Захватнические действия Италии и Германии 43 страница

Поскольку польская военная доктрина рассматривала будущую войну как преимущественно континентальную, главная роль в ней, а следовательно, и в строительстве вооруженных сил отводилась сухопутным войскам. В состав сухопутных войск входили пехота, кавалерия, корпус пограничной охраны, а также авиация.

Основу сухопутных сил составляли пехотные дивизии, распределявшиеся по корпусным округам{1536}. Пехотная дивизия состояла из трех пехотных полков, полка легкой и дивизиона тяжелой артиллерии, подразделений обеспечения и обслуживания. В ней насчитывалось до 16 тыс. человек. По сравнению с немецкой пехотной дивизией она не имела достаточного количества артиллерии (42 — 48 орудий и 18 — 20 минометов в основном устаревших конструкций). В дивизии было 27 37-мм противотанковых орудий, значительно меньше, чем в немецкой дивизии. Слабой была и противовоздушная оборона — всего четыре 40-мм зенитных орудия.

Польская военная теория рассматривала кавалерию как основное маневренное средство для достижения решительных целей. Кавалерия должна была восполнить отсутствие в армии технических подвижных средств. Именно на нее, «королеву армии», возлагалась задача сломить волю противника к сопротивлению, парализовать его психологически, ослабить боевой дух.

Все кавалерийские формирования были сведены в 11 бригад; штатная численность каждой бригады составляла 3427 человек. В отличие от пехотных дивизий штаты кавалерийских бригад в военный период оставались почти такими же, как в мирное время. Ударная сила кавалерийской [411] бригады была невелика: ее огневая мощь равнялась силе огневого залпа одного польского пехотного полка{1537}.

В состав бронетанковых войск входили: моторизованная бригада (сформированная в 1937 г.), три отдельных батальона легких танков, несколько отдельных разведывательных танковых и бронеавтомобильных рот, а также подразделения бронепоездов.

Моторизованная бригада состояла из двух полков, противотанкового и разведывательного дивизионов, а также подразделений обслуживания. В ней насчитывалось около 2800 человек. Бригада имела на вооружении 157 пулеметов, 34 орудия и миномета, 13 разведывательных танков{1538}. На время войны бригада усиливалась танковым батальоном из резерва главного командования и другими подразделениями.

Всего в польских вооруженных силах в июле 1939 г. насчитывалось 887 легких танков и танкеток, 100 бронеавтомобилей, 10 бронепоездов{1539}. Основная часть танкового парка по своим тактико-техническим данным была непригодна для эффективного использования в боевых условиях.

Военная авиация состояла из шести авиационных полков, двух отдельных воздухоплавательных батальонов и двух дивизионов морской авиации. Всего в воздушном флоте к началу войны было 824 боевых самолета всех типов{1540}, большинство из них по своим летно-техническим характеристикам уступали самолетам главных европейских государств. В 1939 г. на вооружение поступили бомбардировщики польского производства типа «лось» с более высокими летными качествами, но к началу войны в войсках их было всего лишь 44.

Авиация предназначалась прежде всего для сопровождения пехоты и танков в бою и кавалерии в ее рейдах. Однако во всех случаях роль армейской авиации сводилась главным образом к неглубокой разведке противника, а в отдельных случаях — к бомбовым ударам по его войскам. Использование авиации для проведения самостоятельных операций фактически не предусматривалось. Возможности бомбардировочной авиации недооценивались, ей не уделялось должного внимания{1541}.

Военно-морские силы подразделялись на военный флот (корабельный состав) и береговую оборону. В их состав входили 4 эскадренных миноносца, 5 подводных лодок, минный заградитель, 6 тральщиков и 8 батальонов береговой обороны, имевших на вооружении 42 полевых и 26 зенитных орудий{1542}.

К выполнению задач в войне против фашистской Германии флот не был готов. В его составе недоставало судов для действий в прибрежных водах, отсутствовали эскортные корабли. В судостроении главное внимание уделялось строительству дорогостоящих тяжелых кораблей. Проблеме обороны баз с суши и воздуха польское командование не придавало большого значения.

Проведенный главным штабом в 1935 — 1936 гг. анализ боеспособности армии в сравнении с армиями СССР, Германии и Франции показал, что польские вооруженные силы находились на уровне 1914 г. и значительно отставали по всем основным показателям. [412]

Разработанный в Польше план модернизации и развития армии, рассчитанный на шесть лет (1936 — 1942 гг.), предусматривал значительное укрепление основных видов вооруженных сил, расширение промышленной и сырьевой базы страны, строительство оборонительных сооружений и т. д.{1543}. Однако отсутствие заранее установленной единой концепции развития и модернизации армии приводило в конечном счете к выполнению лишь отдельных мероприятий этого плана.

За первые три года реализации этого плана произошло лишь некоторое количественное изменение в вооружении и оснащении армии, однако пропорции родов войск остались прежними. Все виды вооружения и боевой техники, за исключением материальной части военно-морского флота, были в значительной степени изношенными, устаревшими. Не хватало самолетов, танков, полевой артиллерии и стрелкового вооружения.

Таким образом, численность и организационная структура армии, ее вооружение, система комплектования, обучения и воспитания личного состава не соответствовали требованиям подготовки страны к обороне в условиях надвигавшейся войны.

* * *

Накануне второй мировой войны наиболее агрессивная группировка империалистических государств (Германия, Италия, Япония) взяла на вооружение доктрину тотальной, «молниеносной» войны. Эта доктрина предусматривала мобилизацию всех ресурсов государства и нанесение внезапных молниеносных ударов по фронту и тылу противника с целью достижения победы в самое короткое время. На службу этой стратегии были поставлены заблаговременная милитаризация экономики и всей общественной жизни, использование внезапности вероломных нападений, звериная жестокость, установление в мире «нового порядка», колониальное рабство для побежденных.

Другая группировка капиталистических государств (Англия, Франция, США, Польша), располагавшая огромным экономическим потенциалом, руководствовалась военными доктринами, которые больше склонялись к стратегии истощения. Вследствие этого экономические и финансовые возможности Англии, Франции и США не были использованы для подготовки вооруженных сил в такой мере, как это было сделано в странах фашистского блока.

Немецко-фашистская военная машина оказалась подготовленной ко второй мировой войне значительно лучше. Гитлеровская армия, получившая высокую профессиональную выучку и имевшая опытный, тщательно подобранный командный состав, оснащенная новейшими по тому времени военной техникой и оружием, представляла смертельную угрозу для человечества.

Глава десятая. Перед схваткой

1. Непримиримые противоречия между капиталистическими державами

Опыт истории свидетельствует, что мировой войне предшествует предвоенный политический кризис. Он представляет собой промежуточный этап, связующее звено между длившимся годами накоплением горючего материала в мировой политике и воспламенением этого материала в виде войны.

Предвоенный политический кризис возникает тогда, когда империалистические противоречия и жажда территориальных приобретений доходят до предельного обострения, за которым следует военный взрыв. Таким образом, к предвоенному кризису ведут не случайные и внешние обстоятельства, а глубинные внутренние противоречия империализма. Этот кризис закономерно возникает на экономической основе империализма, на почве стремления монополистического капитала к мировому господству, в результате экономической и политической неравномерности развития капиталистических держав и скачкообразного изменения в соотношении их сил.

Исторический опыт свидетельствует также, что империалистические агрессоры развязывают войну не только тогда, когда на их стороне оказывается экономическое превосходство, но и тогда, когда им удается достичь превосходства лишь в военном отношении.

Такое марксистско-ленинское понимание сути предвоенного политического кризиса способствует глубокому усвоению установленной В. И. Лениным истины, что война представляет собой продолжение насильственными средствами той политики, которую господствующий класс проводил в течение длительного времени, предшествовавшего войне. Оно опрокидывает теории буржуазных и реформистских идеологов о внезапном, случайном и необъяснимом возникновении войны. Оно дает возможность правильно, с классовых позиций, дать оценку политического характера войны.

Первый предвоенный политический кризис, который привел к войне 1914 — 1918 гг., развернулся в условиях только еще начинавшегося общего кризиса капитализма. Второй предвоенный политический кризис, предшествовавший войне 1939 — 1945 гг., развернулся в условиях, когда уже назревал второй этап общего кризиса капитализма. Эта главная особенность нового предвоенного политического кризиса существенно влияла на ход событий. Характерной чертой последних было то, что правящие круги Англии, Франции и США — стран, которым непосредственно угрожала итало-германо-японская агрессия, — не принимали мер к [414] ее обузданию, а, напротив, поощряли и поддерживали ее. Эта политика исходила из неправильного в корне расчета, что путем уступок агрессору можно будет откупиться от него, отвести его удар в направлении Советского Союза.

Особенности второго предвоенного политического кризиса неизбежно должны были сказаться и сказались на его развертывании. Первый этап этого кризиса связан с последствиями Мюнхена. Вызывающе наглое нарушение Германией условий мюнхенского соглашения и захват ею всей Чехословакии в марте 1939 г. наряду с явной подготовкой нападения на Польшу (с апреля 1939 г.) положили начало предвоенному политическому кризису. Мюнхенской политике Англии и Франции был нанесен прямой удар. «Между тем, — писал В. И. Ленин в 1908 г., — при сети нынешних явных и тайных договоров, соглашений и т. д. достаточно незначительного щелчка какой-нибудь «державе», чтобы «из искры возгорелось пламя»{1544}.

Однако от первого «щелчка» в марте — апреле 1939 г. пламя еще не вспыхнуло. На первом этапе предвоенного политического кризиса война не возникла. Правительства Англии и Франции все еще рассчитывали на успех их мюнхенской политики; теперь они ее продолжали в переговорах с Советским Союзом (апрель — август 1939 г.). Когда эти переговоры по вине правительств Англии и Франции, вовсе не стремившихся к их успеху, оказались безрезультатными, предвоенный политический кризис вступил во второй этап.

Основой кризиса являлась глубочайшая, неискоренимая рознь экономических интересов, борьба капиталистических держав за рынки сбыта и сырья, сферы приложения капитала, за мировое господство, к которому стремились как Германия, так и Англия и США. Именно экономические интересы крупнейших империалистических держав определяли в конечном счете их политическую борьбу и внешнюю политику при всей сложности и зигзагообразности исторического процесса.

Экономика и политика, объективные и субъективные факторы накануне войны взаимодействовали. Но при всем этом глубинные противоречия экономического характера разъединили одни империалистические державы и объединили другие для политической и военной борьбы на блоковой основе. Взаимодействие коренных противоречий и сближающих интересов оказалось в основе политической борьбы и сотрудничества Англии, Франции, США, Германии, Италии, Японии в критические дни лета 1939 г.

Вся система международных противоречий и общих интересов империалистических блоков складывалась из экономических и политических противоречий, а также интересов отдельных капиталистических стран.

Взрыв империалистических противоречий, проявлением которого явился предвоенный политический кризис 1939 г., а затем и мировая война, был обусловлен законом неравномерности экономического и политического развития капиталистических стран. В результате действия этого закона выделилась группа государств, развивавшихся более быстрыми темпами. Их правящие круги стремились к радикальному перераспределению мировых источников сырья, рынков сбыта, сфер приложения капитала, а в политическом плане — к тому, чтобы любыми средствами ликвидировать узду, надетую именно на эти страны версальско-вашингтонской системой. Монополистическому капиталу стран с более низкими темпами развития приходилось вести упорную борьбу со своими империалистическими соперниками. Версальско-вашингтонская система представлялась им важным политическим орудием для удержания и расширения своих владений. [415]

В преддверии предвоенного политического кризиса по темпам промышленного развития среди капиталистических держав на первом месте находилась Япония, на вторам — Италия, на третьем — Германия, на четвертом — США, на пятом — Англия, на шестом — Франция. Различие в темпах развития вело к изменению доли стран в мировом капиталистическом производстве и соотношения их военно-промышленной мощи.

О соотношении экономических потенциалов капиталистических держав в канун экономического кризиса, начавшегося в 1937 г., свидетельствует следующая таблица.

Таблица 16 Соотношение промышленной мощи главных капиталистических стран (1937 г.){1545}

{~1} Включая бурый в пересчете на каменный.

Из данных таблицы видно, что уже в 1937 г. Германия уступала Англии лишь по добыче угля, однако значительно опережала ее в выплавке стали и производстве электроэнергии. Она превзошла Францию более чем в 5 раз по добыче угля, в 2,5 раза по выплавке стали, более чем в 2 раза по производству электроэнергии. Отставание Германии от США в 1937 г. было еще значительным (по добыче угля почти в 2 раза, по выплавке стали более чем в 2,5 раза, по производству электроэнергии почти в 3 раза). Однако к 1939 г. Германия намного превзошла США в использовании промышленной мощи для военных целей.

Япония к 1937 г. почти догнала Англию по производству электроэнергии, но в 2,2 раза меньше выплавляла стали. Промышленная мощь Японии значительно уступала американской. Но потенциальное развитие промышленности Японии было таково, что она в недалеком будущем могла угрожать не только Англии, но и США.

Из многих противоречий внутри капиталистической системы с середины 30-х годов наиболее острым стало англо-германское и франко-германское соперничество. Именно оно было решающим в становлении двух империалистических группировок, которые к лету 1939 г. оформились в военно-политические блоки.

Резкое обострение англо-германских экономических противоречий было вызвано тем, что к концу 30-х годов Германия вышла на мировые рынки как наиболее серьезный конкурент Великобритании, успешно соперничавший в экспорте капитала. Однако главной сферой борьбы оставался экспорт товаров. Германия вывозила не только уголь, чугун, сталь, химические продукты, но и станки, аппараты, электротехнические изделия, автомобили. В мировом экспорте промышленных изделий ее доля была равной доле Англии{1546}. Но Германия в сравнении с Англией вырвалась [416] вперед по экспорту станков, оборудования и запасных частей, химических продуктов, стали и электротехнических изделий.

Торговая война между Англией и Германией велась не только на Европейском континенте, где Англия теряла позиции прежде всего в Юго-Восточной Европе. Она протекала с переменным успехом, но чаще всего в пользу Германии на Ближнем и Среднем Востоке, в Азии и Африке, Латинской Америке, несмотря на преобладающее влияние там Соединенных Штатов Америки. Германия начала проникать на имперские рынки Великобритании.

Постепенно сопротивление Англии натиску германских монополий заметно слабело. Это было связано, во-первых, со вступлением ее в полосу экономического кризиса, продолжавшегося вплоть до начала войны, во-вторых, с ослаблением позиций внутри империи.

Противоречия между Англией и Германией в 30-х годах носили иной характер, чем накануне первой мировой войны. Тогда кайзеровская Германия претендовала лишь на колонии Великобритании, но не на территорию самих Британских островов. Теперь положение изменилось. Почему, рассуждали германские монополисты, мы будем ограничиваться колониями, оставляя британским промышленникам их фабрики и заводы? Если уж воевать, так забирать все. Англии угрожало прямое германское вторжение. Английский исследователь К. Кларк с полным основанием писал: «Тень свастики нависла над Англией с 1931 г., то есть за два года до фактического прихода нацистов к власти в Германии и за восемь лет до начала войны... Нацисты планировали покорить Англию с первых своих дней»{1547}. Внешнеполитическая и военная стратегия немецких монополий была ориентирована в первую очередь на территориальные захваты в Европе непосредственно с германского плацдарма.

Англо-германские противоречия вплетались в англо-итальянские, хотя последние имели вполне самостоятельный характер в связи с претензиями итальянского империализма на влияние в Средиземном море, выраженными известной формулой «mare nostrum» («наше море»). Кроме того, британские колонии в Африке давно привлекали алчные взоры итальянских монополистов.

Программа экспансии Италии в Средиземноморском бассейне, в Африке и на Балканах была весьма опасной для интересов Великобритании, поскольку она затрагивала важнейшие имперские коммуникации, проходившие через Гибралтар, Средиземное море и Суэцкий канал в Африку, на Ближний Восток, в Австралию, Новую Зеландию, Индию, Бирму и Сингапур. Хотя английское правительство и пыталось добиться «умиротворения» Муссолини (даже за счет французских интересов), однако Италия стала союзником Германии, и прежде всего по борьбе против Англии и Франции. Англию беспокоили и попытки Германии, Италии и Японии объединиться для совместной против нее борьбы на Дальнем Востоке.

Однако при всей сложности положения английские правящие кругл отнюдь не стремились к лобовому военному противоборству с Германией. Даже летом 1939 г. они по-прежнему упорно надеялись канализировать германскую экспансию на Восток, чтобы изнурить своего соперника в войне с СССР. Сущность такой политики убедительно раскрыл американский посол В. Буллит министру внутренних дел США Икесу в декабре 1938 г.: «Германия... в свое время попытается захватить Украину — богатейшую житницу Советского Союза. В ходе этого Германия истощит себя до такой степени, что не сможет выдержать напряжения и в конце концов рухнет под его бременем. Соответственно Япония завоюет [417] или попытается завоевать Сибирь и в свое время также рухнет из-за перенапряжения. Бросив Россию на произвол судьбы, Англия и Франция отвратят от себя угрозу нападения Германии»{1548}. Антисоветские устремления Великобритании, сочувственно воспринимавшиеся Берлином на протяжении первой половины 1939 г., вели к поискам общих платформ и средств сближения, даже взаимного блокирования.

Борьба этих двух тенденций в британской политике прослеживается достаточно четко. Разумеется, в несколько ином виде ее можно обнаружить и в германской политике. Вот почему между Англией и Германией стала возможной линия на переговоры, империалистические компромиссы и сделки, которая давала о себе знать прежде всего в букве и духе мюнхенского соглашения и в попытках добиться распространения сговора на область англо-германских экономических противоречий на мировых рынках. Поиск экономического эквивалента Мюнхена воплотился в контактах и переговорах британских и германских монополий, которые велись в конце 1938 г., став более результативными в первой половине 1939 г.

Объективной основой для англо-германского сговора даже при существовавших весьма острых противоречиях оставались тесные международные связи монополистических гигантов британской и германской промышленности: Виккерса и Крупна, «Импириэл кемикл индастриз» и «ИГ Фарбениндустри», в конечном счете всей «Федерации британской промышленности» и «Имперского союза германской промышленности». Когда это было им выгодно, они умели не только воевать за свои монополистические интересы, но и договариваться о разделе интересов и сфер влияния.

Еще в июле 1938 г. было подписано англо-германское платежное соглашение, давшее возможность деловым кругам обеих стран вести переговоры о расширении торговли. В конце того же года начались переговоры, которые затрагивали более серьезную и широкую проблему — перераспределение колоний и полюбовный раздел мировых рынков{1549}, Ставилась далеко идущая задача образования англо-германского экономического союза, рассчитанного на преодоление противоречий и создание предпосылок к политическому сотрудничеству. Но из месяца в месяц Германия повышала ставку в этой игре. 10 августа 1939 г. она выдвинула требование о передаче ей богатых нефтеносных территорий на Ближнем Востоке{1550}.

Наступил момент — это был самый канун войны, — когда в Лондоне поняли, что Германия не остановится перед вторжением в святая святых английского империализма: в его колонии и даже в его собственный дом, перед ликвидацией английского влияния в странах континентальной Европы. Острота англо-германских противоречий, прорвав хрупкую оболочку соглашений о «разделе рынков» и «сотрудничестве», одолела тенденцию к антисоветскому сговору, дошла до высшей и опасной точки. Взаимная схватка Англии и Германии стала неизбежной. Борьба была перенесена в плоскость военного столкновения двух империалистических блоков, в которых и та и другая сторона оказались центрами сплочения других заинтересованных капиталистических держав.

Вторым важнейшим комплексом противоречий, приведших к созданию двух империалистических блоков, явились франко-германские противоречия.

Франция испытывала большие трудности в конкурентной борьбе с растущей мощью Германии на рынках экспорта капиталов и [418] товаров: по темпам своего промышленного развития она оказалась на последнем месте среди «шестерки» империалистических конкурентов. Соотношение основных промышленных показателей свидетельствовало о значительном, иногда практически несопоставимом отставании Франции от Германии. Германские планы создания колониальной империи в Европе, в состав которой предполагалось включить и Англию, в то время для многих были не только не ясны, но и казались порождением больного воображения. Но территориальные претензии Германии к Франции, и не только на Эльзас-Лотарингию, проявлялись совершенно открыто. Вот почему в комплексе франко-германских противоречий проблема сохранения государственных границ и территориальной целостности Франции занимала решающее место.

«Третья империя» устремлялась на все рынки, в которых были кровно заинтересованы французские монополии, и отовсюду их вытесняла. Это наступление охватило Юго-Восточную Европу, где французские позиции были сильны со времен первой мировой войны, Ближний и Средний Восток, Африку, Азию, в которых французские монополии имели обширные колониальные владения, а также Латинскую Америку.

Франции приходилось считаться и с теми острыми противоречиями, которые разделяли ее с Италией. По своему характеру они не были чисто экономическими, поскольку столкновение Франции и Италии на мировых рынках, даже в Средиземном море и Африке, не было ни обширным, ни глубоким. Италия как конкурент едва ли могла что-либо предпринять в борьбе с более мощным французским капиталом, имевшим сильные позиции в этих районах.

Однако итало-германский союз делал Италию серьезным врагом Франции не только в политическом, но и военном отношении. По соседству с Францией — в Средиземноморье и на альпийских границах — готовился к агрессивной войне союзник Германии — Италия. Претензии Италии касались не только французских колоний в Северной Африке, но и территории самой метрополии — Ниццы, Савойи, Корсики. В Юго-Восточной Азии французским колониям угрожала союзница Германии и Италии — Япония.

Опасаясь Германии и Италии, а также японских претензий на колонии в Юго-Восточной Азии, Франция все более склонялась к союзу с Англией. Однако французские правящие круги весной и летом 1939 г. вовсе не исключали для себя компромисса и сговора с фашистскими странами, прежде всего за счет Советского Союза. До последнего момента они делали ставку на подталкивание германской экспансии на Восток, и потому одно время «пражский» маршрут Гитлера казался им хорошим предзнаменованием.

Большое значение при формировании двух блоков накануне войны имел третий комплекс империалистических противоречий — американо-английские и американо-французские, с одной стороны, американо-германские и американо-итальянские — с другой.

В 30-е годы американо-английские противоречия отошли на второй план. Это отнюдь не значит, что они исчезли, полностью уступив место сотрудничеству этих стран. В экономической области Великобритания продолжала довольно успешную борьбу с США на рынках сбыта и сырья. В 1938 г. доля Соединенных Штатов Америки в мировой торговле составляла 10,6 процента, Англии — 13,8 процента. Англия господствовала на своем внутреннем рынке и на рынках большинства доминионов, колониальных стран, хотя Германия и Япония почти всюду оказывали на нее ощутимое давление.

В то время как США сокращали вывоз капитала, Англия наращивала его. Доходы от британских капиталовложений за границей почти в два [419] раза превышали американские. За предвоенное десятилетие эти доходы составляли в среднем в год: у Англии — 1 178 млн., у США — 654 млн. долларов{1551}. Борьба доллара и фунта стерлингов, привела к девальвации доллара. Несмотря на все это, соотношение экономических сил Англии и США стало складываться в пользу последних. Из Канады английский капитал был вытеснен американским. Американский капитал вторгался и в английские колонии. США угрожали экономическим интересам Англии в Европе и на Дальнем Востоке. Обострялась и англоамериканская политическая борьба. Соединенные Штаты претендовали на мировое господство. «Как и Вудро Вильсон, правительство Рузвельта, — отмечает американский историк В. Вильяме, — отстаивало право Америки играть руководящую роль в установлении и поддержании упорядоченного мира»{1552}. Это до известного времени сталкивало США с Великобританией, но потом резко противопоставило их Германии и Японии. Возникла основа для создания американо-английского блока.

Американо-французские противоречия не были столь существенными, как англо-американские, даже в то время, когда Франция также претендовала на господство в Европе. В условиях предвоенного политического кризиса проявлялись экономические, а главным образом политические противоречия США и Франции, особенно по вопросам средиземноморской политики. Однако борьба Франции с Германией и Японией делала ее естественным союзником США.

Перенос центра тяжести мировых межимпериалистических противоречий с англо-американских на англо-германские отразился на американо-германских экономических отношениях, и без того обострявшихся в результате торговой войны.

Германская экономическая политика в конце 30-х годов привела к усилению экспансии на тех рынках, в которых Соединенные Штаты были особенно заинтересованы, прежде всего в Европе и Латинской Америке. Столкновение американских и германских монополий проявлялось в острых и продолжительных торговых конфликтах.

Накануне 1939 г. экономические отношения между США и Германией были весьма напряженными. Кризис 1937 г., особенно поразивший США, побудил американские деловые круги усилить внешнеторговую экспансию. Но мировой рынок к тому времени оказался значительно суженным из-за растущей конкуренции Германии и Японии.