МОЙ ПЕРВЫЙ ШКОЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Когда я вижу, как малыши с новенькими ранцами за плечами, с сияющими или озабоченными личиками шагают первый раз в школу, мне каждый раз вспоминается мой первый школьный день. 24 года прошло с тех пор, а точно вчера это было. Какой это был для меня значительный, радостный, светлый день! Теперь, перебирая в памяти подробности этого дня, я чувствую, что не всем ребятам принес он радость, многие пережили в этот день немало горьких минут, но тогда я была так бесконечно счастлива,, что ничего этого не заметила.

Надо сказать, что дело происходило в Нордхаузене, небольшом городке Тюрингена, а в Тюрингене, как повсюду, свои порядки и обычаи. За несколько дней до пасхи в окнах всех булочных появляются большие разноцветные бумажные трубки, некоторые из них даже с шелковыми шнурками, так что их можно привесить за спину. Дети, которые еще не ходят в школу, глаз не могут оторвать от этих пестрых, свертков; те, что постарше, тоже заглядываются на них, но при этом улыбаются с чувством превосходства: «Это, мол, для малышей». А отцы и матери, те, что победнее и которым надо снаряжать детей первый раз в школу, поглядывая на трубки, вздыхают. Эти бумажные трубки играют в Нордхаузене большую роль при поступлении в школу.

Мне исполнилось шесть лет, и после пасхи я должна была начать ходить в школу. Я очень этим гордилась.

С каким нетерпением ждала я дня, когда я в первый раз пойду туда! Особенно хотелось мне в школу потому, что там дадут мне книгу с картинками и научат разбирать, что под ними подписано. А то просишь не допросишься, бывало, прочесть, что значит та или другая картинка.

«Ладно, – сердито думала я, – скоро сама буду уметь читать, не очень-то в вас нуждаюсь».

Я уже умела писать i, сосчитать, сколько будет 2+2, и нарисовать свинку. Наконец наступил канун того дня, как мне идти в школу. С вечера меня уложили спать в семь часов. Я справилась еще раз, верны ли у нас часы, в десятый раз наказала маме разбудить меня пораньше и, наконец, заснула. Во сне мне снилась грифельная доска, цветные грифели и буквы, корчившие уморительные гримасы.

В шесть часов утра я была уже на ногах, а в 6 1/2, одетая в свое праздничное платьице, стояла в дверях и рассказывала всем проходящим, что сегодня я иду в школу.

Мама взяла меня за руку, и мы двинулись. Я, кажется, так и помчалась бы, если бы не мама, которая крепко держала меня за руку. На плечах у ней был накинут большой серый платок, которым она что-то таинственно прикрывала. Я, само собой, это видела, но не допытывалась, что она прячет. Все мое внимание было поглощено школой.

Мне было немного страшновато. Что за учитель у нас будет? Толстый, сердитый, с большой бородой, каким описывали его школьники? Нет, учитель оказался без бороды, так как это был не учитель, а учительница, и была она похожа на мою бабушку: седые волосы, а лицо доброе, приветливое.

Меня посадили на скамейку, а мама ушла домой. Привели еще много других детей. Некоторые из них плакали и поднимали крик, когда их матери уходили.

Раздался звонок. Учительница села на стул, надела очки и стала вызывать нас по именам. Я просто опешила. Неужели она всё знает? Почем она знает наши имена? Я и не заметила, что она читала по списку.

Когда она кончила, она спросила, кто из нас что знает. Поднялся шум. Все разом кричали, что умеют писать i. Умели все i писать, сложить два да два могли только некоторые. Свинку же никто не умел нарисовать. Кое-кто умел рисовать стол, стул, даже елку, но животного никто не мог нарисовать. Я сконфузилась ужасно, когда меня вызвали к доске, дали в руки мел и мне надо было показать свое искусство. Но я все же храбро нарисовала треугольник, поставила точку посередине и при этом сказала: «Вот маленький домик, в нем живет женщина, у ней есть маленькая девочка, мать посылает ее за молоком».

Таким образом, у меня была нарисована голова свиньи, и я чувствовала себя спокойнее и смелее. Я продолжала: «Вот маленькая девочка подымается в гору, покупает молоко и бежит вниз». При этом я мелом провела кривую линию, сначала вверх, потом вниз. Получилась спинка свиньи.

«Вдруг девочка уронила кувшин с молоком, молоко пролилось на землю и испачкало девочкино платьице», – и я нарисовала свинье хвост, который должен был изображать пролившееся молоко.

«С плачем пошла девочка домой к матери. Но так как она боялась, что мать ее накажет, то она не торопилась и шла не прямо, а закоулками». И я при этом нарисовала ноги свиньи, будто это были боковые улицы и переулки.

«Вот пришла девочка домой. Мать нахмурила брови и говорит: «Ах ты, маленькая свинушка!» Вот и вышла свинка».

Правда, она походила больше на мышь, чем на свинью. Но седая учительница громко засмеялась, и все дети засмеялись. А я с гордостью вернулась на свое место.

Урок кончился. Учительница рассказала нам историйку про изюминное деревцо. Будто бы внизу в погребе есть изюминное деревцо, и у него на ветвях вместо листьев растут трубочки. Учительница заявила, что пойдет вниз, наберет для нас трубочек. «Но только хорошие дети, которые охотно пришли в школу, получат трубочки», – сказала она и ушла. Вскоре втащили большую корзину, наполненную пестрыми бумажными трубками. Учительница опять стала вызывать нас по фамилиям, и каждый из нас получил трубку.

Нет, не каждый. Двое бедных детей ничего не получили, хотя они «охотно пришли в школу». А рядом со мной сидела Оля Гросс. Она целый урок ревела, и просилась к бабушке, и кричала, что не хочет ходить в школу. А ей дали самую большую трубку. Потом я поняла, что у тех двоих детей не было ни отца, ни матери, которые бы им купили трубки. И в то время, как другие радовались, они плакали.

Но что же такое было в трубках? Да, я и забыла сказать. Главным образом, печенье, а потом леденцы, шоколад и апельсины. Только не во всех трубках было все это. В некоторых было только печенье и леденцы. И по величине трубки были неодинаковы. Чем беднее были родители, тем меньше были трубки. А те дети, у которых родители или родственники были людьми богатыми, как, например, у Оли Гросс, те получали громадные трубки, в которых были и мячики, и бусы, и колечки. Остальные дети, получившие лишь обыкновенные трубки, поглядывали на эти роскошные вещи с завистью.

После я часто думала о том, зачем это учительница рассказывала нам тогда весь этот вздор про изюминное дерево, ведь все мы отлично знали, что трубки выросли не на изюминном дереве, а куплены нашими родителями в булочных. И как нехорошо было, что она сказала, что «только хорошие дети получат трубочки». Ни за что она похвалила богатых и зря обидела бедняков. А они и без того ничего не получили. И несправедливо, что не все получили одинаковые трубки.

Когда я стала постарше, я много думала о том, как это несправедливо, что у одних всего много, а у других ничего нет, и старалась понять, откуда богатство и бедность, и как сделать, чтобы всем жилось хорошо. Я много читала и училась и теперь знаю это.

1911 г.

АКВАРИУМ

Преподавание естественной истории, собственно говоря, имеет одну цель – пробудить интерес к самостоятельному исследованию явлений природы.

Творческая деятельность в этом направлении развивается лучше всего, когда ей даются на разрешение определенные задачи. Конечно, любовь к природе можно развивать и путем рассказов, описаний и ознакомления с результатами естественнонаучных исследований, добытых долгим трудом нашими великими естествоиспытателями, одним словом, путем ознакомления детей с тем или иным естественно-историческим предметом. По, несомненно, глубже всего пробудится этот интерес в том случае, если разжечь прежде всего в ребенке стремление к исследованию, разжечь до такой степени, чтобы ребенок горел нетерпением найти ключ к загадке, стоящей перед ним.

Собственно говоря, только когда пробуждена эта творческая сторона духа, надо перейти к ознакомлению с предметами и то только постольку, поскольку ребенок не может самостоятельно приобрести тех или иных знаний, или поскольку они безусловно необходимы для понимания естественнонаучных проблем.

Предварительное экспериментирование и демонстрирование далеко еще не достигают желательной цели. Это лишь новое, усовершенствованное издание школьной учебы.

Мы стремимся воспитывать не естествоиспытателей, а просто людей, способных испытывать радость самостоятельного исследования.

Это главное, а затем для воспитателя уже не важно, будет ли воспитанный таким образом ребенок, когда он станет взрослым, заниматься изучением моллюсков, живущих в пресной воде, или разбирать санскритские рукописи, или работать на фабрике и успешно придумывать усовершенствования к машине, на которой ему случайно доведется работать.

По-моему, весь тот биологический хлам (хотя бы- сопровождаемый тысячью и десятком тысяч демонстраций, это не имеет значения), которому теперь учат и который так же механически вбивается в голову, как в прежние времена система Линнея или отделы животного царства, – не стоит ни черта.

И вот мне приходится преподавать естественную историю. Наш учебный план имеет целью изучение жизни известной среды. Мы должны с детьми исследовать жизнь пруда. Бог ты мой, как различно можно приняться за это! Можно начать описывать совместную жизнь отдельных организмов и животных или более или менее систематически излагать явления жизни, происходящие в пруде, и взаимные отношения живущих там организмов.

Мои дети должны сами исследовать пруд и его жизнь. Но с чего начать?

Само собой, вначале аквариум должен заметить им пруд.

Поэтому я принес сегодня утром в класс простой стеклянный ящик (30X40 см). Мы поставили его на скамейку около окна. Во время урока естественной истории я рассказал ученикам свои юношеские воспоминания, как мы ходили ловить колюшек, какие восхитительные канавы и лужи попадались нам по дороге. Многие из детей уже знали целый ряд водных животных; водных растений почти никто не знал.

Во время рассказа я старался все предметы, о которых шла речь, рисовать на классной доске цветными карандашами.

Мальчуганы все превратились в слух, когда я говорил им про нежные хвойные леса, растущие на дне ям и прудов, о лугах водорослей и о львах и гиенах, там живущих.

Может случиться, что они отправятся, чтобы посмотреть все эти чудеса собственными глазами, – и будут ужасно разочарованы, так как не всюду можно найти все то, о чем я рассказывал, да и не всегда удается наблюдать жизнь животных на воле. Для этого надо много терпения, больше во всяком случае, чем его имеется у одиннадцатилетнего мальчика.

Поэтому я наперед предупредил их об этом и рассказал, что лежал по многу часов на краю ямы, прежде чем удавалось что-либо увидеть.

Мальчиком я раз испытал очень горькое разочарование в области естественнонаучных наблюдений. Когда мне было 12 лет, мой отец повел меня в музей в Бремене, и я прямо онемел от удивления перед столь многообразными формами животного царства, которые можно было наблюдать, разглядывая чучел и банки со спиртом. Я покинул музей с твердым решением стать естествоиспытателем, – так пленило меня необозримое богатство красок и форм. Запасшись калошами, я отправился на лоно природы, чтобы там основательно выследить животных и понаблюдать за ними. И я ничего не увидел и не услышал и ничего не пережил. Это первое крупное разочарование, какое, я помню.

Потому-то я и предостерег теперь моих мальчуганов от подобных разочарований и рассказал им, как утомительно исследование и 'Наблюдение. Сколько надо терпения и настойчивости для того, чтобы подсмотреть, как живет животное!

Гораздо удобнее это делать, когда имеешь его в пруду с прозрачными стенками, когда этот пруд стоит у тебя в комнате. Тогда можно ежедневно наблюдать, что там происходит. (Бурное ликование и воодушевление по поводу устройства аквариума.)

Этим, собственно говоря, и закончилась моя задача. Я привел катящийся с горы камень в движение, ребятам предстояла задача привести в исполнение то, о чем я говорил.

При этом возник вопрос, как устроить аквариум. Понятно, предложено было устроить каменные гроты. Я отклонил это предложение, указав, что в наших канавах и прудах нет каменных гротов. Да, но все же это выглядит так красиво! – «У моего старшего брата также есть аквариум со скалистыми гротами». – «Это нам не подходит! Если мы действительно хотим наблюдать, как живут животные в наших канавах, то мы. должны устроить наш аквариум так, чтобы он представлял собой уголок канавы».

Опять стали делать различные предложения, и я примечал, как тот или другой думает помочь делу и как хотят они устроить аквариум. Один хочет принести глины, чтобы растения могли в нем расти (о плотном, улежавшемся речном песке никто не вспоминает, по крайней мере, никому не приходит в голову, что глина может замутить воду). Другие хотят наловить колюшек, лужанок, пиявок, водяных жуков и личинок комаров. Я диву даюсь, что из всего этого выйдет!

Сколько будет неудачных опытов, если я не дам дальнейших указаний, как надо целесообразно устроить аквариум! Глина, когда нальют в аквариум воду, замутит ее, ничего не станет видно. Улитки поедят растения. Кроме того, весь аквариум скоро зарастет водорослями. Водяные жуки и пиявки будут нападать на рыб, личинки комаров будут скоро съедены и т. д. Парой намеков я мог бы помочь детям, и они получили бы больше радости от своего аквариума.

Было ли бы это лучше, я, право, не знаю. Может, будет лучше, если они сразу пойдут научным путем и, благодаря ряду неудачных опытов, придут к пониманию того, как надо целесообразно устроить аквариум. Конечно, наблюдения можно делать и в аквариуме, устроенном по всем правилам искусства, даже с большим успехом, и владеть таким аквариумом куда приятнее, чем постоянно быть в необходимости преодолевать препятствия. А если проснувшийся интерес пропадет, благодаря неудачам? Что тогда?

Вероятно, мне придется проявить осторожность и пойти на компромиссы.

Прошло уже несколько недель. Случилось то, что я предвидел. Мне принесли толстый ком илистой глины, 36 пиявок и жестянку. Ни одной колюшки, зато много вырванных с корнем болотных трав, из которых пригодной оказалась лишь пара камышиных стеблей, две золотые рыбки, усач-дровосек, две стрекозы и разного сорта улитки.

Глина была положена, мы налили воды из водопровода и наполнили стеклянный ящик мутным, коричневым соусом.

– «Это отстоится». – «Уже оседает!», – утешали меня. На другой день муть осела, но при малейшем движении все опять подымалось кверху.

Стеклянная стена покрылась светло-коричневым налетом, который не очень-то способствовал тому, чтобы наблюдать, что делается внутри.

О том, чтобы поместить в аквариум животных, рано было еще думать, их приходилось временно держать в отдельных посудинах.

Как бы сделать так, чтобы вода была постоянно чиста? Один мальчуган додумался, наконец, до того, что надо усыпать глину чистым песком, чтобы его не мутили каждую минуту плавающие рыбы.

Мы вылили осторожно воду, вытерли стенки, и на другой день мне принесли хорошо промытый речной песок. Вот у пас и чистая вода! Завтра посадим растения.

Сегодня после обеда я пойду с некоторыми из ребят на экскурсию, чтобы набрать в болоте водяных растений.

Аквариум готов и отдан под защиту учеников.

При помощи линейки растения посажены с трех сторон аквариума, и песок и находящаяся под ним глина хорошо убиты кругом.

Из 36 пиявок в аквариум пущены лишь две. Дровосек утонул бы безвозвратно, если бы не взобрался на длинный камышиный стебель. Па следующий день он исчез. Стрекозы, ударившись с шумом пару раз об оконное стекло, вылетели через открытое окно. Лишь золотые рыбки весело плавали в тазу.

Итак, порядок водворен. Я принес в класс тетрадь, куда должно было записываться все, что будет происходить в нашем аквариуме. Четверым ребятам поручен присмотр за аквариумом.

Целая масса наблюдений. Наша тетрадь заполнена естественно-историческими фактами.

Важное и значительное записано вперемежку со случайным и второстепенным.

Что важно и что не важно, – ребенок не может различить, но и естествоиспытатель не всегда может установить это в каждом отдельном случае, и в конце концов все важно (или не важно) для отдельного специального вопроса. Когда же дети начинают наблюдать и исследовать по-настоящему? Я думаю, тогда, когда они начинают спрашивать о причинах явлений, которые они наблюдали. Почему вода замутилась уже через несколько дней и кажется зеленой? Что это за тончайшие ниточки, которые садятся на стеклянные стенки и «а растения? Почему время от времени обе золотые рыбки набирают полный рот песку и потом выкидывают его опять? Почему обе золотые рыбки время от времени выделывают в воде какие-то своеобразные движения и тычутся головой в песок? Почему улитки могут влезать и спускаться по стеклянным стенкам? Что это за воздушные пузырьки, которые, особенно когда солнце освещает воду, показываются на растениях? Почему вода в аквариуме пригодна и хороша для рыб? И так далее.

Как только я предлагаю такой вопрос, начинаются всякие гадания. Каждый ответ может быть правильным или неправильным. Как тут решить? Как узнать, что верно и несомненно в каждом случае? Тут только начинается настоящая деятельность естествоиспытателя: исследование, более точное наблюдение, производство опытов и обдумывание того, что удалось узнать.

При помощи микроскопа можно видеть многое такое, что скрыто от невооруженного глаза.

Так почему же рыбы время от времени трут носом о песок, как будто у них блохи? Мы решаем вынуть одну рыбу и посадить ее в маленькую посудину, чтобы рассмотреть ее получше. Мы не видим никаких паразитов, а только белые точкообразные пятнышки на жаберной крышке. Что это такое? Надо очень осторожно соскрести белый налет и посмотреть в микроскоп. Паразитные грибки!

Мы берем также зеленые ниточки со стены аквариума и рассматриваем под микроскопом. Водоросли! Все, что мы видим и наблюдаем, все тщательно заносится в тетрадь.

Начали также рисовать. Требуется большая точность. Появляются многочисленные листки с рисунками подробностей виденного и замеченного в жизни аквариума. В большинстве случаев это очень старательно выполненные раскрашенные рисунки. Они развешиваются в классе, снабжаются надписью, кто их рисовал, в какой день и час происходило наблюдение, что показало дальнейшее наблюдение и т. д.

Мне хотелось бы напечатать созданный классом атлас аквариума вместе с тетрадкой с записью наблюдений.

Для себя я извлек из всего этого весьма важное методическое наблюдение:

1) Никогда не нужно заставлять класс рассматривать и наблюдать то, что кажется важным учителю. Стремление детей наблюдать должно идти своими собственными путями.

2) Общие вопросы и наблюдения имеют для детей меньше прелести, чем специальные вопросы.

Конечно, мы беседовали о том, что узнали другие естествоиспытатели по вопросам, которые нас интересуют. Поэтому я часто приносил в класс специальные сочинения по возможности с цветными иллюстрациями. Теперь для нас имеют важное значение также описания и результаты исследований других. Теперь для нас имеют цену сообщения биологических фактов, но лишь теперь, так как теперь все читаемое и сообщаемое служит главной цели естественно-исторического преподавания, усиливает стремление и любовь к самостоятельному наблюдению, увеличивает наслаждение, получаемое от него.

Каких научно мыслящих людей могли бы мы воспитать из детей, если бы мы поставили центром преподавания развитие в них стремления к исследованию! При таком основательном изучении жизни аквариума, представляет ли какую-нибудь важность, если будет пропущен какой-либо отдел животного царства и о нем ничего не будет сказано?

Что важнее: достигнутая полнота системы или пробужденное стремление к радостному самостоятельному труду?

1911 или 1912 г.