Раздел 4. Метод исследования – ассоциативный

4.0. Постановка проблемы: является ли анатомия языка анатомией мышления?

4.1. История понятия "ассоциации" в психологии.

4.2. Ассоциативный эксперимент – один из основных методов выявления культурно-специфических стереотипов сознания носителей языка.

4.3. Природа или культура. Психоанализ и культурно-историческая психология Л.С. Выготского – два взгляда на роль культуры в формировании речи.

4.4. Выводы.

4.0. Интерес ученых к проблеме языка столь велик еще и потому, что он является или кажется "непосредственной действительностью мысли", ибо "язык так же древен, как и сознание"[46]. Он представляется "царской дорогой", ‘via regia’[47], к тайнам человеческого сознания. Во-первых, речь есть действительность мысли, во-вторых, язык есть действительность мышления. Оба тезиса уместнее формулировать в вопросительной форме. Диапазон ответов ученых на этот вопрос предельно широк – от полного отождествления языка и мышления до явного скепсиса. Этой проблематике посвящена огромная литература. Наиболее активно обсуждаемыми темами на сегодняшний день остаются:

· проблема языка как "ментального состояния", ментализм;

· язык как когнитивная схема.

Первая дискуссия инициирована наиболее видным представителем современного лингвистического ментализма Н. Хомским. Мы отсылаем читателя к библиографии по этой теме. Вторая дискуссия, пожалуй, получила главный импульс после работ Ж. Пиаже. Развитие ребенка по Пиаже происходит по схеме: действие – мышление – речь. Л. С. Выготский, чей главный труд, можно сказать, отталкивается от концепции Пиаже, настаивает: "Мысль не выражается в слове, она совершается в слове" [см. Выготский, 1982]. Со времен Выготского во многих психолингвистических исследованиях заметно желание ученых экстраполировать законы и модели языка на законы и модели сознания.

Психолингвистика решает очень важные проблемы. Одна из них - влияет ли сама форма языка на особенности восприятия действительности его носителями? Эту проблему можно назвать уорфовским вопросом, хотя он, пожалуй, еще более давний. Ю. С. Степанов привлекает внимание к малоизвестной работе Б. Спинозы, который писал, что особенности мировоззрения евреев детерминированы особенностями языка иврит [Степанов, 1985, с. 104].Тот же вопрос в несколько другой форме поднят и Ф. Ницше, который, как считают, предвосхитил гипотезу Сепира-Уорфа. Взгляды В. Гумбольдта [см. Гумбольдт, 1984] мы подробно разбераем в отдельном пункте главы I. Даже бегло остановиться на всей огромной литературе по психолингвистике не представляется возможным.

Гипотеза о детерминации мышления языком выдвинута Э. Сепиром [Сепир, 1993] и Б. Л. Уорфом [Уорф, 1960]. Э. Сепир высказал много интересных, хотя, часто, противоречивых мыслей по проблеме "язык – культура". Уорф по существу позаимствовал гипотезу Сепира из нескольких абзацев его работы даже не посвященной специально этому вопросу. Как мы говорили выше, об этой гипотезе существует большая литература. Мы приведем два конкретных языковых примера, которые иллюстрируют описываемую проблему. Классическая аристотелевская логика безусловно возникла под влиянием субъектно-предикатного строя греческого языка. Но можно ли сказать, что пропозициональная логика никогда не могла бы возникнуть, скажем, в языке индейцев майя, который имеет принципиально иной грамматический строй и семантический "скелет"? Г. Фреге ввел в логику понятие квантора существования. В естественном языке он выражается конструкцией типа “существует некий х, обладающий свойством q”. Благодаря этому "бытие" престало быть свойством, что очень важно для философии. Понятие квантора появилось под влиянием немецкой синтаксической конструкции es gibt, Фреге сам косвенно признает это[48]. Но можно ли считать, что мысль о синтаксической ошибке в трактовке бытия и идея квантора не могла бы прийти в голову, например, китайцу, не знающему ни одного европейского языка? Скорее можно сказать, что язык может натолкнуть, спровоцировать одни идеи и "затенить", "затемнить" другие. О детерминировнии мышления языком здесь говорить не приходится.

Линию Сепира-Уорфа продолжали представители неогумбольдтианства, сторонники теории семантических полей — Л.Вайсгербер, Й.Трир и др. Они разрабатывали эту гипотезу уже более конкретно и предметно. с их точки зрения, лексический состав языка представляет собой классификационную систему, сквозь призму которой мы только и можем воспринимать окружающий мир, несмотря на то, что в природе самой по себе соответствующие подразделения отсутствуют. Содержащаяся в языке классификационная система вынуждает нас выделять в окружающем мире такие предметы, как "плод", "злак", и противопоставлять их "сорняку" с точки зрения их пригодности для человека. Мы выделяем "плод" и "злак" и противопоставляем их "сорняку" не потому, что сама природа так делится, а потому, что в этих понятиях зафиксированы различные способы, правила нашего поведения. Ведь по отношению к сорняку мы поступаем отнюдь не так, как к злаку. Это различие в способах нашего действия, зафиксированное словом, определяет и наше видение мира, и наше будущее поведение. Например, Уорф приводит ситуацию, в которой слово "пустой", примененное к порожним бензиновым цистернам, определяло неосторожное обращение с огнем работавших поблизости людей, хотя эти цистерны более огнеопасны из-за скопления в них паров бензина, чем наполненные.

вопрос в том, насколько велико влияние языка и содержащейся в нем классификационной системы на восприятие мира. Где доказательства тому, что от той или иной терминологии зависит, например, восприятие цвета? Как показали исследования самых разнообразных языков, спектр "распределяется" различными языками по-разному.

Привлекая внимание к конвенциональности лексики, лингвисты дали почву для размышлений философам.

Проблема влияния лексики на восприятие содержит в себе, по крайней мере, два вопроса:

1) может ли человек воспринимать те явления, свойства — например, цвета — для которых в его родном языке нет специальных слов?

2) оказывает ли лексика языка влияние на восприятие этих явлений на практике, в повседневной жизни?

Количество названий цветов, а также их распределение по различным частям спектра в различных языках зависит в первую очередь от практической заинтересованности в различении цветов и в их обозначении, от частоты, с которой те или иные цвета встречаются во внешнем мире [Nida, 1975. P. 185-188].

Количество цветов, которые человеческий глаз способен различить в предметах, определяется в пределах примерно от пятисот тысяч до двух с половиной миллионов. Между тем число простых названий цвета (красный, лимонный), зарегистрированных в толковых словарях европейских языков, как правило, колеблется около сотни, а число составных названий (кроваво-красный, лимонно-желтый) равняется нескольким сотням. Налицо диспропорция между количеством цветов, различаемых глазом, и количеством их названий. Таким образом, человеческий глаз может воспринимать и те цвета и цветовые оттенки, для которых в языке нет названий, но человек быстрее и легче воспринимает и дифференцирует то, на что наталкивает его родной язык. Из сказанного следует, что язык не детерминирует восприятие, настолько сильно, чтобы замедлить или исказить познавательные процессы.

Можно сказать, что сам Уорф сформулировал свою гипотезу в сильной форме. сильная форма гипотезы вызывает скепсис у многих ученых. Она обсуждается в "слабой форме", например, Д.Слобиным [Слобин, Грин, 1976, c.198-215]."Слабый вариант просто утверждает, что некоторые аспекты языка могут располагать к выбору человеком определенного способа мышления или поведения, но этот детерминизм не является жестким, мы не находимся полностью в плену у своего языка" [Слобин, Грин, 1976, с. 200]. Тот же Р. Слобин приводит интересное высказывание Ч.Хоккета: "Языки различаются не столько своей возможностью что-то выразить, сколько той относительной легкостью, с которой это может быть выражено. История западной логики и науки – это не история ученых, ослепленных или введенных в заблуждение специфической природой своего языка, а скорее история долгой и успешной борьбы с теми изначальными ограничениями, которые накладывает язык" [там же, С. 211]. Эта мысль перекликается с идеями Б.Рассела, Л.Витгенштейна, Р.Карнапа о том, что многие философские проблемы являются квазипроблемами, порожденными особенностями естественного языка, поэтому задачей философии и логики является лингвистический анализ и создание формальных языков науки. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что зависимость мышления от языка не является жесткой, она может быть преодолена.

Второй вопрос об обратной зависимости: влияют ли особенности восприятия действительности тем или иным народом на внешнюю форму языка? Сейчас более или менее ясно, что самый общий ответ на оба вопроса положительный. Важно выяснить, насколько сильна эта зависимость, и как конкретно она сказывается.

Перейдем непосредственно к задаче раздела: обоснованию ассоциативного метода.

4.1. Слово "ассоциация" является латинским переводом греческого риторического термина, который применяли греческие риторики в отношении к метафоре, метонимии и т.д. В философии эпохи Просвещения это понятие одним из первых употребил Т. Гоббс. Учение об "ассоциации идей" развил Дж.Локк. Впоследствии принцип ассоциативной связи слова и идей развивал Беркли. Идеи этих философов не относились непосредственно к лингвистике или психологии, они были гораздо шире и представляли из себя один из главных эпистемологических принципов их философии. Подробнее мы остановимся только на ассоциативном учении Локка в соответствующем разделе второй главы. Используя идеи английской эмпирической философии, Дж.Милль, его сын Дж.С.Милль и Г. Спенсер создали собственно психологическое учение, которое назвали "ассоциативной психологией". Согласно их теории, все элементы человеческой психики – восприятие, эмоции, память и т.д. – строятся по принципу ассоциаций. Термин "ассоциация" был самым распространенным в психологии того времени.

Ассоцианизм подвергся критике уже в конце XIX века. Одним из таких критиков был основатель бихевиоризма У. Уотсон. Основная идея бихевиоризма основывалась на теории Канта о "вещи в себе". Мы не можем познать действительный механизм психических процессов, в терминологии Канта "ноуменальная сущность человека эмпирически непознаваема". Все, что мы можем знать, это данные "на входе" и результат "на выходе", выражаясь кибернетическими терминами. Данные "на входе" – это стимул, результат "на выходе" – это реакция. Здравая мысль бихевиоризма заключалась в том, что в психологии не следует делать метафизических допущений, а надо оперировать только данными условиями задачи и проверяемыми эмпирическими результатами. [49]

Впоследствии оказалось, что без метафизических допущений и гипотез продвижение психологии вперед невозможно. З. Фрейд попытался вскрыть механизм человеческой психики. Одним из элементов психоаналитической техники была теория "свободных ассоциаций". Психоанализ оказался, практически, единственной теорией, которая оставила ассоциацию в качестве одного из основополагающих понятий своего учения.

Карл Густав Юнг вместе с другим швейцарским психиатром Ойгеном Блейлером около 1907 года впервые применили метод ассоциативного эксперимента. По реакциям пациентов на слова-стимулы они устанавливали отклонения в их психике: "торможения", "вытеснения", "фиксации" и т.д.

Стимулами могли служить не только НИ, но и СИ. Благодаря реакциям на СИ психоаналитики выявляли ключевые моменты личного опыта пациентов. Фрейд, высоко оценивая результаты работ Блейлера и Юнга, писал: "Этот метод дает психоаналитикам столько же, сколько качественный анализ химику [Фрейд, 1991а, с.250]. Оперируя теми же понятиями стимула и реакции, что и бихевиористы, психоаналитики, в отличие от них, попытались интерпретировать свои результаты, используя понятие "подсознания", "непроизвольной ассоциации" и т.д. Научная дерзость этих гипотез встретила жесткую критику и упреки в произвольной интерпретации полученных результатов.

В нашем исследовании мы, подобно бихевиористам, не будем касаться промежуточных звеньев между стимулом и реакцией. В чисто лингвистическом отношении значимыми являются только слова-стимулы и культурно-специфичные ассоциации, связанные с ними. В то же время мы поддерживаем положение психоанализа о ключевой роли ассоциаций в понимании механизмов порождения и понимания речи.

К сожалению, эти положения не были поддержаны некоторыми советскими психологами, в частности, школой Л.С. Выготского. Многие страницы его работ посвящены критике ассоциативной психологии и психоанализа. Видимо, поэтому понятие ассоциации на долгое время ушло на периферию отечественных психологических исследований. В конце своего объемного труда "Мышление и речь" Л.С. Выготский резюмирует суть основных теорий соотношения мышления и речи следующим образом: "Ассоциативная психология представляла себе отношение между мыслью и словом как внешнюю, образующуюся путем повторения, связь двух явлений... как при заучивании... связи между двумя бессмысленными словами. Структурная психология заменила это представление... структурной связью между мыслью и словом..., поставив ее в один ряд с любой другой структурной связью, возникающей между двумя предметами". Под структурной связью Выготский имеет в виду, например, связь между палкой и бананом, когда обезьяна понимает, что она может достать банан только при помощи палки. Эта связь сложнее, чем простая ассоциация. Связь между мыслью и словом также сложнее, чем простая ассоциация [см. Выготский, 1982, с.359-360].

Ассоцианизм признавался пройденным этапом психологической науки, и долгое время в нашей психолингвистике не было монографий по проблеме ассоциаций. В той же работе Л.С. Выготский критикует не только ассоциативную психологию, но и альтернативные ей подходы: бихевиористский тезис о том, что "мысль есть речь минус звук" [см.: Уотсон, 1927] и интуитивистские взгляды А. Бергсона [см.: Бергсон, 1993]. Последний утверждал, что мир познается путем творческой интуиции. Интуиция должна быть свободной от пут пространства, времени и языка. Сходные идеи развивал основатель философской феноменологии Э. Гуссерль, затем М. Хайдеггер [см.: Хайдеггер, 1991].

4.2. Интерес к проблеме ассоциаций вновь возрос с конца 50-х годов с выделением психолингвистики в самостоятельную науку. В США важные работы в этой области опубликованы Джорджем Миллером [Miller, 1951; Миллер и др., 1965]. По свидетельству Дж. Миллера, первый ассоциативный эксперимент был проведен еще в 1879 г. Эксперимент Кент и Розанова 1910 г. стал классическим. Также известны исследования Дж. Диза [Deese, 1962; 1965], К. Кофера, К. Осгуда и других. Об этом см.: [Слобин, Грин, 1975, с.139-146] (библиография там же). Наконец, в 1972 году в Эдинбурге был опубликован ассоциативный тезаурус английского языка [Kis et al., 1972], содержащий 55837 словарных статей. Тезаурус содержит множество СИ, в том числе более 60-ти только личных имен.

Частично основываясь на работах упомянутых выше авторов, но в основном, на собственных изысканиях, А.А. Залевская представила диссертационное исследование на материале межъязыкового сопоставления результатов ассоциативных экспериментов [Залевская, 1980]. Этому предшествовал ряд работ, в том числе "Словарь ассоциативных норм русского языка". А.А. Залевская продолжает психолингвистические исследования. Регулярно выходят психолингвистические сборники. Психолингвистика окончательно утвердилась в нашей стране как полноправная наука. А.А. Залевская и ее школа – отнюдь не единственное направление таких изысканий, но оно наиболее близко к методам нашего собственного исследования.

Цели психолингвистической школы Миллера-Диза очень скоро переместились в когнитивную плоскость. Простые ассоциации стали организовываться в сети. Таким образом выявлялись когнитивные структуры интеллекта человека. Эта линия ставит своей целью, так сказать, переход от анатомии языка к анатомии сознания.

каждое слово, в частности СИ, ассоциативно связано с неким набором других слов, и это отражает стереотипный характер мышления человека. Языковые знаки функционируют в основном в рамках этих стереотипов, которые усвоены большинством носителей данной культуры. Чисто в прагматических целях нам необходимо выявлять не структурный, а именно фактологический аспект данных ассоциаций.

Ассоциативные поля тех или иных слов, в частности СИ, могут меняться со временем, отражая изменения в культуре и фоновых знаниях ее носителей. Но эти изменения не настолько разительны, как можно предположить. Результаты нашего ассоциативного эксперимента, проведенного в 1992-94 годах, частично совпали с результатами, опубликованными в "Ассоциативном тезаурусе" 1972 года. Данные материалы позволяют также подтвердить, что проведенный нами ассоциативный эксперимент с 65-ю носителями английского языка был репрезентативным.

Ассоциативный тезаурус, как и материалы нашего ассоциативного словаря, еще далеко не полностью использованы для раскрытия культурной специфики СИ.

Результаты проведенных экспериментов помогут не только прагматизировать употребление языка, но и установить границы, которые культура ставит человеческому мышлению. Эта проблема в тех или иных формах возникала в психологии и философии с давних времен.

Одним из интересных выводов, которые можно извлечь из данных наших ассоциативных экспериментов (как уже законченных, так и проводимых сейчас), является то, что не все ассоциации оказываются социально-культурными. Некоторые из них индивидуально-личностные. Проводя эксперимент, мы постоянно предупреждали информантов о том, что не нужно фиксировать индивидуально значимые ассоциации. Например, "мой кот", "моя соседка", "мой сотрудник", "моя улица" и т.д. В тех группах, где не было такого предупреждения, доля индивидуальных ассоциаций была довольно высокой. Все сказанное в конце концов приводит к философскому вопросу, который мы хотели бы затронуть в заключении этой главы: можно ли определить, какой аспект сознания человека, в частности, его языкового сознания, является доминантным – природно-индивидуальный или культурный.

4.3. Критика ассоциативной психологии занимает очень большое место в работах Л.С. Выготского, однако главными в его учении были два положения:

· деятельность как основа психических процессов;

· социально-культурная обусловленность сознания и психики вообще; человек понимается как социально-культурный феномен.

Мы кратко остановимся на этих идеях, т.к. они имеют отношение к психологическому и философскому обоснованию нашей собственной концепции.

Выготский всячески подчеркивал процессуальный характер культуры, во-первых, и социально-культурную обусловленность человеческой психики и речи, во-вторых. По словам Выготского, "все главные психологические школы обнаруживают одну общую точку, присущую почти всем теориям мышления и речи: их глубочайший и принципиальнейший антиисторизм" [Выготский, 1982, с. 360]. Роль культуры, социально-исторических факторов в формировании мышления и речи огромна, но здесь можно впасть в крайность социально-культурного релятивизма в психологии и лингвистике. В психоанализе подчеркивается, что человек – прежде всего живое существо, а уже потом культурно-историческое существо. Было бы странно призывать вернуться назад к ортодоксальному психоанализу и тем более к старой ассоциативной психологии. Но нельзя отрицать общечеловеческую внеисторическую природу главных человеческих эмоций, влечений, желаний, потребностей и способностей, а также типов темперамента, свойств характера и т.д.

На первый взгляд, сказанное противоречит тому, что говорилось в начале этой главы. Но противоречия здесь нет. Лингвокультурология призвана изучать культурно-специфические компоненты семантики и прагматики, но это всего лишь часть функционирования языка. В языке могут проявляться не только общественно-культурные аспекты поведения человека, но и его индивидуальность. Э. Сепир писал по этому поводу: "Социальное поведение – это всего лишь совокупность или, скорее, упорядоченное множество таких сторон индивидуального поведения, которые связаны с культурными нормами и вписаны в свой контекст" [Сепир, 1993, с.595]. В такой трактовке культура и социум – это лишь рамки естественного поведения человека. В понимании Выготского, природа второстепенна по отношению к культурно-историческим условиям в жизни человека.

Мы хотим подчеркнуть, что результаты ассоциативных экспериментов не позволяют склониться в сторону "культурной" или "природной доминанты поведения человека".

4.4. Выводы из раздела 4.

1. Понятие ассоциации долгое время было важнейшим, даже доминирующим в психологии. Впоследствии практически единственным течением, считавшим ассоциацию одной из главных категорий, остался психоанализ. Ассоциативные методы были возрождены в американской психолингвистике и теперь успешно используются в трудах отечественных ученых.

2. Ассоциативные методы, в частности ассоциативный эксперимент, это наиболее прямой и непосредственный метод выявления коннотаций и импликаций данного слова. Он не применялся достаточно широко в силу своей трудоемкости. Выявление национально-культурных ассоциаций позволяет установить ядро и периферию фоновых знаний коммуникантов.

3. Индивидуально значимые ассоциации должны исключаться из подобных исследований, поскольку только социально-культурные фоновые ассоциации можно назвать языковыми.

Контрольные вопросы к разделу 4

1. В чем состоит гипотеза Сепира-Уорфа?

2. Какова роль понятия ассоциации в психологии?

3. Какие ассоциации могут считаться культурно значимыми, а какие нет?

4. Что такое бихевиоризм? В чем суть когнитивной психологии?

5. Что первично в формировании человека: природа или культура, биологическое или социальное?

ГЛАВА IV