НИКЕЙСКОЕ ЦАРСТВО ЛАСКАРЕЙ. ТРАПЕЗУНТСКОЕ ЦАРСТВО В XIII в. СЕЛЬДЖУКСКИЕ СУЛТАНЫ И НАШЕСТВИЕ МОНГОЛОВ 9 страница

Союзный договор 1265 г. был важным шагом на пути изгнания латинян из Романии — цели, которую Палеолог преследовал с лихорадочной энергией. Договор отдавал в руки греков второй оплот латинства на западе греческого мира, именно богатую Евбею. Защита этого острова от гре­ков была существенным пунктом той лиги между Вил­льгардуэном и венецианцами, о которой только что бьшо упомянуто.

Враждовавшие между собою «терциарии» Евбеи, став­шие вассалами Венеции, афинский и ахейский князья и правительство Венецианской республики согласились прекратить междоусобия и срыть укрепления Негропонта. Теперь Венеция, главный фактор этой лиги, переходила на сторону греков. Палеолог удержал за собою гавань Алмира, против Евбеи, пока Бог не даст ему власти над Еврипом (Евбейским проливом). Для Венеции договор означал от­каз от колониальной политики на Востоке, и поэтому дож колебался его ратифицировать.

Еще более энергично наступал Палеолог против ла­тинской Морей. Этот оплот латинства в Греции был глав­ным и пал первым под действием политики и оружия Па­леолога, не щадившего материальных жертв для содержа­ния флота и для снаряжения громадной по тому времени экспедиции в Монемвасию. Мы изложили выше, в главе об Ахейском княжестве [с. 392], как Гильом Вилльгардуэн не только уступил в качестве выкупа из плена свое детище Мистру и весь Восточный Пелопоннис, но и принес лен­ную присягу греческому императору; Палеолог носился с планом женить сына Андроника на наследнице Вилльгардуэна и получить всю Морею путем этого политического брака; так началась с благословения папы и по настоянию баронов отчаянная борьба франков за сохранение един­ства полуострова, за самую будущность франкской Морей, против армии Константина Палеолога и его товарищей, умевших терпеть и умирать за царское дело (1263). Следствием было разорение цветущей Морей. Мистра стала гре­ческой, ядром будущего греческого деспотата.

Расстроив латинскую лигу в Романии, утвердившись в Морее и на Евбее, Палеолог заставил и эпирского деспота Михаила, захватившего вместе с Манфредом (1261) много земель в Северном Эпире и Албании, искать мира, несмот­ря на поражения и плен знаменитого кесаря Алексея Стра-тигопула (1262). Наследник деспота Никифор получил в жены дочь влиятельной царской сестры Евлогии (1265).

Наоборот, по отношению к римской курии Палеолог действовал весьма осторожно, опасаясь скрытых сил ла­тинского Запада, которые папа мог привести в движение; четвертый крестовый поход и захват Константинополя были в памяти у всех. Немедленно по переселении в древ­нюю столицу, а может быть и раньше, Палеолог послал в Рим двух послов из служилых латинян, но один из них на пути был схвачен и замучен, другой поспешил вернуться. Палеолог имел основания зорко следить за настроением и действиями римского двора. Папа Урбан, услышав о паде­нии константинопольской Латинской империи, об утрате этого «благороднейшего члена» Римской Церкви, был по­ражен и горько плакал, считая это событие вечным позо­ром латинского имени. Он разрешил Вилльгардуэна от клятвы, благословил союз его с венецианцами против Па-леолога, на расходы по их походу назначил в течение трех лет особый сбор с вакантных мест духовенства по всей Ев­ропе; приказал проповедовать крестовый поход во Фран­ции, Арагоне и Польше и засыпал посланиями христиан­нейшего Людовика Французского; отлучил от Церкви ге­нуэзское правительство. Со своей стороны изгнанный Балдуин объезжал европейские дворы, раздавал грамоты на утраченные земли, сватал своего сына Филиппа; Вене­ция предлагала крестоносцам свои корабли. Отнюдь не желая помощи Манфреда Гогенштауфена, Урбан возобно­вил хлопоты своих предместников о призвании в Италию французов, именно брата короля Людовика Святого, графа Прованса Карла Анжуйского. Этот энергичный государь располагал большими материальными средствами.

Дошли ли эти планы до Палеолога или нет, но он начал искать расположения Манфреда и даже собирался женить­ся на его сестре Анне, вдове Ватаци; однако царица Феодора, жена Палеолога, оказала упорное сопротивление этому проекту, и патриарх Арсений не дал царю развода. Тогда Палеолог послал Манфреду Анну в обмен на попавшего к тому в плен кесаря Стратигопула, завоевателя столицы. Манфред отнесся холодно к авансам Палеолога, и послед­ний написал (1262) папе послание о том, что христианская любовь заставляет его, Палеолога, искать мира с папой, а о догматах можно договориться потом; не годится папе от­вергать блудного сына, который к тому же помог бы папе держать всех под своею рукою, т. е. того же Манфреда.

Папа такого письма не ожидал и не знал, верить ли Палеологу. Обещая прислать нунциев, папа просит «светлей­шего императора греков» не трогать латинян Романии. А Палеолог и не подумал исполнить это пожелание папы, продолжал воевать и в Эпире, и в Морее, и на островах в уверенности, что греческие успехи сделают папу сговор­чивее, но вместе с тем признал папу третейским судьею между греками и латинянами; впрочем, это был лишь кра­сивый жест. Двуличие Палеолога — военные действия и авансы папе — пугало Урбана. Он даже думал, что Палеолог нападет на латинский Кипр. При тогдашней трудности сношений обе стороны приписывали друг другу планы, ка­ких в действительности не существовало. В ту пору за Бал-дуина никто не хотел вступаться, даже французы слабо от­вечали на папские призывы, будучи заняты предприятием Анжу. Папе пришлось пойти на предложения Палеолога. Одна уния могла защитить латинские церкви на греческих землях, хотя бы ценой признания Палеолога законным го­сударем Константинополя. Ведь был же готов Иннокентий IV предать империю Баддуина царю Ватаци за церковную унию. Урбан недолго колебался. Он пообещал в случае вос­соединения «столь знатного члена Церкви раскрыть недра отеческой приверженности» и защищать династию Пале­олога на ее троне. «Отец и мать не сделали бы столько». Балдуина же папа решил предать его собственной судьбе, раз он посмел хлопотать перед французским королем за Манфреда, а это грозило гибелью плану покончить через оружие Карла Анжу с последним Гогенштауфеном в Ита­лии. Четыре минорита повезли Палеологу папский ответ, но задержались в пути и ехали целый год. Тем временем греки, вследствие измены турецких наемников, потерпели в Морее крупное поражение, и Палеолог отправил в Рим католического епископа Кротонского, родом из греков, с более определенными предложениями (1264): он призна­вал папский примат со всеми его каноническими послед­ствиями, признал святую силу таинств, совершаемых като­лическим духовенством, обещал отвоевать для папы Иеру­салимскую и Антиохийскую Церкви. Урбан был в восхищении, восхвалял Господа за то, что никогда еще не бывало так близко к осуществлению вожделенное объеди­нение Церквей. Заговор агентов Манфреда с генуэзским подеста в Константинополе, происходившим из гибел-линского рода, еще более сблизил Палеолога с курией. Ми­хаил уже договорился с миноритами о созыве церковного Собора для разрешения политических и церковных во­просов. Тем временем умер Урбан IV, и на папский престол был избран Климент IV (1264—1268), также француз. При нем Карл Анжуйский привел свое войско в Рим (1265) и через несколько месяцев разбил Манфреда, потерявшего в один день корону и жизнь; при нем был поражен францу­зами Италии и Морей юный Конрадин Гогенштауфен, от­данный Карлом в руки палача (1268). События эти были грозными для Палеолога. Вместо рыцарского блестящего, но непостоянного Манфреда на Юге Италии появился мо­гущественный, сильный деньгами и людьми Франции Карл. Его характер виден по переписке, недавно изданной. Он полон огня и энергии, постоянно торопит и неради­вым грозит. Недаром папа писал, что с утверждением Кар­ла в Италии изменится судьба Романии. Палеологу прихо­дилось серьезно считаться с новым нашествием латинян. Палеолог учел события заранее. Папской миссии он пре­доставил право служения в православных церквах столи­цы; упомянутого выше епископа Кротонского он уговорил служить по греческому обряду, но вскоре сослал его за ка­кую-то вину.

На Западе политика Михаила Палеолога стала еще бо­лее лихорадочной. Он предлагал Вилльгардуэну Ахейско­му выдать его дочь и наследницу Изабеллу за юного Андро­ника Палеолога, наследника греческого престола, но мо-рейские бароны не допустили этого брака. Михаил Палеолог заключил (1265) мир и союз с венецианцами. В Эпире император имел выдающийся успех. Деспот искал примирения, лишившись поддержки Манфреда и предви­дя наступление Анжу на Эпир в первую очередь. Так и слу­чилось: сначала Карлу подчинились итальянские владель­цы о. Корфу (1267); затем Карл в качестве сюзерена Вилльгардуэна Ахейского послал ему войско и субсидию (1268), а Вилльгардуэн со своими рыцарями участвовал в разгро­ме Конрадина Гогенштауфена. Уже тогда у Карла был опре­деленный план завоевать царство Михаила Палеолога. В мае 1267 г. он заключил с изгнанником Балдуином (пере­ехавшим к Карлу после гибели Манфреда) договор в Витербо, по которому Карл за себя и за своих наследников обещал Балдуину в течение шести лет организовать экспе­дицию с громадными силами (2000 одних рыцарей) для завоевания царства «схизматика М. Палеолога, присвоив­шего себе звание императора». За это Балдуин отказался в присутствии папы Климента от сюзеренных прав на кня­жество «Ахеи и Морей», подтвердил за Карлом права на владения Манфреда и его адмирала Кинарда в Эпире и на Корфу, уступил Карлу все острова до Абидосского мыса (Дарданелл), за исключением четырех больших малоази­атских; уступил Карлу треть будущих завоеваний на мате­рике, во владениях Палеолога и эпирского деспота, в быв­шем королевстве Салоникском и в Албании и Сербии. Брак Филиппа, сына Балдуина, с Изабеллой, наследницей Вилльгардуэна, должен был скрепить этот договор.

Палеолог предвидел планы Карла. За год до договора в Витербо он предложил папе Клименту осуществить цер­ковную унию с разрешением политических вопросов на церковном Соборе. Папа должен был определить свой путь. С одной стороны, он явился покровителем и союзни­ком французского государя Южной Италии, разгромив­шего державу Гогенштауфенов. С другой стороны, он опа­сался Карла, уже получившего голос в управлении Римом и в Северной Италии. В случае разгрома Палеолога основа­лась бы могущественная держава в Италии и на Востоке, при которой курия утратила бы всякую самостоятельность действий.

Для папы было выгоднее церковное объединение гре­ков с латинянами: все ему нужное папа получал и ничего дома не терял. Понимая это, Климент смело стал на путь, диктуемый интересами Римской Церкви. Чтобы загоро­дить Карлу дорогу в Константинополь посредством унии с греками, Климент тонко воспользовался самой силой Кар­ла, страхом, который он внушал Палеологу.

И Климент поставил греческому императору опреде­ленные условия: о вере не рассуждать, римское учение о Св. Духе и об опресноках принять, императору с клиром и народом присягнуть в том, что они признают не только верховную каноническую власть преемника Петра, но и его право разрешать споры о вероучении. После того га­рантируется прочное политическое соглашение между греками и Западом, причем возможен и созванный папой Собор. Но переговоры об унии не удержат его, Климента, от помощи латинянам, обижаемым греками, и от обраще­ния последних на истинный путь иными средствами, т. е. оружием (1267).

Палеолог понимал, что в такой форме уния неприем­лема для греческого народа, но видел, что нужно что-ни­будь предпринять немедленно ввиду успехов Карла. Он от­ветил папе, что немедленно пойдет на египетского султана и привлечет к походу армянских князей, если только папа гарантирует безопасность его царства на время похода; осуществить унию ему мешает духовенство. Находившийся при дворе Карла папа отвечал Палеологу, что лишь уния из­бавит греков от латинского нашествия, и в то же время бла­гословил известный нам договор Карла с Балдуином. Кли­мент был уверен, что Палеолог пойдет на все, и уже подыскивал доминиканцев для миссии в Константинополь. Игра была двойная, но цель одна: церковная уния, которая поме­шала бы чрезмерному усилению Карла. В 1268 г. Климент умер, и папский престол три года не был занят: Карл того и хотел, без папы ему было легче готовить поход на Восток. Его план был задуман широко, с участием венгров, сербов и болгар; даже слепой царевич Иоанн Ласкарь, убежавший из заключения в Никитиатах, появился при дворе Карла Ан­жуйского. Новый германский император Альфонс Кастиль­ский обещал помочь Балдуину. Венецианское правительст­во под влиянием успехов Карла и переговоров с его братом Людовиком Святым о новом крестовом походе заключило с Палеологом (1268) новое соглашение, в котором уже не было речи о помощи против латинян на Евбее и в Архипе­лаге, наоборот, венецианцы оставили за собою право по­могать последним в случае нападения греков.

Со своей стороны греческий император взял назад обещание изгнать генуэзцев и предоставил венецианцам кварталы в главных приморских городах. Свобода венеци­анской торговли осталась только на бумаге, и венециан­ские купцы жаловались своему правительству, что их гра­били и убивали на глазах греческих властей. Прошло для них золотое время Латинской империи в Константинопо­ле. И венецианские наемники не стеснялись поступать на службу к баронам Евбеи, и до 500 их попало к грекам в плен. При таком положении дел в 1269 г. приехало в Вене­цию посольство от Карла, призывавшее республику св. Марка нарушить договор с Палеологом во имя общих ин­тересов латинства. Но венецианцы боялись Карла не мень­ше, нежели папа, и не стали на сторону ни Карла, ни гре­ков. Тем не менее в 1270 г. Карл снарядил экспедицию на помощь князю ахейскому, с которым он породнился и на­следником которого он стал.

Палеолог тем временем возобновил переговоры об унии, на этот раз не с курией — папский престол оставал­ся вакантным, — но с христианнейшим королем Франции Людовиком Святым, и избрал его третейским судьею в сво­ем конфликте с Карлом. Людовик снесся с курией, и было решено послать к Палеологу кардинала Альбано (1270), которому было поручено потребовать от Палеолога серь­езных гарантий в верности св. престолу. Из среды кардина­лов исходило недоверие.

Палеолога спасла от Карла на этот раз не уния, но кре­стовый поход Людовика Святого в Тунис, в котором Карл должен был принять участие. Смерть Людовика (1270) раз­вязала было руки Карлу, но гибель его флота от бурь заста­вила отложить нападение на греков.

На папский престол вступил Григорий X (1271—1276), который взялся за унию решительно, будучи занят планом нового крестового похода. Для него война между христиана­ми была препятствием к продолжению дела Людовика Свя­того. Средством предупредить войну с греками являлась уния. На этом пути Григорий X был счастливее своих пред­шественников. Успехи Карла в Западной Греции заставили Палеолога спешить с унией, и в лице Григория он имел парт­нера, которому Карл не был страшен. В 1271 г. полководцы Карла Бомон и Барр совместно с баронами Греции успешно воевали в Пелопоннисе против греков; в 1273 г. отправлено Карлом было еще большее войско под начальством адмира­ла де Туей; оно было усилено арабскими стрелками и наем­никами из Франции. Но Палеолог, окрыленный успехами в деле заключения унии, в следующем же 1274 г. освободил Янину от войск фессалийского деспота Иоанна, союзника латинян, и загнал де Туси с помощью албанцев в прибреж­ные Драч и Валлону. Военные действия были перенесены на Евбею, где утвердился византийский адмирал, славный свои­ми подвигами протостратор Алексей Филантропии. Измена одного из евбейских баронов по имени Ликария помогла Филантропину. В 1274—1275 гг. Палеолог собрал громадный флот из Константинополя и провинции, всего 73 корабля, и послал с ними Филантропина на Евбею. В Северной Греции должно было последовать столкновение сил Палеолога и Карла. Оно началось междоусобием между греками. Для объ­яснения событий вернемся несколько назад.

По смерти старого эпирского деспота Михаила (1271) Карл успешно действовал в Албании. Албанские родоначальники с представителями Драча и других городов из­брали своим королем Карла (1272), который начал разда­вать албанским вождям земли в сторону Охриды. Диплома­тическая борьба между Карлом и Палеологом охватила весь Балканский полуостров с соседней Венгрией. В по­следней Палеолог одержал победу. Политические соглаше­ния по обычаю времени завершались браками между чле­нами династий. Стефан Венгерский, в жилах которого тек­ла кровь никейских царей, выдал дочь Анну за наследника греческого престола Андроника (1272). Бывший патриарх Герман и старый великий дука Ласкарь, приходившийся де­дом с материнской стороны венгерскому королю, привез­ли невесту, и бракосочетание было совершено в св. Софии патриархом Иосифом с большою пышностью. Вскоре Анд­роник с Анной были помазаны на царство, получили цар­ский двор, и Андроник начал подписывать грамоты. К при­сяге Андронику все были приведены с особенною тщатель­ностью. Михаилу нужно было укрепить престол за сыном. Он не доверял своим братьям, особенно одному из них — деспоту Иоанну. У царя, по-видимому, были для того осно­вания. Иоанн прославился и воинскою доблестью, и щед­ростью; он жил по-царски. Михаил стал унижать брата пе­ред сыном-наследником при дворе, отнял у него имения на Лесбосе и Родосе, отнял отличия, присвоенные сану деспо­та, даже шапку, усыпанную жемчугом. Но когда на Западе появилась грозная опасность, он не нашел лучшего полко­водца, как Иоанн. Опасность появилась среди самих гре­ков. Сила Карла отразилась, по-видимому, на верности гре­ческих вельмож. Губернатор Адрианополя и Фракии Анд­роник Тарханиот (под влиянием личной обиды, как передает Пахимер) задумал изменить Палеологу. Призвав татар, разорив и замутив страну, как каракатица, по выра­жению Пахимера, Тарханиот бежал в Фессалию к своему тестю Иоанну Комнину Ангелу. В измене Тарханиота вер­нее видеть результат враждебной политики Болгарии и Ио­анна Комнина Ангела, за которыми нужно видеть руку Кар­ла Анжуйского. Упомянутый Иоанн Комнин был побочным сыном эпирского деспота Михаила и еще при жизни отца владел самостоятельно в Фессалии, в Новых Патрах. Не в пример законному наследнику Эпира Никифору, Иоанн унаследовал дарования и честолюбие эпирских и салоник-ских Ангелов Комнинов. Это он решил победу греков над франками при Пелагонии. Михаил Палеолог считался с Иоанном серьезно, породнился с ним и дал ему звание се-вастократора, т. е. причислил его к царской фамилии; одна­ко Иоанн вел свою политику, лелеял честолюбивые планы и умел ладить с латинянами. Он даже ссужал самого Карла деньгами в стенах латинских Фив.

Видя в Иоанне серьезную для себя опасность в случае нашествия Карла, Михаил Палеолог решил с ним разде­латься и одновременно с флотом Филантропина послал громадную по тому времени армию в 40 000 человек под начальством упомянутого своего брата деспота Иоанна Палеолога. Византийцы вторглись в Фессалию, и Иоанн Ангел был оставлен всеми, скитался по стране, спасаясь от преследования, и наконец укрылся в крепости Новых Пат­рах. Византийцы обложили город, и Иоанн Палеолог по­требовал у жителей выдать Ангела, угрожая разорить стра­ну дотла. Горожане просили подождать, а тем временем Ангел бежал, спустившись по веревке; одетый конюхом, он прошел через византийский лагерь и явился в Фивах; вла­детель Фив дал ему 300 всадников, закаленных в боях, и Иоанн Ангел напал на византийцев врасплох, сея ужас. Войска деспота бежали, оставив богатейшую добычу, цар­ские драгоценности в ставке деспота; последний не мог остановить панику и укрылся в ущельях Дримяны, недале­ко от моря, с остатками своей армии.

В это же время на эскадру Филантропина, стоявшую по соседству у берегов Евбеи, напал почти вчетверо мень­ший флот, снаряженный баронами Евбеи и Морей. Лати­няне сначала оттеснили греков к берегу Фессалии; гибли лучшие моряки блестящего флота Филантропина, и само­го его спасла крепкая броня. В разгар боя на берегу являет­ся деспот Иоанн; видя гибель царских сил и на море, в от­чаянии и ярости он умолял опомниться и не губить цар­ского дела; на лодках он перевез свои силы на корабли, и греки воспрянули, погнали в свою очередь утомленных ла­тинян и истребили их флот, причем погибли знатнейшие бароны Евбеи (1275). Успех на море был велик и важен; но гибель сухопутной армии легла позором на храброго Ио­анна Палеолога. В покаянной одежде, без знаков своего звания, явился он к брату-царю. Герой многих войн, люби­мец армий должен был удалиться в частную жизнь, к радо­сти престолонаследника Андроника.

Одновременно отношения с сербами и болгарами не налаживались у Палеолога. Нетрудно угадать причину. На­циональная греческая политика не допускала уступить сла­вянам что-либо из достояния древних императоров. Пале­олог был далек от мысли объединить православные народы Балкан против латинства путем уступок в национальных и церковных вопросах. Непониманием этого страдают греки от Палеологов до сих пор, до современного Фанара. В 1272г. Михаил Палеолог подтвердил хрисовул императо­ра Василия Болгаробойцы о привилегиях архиепископа Охриды и всей Болгарии. Одним росчерком пера хотел он уничтожить церковную автономию сербов и болгар, плоды деятельности Саввы Сербского и великого Асеня.

Его политика по отношению к сербам и болгарам была мелкой, династической; он был поглощен борьбой с латин­ством, но не понимал, что союз балканских народностей, связанных религией и культурой, легко мог выжить и лати­нян и татар навсегда. Наоборот, он сам призвал татар про­тив болгар. Болгарский царь Константин Тих и его держава находились под сильным греческим влиянием, культурном и политическим, со времен никейских царей. Сначала Тих враждовал с Палеологом за его преступление по отноше­нию к последнему Ласкарю, и вражду поддерживала супру­га Тиха и сестра Иоанна Ласкаря Ирина; после ее смерти Палеолог выдал за Тиха свою племянницу Марию, дочь Ев-логии, но не дал обещанного за нею приданого, удела пре­тендента Мицы (городов Анхиала и Месемврии), посягнув на целость царства Асеней. Началась опустошительная раз­бойничья война во Фракии; тюрко-болгарские отряды ра­зоряли цветущую область, оправившуюся под скипетром Ватаци и Феодора П. В связи с византийско-болгарскими отношениями находится, по-видимому, упомянутое возму­щение адрианопольского губернатора Тарханиота.

Чтобы смирить болгар, Палеолог прибег к традицион­ному приему византийской политики для XIII в., еще более пагубному, чем для времен Комнинов: на полугреческие земли он напустил северных кочевников, именно татар ха­на Ногая. Этот замечательный татарский полководец около 1270 г. перекочевал с большой ордою в южнорусские степи и Молдавию. По словам Пахимера, он подчинил себе ала­нов, зикхов, готов крымских и русских, усвоивших себе та­тарские обычаи, язык и одежду. И по русским летописям (с 1276 г.) данниками Ногая являются князья галицкие и волынские. Молдавия и Болгария являлись главной ареной для орды Ногая. Еще в 1270 г. татары участвуют вместе с болгарами Тиха в попытке захватить Михаила Палеолога в устье Марицы. Счастливо избегнув плена, Михаил пород­нился не только с Тихом, но даже с Ногаем, прислав ему в жены свою побочную дочь Евфросинью с дарами. Опира­ясь на Ногая, Михаил не считался с Тихом, и началось опу­стошение Болгарии татарами, тяжкое время для славян­ской и греческой культуры в царстве Асеневичей. Ногай был варвар, гордый верностью уставу Чингис-хана. Из при­сланных Палеологом даров он оценил лакомства и бочки с вином, равно как золото и серебро; увидя же драгоценные царские облачения, он спросил: «Эта дорогая шапка исце­ляет ли от головной боли? и жемчуг на ней отвратит ли молнию от головы? и эти одежды имеют ли чудесную силу от болезней?» — и, услышав отрицательный ответ, Ногай бросил все это с пренебрежением и надел свою овчину.

Когда было нужно, Палеолог не щадил культуры и не гнушался союза с Ногаем; наоборот, сербы оказались для греков недостаточно культурными, хотя их страна была полна западными мастерами и сербские великие жупаны покровительствовали просвещению. Целый ряд велико­лепных церквей, начиная со Студеницы и Арилья, был вы­строен для них в XIII столетии далматинскими и итальян­скими архитекторами. При Михаиле царствовал в Сербии Стефан Урош I (1243—1276), женившийся приблизитель­но около 1250 г. на Елене — может быть, дочери констан­тинопольского императора Балдуина II Куртенэ[21]. Она пользовалась одинаково большим влиянием и среди пра­вославного духовенства Сербии, и в латинской Церкви, ко­торой она осталась верной; она достигла глубокой старо­сти (†1314). Целый ряд католических церквей на побере­жье и по крайней мере один православный монастырь (Градац на р. Ибаре) выстроены Еленой.

До 1267 г. политика Уроша была определенно запад­нической, зависимой от Венгрии; его старший сын Драгутин был женат на дочери венгерского короля Стефана. Сербы служат в венгерских войсках против Оттокара Чеш­ского (1260). Венгерский король Бела IV, отец Стефана, от­зывается об Уроше, что он, «обуянный гордыней», «укло­нился от нашей власти». В самом деле, Урош тяготился за­висимостью от Венгрии и воспользовался удобным случаем, чтобы ее сбросить. Таким случаем была война между отцом и сыном, венгерскими королями Белой и Стефаном (1267).

Михаил Палеолог хотел воспользоваться поворотом сербской политики и сватал свою дочь Анну за второго сы­на Уроша, Драгутина, и даже послал невесту в Сербию. Но в этот момент Уроша постигло несчастье. Он вторгся в Мач-ву, удел Белы, сына вышеупомянутого князя русского Рос­тислава, но здесь был разбит подоспевшими венграми и взят в плен (1268). Ему пришлось дать обязательство разде­лить власть с сыном Драгутином. И в договоре венгерского короля с чешским Урош с сыном упомянуты в числе вен­герских вассалов, «родных королевских» наряду со Свято­славом, «императором болгарским», т. е. князем Яковом Святославом Галицким, владевшим уделом в Западной Бол­гарии под эгидою венгров. В 1276 г. Урош был свергнут своим сыном и соправителем Драгутином с помощью вен­гров и умер монахом.

Попытка Палеолога втянуть Сербию в орбиту визан­тийской политики оказалась безуспешной.

Вместе с Константинополем Михаил принял на себя все претензии древних царей, задачи мировой политики Комнинов, и под тяжестью этого наследства дрожали его плечи. На Западе враги Палеолога стояли сомкнутыми ря­дами под знаменами Карла Анжуйского. Отпраздновав свадьбу дочери с Филиппом, наследником прав и титулов Балдуина (1273), укрепив свои связи с латинскими госуда­рями в Греции, а также с Иоанном Фессалийским, при под­держке Франции, Венеции, южных славянских государств, располагая силами и средствами Южной Италии и Сици­лии, Карл был в состоянии сокрушить Палеолога, и по­следнему приходилось рассчитывать на свою дипломатию более, чем когда-либо. Михаил обратил внимание на госу­дарей Испании, естественных соперников Франции в бас­сейне Средиземного моря. Кроме того, против Карла обра­зовалась лига в Северной Италии под главенством Аль­фонса Кастильского, с участием маркиза монферратского и города Павии, старого гибеллинского гнезда (1272). Че­рез Геную Палеолог имел связи с этой лигой, и отношения к Генуе он упрочил новым договором. Между враждебны­ми французам государями проектируются политические браки, хотели женить самого Палеолога на дочери Аль­фонса Кастильского.

Карл неоднократно старался отклонить папу Григория от церковной унии с греками, но его энергичные шаги при­вели лишь к обратному результату; папа мог тогда действо­вать свободно. Еще в 1271 г., возвращаясь из Палестины, но­воизбранный папа Григорий писал Палеологу и хотел при­гласить его на Собор католической Церкви, который предполагал созвать в Лионе в 1274 г. для решения различ­ных церковных дел. От Палеолога прибыл послом Иоанн Парастрон, грек, фанатичный приверженец унии, с пись­мом, в котором Палеолог подтверждал свое желание заклю­чить унию и воевать против неверных. Агенты Карла наста­ивали на войне с греками, неоднократно обманывавшими курию. Тем не менее в Константинополь посланы бьши четыре католических монаха, среди них будущий папа Нико­лай IV. Папа извещал, что он защитит Палеолога в случае принятия им унии, но не будет в состоянии бороться с тре­бованиями Карла, если Палеолог будет медлить. Требова­лось принять латинский символ и признать в присутствии нунциев папский примат; за это на Соборе папа добьется политического союза латинских держав с новообращен­ным греческим императором. Если же греческое духовенст­во унии не допустит, можно отложить унию до заключения политического мира, лишь бы патриарх с синодом дали письменное и принципиальное обещание. Одновременно папа разъяснил Карлу, что он не обязан уменьшать свои войска в Романии, хотя следует дать грекам перемирие на время переговоров об унии. И Карл тотчас же послал в Гре­цию сильное войско под начальством де Туей. Венеции же папа запретил возобновлять переговоры с Палеологом. Прежде Палеолог манил унией, а теперь папа угрожал гото­выми силами Карла. И Григорий X добился того, к чему во­тще стремились его предшественники.

Палеолог спешно укреплял столицу, готовясь к осаде. Башни и амбары бьши набиты хлебом; что не вмещалось, было сдано горожанам на хранение; в каждый дом пригна­ли по десятку свиней, и хозяева должны были резать и со­лить мясо. Заготовлены бьши масса оружия, метательные машины, наняты бьши оружейники, морские стены были «удвоены» и получили постоянный гарнизон. Укреплялись острова и города по Мраморному морю. Стоянка флота была перенесена из Влахерн в просторную Старую Гавань (на месте нын. таможни в Стамбуле); гавань Кондоскалию на Мраморном море огородили камнями, заперли желез­ными воротами, углубили, причем на дно лили ртуть. Гену­эзцам было разрешено укрепить Галату, и они были при­няты на царскую службу.

Труднее было заставить греческое духовенство при­нять унию по программе римской курии. Авторитет Миха­ила Палеолога был поколеблен в глазах ревнителей кано­нов еще со времен патриарха Арсения Авториана. По смер­ти патриарха Никифора Арсений был вновь призван на престол и принял его на условиях, в точности нам неизве­стных, и вторично короновал Палеолога, не упоминая име­ни Иоанна Ласкаря. Когда явился проект политического брака Палеолога с Анной, сестрою Манфреда и вдовою ца­ря Ватаци, императрица Феодора, не дававшая развода, на­шла поддержку в патриархе, и брак с Анной не был им до­пущен. Это возобновило вражду между царем и патриар­хом. Ослепление несчастного Иоанна Ласкаря вызвало отлучение царя патриархом от Церкви, и Палеолог должен был снести эту кару, «считая нужным выказывать царское величие». Не раз через духовных лиц он умолял патриарха снять отлучение, но Арсений отвечал: «Я пустил к себе за пазуху голубя, а он оказался змеею и смертельно укусил ме­ня». И лично царь ходил к патриарху. Однажды, выслушав отказ, Палеолог сказал: «Что же, ты велишь мне отказаться от царства?» — и хотел отдать свой меч; Арсений протянул свою руку, а Палеолог стал обвинять старика в покушении на его царскую жизнь. Напрасно царь обнимал колени пат­риарха, Арсений оттолкнул его и ушел в свою келью. Тогда царь начал жаловаться: «Патриарх велит мне оставить госу­дарственные дела, не собирать податей, не творить суда. Так врачует сей духовный врач! Пора мне искать милости у папы». Царь стал искать случая свергнуть Арсения, но жизнь патриарха была безупречной. Царь собрал в Салони­ках несколько архиереев и вызывал Арсения на суд, но тот не поехал. Угодливые архиереи доказывали, что разобще­ние «души государства» с Церковью является заразой, угро­жающей порядку. Палеолог вышел из душевного равнове­сия. Узнав, что патриарший хартофилакс Векк наложил за­прещение на дворцового священника за венчание без разрешения, Палеолог приказал градоначальнику севасто-кратору Торнику разрушить дома Векка и великого эконо­ма патриархии, вырубить их виноградники и прислать их самих в Салоники в оковах. Патриарх возмутился и взывал к народу, что Божьих людей хотят судить мирским судом. Севастократор уговорил хартофилакса и эконома поехать к царю с повинной, и в Салониках они оба изменили свое­му патриарху. Арсений не хотел видеть опасности. Для расправы с ним скоро нашли предлог. В столице проживал на положении не то друга, не то пленника сельджукский сул­тан Изз ад-дин Кейкавус II, перебежавший к Палеологу еще до взятия Константинополя. Не получая свободы, он вошел в сношения с ханом Ногаем и с Константином Болгарским. По уговору, Изз ад-дин должен был испросить разрешение приехать к Палеологу в Салоники вместе со своими людь­ми и, возвращаясь с царем в столицу, убить Палеолога. Как бы то ни было, в устье Марицы, среди болот, царя окружи­ли болгары с татарами, и он спасся ночью с великим тру­дом (1265), явился в столицу почти один. Патриарх же в св. Софии стал выговаривать Палеологу: «Не говорил ли я тебе, что не следует воевать с единоплеменным и единоверным деспотом эпирским? Вы ведь одно стадо Христово. Теперь благодари Бога за урок и за спасение». Палеолог смиренно отвечал, что он заключил с деспотом мирный договор. Смирение это было фальшивое. Палеолог решил покон­чить с Арсением во что бы то ни стало. Созвав архиереев, он изложил им все свои шаги к примирению с патриархом.