КЛАССИФИКАЦИЯ ЦЕЛЕВЫХ 4 страница
Никакое S не есть Р.
Частноутвердительное суждение — это суждение, которое одновременно является и частным, и утвердительным. Например, В некоторых лесах водятся медведи. Формула частноутвердительного суждения:
Некоторые S суть Р.
Частноотрицательное суждение — это суждение, которое одновременно является и частным, и отрицательным. Например, Некоторые дети не знают своих родителей. Формула частноотрицательного суждения:
Некоторые S не суть Р.
Возвращаясь к реализации закона исключенного третьего, следует обратить внимание на одну особенность. Кажется, что ложное общеутвердительное суждение легче опровергнуть с помощью общеотрицательного суждения. На самом деле — это не так. Когда требуется доказать, что, например, утверждение Все выпускники этой гимназии получили аттестаты зрелости с отличием ложно, то достаточно обосновать истинность частноотрицательного суждения: Некоторые выпускники этой гимназии не получили аттестата зрелости с отличием. В самом деле, если доказано, что хоть один случай (в данном примере — выпускник) не подходит под общее правило, то этого достаточно для доказательства ложности общего суждения.
Важно понять, что закон исключенного третьего применим только к противоречащим понятиям, к тем, для которых не существует среднего значения; следовательно, он не применим к категориям хорошо/плохо, высоко/низко, горячо/холодно, много/мало и т.д. Кроме того, он неприменим в тех случаях, когда субъект по объему является более широким понятием, чем предикат. Так, например, можно ли назвать человека вообще женщиной? В данном случае положительный и отрицательный ответы будут ложными. Человек вообще может быть женщиной, но может и не быть таковой.
Очевидно, что существуют тезисы, в принципе недоказуемые, например невозможно аргументировать тезис Хорошо бы поехать отдыхать, а также хорошо остаться дома. Этот тезис доказать невозможно, потому что внутренняя структура его такова: поехать и не поехать (ведь остаться дома = не поехать).Это внутренне противоречивая структура. А внутренне противоречивая структура, с логической точки зрения, как было показано, вообще доказана быть не может. Поэтому, когда нас просят доказать или объяснить нечто, внутренне противоречивое, следует заявить об этой противоречивости и от доказательства отказаться. В подобной ситуации могут быть высказаны только некоторые соображения по поводу проблемы, не более. К сожалению, не каждый человек и не в каждой ситуации способен оценить текст с точки зрения наличия в нем внутренней противоречивости. Это требует и тренировки, и особых интеллектуальных данных, потому что внутренняя противоречивость не всегда выглядит как противопоставление да — нет. Это может быть сложный текст, внутренняя противоречивость которого выясняется после специального интеллектуального анализа, что очень часто встречается, например в науке. Тут необходим специальный логический анализ.
Итак, внутренне противоречивый тезис доказан быть не может. Рассмотрим в этой связи примеры текстов, безусловно, внутренне противоречивых, но представляющихся, тем не менее, вполне осмысленными.
1. Один критянин сказал, что все критяне — лжецы.
|
В первом примере, если критянин сказал правду, то он обманул, а если он обманул, то он сказал правду. Во втором примере, если высказывание неверно, тогда оно истинно, а если оно верно, тогда оно ложно. Аналогично устроен следующий текст:
3. Когда крокодил похитил у одной матери дитя и она стала просить, чтобы он отдал ей похищенное дитя, крокодил обещал ей исполнить ее просьбу, если она скажет правду.
— Однако же, — отвечала мать, — ты не возвратишь мне дитя.
— Значит, я не должен возвращать тебе твое дитя, — отвечал, в свою очередь, крокодил, — сказала ли ты правду или нет. Если ты сказала правду, то я не должен, по твоим же словам, возвращать его тебе: иначе бы ты сказала неправду. Если же ты сказала неправду, то я также не должен возвращать тебе дитя, потому что в таком случае, т. е. сказавши неправду, ты не выполнила условие.
Рассмотренные тексты являются классическими примерами так называемых логических парадоксов (греч. parádoxes — неожиданный, странный), известных еще со времен античности. Под парадоксом понимается неожиданное, необычное, странное высказывание, резко расходящееся, по видимости или действительно, с общепринятым мнением или даже со здравым смыслом, хотя формально-логически оно правильно. Рассмотрим еще один известный парадокс древнегреческого мыслителя Зенона Элейского "Ахиллес и черепаха": "Быстроногий Ахилл никогда не может догнать самого маленького животного — черепаху, так как при условии одновременного начала их движения в момент появления Ахилла на месте черепахи черепаха уже уползет на 1/10 этого расстояния, и когда Ахилл пройдет эту 1/10 , черепаха уползет вперед еще на 1/100 и т.д. во всех отдельных точках пути движения. Поскольку этот процесс деления пути не имеет конца, постольку Ахилл никогда не настигнет черепаху". Получается неожиданное высказывание, резко расходящееся с общепринятым мнением и практикой, так как в жизни Ахилл, конечно, догонит черепаху. Этот парадокс входит в число так называемых апорий (греч. ароríа — безвыходность) — трудноразрешимых логических затруднений.
В логике парадоксы входят в более широкий класс рассуждений, приводящих к взаимоисключающим результатам, которые в равной мере доказуемы и которые нельзя отнести ни к числу истинных, ни к числу ложных. Такие рассуждения называются антиномиями (лат. and — против, nomos — закон). Апории также входят в класс антиномий.
Учение об антиномиях было развито Кантом, называвшим антиномиями те противоречия, в которые необходимо попадает разум при попытке дать ответ на метафизические вопросы о мире как целом, ибо в этом случае разум пытается выйти за пределы непосредственного чувственного опыта и познать "вещи в себе". В данном случае возникают такие антиномии:
1) мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве — мир не имеет начала и не ограничен в пространстве;
2) все в мире состоит из простого (неделимого) — нет в мире ничего простого, все сложно;
3) в мире существуют свободные причины — нет никакой свободы, т.е. все необходимо;
4) в ряду мировых причин есть некое необходимое существо — в этом ряду нет ничего необходимого, все случайно.
Учением об антиномиях Кант выявил тот важнейший факт, что человеческому мышлению присуши противоречия. Например, в первой антиномии отражено диалектическое противоречие конечного и бесконечного, во второй антиномии — прерывного и непрерывного и т.д.
Известно, что антиномии (и парадоксы, в частности) доставили много труда древним и современным математикам, логикам и философам, пытавшимся с помощью тех или иных методов преодолеть соответствующие противоречия. Однако на протяжении веков они не могли быть объяснены с логической точки зрения. Только в XX веке выдающийся английский философ и логик Бертран Рассел наметил путь объяснения этих случаев.
Рассел заметил, что можно говорить о 1) множестве (классе) объектов (например, множестве звезд или людей), но можно рассматривать и 2) множество (класс) множеств объектов. Что касается первого множества, то оно не является членом самого себя, так как множество звезд не есть звезда, а множество людей не есть человек. "Никто не будет утверждать о классе людей, что это человек. Перед нами класс, который не принадлежит самому себе. Я говорю, что нечто принадлежит какому-то классу, когда <оно> подходит под понятие, объем которого есть класс", — писал Рассел. Это впрямую относится к парадоксу Эвбулида "Куча": "Одно зерно кучи не составляет; прибавив еще одно зерно, кучи не получишь; как же получить кучу, прибавляя каждый раз по одному зерну, из которых ни одно не составляет кучи?"
Такое множество, которое не является членом самого себя, называется собственным множеством. Что же касается второго множества, то оно является членом самого себя (например, множество множеств списков есть список). Такое множество называется несобственным множеством. Допустим, нам требуется составить множество всех собственных множеств (М). Возникает вопрос: каково это множество — собственное или несобственное? Если М является собственным множеством, т.е. не является элементом самого себя, мы должны включить его в М (по определению собственного множества). Но включение его в М превратит его в несобственное, и потому оно должно быть исключено из М. Предположим теперь, что М — несобственное множество. Тогда оно должно быть исключено из М, т.е. оно должно принадлежать к числу множеств, не содержащих себя в качестве элемента, т.е. оно станет собственным множеством. Однако как собственное множество оно должно быть включено в М. Оба противоречащих друг другу допущения приводят к противоречию.
Парадокс Рассела может быть проиллюстрирован самыми разными примерами. Приведем еще один.
Каждый муниципалитет в Голландии может иметь мэра, и два разных муниципалитета не могут иметь одного и того же мэра. Иногда оказывается, что мэр не проживает в своем муниципалитете. Допустим, что издан закон, по которому некоторая территория S выделяется исключительно для таких мэров, которые не живут в своих муниципалитетах, и предписывающий всем этим мэрам поселиться на этой территории. Допустим далее, что этих мэров оказалось столько, что S образует муниципалитет. Где должен проживать мэр S? Получается, что мэр муниципалитета S не может проживать ни в своем муниципалитете, ни вне его. В самом деле, если он захочет жить в своем муниципалитете, то по закону его удалят из его муниципалитета, ибо в этом муниципалитете имеют право жить лишь мэры, которые не проживают в своих муниципалитетах. А закон требует: если мэр S не проживает в муниципалитете S, то он должен проживать в муниципалитете S. Получается неразрешимое противоречие.
Парадоксы Рассела поразили философов и математиков, так как они затрагивали основы не только теории множеств, но и собственно формальной логики, поскольку поставили под сомнение закон исключенного третьего, допустив возможность истинности A и не-А. Преодоление кризиса наметилось через осознание языкового способа выражения как некорректного. Рассел писал: "Язык не может быть таким универсальным, чтобы допустить высказывания обо всех элементах некоторого множества, если совокупность множества не была предварительно точно определена и завершена. То есть высказывание обо всех элементах множества не может быть одним из элементов этого множества, высказывание о "целом" может быть правомочным только "извне" этого целого". Не соблюдая этого запрета, мы получим высказывание не ложное, а просто лишенное смысла. Именно эти бессмыслицы лежат в основе так называемого логического круга в рассуждении, ведущего к парадоксам. С целью избежания опасностей порочных кругов Рассел предложил разделение univers du discours на "типы": индивидов, множеств индивидов, отношения между индивидами, отношения между множествами индивидов и др. "Типы" соответствующим образом закодированы, что позволяет различать их и ограничивает, таким образом, возможность неправильного их употребления, ведущего к парадоксам. Принеправильной подстановке аргумента функция становится бессмыслицей, а это означает, что некоторые подстановки на основании языковых запретов теории типов лишены смысла. Теория типов есть результат изучения языка логических высказываний и установления на этой основе определенной иерархии из предметов и названий этих предметов.
Во втором парадоксе ("Квадрат") высказывание говорит само про себя, т.е. является элементом множества (в данном случае — одноэлементного), о котором говорит. Таким образом, оно оказывается собственным множеством (что, естественно, приводит к глобальному противоречию).
Следует разделить язык-объект и язык описания, который получил название метаязыка (греч. meta — после). Метаязык — это язык, на основе которого происходит исследование какого-либо другого языка (языка-объекта), его структуры.
В учебнике русского языка, написанном для англичан, есть русский текст и английский. Русский текст — это примеры, а английский текст — объяснение этих примеров. Русский текст в этом учебнике — язык-объект, это тот язык, который изучается, а английский текст в этом учебнике — это метаязык, язык для описания исходного языка-объекта, а именно русского. В одном и том же учебнике могут быть совмещены язык-объект и метаязык (язык описания). Это учебник русского языка для русских, где примеры (язык-объект) даны, скажем, одним шрифтом, а объяснения к этим примерам (метаязык) даны другим шрифтом, или примеры даны в кавычках, а объяснения к ним, естественно, без кавычек:
Маша любит Петю (язык-объект).
Любит (язык-объект) — это глагол в настоящем времени, в 3-м лице, в единственном числе (метаязык).
И парадокс "Квадрат", и парадокс "Критянин" основаны на смешении языка и метаязыка в одном тексте.
Аналогичная ситуации лежит и в основе парадоксов следующего типа. Слово "Heterologisch" (нем.) означает разнологический. Гетерологичный — слово, обозначающее определенное качество, которым само это слово не обладает. Если само это слово гетерологично, то оно негетерологично, и наоборот. Слово "long" (англ.) означает "длинный", а само этим качеством не обладает: оно короткое. Этот пример ясно показывает смешение языка (обозначение длины чего-либо) и метаязыка (длины самого слова).
В речи на уровне единого текста совмещение языка и метаязыка недопустимо: это структуры, находящиеся в разных плоскостях. Их смешение приводит к появлению тезисов — парадоксов, от которых и язык, и наука должны освободиться.
Следует однако понять, что различение в речи языка-объекта и метаязыка часто оказывается затруднительным и требует специальных интеллектуальных усилий говорящего, поскольку язык-объект и метаязык обычно строятся на основе тех же элементов, т.е. имеют единую (тождественную) субстанцию.
В реальных текстах элементы языка-объекта и метаязыка произвольным образом перемешаны, а для того чтобы исследовать, проанализировать или описать язык L1мы нуждаемся в языке L2, чтобы сформулировать результаты нашего исследования языка L1или правила использования L1. Это тем более верно для теории перевода, имеющей дело по крайней мере с двумя языками. Теперь предположим, что у нас не два языка, а три (русский, немецкий, французский), и мы сначала истолковываем немецкое выражение средствами русского языка, а затем русское выражение средствами французского. Таким образом, один из языков может быть промежуточным или, как говорят в теории перевода, языком-посредником.
Язык-посредник необязательно может быть языком в обычном смысле слова, т.е. естественным языком. Им может быть любая знаковая система, т.е. любая система символов при условии, что эти символы поставлены в соответствие со словами переводимого текста.
Можно выделить четыре типа языков-посредников:
1) один из естественных языков (но это невыгодно, так как естественные языки характеризуются высокой степенью многозначности);
2) стандартизованный и упрощенный естественный язык;
3) искусственный международный язык (типа эсперанто или интерлингвы);
4) язык, специально построенный для этой цели.
При конструкции такого языка могут быть предложены два подхода:
а) этот язык строится именно как язык со своим словарем и своей грамматикой, т.е. является еще одним искусственным языком;
б) в качестве языка-посредника берется абстрактная сетка соответствий между элементарными единицами смысла ("семантическими множителями") и набор универсальных синтаксических отношений, годный для всех языков.
В любых рассуждениях о переводе факты двух языков сравниваются явно или неявно с какой-нибудь третьей системой, будь то мысли, выраженные в тексте, — на одном полюсе, или абстрактная сетка соответствий между единицами двух языков, как она строится при машинном переводе, — на другом полюсе. Тем самым некоторый язык-посредник присутствует всегда, и поэтому очень трудно построить теорию, в которой бы это понятие не использовалось.
Глава 13
АРГУМЕНТАЦИЯ
Все существующее имеет достаточное основание для своего существования.
Лейбниц
Аргументом (лат. argumentum — логический довод, основание, доказательство) называется мысль или положение, которое используется для доказательства истинности или ложности тезиса. К аргументу предъявляются определенные требования.
Первое требование совпадает с требованием, предъявляемым к тезису: аргумент должен быть истинным. И точно так же, как в случае с тезисом, эта истинность носит не абсолютный, а относительный характер. Речь идет о вере говорящего в истинность аргумента. Только в данном случае в отличие от тезиса эта вера должна быть разделена и слушающим тоже. Оба собеседника должны признавать истинность аргумента. Важно понять, что, если один из речевых коммуникантов, а именно слушающий, не признает истинность аргумента, этот аргумент не может быть использован для доказательства тезиса, что встречается достаточно часто.
Если для доказательства мысли приводится положение, которое кажется говорящему очевидным, а слушающий с ним не согласен, это положение (аргумент) само превращается в тезис, и приходится в первую очередь доказывать его истинность как промежуточного тезиса и только после этого переходить к аргументации первоначального тезиса. Говорящий часто этого не делает, и поэтому доказательство не получается. Эта ситуация крайне частая, впрямую никем не замечаемая. Начиная аргументировать тезис и приводя первый аргумент, следует спросить: "С этим вы согласны?" По ходу доказательства разумно на каждом новом логическом этапе задавать вашему речевому оппоненту этот вопрос, чтобы он подтверждал промежуточный уровень согласия. Особенно удачно это применяется в полемике, когда речевому оппоненту (тому, кто имеет противоположную точку зрения) приводят в качестве аргументов некоторые очевидные положения, с которыми он не может не согласиться, и когда он с ними соглашается, делают один мощный логический шаг (демонстрация) — переход к самому тезису, и человеку ничего не остается, как признать свое интеллектуальное поражение.
Логико-речевая ошибка в доказательстве, связанная с тем, что в качестве аргумента, подтверждающего тезис, приводится такое положение, которое, хотя и не является заведомо ложным, однако само нуждается в доказательстве, называется "предвосхищением основания" (лат. petitio principii). Еще древнеиндийские логики знали логико-речевую ошибку "Siddha-sadhya", когда доказательство само нуждается в том, чтобы его доказали. М.В. Ломоносов приводит пример этой ошибки в рассуждениях физиков, доказывающих теорему о том, что "количество материи следует определить по весу". Вся сила этого доказательства, по Ломоносову, основывалась на опытах со столкновением тел, образующих маятники. Для опытов брались или однородные тела разной величины, или же разнородные тела. М.В. Ломоносов согласен с тем, что для первого случая теорема истинна и доказательство убедительно. Но что касается второго случая, когда в качестве маятников использовались разнородные тела, то о нем М.В. Ломоносов писал: "Во втором же окажется, что он [И. Ньютон] определял количество вещества в разнородных телах, которые он брал для опытов по их весу и принимал за истину то, что следовало доказать". Если при аргументации в речи выясняется, что один из доводов оказался для слушающих промежуточным тезисом, поведение говорящего должно быть разным в зависимости от коммуникативной ситуации. Если речь гомилетическая, т.е. продолжающаяся (см. выше), следует потратить время на доказательство этого промежуточного тезиса, а только потом возвращаться к доказательству искомого тезиса. Если это речь ораторическая, т.е. однократная, ограниченная во времени, можно: 1) призвать слушающих поверить вам "на слово" — это возможно только при условии, если в данной аудитории был сформирован ваш личностный авторитет до начала речи (например, если вы человек популярный, пользующийся заслуженной высокой репутацией у публики); 2) сослаться на авторитетное (для ваших слушателей) лицо, верящее в истинность данного аргумента (см. ниже "апелляция к человеку"). Если ни одно из этих двух условий не может быть выполнено, речь, скорее всего, окажется проигранной. Поэтому так важно, готовя аргументацию, проанализировать, в какой мере она будет воспринята как истинная именно теми людьми (с учетом их эрудиции, социальной ориентации, профессиональной принадлежности и т.д.), которые будут вас слушать.
Еще раз следует повторить, что истинность аргумента не абсолютна, а условна. В качестве простейшего примера речевого доказательства был приведен античный силлогизм: "Все люди смертны. Сократ — человек. Следовательно, Сократ смертен".
Первый аргумент — общий: "Все люди смертны". Он, на первый взгляд, не вызывает сомнений. Тем не менее очевидно, что никто не может стопроцентно утверждать, что это положение верно. Во-первых, никто не наблюдал индивидуальные судьбы всех людей. Во-вторых, никто не наблюдал ни одной судьбы человека, который сегодня еще не рожден. Никто не знает наверное, как будет строиться его жизнь во Вселенной или на Земле. В-третьих, в соответствии с довольно многочисленными философскими и религиозными теориями (например, буддизмом), человеческая душа переселяется в другую плоть и существует на Земле много дольше, чем мы предполагаем. А почему бы и не вечно? Под человеком свойственно понимать его духовность, которая включена в плоти. Если дух покидает плоть, человека называют словом "труп" или "тело" — это уже не человек, что достаточно хорошо отражено в нашем сознании. Если духовность, или душа, или дух после физического исчезновения тела переселяется в другую плоть, то, с этой точки зрения, человек не умирает. И так может с ним происходить бесконечно: он проживает множество разных жизней в разной плоти. Существуют специальные исследования, которые объясняют вам, кем вы были в прошлой жизни (правда, не сообщают, кем вы будете в следующей). Сегодня наука не имеет аргументов для опровержения этой концепции. Таким образом, мысль о том, что все люди смертны, неочевидна, хотя большинство людей ее разделяет. Только в отношении последних данную посылку можно использовать в качестве аргумента для доказательства тезиса "Сократ смертен". Вторая посылка (второй аргумент) звучит так: "Сократ — человек". В отношении этой посылки тоже могут быть предложены возражения. Кто запрещает сказать, что человек такого выдающегося ума вряд ли, вообще, человек? Может быть, он наполовину — человек, а наполовину — сын олимпийского бога? Эту мысль нелегко опровергнуть. Таким образом, с точки зрения абсолютной истины, ни один аргумент не кажется стопроцентным. И это есть благо, поскольку, если бы существовали полностью истинные аргументы, человеческое сознание лишено было бы творчества, оно развивалось бы крайне медленно, если бы вообще развивалось. Скорее всего, сознание превратилось бы в систему абсолютных истин, т.е. стало бы догматическим (см. ниже). Скажем только, что догматическое сознание приводит к интеллектуальному распаду. С социальной точки зрения этот феномен можно было наблюдать в нашей стране во второй половине советского периода, когда долгое пребывание в условиях догматического мышления привело к массовой интеллектуальной деградации. Догматическое сознание крайне пагубно для человеческого интеллекта, который по своей природе диалектичен. Интеллект так устроен, что имеет внутренний стимул к саморазвитию. Все, что ограничивает саморазвитие, для интеллекта пагубно. О каком движении вперед может идти речь в условиях абсолютной истины? Ни о каком, ведь конечная точка в размышлениях уже достигнута. Это важно понимать, приступая к аргументации.
Как это ни парадоксально, все сказанное об аргументе распространяется и на такое явление, как факт. Факт — это действительное, т.e. достоверное событие[11].
Достоверное событие есть элемент внешнего мира, который интерпретируется человеком с известной мерой погрешности. Это означает, что, даже если вы очевидец факта, если он произошел на ваших глазах, это еще не значит, что вы способны его правильно и адекватно интерпретировать. Это научное положение обычно плохо понимается на бытовом уровне, однако давно учитывается, скажем, в юриспруденции. Каждый процесс, каждое следствие на протяжении веков сталкивается с одной и той же трудностью: несколько человек наблюдали одно и то же событие, их просят дать показания, у них нет никаких внутренних оснований, никакой мотивации давать ложные показания, и, с их точки зрения, они дают истинные показания, но показания при этом р а з н ы е. И как потом использовать эти показания, какое из них принимать за достоверное, а какое нет, непонятно — они только запутывают следствие. Положим, пять человек наблюдали, как один другого ударил ножом, и пять человек дают разные описания того, что они наблюдали, иногда прямо противоположные. Один увидел рассчитанный, точный удар; другой — угрозу ножом с последующим несчастным случаем из-за неверного движения жертвы; третий — превышение необходимых пределов самообороны преступника; четвертый — предварительное доведение жертвой преступника до состояния аффекта и невменяемости; пятый — попытку самоубийства, совершенную жертвой. Что это означает? Это еще раз подтверждает, что анализаторы со значительной мерой погрешности воспринимают действительность, тем более что угол зрения, т.е. точка видимости в рассматриваемой ситуации, обычно разный. Затем в мозгу происходит перекодирование того зрительного или звукового образа, который зафиксировали анализаторы (перекодирование тоже происходит с большими погрешностями), а потом на это накладываются погрешности памяти и индивидуальные ассоциации, связанные не с этим событием, а с чем-то, ассоциативно сходным в личной жизни свидетеля, и описания событий оказываются несовпадающими. Например, если преступник внешне представлял собой тип, физиологически неприятный свидетелю, показания обязательно окажутся более жесткими. В качестве примера можно привести внутреннее негативное отношение людей, основанное на этническом различии, что является серьезной проблемой в многонациональных государствах. Предположим, свидетелями некоторого криминального поступка, произошедшего между белым и негром, являются люди разного цвета кожи. Как правило, они дают разные показания, даже если к инциденту никакого отношения не имеют и у них нет оснований для дезинформации. Человек с этим ничего сделать не может, он действительно так увидел событие: его восприятие, в частности связанное с этническим неудовольствием, на бессознательном уровне определяет его оценку события. Это одна из причин распространенного бытового мнения о том, что во многих бедах страны виноваты люди какой-то определенной национальности. Имеется в виду мнение отдельных людей, которое основано на том же феномене: человек, оценивая что-то негативное, произошедшее с другим человеком или с целым обществом, искренне верит в то, что он нашел источник этой беды. Как он его ищет? В соответствии с бессознательным негативным отношением к людям определенной национальности, с неприятием чего-то инородного в религиозном, в этническом, в культурологическом отношении, в системе привычек, в манере себя вести и даже во внешности. Надо понять, что можно обвинять людей в неприязни к другой нации, в расизме, и с социальной точки зрения это обвинение совершенно оправданно, но с психологической точки зрения человека в этом обвинять нельзя, потому что он не властен над своим бессознательным. Это факт внутреннего чувства вины человека, ощущения собственной греховности. А в принципе разве можно обвинять человека в том, что он, скажем, любит блондинов и не любит брюнетов? Нельзя. Другое дело, что на эмоциях подобного рода не может быть построена социальная, политическая программа общества, которая в этом случае приводит к преступлению, называемому нацизмом. Индивидуальная же реакция одного человека на другого не подлежит оценке с внешней стороны, она подлежит только внутренней самооценке.
Итак, свидетельские показания, данные, казалось бы, совершенно непредвзятым человеком, часто оказываются необъективными. А так как свидетельские показания и факты вообще часто используются в доказательстве, то, анализируя аргументацию, следует помнить о возможной мере существующей в ней информационной погрешности. Тем не менее, если человек является очевидцем, обычно к его мнению можно прислушаться, но с известной мерой внутренней осторожности и недоверия.
В некоторых случаях показания очевидцев вообще не могут быть оценены как адекватные, например в случаях наблюдения НЛО. Четырнадцать человек одновременно наблюдали необычное явление. У них были взяты показания, которые по обыкновению оказались мало похожи друг на друга. Вот зафиксированные впечатления:
Дата добавления: 2016-09-20; просмотров: 537;