Нравственность перед искушением иномирностью

ни увести людей в область чистого бесплотного духа, но, напротив, работает над их земным бессмертием, над та­кой трансформацией их тела и души, при которой сохра­няется индивидуальность, способная подняться до ин­тегрального видения.

Наконец, у христианского автора С. Л. Франка речь идет об отношении человека к Богу как отношения «я» к «ты». Божественное «ты» — исток и опора моей эмпири­ческой жизни, но оно не нивелирует и не поглощает ее. Дает ей быть самою собой, «...Эта моя всецелая подчи­ненность Богу, — пишет С. Л. Франк, — определен­ность им, бытие в нем и из него ни в малейшей мере не умаляет, а, напротив, обосновывает саму автономность моего бытия, как и саму мою свободу, изначальность твор­чества моей жизни».

Таким образом, установка на единство бытия, на мир как на тотальность снимает жесткость противоречия между миром здешним и миром иным. Здешний мир — «милый и кровавый» (Н. Заболоцкий) — имеет полное право быть признанным и желанным: светиться своими красками, улыбаться своей улыбкой. Постараемся же любить его во всем его эмпирическом несовершенстве и никогда не проклинать. Он нуждается в нашем благоволении и на­шей заботе. А трансцендентный Дух не ревнив и, навер­ное, порадуется за нас: ведь если наша душа все-таки бес­смертна, мы придем к небесным вратам Всевышнего уже наученными подвижничеству любви.

Трансформация сознания в контексте человеческой морали

Как может быть изменен человек?

Хочу подчеркнуть, что речь пойдет не о марксизме. В 90-е гг. почему-то стало совсем привычным считать, что душу человека собирался трансформировать марксизм (идея создания нового человека). Скорее, марксизм был

Лекция 8

одним из направлений, пытавшихся сделать человека иным, так поэкспериментировать с ним, чтобы его ис­конные природные свойства уступили место другим, со­знательно заданным. Конструировали коллективиста, изживая тягу к автономии. Гнали в дверь религию, а она упрямо проникала в окно. Воспитывали «боевую едини­цу» партии, пренебрегая рефлексией. Человека желали пересоздать, сделать заново, для этого его рубили и стро­гали, как рубят и строгают полено.

Марксизм в России переделывал людскую натуру в большой социальной мастерской, где визжали и пели политические пилы и рубанки, и все же этот вещный, предметный инструментарий никогда не достигал самых сокровенных уголков души. Тоталитаристские интерпре­таторы К. Маркса не претендовали на большее, нежели создание непритязательной нестроптивой армии сред­них работников; провозглашенный в XIX в. идеал все­сторонне развитого человека обернулся на практике про­изводством человека массы. Только и всего. Только и всего! А душа, порядком покоробленная снаружи, оста­лась в своей сердцевине нетронутой. Обычной челове­ческой душой, немножко перепуганной и немножко ле­нивой, но вполне человеческой, т. е. способной лю­бить, желать, искренне привязываться и тосковать, увле­каться земными задачами, трудиться и каяться. Вместе с тем, в XX в. существовали и развивались религиозные и безрелигиозные учения, которые далеко обогнали мар­ксизм по своей устремленности к изменению челове­ческой натуры. Они не делали революции и не приме­няли силы, но сама их нацеленность была и остается гораздо более фундаментальной, чем волюнтаристские попытки вытачивания человеческих «винтиков». Эти учения представлены самыми разными именами, среди них немало тех, которые я глубоко уважаю и чту. Это Э. Фромм и Д. Судзуки, Н. Бердяев и Свами Вивека-нанда, Р. Штайнер и Шри Ауробиндо. Психоаналити-