, т. к. у него еще и множественные гнойные процессы. Однако их трудно лечить в отделении гнойной хирургии, потому что у него еще и бредовые видения, а вместе с ними безумная агрессия или маниакальный ужас. Именно из-за этого он попадает к психиатрам. И правильно — ведь он безумен. Однако безумны у него не только сознание, но и адаптивно-защитные системы тела. Таких пациентов — один на тысячу из числа поступающих в психиатрические лечебни­цы [Тиганов А.С, 1982], потому опыта и знаний у психиатров подчас не хватает, чтобы вовремя излечивать у этих безумных страдальцев их телесные «безумства», ведущие к смерти.

Причины и истоки такого жуткого недуга до сих пор не постигнуты, т. к. больных из-за их невменяемости нельзя толком опросить, трудно обследовать, да и картина болезни чрезвычайно многолика. А случаев подобного всестороннего расстройства мало, и, естественно, нет готовности «поймать» это гипердистрессовое состояние в зародыше. Психиатры в силу своего профессионального разумения называют такой многоликий суперагрессивный дистресс «острым бредом», «delirium acutum*. «смертельной кататонией», «смертельной истерией». Так как приступы delirium acutum в последние десятилетия чаще изучаются у людей, страдавших шизофрени­ей, то это заболевание называют «фебрильной шизофренией» [Тиганов А.С, 1982] (лат. ferbrilis — лихорадочный, schizo — расщепление, раскалывание, fhren — душа, ум, рассудок). Чтобы охватить и нешизофренические формы этой болезни, ее лучше называть «острым лихорадочным бредом» или «острым фебрильным бредом».

Это заболевание свойственно молодым — от 15 до 30 лет (реже тем, кто моложе или старше), чаще женщинам (до 80 %) [там же.] Острый лихорадочный бред может протекать в тяжелой форме (без лечения — смертельной) и в сравнительно легких формах. Для краткости изложения ограничимся анализом тяжелой формы. Различают несколько этапов ее развития. Профессор Б.Д. Цыган­ков отмечает восемь этапов развития фебрильной шизофрении [Цыганков Б.Д., 1990].

1. Продромальный этап. Продромальный этап (лат. prodro-mus — предвестник) — это возникновение тревожности, растерянности, эмоционально-возбужденного поведения, неврозо-подобных расстройств и слабо выраженных веге­тативных нарушений. Заметим, что все это характеризует начальный период стресса и может быть предвестником (про-дромой) любого заболевания. На это указывает А.С. Тиганов, единственный в мире, изучивший более 190 случаев фебриль­ной шизофрении [Тиганов А.С, 1982].

2. Этап бредового настроения. Уже в дофебрильном начале заболевания, пока еще не начала повышаться температура тела, становятся заметны бредовые настроения, эмоциональ­ное возбуждение.

3. Этап аффективных расстройств. При тяжелом течении фебрильной шизофрении симптоматика нарастает быстро, буквально «по часам». Становятся заметными аффектив­ные (эмоционально-поведенческие) расстройства. Больной возбужден, неадекватно подвижен, суетлив без надобности. Соответственно усиливается вегетативное сопровождение такого поведения.

4. Этап иллюзорно-бредовой кататонии. В сознание больно­го прорываются иллюзорные видения, пока еще перемежаю­щиеся с тем, что он видит вокруг себя. Его суждения начинают наполняться бредом. Поведение становится безудержно-ак­тивным, подчиненным бредовым мыслям и идеям.

К этому присоединяются регулярные подъемы температуры тела. Она может достигать опасного уровня — +40 °С и выше. Начинаются вегетативные нарушения. С началом повышения температуры усиливается двигательное возбуждение, возникают вычурные поступки, непроизвольные и рефлекторные движения. У больного может возрастать речевая активность с разнофабуль-ными бредовыми высказываниями и негативизмом к окружающим врачам и родственникам.

5. Этап фантастически-бредовой кататонии. Болезнь стре­мительно развивается Возникает болезненно-возбужденное помрачение сознания с причудливой смесью фрагментов реального мира и ярких, фантастических представлений. П.И. Ковалевский отмечал у таких больных: помрачение созна­ния; резчайшее возбуждение с криком, бранью либо «немое» возбуждение; калейдоскопическую смену аффекта; обилие ярких зрительных галлюцинаций: «огонь», «кровь», «адские сцены», «фантастические путешествия», «картины величия и роскоши» (цит. по [Тиганов AC, 1982[). Все это — безумно преувеличенные и перемешанные психи­ческие реакции, которые при рациональном, нормальном прояв­лении целесообразны как защита от реальных стрессоров.

Важнейшей и трагической особенностью острого фебрильного психоза (фебрильной шизофрении) становится то, что одновремен­но с нарушениями сознания обильно развиваются вегетативные, соматические расстройства. О них — ниже. Но сейчас отметим, что еще В. Геллер и Ц. Маппес находили в структуре приступа острого фебрильного психоза все фазы стресса, описанные Г. Селье, основателем учения о стрессе [Geller W., Mappes С. 1952; Селье Г., 1966; Селье Г., 1979 и др.]. В нашей стране первым рассмотрел с позиции Г. Селье закономерности фебрильной шизофрении и пато­логические соматические нарушения при ее развитии А.С. Тиганов [Тиганов А.С, 1960]. В монографиях, посвященных фебрильной (гипертоксической) шизофрении, подчеркивается сходство сопро­вождающих ее гормональных, гематологических, биохимических и паталогоанатомических изменений (реакций, нарушений) с аналогичными изменениями при дистрессе, описанными Г. Селье [Ромасенко В.А., 1967; Тиганов А.С, 1982]

Чрезвычайно важным для здоровья больного острым лихора­дочным психозом (фебрильной шизофренией) становится то, что его поведенческое гипреактивное безумие усиливается на фоне нарастания многих вегетативных дистрессовых расстройств. Пульс слабый, но частый, резкие подъемы артериального давле­ния перемежаются со спадами. Возникает одышка. Может быть потливость, но чаще кожа сухая, сохнут рот и язык.

На состояние и самочувствие больного влияет увеличение температуры его тела, возникающее вскоре после начала присту­па, вместе с другими вегетативными расстройствами. В отличие от обычного, инфекционного заболевания с относительно посто­янным повышением температуры при фебрильной шизофрении температурная кривая прыгает то вверх, то вниз («пилообразная» температурная кривая), будто терморегуляторы ищут и не находят «врагов» (вирусов, микробов и т. п.), которых надо «выжигать».

Напомню, что повышения температуры тела могут быть и исключительно из-за психических травм и психического напряжения. Так в наших экспериментах на наземном дина­мическом имитаторе межпланетного космического корабля (на стенде «Орбита») у отдельных испытуемых за несколько часов до начала экспериментов с многосуточным вращением температура тела повышалась до +39 °С. Причина, как вы­яснилось, — психическое напряжение из-за борьбы со своим страхом. Ведь эти эксперименты проводились впервые в мире. Испытуемым думалось". «Мало ли что будет! Как отразится многосуточное воздействие ускорений Кориолиса на моем здоровье?» Но сразу же после начала вращения (т. к. ничего особо нетерпимого не происходило) температура тела этих ис­пытуемых срезу (за две-три минуты) нормализовалась. Тревога испытуемых сменялась радостным возбуждением. Аналогичное повышение температуры было у американских астронавтов на космическом корабле «Аполлон» при первом облете вокруг Луны. Тогда полет впервые не управлялся и не отслеживался наземными станциями слежения. Конечно, это было опасно и страшно. У всех членов экипажа, казалось бы, беспричинно повысилась температура тела.

Большое и печальное значение приобретают, конечно же, «поломки» в функциональных системах организма из-за деструк­тивных (разрушительных) процессов, особенно интенсивных во время фебрильного периода. Надо иметь в виду не только эти «поломки», но и «места наименьшего сопротивления», возникшие в организме раньше (после заболеваний, когда-то залеченных). Они вновь «ломаются» при фебрильной шизофрении.

В фебрильном периоде болезни слишком широк и силен «фронт защиты» (не понятно от кого?). Он становится не только бесполезным, но и опасным. И вот, не находя стрессора-врага, адаптивно-защитные механизмы стресса оказываются направлен­ными на самого больного человека, на его разум и телесность.

6. Этап онейроидного помрачения сознания. В организме больного возрастает отмобилизованность всех видов энергии, всех адаптивных защитных ресурсов. Человек будто бы сражается, пытаясь противостоять неким враждебным силам (каким, поче­му?). В его помраченном сознании страх перед образами опасных чудовищ и монстров перемежается с блаженными ощущениями, с изумительными видениями, символизирующими счастье мнимой триумфальной победы (над кем?). Замечено, что насыщенность таких онейроидных (греч. oneiros — сновидение + eidos — вид по­добие) видений богаче у интеллектуально развитых личностей.

При крайне тяжелой форме фебрильной шизофрении этап онейроидно-бредового помрачения сознания смазан или отсут­ствует. Сразу наступает аменция (лат. amentia — безумие< а — отрицание + ments — разум). Эта редукция онейроида не из-за того ли, что при утяжелении болезни в помраченном сознании уже нет даже бредовых оснований для «победных» (эустрессо-вых) или «пораженческих» (дистрессовых) переживаний и бре­довых видений борьбы и побед над мнимым врагом? Причиной такого усугубления тяжести и вредоносности развивающегося заболевания становятся деструктивные процессы в разных си­стемах организма и, главным образом, в головном мозгу.

Состояние органов и тканей при остром фебрильном психозе и фебрильной шизофрении. Отмечается дегенерация и распад клеток многих внутренних органов, точечные кровоиз­лияния в них; набухание сосудов головного мозга, дегенерация и гибель клеток коры мозга, отек мозга; поражение подкорковых ганглиев, особенно страдает подбугорье из-за истощения и ише­мии [Юдин Т.Н., 1939]. «При гипертоксической шизофрении ... гистологическое состояние подбугорья и желез внутренней се­креции соответствует выраженному стресс-синдрому» [Сколярова Н.А., 1979].

При тяжелейшем экспериментальном дистрессе у животных [Селье Г., 1979], как и у больных при остром фебрильном психозе, возникают множественные точечные кровоизлияния в слизистой желудка, в наружной и внутренней оболочках сердца. Сердце, головной мозг, печень, почки, желудок перенасыщены и напол­нены кровью; из-за этого нарушаются их функции; нарушено их питание, возникает дегенерация и разрушение клеток. Из раз­рушенных тканей выделяются токсические вещества, усиливая процессы разрушения. Возможна тромбоэмболия (закупорка кровеносных сосудов сгустками крови). С первых дней болезни подавляется иммунитет. Возникает множество очагов инфекцион­ного воспаления: в легких, в почках, в сердце, в местах инъекций и введения катетеров.