Онтогенетическая эволюция и продолжительность жизни человека

Фазное протекание целостного жизненного цикла, охватывающего процесс индивидуального развития от рождения человека до смерти, есть последовательная смена моментов становления, эволюции и инволюции индивида. Эта развертывающаяся цепь изменений является одним из фундаментальных эффектов необратимости времени, действия «стрелы времени».

Общая продолжительность жизни как первая характеристика возраста дополняется второй его характеристикой – необратимой сменой фаз индивидуального развития, а затем третьей – длительностью каждой отдельной фазы.

Возрастные изменения в динамике жизненного цикла содержат в себе оба параметра времени – длительность бытия и временную последовательность смены фаз. В современной возрастной психологии далеко не всегда учитывается эта взаимосвязь параметров времени. Широко распространенные в ней принципы конструирования возрастных симптомо-комплексов, относящихся к отдельному периоду человеческой жизни, представляют собой абстрагирование от целостного хода исторического развития с его «стрелой времени» и своего рода консервацию в статических показателях динамики возрастных преобразований. Таким образом, т. е. путем известного обособления отдельной фазы жизни от реального хода смены фаз в индивидуальном развитии, теоретически возможно отделить один параметр времени от другого (длительность данного состояния развития или фазы от временной последовательности фаз жизни).

Однако человек не «монтируется» из отдельных возрастов как своеобразных блоков развития с присущей каждому из них длительностью протекания. Внутри любого предшествующего периода складываются ресурсы и резервы последующего развития, за каждым из отдельных периодов жизни, говоря словами А. А. Ухтомского, скрыта история системы. Благодаря воспитанию и другим целенаправленным формам социального управления индивидуальным развитием обеспечивается перспективная ориентация этого развития на последующие ходы развития, подготовленная, разумеется, филогенетической программой онтогенетической эволюции человека. Все последующие фазы развития преемственно связаны с предшествующими, причем не только с ближайшей, смежной, но и с весьма отдаленными, даже исходными, начиная с раннего детства.

Речь идет, следовательно, о генетических связях в индивидуальном развитии, о противоречивых переходах между фазами этого развития, носящих то плавный и постепенный, то скачкообразный и конфликтный характер. Такой подход к индивидуальному развитию как к единому целому и совокупности генетических связей между разнопорядковыми фазами (роста и созревания, зрелости, старения и старости) является новым не только для психологии, но и для естествознания. Этот подход связан с новейшим пониманием организма как целого, сложной саморегулирующейсясистемы.

Коррелятивные зависимости между органами и функциями организма составляют важную характеристику его целостности, включая и временные параметры его существования (продолжительность жизни, последовательность смены отдельных состояний и изменений, являющихся фазами индивидуального развития).

На различных стадиях онтогенеза коррелятивные связи существенно изменяются по типам и значению для индивидуального развития. И. И. Шмальгаузен описал три основных типа корреляций, или взаимозависимостей, а именно: геномные, морфогенетические и эргонтические. Геномные взаимозависимости определяются непосредственными факторами развития, т. е. генами, через биохимические процессы, происходящие в клетках того же самого материала, в котором реализуются изменения. Морфогенетические также наследственно запрограммированы, но осуществляются путем передачи веществ или возбуждения от одной части организма к другой. Лишь эргонтические корреляции зависят от функционирования самих членов корреляционной пары, или цепи, влияющей на изменение их строения и способа функционирования*.

* Шмальгаузен И. И. Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии. – М.: Изд. АПН СССР, 1938.

Первые два типа корреляций специфичны для периодов роста и созревания, последний тип – для дефинитивных функций сформировавшегося взрослого организма. Интересно отметить, что в качестве модели такой корреляции И. И. Шмальгаузен рассматривает положительную зависимость между развитием нервных центров и периферических органов и указывает на то, что «этого рода корреляции без труда устанавливаются не только в молодом, еще растущем организме, но и во вполне зрелом»*.

* Там же. - С. 22.

При любом типе корреляции изменяется весь организм, и это изменение влияет на дальнейший ход онтогенеза в целом. В свою очередь, по удачному выражению В. Г. Афанасьева, «сохранению целостности способствуют только те коррелятивные связи, которые соответствуют внешним условиям существования... среда, таким образом, выступает как важнейший определитель целесообразности коррелятивных связей организма»*.

* Афанасьев В. Г. Проблема целостности в философии и биологии. – М.: Мысль, 1964. – С. 351.– По этому же вопросу см.: Мирзоян Э. Н. Индивидуальное развитие и эволюция. – М.: Изд. АН СССР, 1963; Югай Г. А. Проблема целостности организма. – М.: Соцэкгиз, 1962; Гернет Ф. Целостность организма и иммунитет. – М.: Мир, 1962.

Весьма интересный разбор проблемы целостности живых систем в трудах И. И. Шмальгаузена принадлежит Р. Л. Берг, которая подчеркнула связь его концепции целостности организма и онтогенеза с более общими кибернетическими подходами к эволюционным проблемам. «Теория стабилизирующего отбора И. И. Шмальгаузена, – пишет Р. Л. Берг, – раскрыла способ возникновения и эволюции генетических, эмбриологических, анатомических, физиологических механизмов обеспечения целостности, а вместе с тем устойчивости организма... Организм целостен и потому устойчив. Его целостность покоится на взаимных влияниях одних частей на другие в процессе развития и в процессе функционирования»*.

* Берг Р. Л. Проблема целостности живых систем в трудах И. И. Шмальгаузена // Проблемы кибернетики. - Вып. 16. - М.: Наука, 1966. - С. 11.

В последние годы своей жизни И. И. Шмальгаузен работал над проблемами управления и регулирования процессов в живых системах, т. е. над главнейшими биологическими проблемами кибернетики. В четвертой главе мы рассмотрим одну из них, связанную с контурами биологического регулирования процессов формирования индивида. В общем виде итог исследования И. И. Шмальгаузена в этой области хорошо сформулирован Р. Л. Берг: «Сама система регулирования онтогенеза усложняется и совершенствуется в процессе эволюции. Регулируются не только уклонения от нормального течения, но и самое течение поддерживается за счет усложняющейся системы защитных механизмов. В эволюции происходит раздвигание нижнего и верхнего порога нормальной реактивности тканей и возрастание запаса реагирующего материала... У высших беспозвоночных (насекомых) и у высших позвоночных (птиц и млекопитающих) высшего развития достигает нервная регуляция»*.

* Там же. - С. 16.

В связи с этим большой интерес представляют открытые известным советским зоологом В. А. Догелем закономерности олигомеризации гомологичных органов, являющейся показателем прогрессирующего упрощения механизмов биологической регуляции. По определению самого В. А. Догеля, олигомеризация «заключается в уменьшении числа таких органов (равнозначных, гомологичных и гомодинамных. – Б. А.), которое обычно сопровождается строгим фиксированием их положения в теле, увеличением размеров, а вместе с тем эффективности остающихся вналичии органов»*. Как показал В. А. Догель, это явление приводит «к упрощенному выполнению определенных функций без снижения интенсивности. Происходит упрощение регулирования действия соответственной системы органов и интенсификация их действия»** (курсив наш. – Б. А.).

* Догель В. А. Олигомеризация гомологичных органов как один из главных путей эволюции животных. – Л.: Изд. ЛГУ, 1954. - С. 338.

** Там же.

Существенно, что олигомеризация в процессе эволюции животных неравномерно распространяется на различные органы и системы организмов. В. А. Догель установил, что 70 % случаев олигомеризации приходятся на долю покровно-защитных, дыхательных и сенсорных аппаратов, т. е. на эктосоматические органы и основные каналы связи организма с внешней средой. Для понимания сути регуляторных преобразований в процессе олигомеризации гомологичных органов особенно важно то обстоятельство, что некоторые органы сохраняют свою гомологичность, ноутрачивают гомодинамность, становятся гетеродинамными.

«Гетеродинамные органы, сохраняя сходность происхождения, – писал В. А. Догель, – приобретают различные функции. Вследствие своей значимости для эволюции свойство гетеродинамности имеет... большее формативное и функциональное значение, чем гомологичность»*. Способность органов к смене функций является одним из важнейших условий дифференциации структуры организма и повышения уровня интеграции во всех его частях.

* Догель В. А. Олигомеризация гомологичных органов как один из главных путей эволюции животных. – Л.: Изд. ЛГУ, 1954. - С. 337.

Нас заинтересовала теория олигомеризации гомологичных органов в связи с тем, что, по нашему представлению, своеобразное совмещение гомодинамных функций с гетеродинамными, возникающими на их основе, специфично для самого высшего отдела центральной нервной системы – больших полушарий головного мозга. Такое совмещение и имеет место в раздельной и парной работе обоих полушарий.

В связи с этими преобразованиями мозговых гомологичных органов находится изменение способа работы и взаимодействия сенсорных аппаратов, участвующих в механизме восприятия. Таково, например, все более усложняющееся в онтогенетическом развитии взаимодействие монокулярных систем в бинокулярном зрении, монауральных систем в бинауральном эффекте и т. д. Почти все парные рецепторы, и эффекторы гомологичны, но функционально являются не только гомодинамными, но и гетеродинамными. Интересно, однако, отметить, что в процессе созревания мозговых структур человека увеличивается различие в весе, общей величине поверхности, макро- и микростроении отдельных долей и полей коры обоих полушарий головного мозга, а также в системе кровоснабжения каждого из них.

Как будет показано ниже (см. главу 6), симметричность и асимметричность функционирования сенсорно-перцептивных аппаратов человека являются их основными состояниями, сменяющими друг друга в процессе онтогенетического развития человека. Смена способа функционирования гомологичных сенсомоторных органов (с гомодинамного на гетеродинамный и наоборот) в огромной мере зависит от характера деятельности и накопления жизненного опыта в процессе индивидуального развития. Несомненно, однако, что готовность гомологичных сенсомоторных органов и их высших корковых регуляторов к изменению функций в процессе онтогенеза филогенетически обусловлена и содержится в генотипической программе развития человеческого организма и его мозга.

На рассмотренной конкретной модели можно видеть, что динамической констелляции органов, участвующих в механизме прижизненных приобретений, благоприятствует наследственный механизм, обеспечивающий изменение функций всех органов поведения.

В ходе биологической эволюции достигается колоссальное расширение диапазона возможностей функционирования органов поведения, в связи с чем способы их динамической констелляции в процессе индивидуального развития человека становятся бесконечно многообразными. Несомненно, что в самой наследственной организации человека и его мозга заключено значительно больше возможностей развития и преобразуемости, чем считалось до недавнего времени. Достижения современной генетики, особенно генетики поведения животных, общей генетики человека, а также новейших кибернетических теорий управления и регулирования в живых системах позволяют вплотную приблизиться к познанию природы тех механизмов, которые составляют, по выражению Л. С. Выготского, «натуральный ряд» индивидуально-психического развития человека.

Проблема «наследственность и среда» решается современной наукой на высоком уровне также и применительно к человеку. Показано, например, что общие характеристики умственного развития человека (его уровня, структуры, межфуикциональных связей, соотношения психических функций с конкретным составом знаний, накопления жизненного опыта) являются продуктом влияния как среды и воспитания, так и наследственности, причем фактор наследственности всегда так или иначе опосредован конкретными социальными условиями среды и воспитания. Первичные же способности или элементарные психические функции (чувствительность анализаторных систем, ориентация в пространстве, временная организация движения в форме натурального ритма и так называемого личного темпа, непосредственное запечатление и т. д.), напротив, генотипически обусловлены. Поэтому генетики предпочитают при анализе наследственных механизмов психических свойств человека избегать пользоваться так называемыми коэффициентами умственного развития, коррелировать экспериментальные данные генетики человека и психологического исследования так называемых первичных способностей*, среди которых особо выделяются различные параметры сенсомоторных функций.

* См., например: Штерн К. Основы генетики человека. – М: Медицина, 1965. – С. 540.

Однако целостные системные образования психической деятельности всегда являются продуктом взаимодействия многих факторов индивидуального развития (наследственности, среды, воспитания и собственной деятельности человека). Впрочем, как следует из современной генетической психологии, полифакторное обусловливание – общее правило для всех сложных психических явлений.

Надо отметить, что и современная эволюционная генетика рассматривает генотипическую организацию динамически, в процессе взаимодействия организма с внешней средой. В связи с этим предлагается новое толкование онтогенеза как «непрерывно изменяющейся реакции данного комплекса генетического материала на данную внешнюю среду»*. Это толкование считается более реалистичным в биологическом смысле, чем понимание онтогенеза как последовательной смены стадий индивидуального развития, рассматриваемых «просто как ступени, ведущие к конечной цели – взрослой форме»**.

* Эрлих П., Холм Р. Процесс эволюции. – М.: Мир, 1966. –С. 78.

** Там же.

Новое генетическое толкование онтогенеза весьма перспективно, так как позволяет трактовать отдельные ступени, или стадии, онтогенеза в качестве совокупных эффектов наследственности и среды, а не простого воспроизведения наследственной программы развития. Подчеркивается и то важное обстоятельство, что в онтогенезе имеется непрерывность ряда реакций генетического материала на внешнюю среду, часто маскируемая дискретными состояниями в форме более или менее стационарных характеристик стадий развития, прерывностью границ между ними.

В современной науке приобретает особое значение изучение «целых онтогенезов» (И. И. Шмальгаузен), относящихся к разным филогенетическим рядам. Подобные филогенетические исследования необходимы для построения сравнительной онтопсихологии, особенно в целях сопоставления онтогенеза человека и животных.

Для всех животных, включая и антропоидов, подчеркивает Н. А. Тих, содержанием индивидуального развития является воспроизведение вида. В пределах своих границ – от рождения до смерти – «индивид осуществляет более или менее важные функции, но главной из них является функция воспроизведения себе подобных. Все остальные функции представляют собой лишь средства или условия, обеспечивающие выполнение этой функции»*.

* Тих Н. А. Ранний онтогенез поведения приматов. – Л.: Изд. ЛГУ, 1966. – С. 17.

Отношение человеческого индивида к виду неразрывно связано с отношением к обществу, опосредующим природные свойства человека. «Хотя воспроизведение вида составляет важную сторону существования индивида, накладывающую отпечаток на его поведение и психику, – пишет Н. А. Тих, – однако основным содержанием деятельности человека становится создание материальных и духовных ценностей. Вместе с тем меняется и назначение различных возрастных периодов»*. Примечательно, что в каждый из них у человека представлены и общие со всеми млекопитающими характеристики развития, и специфические, обусловленные социальным содержанием и назначением индивидуальной жизни человека.

* Там же. - С. 18.

Детство животных характеризуется накоплением массы тела или ростом,, развитием отдельных органов и функций, осуществляющих приспособительную деятельность индивида, половым созреванием, причем последнее определяет переход к зрелости.

Детство человека содержит в себе все эти характеристики, но тем не менее переход к зрелости не определяется лишь половым созреванием. Говоря об индивидуальном развитии человека, Н. А. Тих замечает, что «основным содержанием детского возраста является наряду с сохранением его биологического назначения подготовка не к репродуктивной деятельности, а к участию в общетрудовой жизни. Поэтому вместе с усложнением последней период детскости удлиняется и часто выходит далеко за пределы полового созревания»*.

* Там же.

Зрелость – центральный момент в индивидуальном развитии. Однако зрелость животного – всегда лишь половозрелость, воспроизведение себе подобных исчерпывает биологическое назначение. Между тем «в условиях жизни общества индивид приобретает ту или иную значимость не в зависимости от его репродуктивной деятельности (которая, конечно, необходима и важна), а в соответствии с той долей своего труда и творчества, которую он вносит в историческое развитие человечества»*.

* Там же. - С. 19.

Наиболее показателен контраст старения и старости у животных и человека. Известно, что в животном мире с прекращением функции размножения индивид становится бесполезным для вида и в этих условиях старость животного представляет «процесс постепенного умирания или жизни по инерции в силу сохранившихся инстинктов питания и самосохранения»*. Между тем после окончания репродуктивного периода «ценность человека в старости часто не снижается, а возрастает в той мере, – пишет Н. А. Тих, – в какой сохраняется и, может быть, возрастает его участие в жизни общества»**.

* Там же. - С. 17.

** Там же. - С. 19.

Сравнительные филонтогенетические исследования основных этапов онтогенеза животных и человека показывают, как отличаются относящиеся к ним индивиды. Коренным образом изменяются и отношения индивида к виду, онтогенеза и филогенеза в условиях общественно-исторического развития людей. И тем не менее человеческий онтогенез, детерминированный и опосредованный социальной историей личности, подчиняется общим законам органической эволюции.

Среди законов взаимодействия вида и индивида, определяющих онтогенез всех животных организмов, включая человека, Н. А. Тих выделила законы рекапитуляции, филогенетической акселерации, филогенетической изменчивости органов и функций, адаптивной радиации, с одной стороны, развития индивидуальных вариаций, с другой. Дело в том, что адаптивная радиация, с которой связано возникновение новых признаков и образование новых видов, постепенно сменяется индивидуальной изменчивостью, у человека практически безграничной. Эта изменчивость проявляется во всех системах и на всех уровнях человеческой жизнедеятельности. В процессе эволюции нарастает и возрастная изменчивость, диапазон которой у человека особенно грандиозен в периоды зрелости и старения. Разумеется, что самые значительные вариации и явления изменчивости связаны с социальным формированием и развитием личности.

В процессе биологической эволюции возрастает значение индивида и влияние его на развитие вида, что проявляется, как подчеркивает Н. А. Тих, во-первых, в нарастании длительности индивидуального существования, в течение которого накапливается индивидуальный опыт, оказывающий влияние на дальнейшую эволюцию, и, во-вторых, в нарастании вариативности (морфологической, физиологической и психической) внутри вида. Поскольку эти показатели эволюционных изменений онтогенеза существенны и должны специально учитываться при анализе онтогенеза поведения, приведем некоторые данные из современных научных работ по проблемам долголетия. Так, в известной монографии Дж. Биррена о психологии старения приведены сравнительные характеристики длительности индивидуального существования 82 видов животных (беспозвоночных и позвоночных, особенно высших позвоночных). Человек обладает, пожалуй, наибольшей длительностью жизни (70-80 лет), если учесть максимумы долголетия, у отдельных индивидов достигающие 110-120 и более лет. Сопоставление по этим показателям человека с другими долголетними млекопитающими животными (например, со слоном) ограничивается существенными различиями в размерах тела, сроками эмбрионального развития, периодом удвоения тела и др.

Правомерно сопоставление человека с другими антропоидами, особенно шимпанзе. Длительность внутриутробного периода (в днях) у человека – 280, у шимпанзе – 260. Между тем длительность постнатальной жизни у человека – 70-80 лет, у шимпанзе – всего 15-20 лет. Еще более существенным показателем является максимум долголетия, у человека измеряемый 110-120 годами и более, а у шимпанзе – несколько более чем 30 годами»*.

* Birren, James E. The Psychology of Ageing. Prentice Hall, Inc., Engewood Cliffs. – New Jersy, 1964.

Известны различные истолкования биологических факторов, определяющих сроки индивидуальной жизни*, но для нас в связи с факторами поведения и его мозгового механизма особый интерес представляет концепция известного советского биолога и кибернетика А. А. Малиновского. Он рассчитал, пользуясь имеющимися в научной литературе данными, связь сроков длительности индивидуального существования с цефализацией и нашел, что эта связь выражается в коэффициенте корреляции + 0,76, т. е. является достаточно большой**. Была рассчитана корреляция также со скоростью роста и размерами тела. Все эти вычисления показали, что длительность жизни ясно связана и с цефализацией, и со скоростью роста, и с окончательными размерами тела.

Результаты этих вычислений представлены А. А. Малиновским*** в схеме на рис. 8.

* Нагорный А. В., Никитин В. Н., Буланкин И. Н. Проблема старения и долголетия. – М.: Медгиз, 1963.

** Малиновский А. А. Некоторые биологические предпосылки долголетия у млекопитающих и человека // Проблемы долголетия: Сб. - М.: Изд. АН СССР, 1962. - С. 48.

*** Там же.

Рис. 8. Соотношение продолжительности жизни с коэффициентом цефализации, скоростью роста и окончательным размером тела

Путем корреляционных расчетов установлены две противоположные тенденции эволюции долголетия у млекопитающих: «...основная – на укорочение сроков жизни и противоречащая ей тенденция – на увеличение размеров тела и на развитие высшей нервной деятельности, которая приводит к некоторому удлинению жизни...»* Особенно важно здесь, пишет А. А. Малиновский, «развитие высшей нервной деятельности. Чем лучше она развита, тем в большей мере животное приспособляется к среде, изменяя поведение, тем более ценен накопленный за долгую жизнь опыт животного...»**. Говоря о человеке, который благодаря общественному развитию вышел из-под власти естественного отбора, он указал на то, что «у человека, по-видимому, далеко еще не реализованы те ресурсы продления жизни, которые принципиально возможны при его биологической организации. И действительно, мы видим огромную изменчивость сроков жизни у человека, вплоть до 120 и более лет. Однако в природе то, что доступно для отдельной особи, принципиально доступно и для всего вида»***.

* Там же.

** Там же.

*** Малиновский А. А. Некоторые биологические предпосылки долголетия у млекопитающих и человека// Проблемы долголетия: Сб. - М.: Изд. АН СССР, 1962. - С. 49.

Насколько можно судить, подобная изменчивость, необычайно широкая по диапазону, преимущественно связана с другими явлениями изменчивости, относящимися к области цефализации. Следует отметить, что изменчивость разных отделов центральной нервной системы ни в коем случае не может быть однозначно определена. Так, например, изменчивость относительного веса спинного мозга у млекопитающих находится в пределах 8,1-12,9 %. Между тем изменчивость относительного веса головного мозга оказывается более значительной, причем с большим диапазоном колебаний (от 15-20 до 42 % )*.

* Яблоков А. В. Изменчивость млекопитающих. – М.: Наука, 1966 – С. 65.

Очевидно, изменчивость как показатель индивидуальной вариативности популяции и вида в наибольшей степени характеризует головной мозг с его рефлекторной деятельностью. Об этом свидетельствуют многие данные, в том числе данные А. А. Юргутиса о вариабельности веса головного мозга человека в двух возрастных группах мужчин (17-40 и 41 -100 лет). В первой группе коэффициент вариации был равен 7,58, во второй – 9,3*. Разница между максимальным и минимальным весом головного мозга у мужчин 17-40 лет достигала 656 г, у женщин этой же группы – 480 г, а в более старшей возрастной группе у мужчин – 630 г, у женщин – 480 г.

* Юргутис А. А. Вариации веса и развития головного мозга у человека: Автореф. канд. дис. – М., 1957.

Еще более существенны явления изменчивости различных корковых структур головного мозга человека. Изменчивость величин каждого отдельного полушария, особенно левого, относится к общей макроструктуре, бороздам и извилинам, полям и мозговым сосудам. «...Индивидуальной изменчивости, – замечает С. М. Блинков, – подвержены не только соотношения между формациями переднего и заднего отдела коры полушария, но также весьма изменчивы у разных людей соотношения между областями, а в пределах областей – соотношения между величиной полей»*.

* Блинков С. М., Глезер И. И. Мозг человека в цифрах и таблицах. – М.: Медицина, 1964. – С. 237.

Изменчивость величин головного мозга у всех животных, включая антропоидов, не может быть сравниваема с грандиозным диапазоном изменчивости этих величин у человека. Однако общая закономерность – возрастание изменчивости различных параметров организма по мере возрастания цефализации и увеличения роли индивидуального опыта в приспособительной деятельности – характерна для всех животных, включая приматов. Отсюда особое значение изменчивости поведения как момента микроэволюции, о чем пишет А. В. Яблоков: «...изучение изменчивости поведения вплотную приближает исследователя к тем первым шагам микроэволюции, которые являются первичной реакцией всякой популяции высших животных на изменения в условиях существования»*.

* Яблоков А. В. Указ. соч. – С. 65.

Изменчивость отдельных параметров имеет значение и для характеристики вариативности организма человека как целого, определяемой совокупным влиянием всех общественно-экономических и природных условий жизни. В этой связи особый интерес представляет вопрос о нормальной продолжительности жизни как новой демографической категории, поскольку демография пользуется обычно категорией средней продолжительности жизни. Известный советский ученый Б. Ц. Урланис, обосновывая эту новую демографическую категорию, пишет, что можно принять в качестве нормальной продолжительность человеческой жизни в 90 лет (что соответствует статистическим данным и выводам медико-биологической науки). В настоящее время имеется «возможность определить среднее количество недожитых лет, – пишет Б. Ц. Урланис, – понимая под этим разность между нормальной длиной жизни и средней продолжительностью жизни. Эта величина показывает, сколько у людей в среднем отнимается лет жизни из-за преждевременной смерти. Таким образом, для полноты нашего представления о длине человеческой жизни ее надо измерять с двух концов: от фактического начала жизни и от потенциального конца жизни»*.

* Урланис Б. Ц. Увеличение продолжительности жизни в СССР // Социальные исследования: Сб. – М.: Наука, 1965. - С. 151.

Сравнение средней продолжительности жизни с нормальной продолжительностью дало возможность Б. Ц. Урланису построить таблицу (табл. 2).

Таблица 2