РОССИЯ В КОНТЕКСТЕ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ П.СОРОКИНА

В осмысление фундаментальных вопросов культуры и цивилизации ог­ромный вклад внес наш соотечественник, выдающийся социолог XX столе­тия П. Сорокин". Он создал циклическую теорию флуктуации трех социо­культурных типов (идеационального, сенситивного, идеалистического). Идеациональный как важнейший тип мировой культуры базируется на принципе сверхчувственности и сверхразумности бога как единственной реальности и ценности. К нему Сорокин относит средневековую европей­скую культуру. Здесь господствующие нравы и обычаи, образ жизни и мыш­ления, ориентирующиеся на единство с богом как высшую цель. Данный тип культуры безразличен по отношению к чувственному миру, его богатству, радостям и ценностям. Сюда включены брахманская, буддийская и лаоист-ская и греческая культура с VIIIпо кон. VI в. до н.э. Сенситивный (чувствен­ный тип) ориентирован только на то, что мы видим, слышим, осязаем, ощу­щаем и воспринимаем через наши органы чувств. Лишь даваемое через чув­ства обладает в такой культуре статусом реального. Вне чувственной реальности нет ничего. Эта культура стремится освободиться от религии, морали и других ценностей идеациональной культуры. Ее ценности скон­центрированы вокруг повседневной жизни в земном мире. Ее герои — фер­меры, рабочие, домохозяйки и даже преступники и сумасшедшие. Форми­рование сенситивной культуры начинается в XVI в. и достигает своего апо­гея к середине XX в. Идеалистический тип занимает промежуточное положение и представляет смесь элементов идеациональной и сенситивной культур в равных пропорциях. Доминирующие в нем ценности ориентиру­ются как на небо, так и на землю. Исходная посылка — убеждение в том, что объективная реальность частично сверхчувственна и частично чувственна. Она охватывает сверхчувственный и сверхрациональные аспекты плюс ра­циональный, и, наконец, сенсорный аспект, образуя собой единство этого бесконечного многообразия.

¹¹ Sorokin P. Social and cultural dynamics. Vol. 1-4. N.Y., 1937-1941; Sorokin P. Sociocultural causality, space, time. N.Y., 1943.

C

СОРОКИН Питирим Александрович (1889—1968) — один из осново­положников русской и американской социологии, крупнейший со­циолог XX столетия, автор фундаментальных трудов. Родина его — Коми край, где он провел первые 15 лет своей жизни (1889—1904). Мать, которой он рано лишился, была зырянкой крестьянского про­исхождения, отец — церковный реставратор; назван в честь епис­копа Питирима, признанного местным святым. Окончив школу, учительскую семинарию и сдав экстерном гимназический курс, по­лучает возможность учиться в университете. В 1916 г. он оканчивает Петербургский университет, получив звание магистра уголовного права. С 1906 г. принимает активное участие в политической жизни России, а к 1916 г. становится одним из идеологических лидеров партии эсеров.

Его становление как социолога прошло в Санкт-Петербурге, где он был секретарем социолога М.М. Ковалевского; ученик правоведа Л.И. Петражицкого; одновременно читал лекции по социологии в Психоневрологическом институте и Институте Лесгафта, вел публи­цистическую деятельность, сотрудничал главным образом в научных журналах. В 1910—1914гг.опубликовал около50работ. Будучи студен­том третьего курса, опубликовал свою первую книгу «Преступление и кара, подвиг и награда» (1913). В 1914 г. по окончании универси­тета оставлен при кафедре уголовного права и судопроизводства для подготовки к профессорскому званию; с 1916 г. приват-доцент. После Февральской революции Сорокин редактировал газету «Воля народа» (орган правых эсеров), был личным секретарем А.Ф. Керен­ского, депутатом Учредительного собрания. После победы больше­виков его заключают в Петропавловскую крепость. В 1918 г. дваж­ды арестовывался большевиками и находился на грани расстрела. В апреле 1922 г. защитил диссертацию, в качестве которой предста­вил два тома «Системы социологии», опубликованной в 1920 г. В1919— 1922 гг. был руководителем межфакультетской кафедры, затем — отде­ления социологии Петроградского университета. Преподавал в Петроградском университете, в 1920 г. был избран профессором кафедры социологии.

В 1922 г. Сорокин выслан из России. Некоторое время преподавал в Русском университете в Праге. Опубликовал труд «Современное со­стояние России» (1923). С 1924-го — профессор университета Мин­несоты (США). В последующие годы опубликовал ряд трудов, ко­торые принесли ему мировое признание («Социальная мобильность», «Современная социологическая теория», и др.). В 1930 г. принял аме­риканское гражданство. В 1931 г. основал социологический факуль­тет в Гарвардском университете, возглавлял его до 1942-го. В 1949 г. П. Сорокин создал Гарвардский исследовательский центр по сози­дательному альтруизму, который действовал до 1959 г. В 1964 г. Со­рокин был избран президентом Американской социологической ас­социации.

Им опубликовано более 30 книг. Среди учеников Сорокина — крупней­шие американские социологи: Р. Мертон, Р. Миллз, Т. Парсонс и др.

В судьбе России последние 10-15 лет обозначились как переломные. Преж­де всего, это время радикальной ломки устойчивых связей во всех сферах об­щественной жизни бывшего «государства развитого социализма». Далее это попытка либерал-демократов построить на обломках старого общества некие

новые социальные отношения, якобы воссоединяющие Россию с цивилизо, ванным миром. Помимо огромных изменений в политической и экономичес кой жизни, сегодняшняя Россия претерпевает поистине глобальный культур, ный или даже цивилизационный перелом. Какова же социокультурная сущ, ность осуществляемых реформ в современной России? Что означает д_Ля России на цивилизационном уровне этот судьбоносный переход от «государ, ства развитого социализма» к «западной демократии»?

Сегодня, когда Россия находится во всеобъемлющем кризисе, когда на­селение отчуждено от власти, парализовано производство, прогрессиру_ет социальное неравенство, попраны исконно русские идеалы справедливос­ти, бескорыстия и добра, очень важно проанализировать, каков социокуль­турный базис реформ, приведших к таким катастрофическим последстви­ям. С нашей точки зрения, именно он является основой глубочайших нега­тивных процессов в политике, экономике, душевном и духовном здоровье россиян. Поэтому нам представляется весьма актуальным и верным рассмот­рение системного кризиса в России через призму социокультурной парадиг­мы, которая лежит в основании всех посткоммунистических реформ.

Для рассмотрения данного вопроса под таким углом зрения необходима некоторая макротеория, в которой концепции социокультурного процесса и кризиса присутствовали бы в качестве основополагающих. Макротеории, содержащие социокультурный подход, появились в 80-х гг. XIX столетия. Так, К. Маркс высказал идею «азиатского способа производства» как некой формы существования экономики на протяжении тысячелетий. Ф. Теннис делает основанием своей теории дихотомию возможных форм социальной организации: «общины» и «общества». Э. Дюркгейм в теории разделения общественного труда выделяет два противоположных по своему социокуль­турному смыслу типа солидарности — «механическую» и «органическую». Однако при разработке социокультурного подхода к социуму вышеназван­ные социологи не рассматривали роли социетальных кризисов в социокуль­турной динамике человеческого общества.

Поэтому, пожалуй, в наибольшей степени нашим целям соответствует макротеория социокультурной динамики российско-американского социо­лога П.А. Сорокина. Как мы уже отмечали, он трактует человеческую исто­рию как процесс динамического чередования трех типов социокультурных (цивилизационных) суперсистем: идеационального, идеалистического и чув­ственного. Процесс ломки одного типа системы и установления другого есть цивилизационный кризис. По Сорокину, суть цивилизационного кризиса — в кризисе базовых ценностей общества, показатель их исчерпанности.

Идеациональный и чувственный типы являются базовыми, идеалисти­ческий тип представляет собой своеобразный симбиоз двух предыдущих.

Идеациональные культурные суперсистемы обладают следующими отли­чительными чертами: в основе духовного существования этих суперсистем лежит идея некоего Абсолюта, представленного в идее Бога (богов, коммуниз­ма и т.д.). Нравственная цель таких обществ заключается в стремлении всех его членов к достижению (постижению) высшего Абсолюта. Этика идеацио-нальных систем мало подвержена изменениям, так как считается исходящей от Абсолютного авторитета. Духовные ценности в этих суперсистемах возвы­шаются, материальным же отводится второстепенное значение. В истории человеческой цивилизации преобладал этот тип социокультурных систем.

В чувственных культурных суперсистемах важнейшее место отводится материальной стороне жизни. Можно даже сказать, что в обществах, в ко­торых господствует чувственный тип культуры, материальный комфорт и чувственные удовольствия являются своеобразным Абсолютом, достижению которого подчинена жизнь каждого члена общества. Этика в чувственных суперсистемах носит светский характер, т.е. считается созданием человечес­кого разума, а потому релятивна, беспрерывно видоизменяется под воздей­ствием изменений в материальной действительности. Духовная жизнь в та­ких обществах неинтенсивна, так как не способствует достижению чувствен­ного счастья.

Особое место в классификации куль­турных суперсистем Сорокина принад­лежит идеалистическим (интегральным) суперсистемам. Это — воплощение наи­более гармоничной для развития челове­ка социетальной модели. В идеалисти­ческих обществах этические нормы яв­ляются синтезом этики идеациональной и чувственной. Как и в идеациональной этике, в идеалистической этике присут­ствует Бог или надчувственный Абсо­лют. Тем не менее в противовес идеа­циональной этике,в идеалистической культуре положительно оцениваются те чувственные ценности, которые наи­более благородны и не противоречат Абсолюту. Выразителями этой этики были Сократ, Платон, Аристотель. Исторически для идеалистических обществ харак­терно гармоничное сочетание сильного ценностно-нормативного стержня с экономическим процветанием. Примерами таких идеалистических обществ являются Греция V—III вв. до н.э., Европа XIII—XV вв.

Три типа социокультурных систем сменяют друг друга в истории. За иде­ациональной системой следует идеалистическая. Такой переход не сопро­вождается цивилизационным кризисом, так как последняя является лишь смягченной формой первой. При дальнейшем движении общества к чув­ственной системе становится неизбежным цивилизационный кризис как процесс смены основополагающих социокультурных ориентиров. То же самое происходит при переходе социума от чувственного к идеационально-му социокультурному типу.

На основе анализа цивилизационных кризисов в Древней Греции, Древ­нем Риме, Древнем Китае и Индии в качестве главных признаков и одно­временно последствий кризиса той или иной культурной суперсистемы Сорокин выделяет следующие: резкое увеличение внутри- и внешнеполи­тических конфликтов (войны и революции), резкое обнищание значитель­ной части общества и увеличение психических отклонений и самоубийств. На духовном уровне цивилизационный кризис означает процесс смены гло­бальных социокультурных ориентиров общества.

К какому же типу социокультурных систем можно отнести «государство развитого социализма» — СССР как некую отправную точку нынешнего переходного периода, и какова цивилизационная сущность современного российского кризиса?

В политическом и экономико-социальном аспектах СССР представлял собой типично идеациональное общество, функционировавшее по принци­пам государственно-бюрократического социализма. В экономике приори­тет отдавался группе «А» и военной промышленности, группа «Б» — произ­водство товаров народного потребления — оказалась вне главных интересов государства. В советском обществе вопросы комфорта, материального удов­летворения были публично провозглашены второстепенными. Приоритетом советского государства было сохранение и поддержание социалистической системы в противовес западному капиталистическому сообществу. Совет­ский человек жил и гордился принадлежностью к непотребительской, «идейно высокой» суперсистеме. Общество «работало» на воплощение «со­циалистических идеалов», таких как социальная справедливость, нацио­нальное равенство, полная трудовая занятость, моральная чистота, искон­но созвучных русскому человеку.

Важно, что интеллектуальная элита советского общества разделяла и укрепляла эти идеалы, давая тем самым мощный идеологический и нрав­ственный потенциал всей культурной суперсистеме. Несомненно, ценност­ный компонент советской культурной суперсистемы носил идеалистичес­кий характер. Это было гармоничное сочетание идеациональных элементов (моральная чистота, преданность социалистической Родине) с некоторыми элементами чувственными (ускорение НТП, построение общества развитого социализма, «от каждого по способностям, каждому — по потребностям»).

В советском социуме идеалистическая социокультурная ориентация в значи­тельной степени исходила от научной гуманитарной элиты. Начиная с 1960-х гг., она начинает вплотную заниматься теоретической разработкой системы идеалистической социокультурной ориентации. В советской философии I960— 1980-х гг. активно разрабатывается объективный идеализм Гегеля. Как пишет П.А.Сорокин в работе «Основные черты русской нации в XX столетии», «кро­ме всего прочего, официальная советская философия диалектического мате­риализма Маркса—Ленина в некоторых отношениях является не менее мате­риалистической и более идеалистической, чем такие течения западной фило­софии, как атеистический экзистенциализм, фрейдизм, прагматизм, агностицизм, позитивизм и некоторые другие».

Таким образом, советское государство времен застоя представляло собой социокультурную суперсистему смешанного типа, в которой идеологиче­ский (ценностный) компонент был идеалистическим, а экономико-соци­альный — идеациональным. Можно констатировать, что в социокультурном процессе идейно-ценностная сфера советского общества ушла несколько вперед по сравнению со сферами экономической, политической и собствен­но социальной. Отставание последних выражалось в невысоких показате­лях научно-технического, экономического и социального развития, неэф­фективности управления непомерно разросшегося государственного аппа­рата. Проблема недостаточного развития промышленности группы «Б», т.е. группы товаров народного потребления, породила некоторое недовольство населения. Вплоть до начала перестройки СССР жил «бытом военного вре­мени» — экономикой, не подчиненной целям обороны, было около 20% народного хозяйства СССР.

К середине 1980-х гг. встала острая необходимость поворота всего про­изводства лицом к потребителю, сохраняя при этом идеалы, абсолюты со-

циализма. Формула «за социализм с человеческим лицом» стала афористич­ным выражением сущности идеалистической суперсистемы, достижение которой было для России делом вполне реальным. В первых лозунгах пере­стройки «За ускорение НТП», «Больше социализма» с очевидностью про­сматривается ориентация на переход социально-экономических отношений от идеационального к гармоничному идеалистическому типу.

Перестройка, возникшая как способ преодоления кризисных тенденций в советском обществе, выдвинула на первый план реформы, предполага­ющие внесение в существующую идеологию таких чувственных и идеалис­тических ценностей западного общества, как демократические свободы, вы­сокий материальный стандарт жизни, переориентирование экономики на реального потребителя, приобщение к гуманистическим общечеловеческим ценностям. Однако это не означало заб­вения главной ценности прежней псев-доидеациональной суперсистемы — коммунистического идеала. Иначе го­воря, предполагалось не менять циви-лизационной сущности суперсистемы, направив реформаторскую деятель­ность на экономику и политическую систему.

Однако этот путь остался неосуще­ствленным, а провозглашенный в одночасье курс на тотальную вестерниза-цию фактически означал попытку насильственного и противоестественно­го социокультурного прыжка. Это был переход не просто от командно-ад­министративной системы к свободному рынку, но прежде всего переход к новой системе ценностей, новой этике. В качестве конечных целей реформ первой половины 1990-х гг. указывались эффективная рыночная экономи­ка, формирование гражданского общества, формирование среднего класса и полномасштабная реставрация класса предпринимателей-капиталистов как социальной и политической базы доминирующей суперсистемы.

На базовом ценностном уровне общества, как, впрочем, на политическом и экономическом, мгновенно произвести кардинальные изменения невоз­можно. Современная Россия оказалась отлучена от ценностей коммунисти­ческой идеологии и в значительной степени от православной культуры, се­мидесятипятилетнее забвение которой не могло пройти для русского наро­да бесследно. Ценностный вакуум, отсутствие не подлежащей сомнению системы ценностей — такова основа и исходная предпосылка кризиса во всех сферах жизнедеятельности российского общества. Сегодня в России наблю­дается процесс глубочайшей духовной и нравственной деградации, что, по Сорокину, является первопричиной и главным признаком цивилизацион-ного кризиса.

В силу появившейся экономико-политической зависимости России от стран Запада в обществе началось активное насаждение системы истины и этической системы западной чувственной суперсистемы. Тот факт, что при­виваемые чувственные ценности и чувственная этика не родились в недрах российского общества, т.е. не были ему органично присущи, но оказались

привнесены извне, придает особую остроту и драматизм духовному кризи­су российского социума.

Насаждение извне системы чувственных социокультурных ценностей, по сути, только углубило ценностный кризис в России. Западная система цен­ностей чужда российскому обществу, о чем свидетельствует их однобокое и примитивное восприятие в России и отрицательное влияние усвоенных ус­тановок на экономическую, политическую, культурную и психологическую сферы жизни людей.

Поверхностное восприятие далеко не лучших западных ценностей усугубило цивилизационный кризис России в 90-х гг. XX в.

Парадокс проводимых в России реформ заключается в том, что однобо­кое принятие западных установок лишь отдалило Россию от главных целей реформирования: построения правового демократического государства, экономического процветания на уровне всей нации, приобщения к обще­мировому культурному опыту.

Таким образом, в современной России присутствует главный признак цивилизационного кризиса — ценностный вакуум.

Противоестественный ход социокультурного процесса поверг страну в такой кризис, который даже несопоставим по своим масштабам и глубине с «естественными» цивилизационными кризисами, о которых писал Сорокин.

Кардинальные изменения претерпели политическая, экономическая, социальная и культурная сферы российского общества. Но наличествуют ли в сегодняшнем российском обществе негативные феномены, являющиеся для Сорокина достоверными признаками цивилизационного кризиса?

По Сорокину, признаком цивилизационного кризиса в экономике явля­ется резкий спад производства и обеднение в масштабах целой нации. В эко­номическом аспекте жизни России основными тенденциями стали катастро­фический спад производства, разграбление природных ресурсов, замедление НТП вследствие недостаточной поддержки государством научных кадров.

Декларированный переход к рыночной, чувственной по своему характе­ру экономике прежде всего пагубно отразился на производстве предметов народного потребления: если в 1990 г. было произведено 106,2% по сравне-

нию с предыдущим годом, то в 1991 году — 95,0, в 1992 — 84,8, в 1993 — /4,и, _в 1994-74,2%.

Традиционно наиболее эффективным показателем экономического раз­вития является ВВП. В период 1990—1997 гг. ВВП в России снизился почти вдвое, причем наибольший урон нанесен легкой промышленности, на раз­витие которой была направлена перестройка, ее продукция за 7 лет сокра­тилась в 7 раз. Если за критический порог принять уровень падения ВВП в США в годы Великой депрессии, т.е. 30%, становится очевидно, что сегод­ня в России имеет место кризис невиданного масштаба, несравнимый с кризисами чисто экономическими.

Наука, которой в начале перестрой­ки отводилась решающая роль в ре­формировании народного хозяйства, оказалась в загоне — один за другим закрываются НИИ и другие научные объединения, причем наибольшее со­кращение пришлось на конструктор­ские организации и научно-техниче­ские подразделения на промышлен­ных предприятиях. За последние годы на 60—70% снизилось бюджетное фи­нансирование науки. В рамках «капитализации всей страны» происходит разграбление нацио­нальных природных ресурсов России. За границу уходят российская нефть, природный газ, алюминий, алмазы. Отсюда с необходимостью можно сде­лать вывод о том, что в экономической сфере Россия не только не перехо­дит на рельсы чувственной суперсистемы, а скатывается несравненно ниже того уровня, который существовал при идеациональной социалистической системе.

В социальной сфере основными тенденциями стали резкий рост социаль­ного неравенства, маргинализация значительной части населения, появле­ние безработицы. Достаточно сказать, что за последние годы соотношение экстремальных доходов у полярных групп населения возросло с 1:4 до 1:30. Происходит социальная мутация общества, связанная главным образом с маргинализацией бывшего среднего класса. Советский средний класс соот­ветствовал среднему классу царской России: нечто, напоминающее середин­ную часть египетской -пирамиды и составляющее до трети всего объема на­селения. Таким образом, в результате Октябрьской революции, с точки зре­ния социологии, социального прогресса в общей структуре не произошло. Средний класс советского периода представляли городская и сельская ин­теллигенция, высококвалифицированные рабочие, офицерское сословие, что в совокупности составляло 40-50% населения. И именно средний класс в советское время был главным носителем и распространителем идей гума­нистического идеалистического по своему цивилизационному характеру социализма.

В настоящее время произошли резкие качественные и количественные изменения российского среднего класса. «Новый» средний класс стал но­сителем западных ценностных ориентации. Современные представители среднего класса — это, главным образом, чиновники, вышедшие из интел-

лшенции и офицеров, ини смогли удачно «вписаться» в систему капитали­стических экономико-социальных отношений, при этом став идеальной криминогенной средой и, таким образом, потеряв типические черты русской интеллигенции. Те представители советского среднего класса, которые не смогли (или не захотели) работать в новых социально-экономических усло­виях, оказались жертвами структурной безработицы. Очевидно, что эта часть бывшего советского среднего класса по своим доходам сегодня попадает в низший класс. К среднему классу западного образца в настоящее время можно отнести максимум 10% населения, преимущественно чиновников, причем выходцы из высококвалифицированных рабочих в их число прак­тически не входят.

Таким образом, капитализация российского общества нанесла мощней­ший удар по той его части, которая воспроизводила и производила его куль­туру, его идеалы. Поэтому, будучи ввергнута в экономический кризис, рус­ская нация оказалась лишена и своего национального ценностного стержня.

Это «двойное» лишение вызывает у населения чувство фрустрации и по­стоянной неудовлетворенности. И, как пишет Сорокин, если мы имеем дело с цивилизационным кризисом, то огромные материальные и духовные по­тери народа будут сопровождаться повышенной внутри- и внешнеполити­ческой конфликтностью. Однако, на первый взгляд, политическая ситуация в России относительно спокойная. В первой половине 1995 г. политически инертную часть населения составляли 30—50%, доля готовых к активным политическим действиям не превышала 7—13%.

Тем не менее при более глубоком анализе российской внутриполитичес­кой ситуации становится очевидной ее скрытая напряженность, связанная с отчуждением людей от собственности и труда. Внешняя апатичность рос­сиян — следствие глубокой фрустрации, разочарования в стратегии так на­зываемого «приобщения к цивилизованному миру». В течение последних нескольких лет был принят ряд политических решений, которые большин­ством населения воспринимаются как антинародные. Это Беловежское со­глашение, политические уступки странам Запада, чековая приватизация, либерализация цен.

Вступление же России в Европарламент свидетельствует не столько о процессе ее интеграции в мировое сообщество, сколько о бессилии решить свои внутренние проблемы собственными силами, согласии надальнейшую политико-экономическую эксплуатацию России в обмен на кредиты.

Доверие к власти со стороны населения практически полностью потеря­но. Согласно разработанным группой экспертов под руководством академи­ка Г. В. Осипова показателям политического риска, допустимая норма отвер­гающих существующий политический режим — это 20-25%. По его данным существующую власть отвергают 40% населения, что говорит о ее фактичес­кой нелигитимности.

Сейчас в стране присутствует скрытая взрывоопасность, чреватая своей непредсказуемостью, которая может привести не к отдельным политическим выступлениям, демонстрациям или забастовкам, а к кровавому бунту в мас­штабе всей нации.

Следующий симптом цивилизационного кризиса, выделяемый Сороки­ным, — это резкое увеличение преступности. В России этот признак при­сутствует весьма ощутимо.

Е

На сегодня уровень преступности в стране составляет 6—6,5 тыс. преступ­лений на 100 тыс. человек, притом что в мировой практике в качестве «кри­тического порога» преступности принята цифра 5—6 тыс. преступлений на 100 тыс. человек. Особенно высокий рост преступлений наблюдался в 1992 г., когда начался активный процесс приватизации.

В 1994 г. количество преступлений несколько упало, но при этом по срав­нению с 1993 г. возросло количество умышленных убийств и покушений, а также тяжких умышленных телесных повреждений. С 1990 по 1994 г. количе­ство умышленных убийств возросло более чем в 2 раза, затем оно несколько снизилось. Интересно, что рост спланированных убийств, становится своего рода бизнесом, а убийца не питает личной неприязни к жертве, что также вы­деляется Сорокиным в качестве признака цивилизационного кризиса.

Наиболее трагичные признаки цивилизационного кризиса

современной России (по II. Сорокину) — это рост душевнобольных,

резкое увеличение суицидов и кризис семьи

Последние три взаимосвязанных признака цивилизационного кризиса, о которых писал П.А-. Сорокин, — это рост количества душевнобольных, рост суицида и кризис семьи. Каков же уровень душевного здоровья рос­сийского населения 1990-х? Разрушение системы социальных льгот и га­рантий, потеря социальной защищенности сопровождается ростом стрессовых ситуаций и душевных травм, которые могут перерасти в душев­ные болезни. С 1990 по 1993 г. число самоубийств увеличилось с 26,4 на 100 тыс. до 36,1. В то же время в мировой практике высоким признан уровень самоубийств, превышающий 20 человек на 100 тыс. населения. По оценкам специалистов, примерно 25% российского населения нуждается в психи­атрической помощи. Постоянно растет число людей, обращающихся за консультативно-врачебной помощью к психиатру. Продолжается рост числа

неврозов, депрессий, после которых следующий шаг — попытка самоубий­ства.

Кризис семьи в настоящее время проявляется в России в самых ярких и глубоких формах. В 1997 г. на шесть заключаемых браков приходится четы­ре развода, наблюдается прогрессирующее падение рождаемости и упадок родительской любви. Кризис распада семейного образа жизни обострился до такой степени, что аморализм в России стал одной из отличительных черт переходного периода.

Таким образом, в России 1990-х гг. присутствуют практически все при­знаки цивилизационного кризиса, о которых говорил Сорокин, — обедне­ние в масштабе нации, повышенная внутри- и внешнеполитическая конф­ликтность, резкий рост преступности, рост числа душевнобольных и само­убийств, кризис семьи. Последние 10—15 лет— это не просто период радикального социально-экономического и политического реформирова­ния страны, но болезненного процесса насильственного перехода от идеа-ционально-идеалистической к перезревшей чувственной социокультурной системе западного образца.

Таким образом, в условиях образовавшегося после падения идеалов ком­мунизма вакуума ценностей идет западная духовная экспансия, экспансия перезревшей чувственной гедонистической культуры и социального поряд­ка. Следует отметить, что в Россию привносится органически не присущая ей система этики, которая несет в себе «кризисные» черты, т.е. не ставит морально-нормативных преград аномии и девиантности во всех сферах об­щественной жизни. «В духовном смысле Америка уже погибла. В нашем "свободном" обществе каждый имеет право на деградацию. Но какое право имеют больные заражать здоровых», — вопрошает американский философ Стивен Лаперуз. Его диагноз оказался на удивление созвучен вердикту, вы­несенному Сорокиным западному обществу более 50 лет назад в работе «Кризис нашего времени».

Анализ реальной ситуации в нынешней России позволяет сделать вывод о том, что все попытки насаждения чувственной суперсистемы западного образца оказались неудачными и в значительной степени продемонстриро­вали исчерпанность самой социокультурной суперсистемы Запада.

Драма сегодняшней России состоит в том, что именно путь националь­ного развития в рамках сохранения идеалистического по своей сути социа­лизма мог дать ей материальные и духовные достижения, сопоставимые с достижениями западной цивилизации и даже превосходящие их. Встав на путь космополитического слепого копирования, наша страна, увы, обрек­ла себя на путь невосполнимых материальных и духовных потерь.

Сегодня в условиях всеобъемлющего кризиса в России, духовного ваку­ума и морального нигилизма возникает вопрос — что делать? Каков путь выхода России из кризиса?

На протяжении многих тысячелетий во времена цивилизационных кри­зисов, социальных потрясений, революций и войн, особенно в XIX в., уче­ные и политики были всегда исключительно озабочены вопросом — с чего надо начинать при необходимости радикальных изменений курсов социаль­ного развития и создания новых типов общественных отношений — с эко­номической сферы, политической или духовной. По поводу этого было на­писано огромное количество научных трактатов, книг, социальных проек-

тов, были осуществлены различные социальные эксперименты. Оставляя за текстом все выкладки, считаем возможным на основании анализа теорети­ческих и практических попыток ответить на вопрос «что делать?» — 1. Лю­бые изменения в какой-либо одной сфере социума, хотя и необходимы, но недостаточны для достижения эффективного результата. 2. Изменения долж­ны происходить одновременно во всех сферах, но начинать надо с духовной сферы — культурной, идеологической.

Сорокин неоднократно подчеркивал, что в условиях цивилизационного системного кризиса социума никакие отдельные люди в области экономи­ки и политики не могут устранить его. По его мнению, только глобальная

ценностная переориентация внутри самого общества может стать гарантом его стабилизации, дальнейшего разви­тия и процветания. Вот стратегия по­иска реального пути выхода России из кризиса.

Последние десять лет историческо­ го развития России поставили ее нака­нуне XXI в. перед чертой — быть Рос­сии или не быть. В наше поистине апокалиптическое время перед Россией встают три альтернативы: первая — повернуть социокультурный процесс вспять — назад к «советскому коммунизму»; вторая — продолжить либераль­но-демократический курс «реформ» и превращения России в чувственную социокультурную систему западного образца; третья — создать новую ин­тегральную культурную суперсистему — идеалистическую по своей сути, в которой бы идеациональный и чувственный компоненты были бы гармо­нично сбалансированы.

Только выбрав третью из альтернатив, Россия обретет заново свою судь­бу, будущее, найдет правильный путь своего развития. Первая альтернати­ва — невозможна, вторая — ведет Россию к распаду и духовной гибели.

Может быть, сейчас мы не можем в деталях сказать — что необходимо делать для реализации третьей из альтернатив, но зато очень точно и опре­деленно мы сейчас можем сказать — что не должны продолжать делать и от чего должны отказаться.

И в заключение хотелось поставить вопрос: есть ли в самом российском обществе живительные источники и духовная сила, способные стать веду­щими и выработать этические правила для функционирования и интегра­ции основных институтов общества? Безусловно, есть и источники, и духов­ная сила. Это — глубочайшие традиции российской культуры и православ­ной церкви. Это лучшие традиции социалистической культуры, от которых нельзя отказываться и отбрасывать их. И главная сила — это дух нашего русского народа. Как говорят — «народ не обманешь». Он обязательно в нуж­ное время скажет свое слово и совершит правильное историческое действие. Окончательное слово за ним, ибо он — и творец, и судья истории.