ЛАТИНСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЛАТИНСКИЕ ГОСУДАРСТВА РОМАНИИ. ГРЕКИ В XIII в. 8 страница
Чтобы держать покоренную Восточную Морею в крепких руках, Гильом замыслил перенести резиденцию из Андравиды, Клермона, в область Лакедемона. Поблизости этого средневекового греческого города, заменившего античную Спарту, он отыскал на предгорье дикого хребта, имеющего форму усеченного конуса и прозывавшегося Мизитрой (козий сыр), удобное место для царственного замка и выстроил знаменитую Мистру (по-французски слово звучит иначе и имеет смысл «государев город»). С любовью он обстраивал новую резиденцию в течение ряда лет. Но постройки первого франкского периода поглощены позднейшими византийскими времени деспотата Мистры, и до истории последнего отложим их описание.
К 1250 г. Гильом Вилльгардуэн был наверху своего могущества. Его двор славился по всему латинскому Востоку и был богаче иных королевских. При нем жило до тысячи конных воинов, и знатные молодые люди не только из княжества, но даже из чужих стран проходили науку рыцарского воспитания. Подолгу гостили знатнейшие бароны и монархи, тем охотнее, что Гильом выписал из Франции трех своих племянниц и выдал их за государей Греции.
Политическое ослабление Ахейского княжества началось с раздоров между самими франками, а также между ними и венецианцами. Могущество Гильома сплотило его противников. Поводом к враждебным действиям послужило вмешательство Гильома в дела Евбеи, опиравшегося на свое наследственное право сюзерена острова и на права по второму браку с одной из Dalle Carceri. В 1255 г. умерла Каритена Dalle Carceri, имевшая право на одну треть острова, и Гильом пожелал вступить в ее права.
Между тем еще при брате Гильома Венеция утвердилась на Евбее и смотрела на остров как на ценную свою колонию. Бывший при императоре Генрихе мятеж ломбардских баронов имел последствием утверждение венецианского господства на Евбее. Стесненный Генрихом владелец острова, веронец Равано Далле Карчери, ходатайствовал о принятии его в подданство Венеции. Это дало республике повод вмешаться в дела острова. В 1209 г. Равано признал республику своим сюзереном, обязавшись ежегодно платить 2100 иперпиров, также посылать златотканую одежду для дожа и такой же покров на престол храма св. Марка. Венецианцам были предоставлены право повсеместной торговли, церкви и гостиные дворы во всех городах острова. Грекам были гарантированы по ходатайству тех же венецианцев церкви и привилегии, которыми они пользовались при императоре Мануиле Комнине. Для управления венецианскими колониями был назначен баил, или наместник, в помощь ему приданы три советника и двое судей. Венецианское влияние господствовало на Евбее до самого турецкого завоевания. По смерти Равано баил является посредником между его вдовою и дочерью, двумя усыновленными племянниками и двумя сыновьями Гвоберто, другого государя на Евбее. Баил разделил каждую треть острова пополам и предоставил две половины трети соответственной паре наследников, с тем чтобы в случае смерти одного из сонаследников принадлежавшая ему шестая доля острова переходила к его сонаследнику. Столица оставалась общей для всех. Сам баил поселился во дворце Равано. Он получал от республики большое жалованье, сначала 450, а в конце XIII в. —1000 иперпиров (11 300 фр.). Венецианские меры и весы вошли в употребление на острове. Венецианская церковь в Халкиде получала 2 1/2 % с наследств умиравших на острове венецианцев. Евбея превратилась в цветущую итальянскую колонию, отнюдь не французскую. Таково было в общих чертах состояние Евбеи ко времени конфликта с Гильомом Вилльгардуэном. В Аттике и Виотии после отъезда на родину первого «мегаскира» Оттона де ла Рош правил его племянник Гюи или Гвидон I (1225 — 1263). Жил он в Фивах, центре шелковых мануфактур, разделяя власть над городом с фамилией баронов Сент-Омер. Генуэзцы вели в Фивах большую торговлю и держали своего консула. Бароны Сент-Омер славились своим богатством во всей Греции, и, конечно, де ла Рош не уступали им в богатстве. Опираясь на союз с Генуей, окруженный тремя испытанными в бою братьями и цветущим потомством, опираясь на фамилии Сент-Омер и маркиза Водоницы, который не считался с номинальной зависимостью от морейского князя, — Гвидон де ла Рош к середине XIII в. находился наверху могущества и счастья, как и Гильом Ахейский. Он был вассалом Гильома лишь по тем своим владениям, которые находились в Греции, и во всяком случае ленной присяги Гильому он не приносил.
Со своей стороны Гильом был одиноким и последним представителем своего славного рода. Зато он мог рассчитывать на ряд крупных вассалов, с частью которых состоял в свойстве. В Акове владели де Розьеры; в Каритене де Брюйеры; в Велигости де Валенкуры; в Гераке де Нивелеты; в Калаврите де Турнэ; в Пассаве де Шарпиньи. Вся эта кровная французская знать была богата и вела, по словам Морейской хроники, самую прекрасную жизнь, какую может иметь человек на всей земле. Таково было вкратце соотношение главных сил франков к середине XIII в.
Морейский, или ахейский, князь был сюзереном Евбеи, получив эти права от константинопольского императора. По смерти названной бездетной Каритены Далле Карчери Гильом предъявил свои права на оставленную ею треть, именно баронию Ореос, в качестве сюзерена. Он даже отчеканил у себя в Хлемуци монету с титулом «терциария Негропонта». Произошел конфликт с правами других терциариев, отпрысков того же итальянского рода, за которыми стояла и Венеция. Гильом жаловался правительству республики на евбейского баила, однако из этого ничего не вышло. При посредстве баила составилась целая лига баронов и государей Средней Греции против морейского князя. Оба евбейских терциария объявили себя вассалами Венеции, уступили республике таможни острова, большие земли и укрепленные пункты. Оба они обязались начать vivam guerram против Гильома в случае нарушения им мира и не заключать с ним перемирия без участия Венеции (1256, 1258). Брат афинского государя, будучи вассалом Вилльгардуэна, изменил ему за богатые земли на Евбее, данные ему венецианцами. Наконец присоединился к лиге и сам мегаскир Гюи, оскорбленный надменностью Гильома Вилльгардуэна; он опасался к тому же, что ахейский князь, смотря на себя как на наследника прав салоникских королей, поставит и его, Гюи, в действительные вассальные отношения.
Первый период войны окончился благополучно для Вилльгардуэна. Враждебные действия начались на Евбее и сосредоточились у столицы острова. После 13 месяцев осады венецианцы взяли Негропонт у Гильома, но далее успехов не имели, и Гильом утвердился в захваченной трети. Когда же противники переманили к себе храброго Жоффруа де Брюйера, барона Каритены и племянника князя Гильома, последний напряг все силы и у горы Кари-ды в Аттике разбил Гюи Афинского. Тот скрылся в Фивах и был осажден победителем. Бароны Морей явились посредниками, и мир был восстановлен на предварительных условиях, оставляя окончательный приговор королю французскому Людовику Святому. Гюи вместе с союзниками явился с повинною в лагерь Гильома и затем уехал к Людовику в сопровождении представителя противной стороны. Людовик и его легисты оправдали Гюи, так как он никогда не давал ленной присяги Гильому, и даже пожаловали афинскому мегаскиру титул duх Афин. В лагере под Фивами привели к Гильому и барона Каритены с веревкой на шее как нарушителя ленной присяги; все умоляли Гильома пощадить храбрейшего рыцаря и племянника, пока Гильом не смягчился; он оставил Жоффруа де Брюйеру его лен Каритену в качестве личного владения и без права передачи по наследству в род Брюйеров. Мир, отпразднованный турнирами в Никли, дорого обошелся Евбее и Средней Греции. Война велась с напряжением сил и без пощады стране. Венеция уполномочила нового баила примкнуть к миру, заключенному между франками, и послала чрезвычайных послов ко двору Гильома.
Пора было латинянам мириться и подумать о защите общих интересов. Константинополь был накануне сдачи грекам. Дож призывал всех латинян Греции послать хотя бы одну тысячу воинов для защиты столицы Балдуина. Все латинские государи и бароны Греции, а также островов призывались к такому священному делу.
Грозившая опасность не укрылась от Гильома. Для отражения Палеолога и для обуздания баронов Средней Греции у него не было лучшего союзника, как эпирский деспот Михаил II. Будучи бездетным, Гильом просил руки дочери деспота Анны, вступая через этот новый брак в свойство и с королем Сицилии, могущественным Манфредом из рода Гогенштауфенов, женатым на другой дочери эпирского деспота.
Вместо помощи Гильом был втянут в войну между греками, двумя Михаилами — Комнином Эпирским и императором Палеологом. Последний послал в Македонию армию, составленную из греков, турок, сербов, венгров, куман, и отряд немецких наемников. Манфред послал на помощь деспоту 400 немцев. Вилльгардуэн явился лично во главе знатнейшего французского рыцарства. В Пелагонии произошло решительное сражение, имевшее гибельные последствия для морейских франков (1259).
Подробности, передаваемые Морейской хроникой, характеризуют общество того времени живыми красками. Рядом с деспотом Михаилом II играл большую роль среди греков его незаконный сын Иоанн, женатый на красивой дочери вождя Великой Влахии, выводившего свой род от мирмидонян Гомера. Чары красавицы вскружили голову молодым рыцарям Вилльгардуэна, они носили ее цвета, бились на турнирах и слагали стихи в ее честь. Греки на это посмотрели косо, и сам Иоанн явился с жалобой к Вилльгардуэну, который с французской надменностью дал ему понять, что он «несчастный бастард, недостойный биться с людьми знатного рода». Иоанн затаил злобу. При приближении вражеской армии во главе с севастократором Иоанном и кесарем Константином, братьями императора Михаила Палеолога, Иоанн дал им знать, что франки будут в сражении покинуты союзными греками, и в то же время убедил своего отца не вступать в бой против громадных сил Палеолога. Деспот Михаил испугался, пригласил Вилльгардуэна и его братьев и условился ночью тайно уйти от врагов, покинув лагерь и людей простого звания.
Храбрый барон Каритены был возмущен. Придя в свой шатер, ударил жезлом по столбу своего шатра и стал громко жаловаться:
«Ты мне служил верою и правдою до сего дня, и если я тебя брошу, то я тебе изменю и утрачу твою службу. Хочу оправдать себя перед тобою и желаю, чтобы ты знал, что деспот, наш князь и мы, бароны Востока, поклялись и уговорились бежать нынче ночью, покинув наши ставки и людей. Я этого не могу сказать никому по данной мною клятве, но ты не человек, и я тебе подтверждаю, что это так, как я говорю».
Весь лагерь услышал слова барона Каритены и пришел в смятение. Князь призвал своего племянника, барона Каритены, и начал его бранить, но тот ответил весьма гордо: «Я не сделал большого преступления и готов биться со всяким, кто будет меня порицать, кроме вас, моего сюзерена, которому я обязан повиновением. А советовавших бежать и бросить людей считаю подлецами, и если они желают называться рыцарями, то пусть возьмут оружие, как настоящие воины, звание которых они недостойно носят».
Благородная речь барона Каритены заставила Вилльгардуэна одуматься, и через маршала отдан был приказ готовиться к битве. Ночью греки ушли, и франки остались одни, хотя не имели сами войны с Палеологом, но явились на помощь к эпирскому деспоту. Франков было один на пятнадцать врагов. Передовой полк был дан барону Каритены, и он бросился на врагов, — по Морейской хронике, на немцев герцога Ульриха, которого убил. Севастократор послал на помощь венгров и куман, которые стрелами перебили коней франков. Упал и барон Каритены. Севастократор подскакал к нему со словами: «Сдавайтесь, сеньор Каритены, брат мой!» — и поднял собственноручно знамя пленного барона. Сам князь Гильом попал в плен, его признали по выдающемуся зубу. Вся знать французской Морей попала в плен к сборной армии Палеолога или погибла, и Гильом со знатнейшими баронами был отвезен в Лампсак к Михаилу Палеологу. Они томились в плену три года, напрасно предлагая выкуп. Михаил отвечал, что столь знатная добыча не может быть уступлена за золото, и требовал отдать ему Морею.
Тем временем пал латинский Константинополь, и оправданный мегаскир афинский, ставший герцогом, вернулся в Грецию. В Морее правила княгиня Анна с баронами. Является отпущенный из плена Жоффруа Каритенский с поручением передать уполномоченным Палеолога крепость Монемвасию, Мистру и Майну. Так договорился князь Гильом с императором за освобождение свое и бывших с ним. Он поклялся не воевать с Палеологом и даже крестил царского сына. Впрочем, в качестве заложниц должны отправиться в Константинополь две знатные дамы.
На парламенте, созванном в Никли, афинский герцог, по Морейской хронике, и ахейские вассалы, по венецианцу Санудо, восстали против уступки Палеологу хотя пяди территории полуострова, предвидя гибель франкского дела (Согщиезга). Они находили, что князю лучше погибнуть в константинопольской тюрьме. Герцог де ла Рош даже предлагал лично заместить Гильома в Константинополе. Однако одержала верх партия мира, во главе которой стояла супруга пленного Гильома Анна Комнина, регентша Морей. Сторонники мира указали, что уступаются Палеологу личные завоевания Гильома.
Однако грекам был отдан кроме Монемвасии и выстроенных Гильомом Мистры и Великой Майны также и старый французский замок Герак. Брат императора севасто-кратор Константин Палеолог был назначен наместником греческой Мореи. Сверх того, оказалось, что Гильом принес Палеологу ленную присягу и был утвержден им в звании сенешала Романии. Ахейский князь стал не только кумом, но и вассалом греческого царя. Событие это, случившееся вслед за возвращением Константинополя греками, знаменует конец франкского натиска на Восток и франкской независимости в Романии. История Морейского княжества получает лишь местный интерес. Мистра, главный памятник франкского творчества в Морее, становится греческой. Культурная роль франков была сыграна. Но долго еще длилось вымирание и разорение франкской Греции. Сам Гильом дал еще грекам почувствовать свою силу. Вернувшись из плена, он добился от папы разрешения от данной им присяги Палеологу. С Венецией было заключено мирное соглашение относительно Евбеи, в общем подтвердившее status quo до нападения Гильома на остров, причем сюзеренные права ахейского князя были признаны и Венецией. Особенно дружественные отношения между Гильомом и Венецией установились при доже Тьеполо. Общие интересы защиты против Палеолога сплотили недавних врагов.
Уже весною 1263 г. началась в Морее война между франками и греками. Гильом привел в порядок свои крепости и занял Лакедемон, жители которого уведены были греками в соседнюю Мистру. Положение франков быстро изменилось, и в недавно принадлежавшей им Восточной Морее они оказались врагами. Восстали не только греки, но и горные славяне-мелинги. В Монемвасии высадился царский родственник Макрин с 5000 иконийских турок под начальством Салиха и Мелика. Греческими силами руководили наместник севастократор Константин Палеолог, храбрый Михаил Кантакузин, великий доместик Алексей Фил. Одновременно эскадра под начальством Алексея Фи-лантропина была послана в Архипелаг; экипаж был набран из монемвасиотов, цаконов и гасмулов (помесь франков с греками). Армии севастократора и Макрина было поручено покончить с франками в Морее. Гильом таких вражеских сил не ожидал, помощи из Средней Греции не получил и отошел к Коринфу, собирая все свои силы. Греки же наступали на самое ядро франкского княжества, в собственную Морею, древнюю Элиду, направляясь к столице Вилльгардуэнов Андравиде. Греки и турки разорили Скорту (Аркадию), сожгли богатое аббатство в Исове, перейдя через Хелм, заняли Велигости, Приницу и Калавриту. Старый храбрый рыцарь Карабас был оставлен защищать Морею. Он был вассалом Жоффруа, барона Каритены, и заместил своего сюзерена на почетном посту по распоряжению Гильома. Легкомысленный герой Жоффруа незадолго перед тем бежал в Апулию вместе с красавицей женою Карабаса. Жестокая подагра не помешала старику покрыть себя славою. Во главе 300 всадников, привязанный к седлу, он напал под Приницей на греков, смял их авангард и обратил всю армию в бегство; севастократор едва ускакал в Мистру. Настала зима, и греки отложили поход на Андравиду. Тем временем в течение 1263 г. папа Урбан IV уговаривал Палеолога прекратить войну. Весною армия севастократора, составленная из турок, греков и местных славянских и греческих горцев, наступала вновь на Андравиду. Кантакузин был убит в стычке, и севастократор вновь отступил и под впечатлением двух неудач уехал в Константинополь. Не получив жалованья, турецкий отряд покинул греков и перешел на службу к франкам; среди последних был один из константинопольских де Туей и, зная по-турецки, явился посредником. В последовавшем сражении при Фанеромене Ансельм де Туси играл главную роль и разбил авангард греков. Последними овладела паника, турки гнали их и убивали беспощадно. Три главных начальника — доместик Фил, Макрин и Алексей Кавалларий — спрятались в пещере и были взяты де Туей. Полтораста архонтов и множество греков простого звания были приведены к Гильому в Велигости. Храбрый Фил упрекал Гильома в нарушении клятвы и скоро скончался в одном из франкских замков; Макрин был выменен на брата Туей, баила при Балдуине. Население Скорты заявило покорность франкам, но по уходе Гильома и турок вновь восстало; Гильом опять наслал на них турок, и они жестоко разорили Скорту. Эта область принадлежала барону Каритены, которого не было на своем посту. Скоро он вернулся в Морею с повинной. Король Манфред, во владениях которого Жоффруа скитался со своей красавицей, предложил ему немедленно уехать, разъяснив позор его поведения. Жоффруа не представлял себе в таком свете свой поступок, привыкши скорее действовать, чем рассуждать. Неизвестно, что он сделал с дамой. Нужны были просьбы всего рыцарства, военные заслуги Жоффруа, любовь к племяннику, чтобы смягчить Гильома; но он отдал Каритену Жоффруа в качестве нового личного пожалования. Сжалившись над землями Жоффруа, он отозвал турок и отпустил их с подарками на родину. Часть их, впрочем, осталась в Морее и переженилась на француженках, среди которых оказалось слишком много вдов за это время; потомство турок дало здоровое, крепкое племя.
При неаполитанском дворе Гильом имел своего представителя и получал через его посредство деньги, оружие и хлеб, так как подвоз с Черного моря был прекращен греками. В последние годы жизни Гильом возобновил строительство; экономическое состояние княжества было хорошо, но политическая роль, независимость были утрачены. Лично Гильом занимал еще видное место среди государей Греции и Италии, являлся посредником в спорах. Но он пережил крушение своих планов, невозможность вернуть свое детище Мистру и подчинение хищному неаполитанскому королю. Как только Карл узнал о предсмертной болезни старого князя, он поспешил послать наместника и принять власть над Мореей (1278).
Сотрудники Гильома сошли в могилу ранее его. Его племянник Жоффруа де Брюйер, барон Каритены, скончался тремя годами ранее во время похода на горных славян, и вся страна оплакивала этого доблестного рыцаря и щедрого сеньора. Умер богатый барон Аковы, и его племянница оспаривала наследство у самого князя Вилльгар-дуэна. Из одиннадцати фамилий баннеретов (баронов, имевших свое знамя) большая часть вымерла, лены других были захвачены греками, как Калаврита и Герак. Сыновей у князя не было, остались две дочери (Изабелла и Маргарита), безвременно сошел в могилу зять Филипп. Вместе с последним представителем славного рода Вилльгардуэнов сошло в могилу, можно сказать, племя франкских завоевателей Морей.
В дальнейшей истории полуострова творческая роль переходит к греческому деспотату Морей. Франкские земли представляют безотрадную картину борьбы претендентов и разбойничьих банд, которая не имела никакого положительного значения и разорила страну, процветавшую при Вилльгардуэнах.
Не менее планомерно, но другими путями развивалась венецианская колонизация на Леванте, и ее результаты были не столь блестящи, но более прочны.
В Греции французские рыцари, за которыми стоял французский двор и временами римская курия, носились с мыслью создать Новую Францию и устраивали себе веселую жизнь французских феодалов. Избыток сил, несравненная воинская доблесть рыцарей и осторожная, благожелательная к подвластному населению политика Вилльгардуэнов осуществили то, что не удалось ни самому императору Генриху, ни Бонифацию Монферрату. Создалось на греческой почве устойчивое феодальное франко-греческое государство, способное к культурной работе, строительству и экономическому процветанию. Блестящий двор Вилльгардуэнов мог бы, вероятно, не будь катастрофы в Пелагонии, сделаться политическим центром латинской Греции, могло образоваться французское королевство на чужой земле и на чужих костях, не менее жизнеспособное, чем Австрийская и Бранденбургская марки.
Венеция имела в виду прежде всего обеспечить торговые пути в Египет, Сирию и Македонию[15]. Соответственно тому она заняла Корфу, морейские гавани Корон и Модон, Крит и Евбею. Венецианская оккупация не заходила вглубь на материк, и единственный опыт в этом направлении (Адрианопольская область при Генрихе) оказался неудачным. О создании новых государств республика не помышляла, наоборот, крепко держала в своих руках свои новые владения и не позволила константинопольскому подеста стать политическим центром для новых венецианских колоний на Леванте. Управление ими велось через назначаемых непосредственно республикою и на короткий срок губернаторов и высших чиновников, и на Крите губернатор не мог даже взять с собой свою семью.
Тогда как на поддержание латинских государств Леванта — выключая Грецию ХШ в. — Запад нес громадные жертвы людьми и деньгами, купеческая Венеция извлекала из своих колоний неисчислимые выгоды и богатела с каждым годом. Щедро вознаграждая своих сограждан, посылаемых управлять колониями, и давая им нажиться, республика не входила в непроизводительные траты и там, где выгоды были не столь велики и верны, предоставляла действовать частной инициативе, позволяла своим богатым нобилям (nobili) основывать маленькие монархии и даже мирилась с их самостоятельной политикой.
Основой для венецианской колонизации был рыцарский (на первых порах также и сержантский) лен, существовавший крепостным трудом и повинностями греческого населения. Другого способа привлечь колонистов не существовало, тем более что нужна была местная вооруженная сила; гарнизоны постоянных войск в крепостях были возможно малы, ибо стоили дорого. Но так как над поселенными рыцарями не было никаких сюзеренов и ими управляли назначенные республикой власти, то венецианская колонизация воспроизводила не феодальную, но римскую организацию оккупированных земель и имела известное сходство с русской поместной системой. Крепостные греки заменяли рабов.
Так как Венеция заключила с Палеологом мир (1265), по которому уступила Евбею, то Гильому приходилось одному обороняться от греков. Палеолог предложил женить своего наследника Андроника на наследнице Гильома Изабелле, с тем чтобы по смерти обоих отцов Морея вошла в состав Византийской империи. Бароны воспротивились этому проекту, и, к несчастью для страны, не состоялось мирное слияние франкского и греческого элементов — цель всех трех Вилльгардуэнов.
Политика Морейского княжества приняла другое направление. В 1267 г. по договору в Витербо Гильом признал своим сюзереном Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика Святого. Новый государь Южной Италии, погубивший последних Гогенштауфенов — Манфреда (1266) и Конрадина (1268), — был ближе французам Морей, нежели Палеолог. Апулия снабжала Морею хлебом, в Неаполь переселяются французские рыцари, которым пришлось оставить Константинополь и вообще Романию. Туда переселились де Туей, д'Онуа, де Турнэ, бароны захваченной греками Калавриты. В Неаполе зародился грандиозный план изгнать Палеолога из Константинополя под знаменами Карла Анжуйского и вновь осуществить идею «Новой Франции» на Леванте. Друг Гильома дож Тьеполо примкнул к этому плану. В 1268 г. Гильом Вилльгардуэн. во главе 400 лучших рыцарей Морей явился на помощь к Карлу Анжуйскому и со славою участвовал в битве при Талья-коццо (23 августа 1268 г.) против несчастного юноши Конрадина. В 1269 — 1270 гг. подготовлялась неаполитанская эскадра для отправления в греческие воды. В то же время был обсужден и оформлен брачный договор между Анжуйским домом и Вилльгардуэном, именно между наследницей Морей Изабеллой и вторым сыном Карла Филиппом Анжуйским. При этом бароны Морей и княгиня Анна должны были подписать обязательство, по которому Морея переходила беспрепятственно к Филиппу, в род Карла Анжуйского, по смерти Гильома. Брак был отпразднован с торжеством, для новобрачных были еще куплены у бывшего императора Балдуина права на Салоникское королевство; но Филипп скоро умер.
Между тем с 1270 г. Михаил Палеолог энергично принялся за устройство Восточной Морей, разоренной в последнюю войну. Прибыло из Азии значительное войско, состоявшее опять преимущественно из турок и половцев. Гильом подготовлял оборону в замке Хлемуци (Клермоне) и Андравиде. К нему на помощь прибыл (1272) первый анжуйский генерал-капитан, собственно начальник посланного с ним отряда в 700 рыцарей, сержантов и стрелков. Барон Каритены и барон Аковы явились со 150 рыцарями. Было предположено наступление на Мистру, но до решительных действий не дошло, вероятно вследствие созыва Лионского Собора для заключения унии с греками; обеспечив гарнизоном свои крепости, Вилльгардуэн уехал на Евбею устраивать дела между терциариями и венецианцами. Вскоре Гильом сам был назначен капитаном анжуйского отряда, и тем более была подчеркнута зависимость Морей от Карла Анжуйского.
Тогда как на Корфу и на Евбее политическая власть Венеции продержалась недолго (а на последнем острове не была основана на планомерной колонизации всей территории, наоборот, лишь пристроилась к уже существовавшей феодальной и подчинила последнюю своим целям), на Крите она пережила греческую империю. Последняя венецианская крепость была завоевана турками лишь в [1669] г. На Крите лучше, чем где-либо, можно изучать поэтому венецианскую систему управления греческими землями, и на этом острове созрели ее плоды. Хотя и старинные (XIV — XV, XVIII ст.), венецианские историки давали много материала, извлеченного из официальных источников, лишь за последние годы стал доступен архив венецианского дуки (воеводы) на Крите, а также систематически сфотографированы и изданы обильные памятники венецианского строительства на острове.
Ко времени утверждения венецианцев едва четыре населенных города оставалось на острове вместо 90 гомеровских городов, именно Кандия (Хандак), Хания или Канея, Ретимно и Гиерапитна. Население их было смешанное: греческое, латинское, сарацинское. На острове были указаны и следы славян. Большинство земель принадлежало Церкви и многочисленным греческим архонтам, служилому военному сословию. При венецианцах население острова достигло 270 000 человек, а к началу XIII в. было значительно менее. В горах южной части оно было дико и с трудом могло быть покорено.
Венецианская оккупация была подготовлена дожем Дандоло, купившим права на остров у Бонифация Монферратского за 1000 марок серебра и за помощь при завоевании Салоник. Планомерное покорение начато было при энергичном доже Зиани (1207). Кроме греческих архонтов, приходилось считаться с соперничеством Генуи. Началась 10-летняя война, но уже в 1210 г. генуэзцам пришлось очистить остров, на котором венецианцы стали распоряжаться свободно. Было отмежевано 132 лена для рыцарей и 48 для сержантов. Лены были отданы венецианским рыцарям и горожанам в наследственное владение без права передачи в руки невенецианцев (1211). Земли были отведены бесплатно, тогда как на Корфу обладатели ленов вносили в казну республики ежегодно 500 золотых оброка. Через год число рыцарских ленов было доведено до 200, впоследствии до 260, причем сержантские лены исчезли. Правительство республики оставило за собою лишь Кан-дию и крепость Темено, а также права на рудные богатства. Однако значительная часть земель продолжала оставаться в руках греческих архонтов. Покорение горных округов требовало времени. Греческое духовенство, именно высшее, было заменено венецианским, низшее приняло унию. Церкви и епархии остались прежние шесть (архиепископия Кандия, епархии Милопотамо, Иерапетра, Ретимно, Сития, Хирона). Земли и доходы церквей были обращены в казну, и духовенство было обложено сбором на военные нужды. Остров был разделен на шесть округов по числу кварталов Венеции, и внутри каждой шестой доли были поселены по возможности люди из одного и того же квартала. Во главе каждого округа был поставлен капитан, во главе всего острова — дука (воевода).
Колонизация была осуществлена в грандиозных по тому времени размерах и должна была утвердить господство Венеции на самых прочных основаниях. Оно и оказалось прочным. Многие из переселившихся семейств существуют доселе на Леванте, став греками католического и даже православного исповедания. Ряд греческих купцов в Кон стантинополе носит чисто венецианские фамилии.
Но на первых порах поселение венецианцев, забравших лучшие земли и выстроивших немедленно крепости и замки, вызвало открытое восстание греческих архонтов под предводительством семьи Агиостефанитов. Пока подоспела бы помощь из метрополии, все венецианское дело могло быть проиграно. Дуке Тьеполо пришлось обратиться к ближайшему представителю константинопольской колонии, завоевателю Кикладских островов Марко Санудо.
Завоевание Киклад не было делом правительства республики. Оно лишь не мешало нобилям из константинопольской колонии утверждаться там, где оно само не имело притязаний. Вооруженных сил, дорогостоящих солдат у республики было ограниченное число. Не столько метрополия, сколько константинопольская колония выделяла из своей среды знатных и предприимчивых искателей земель на собственный страх. Были ранее подобные попытки, притом удачные, на берегах Дарданелльского пролива в Галлиполи, в Лампсаке, где захватчики даже раздавали рыцарские лены от себя. Но крупнейшее предприятие было выполнено племянником и спутником старого дожа Дандоло Марком Санудо. Этот богатый аристократ рано выделился умом и предприимчивостью и занимал в константинопольской колонии почетное место судьи. Он подобрал себе компанию венецианских рыцарей, связал их с собою ленным договором насчет будущих завоеваний, снарядил на свои средства целых 8 галер и пустился в Архипелаг, где господствовали греческие и генуэзские корсары. В короткое время он завоевал 18 островов; лишь на Наксосе генуэзская крепость оказала сильное сопротивление, и Санудо даже сжег свои корабли, чтобы его спутники не вздумали бежать. Взяв Наксос, жемчужину Киклад, древний остров Диониса, Санудо сделал его своей резиденцией, а прочие острова роздал в лен главным своим товарищам. Андрос достался Дандоло, Астипалея — Квирини, Бароцци получил Санторин, Ферасию, Фосколо — Анафу, два брата Гизи — Тинос, Миконос, Скирос и еще два острова; один из Гизи, Иеремия, освободился от вассального подчинения Санудо и умножил свои владения, получив Аморгос от никейского царя. Оба брата Гизи с двумя Джустиниани захватили Кеос и Серифос. Лишь остров Патмос остался в независимом владении греческой братии обители апостола Иоанна Богослова отчасти из уважения к святыне, отчасти потому, что голая скала не давала дохода. На Лимносе утвердился Навигайозо. Он от Санудо не зависел и, принеся присягу императору Генриху, получил от него титул великого дуки флота Романии. Сам Марк Санудо принес присягу не правительству республики, но императору Генриху и получил звание воеводы (дуки) Додеканиса (Двенадцать Островов) на правах самого свободного из баронов Романии, хотя Санудо в то же время остался гражданином Венецианской республики. Он выстроил себе на Наксосе, над греческим городом, укрепленный кремль с дворцом и латинским собором, развалины которого видны до сих пор. Санудо уживался с греками и чувствовал себя настолько самостоятельным от Генриха, что даже породнился с никейским царем. Попав к нему в плен, он вернулся его зятем; нужно думать, что не способности и красота Санудо подействовали на царя, но серьезные политические интересы, благожелательность власти Санудо для греческого Архипелага и для безопасности торговых сношений.
Дата добавления: 2016-07-09; просмотров: 453;