Красноярские Столбы 3 страница

Но каким бы способом не странствовал человек по селигерским просторам, в душе его обязательно останется светлое, радостное ощущение от знакомства с этим древним, красивым и добрым краем, раскинувшимся в самом сердце Русской земли.

Мещера

(Европейская Россия)

Этот край дремучих лесов и таинственных озер — может быть, наименее затронутый цивилизацией из всех среднерусских земель, лучше других сохранивший свой облик со времен Древней Руси, и потому — самый близкий и дорогой русскому сердцу.

Здесь не встретишь кричащих красок, вычурных скал и каких-то из ряда вон выходящих природных явлений. Нет, Мещера — огромная лесистая низина между Клязьмой и Окой — богата лишь тем, что, казалось бы, не может удивить россиянина: мачтовыми сосновыми борами, заливными пойменными лугами, ароматом трав и хвои, тишиной и чистой водой малых и больших озер, шелестом прибрежных тростников в утреннем тумане да голосом кукушки, раздающимся над сонным бором.

И тем не менее, раз побывав в этих краях, путешественник обязательно возвращается сюда снова и снова — такова уж притягательная сила этих пейзажей. Может быть, дело в том, что здесь сохранился один из последних островков того самого "великого пояса хвойных лесов", что протягивался в былые времена через всю Русскую равнину от предгорий Карпат до Прикамья. Именно здесь больше тысячи лет назад происходило становление русской нации, здесь — ее колыбель. (Степи и Русский Север были освоены уже позднее.)

И память сердца, голос предков в крови порождает необъяснимое для иностранца влечение души — стремление еще раз слиться с этой природой, вдохнуть ее ветер, пахнущий теплой сосновой корой, полюбоваться прелестью росистого луга с бурыми горбами стогов, вслушаться в звон кузнечиков и пение жаворонка над головой…

Одно из привлекательных свойств Мещеры — ее малолюдье. Расположенная совсем рядом с огромной столичной агломерацией (до мещерских окраин можно за час-полтора доехать из Москвы на электричке), эта лесная сторона и по сей день заселена негусто и не обильно. От деревушки до деревушки — полдня, а то и день пешего пути. (А иного — колесного — может и не быть, особенно в распутицу.) В глубине Мещеры можно брести по лесным тропам или плыть по рекам и каналам по три-четыре дня, не встречая человеческого жилья. Лишь порой попадется у озера или на уютной поляне в сердце смолистого соснового урочища избушка лесника или рыбацкий шалаш.

К северу от Клязьмы (когда-то большой и судоходной) разлеглось Владимирское Ополье, а к югу от широкой и быстрой Оки на благодатных черноземах раскинулись рязанские пашенные земли — все давно освоенные и обжитые русские края. А между ними, от малых речек Дрезды да Пехорки и до самого Мурома, лежит нетронутый уголок девственпьіх чащ и болот, на малоплодородных и сырых почвах которого непросто было прижиться земледельцам.

Так и осталась Мещерская сторона малоосвоенной и малозаселенной. Миновали ее лихие татарские набеги, не затронула и промышленность, не пролегли по ней торговые пути — лишь охотничьи тропь, да реки вели в сердце лесной глухомани. И по сию пору нечасто встретишь асфальт в мещерском краю. Только буреломистыми просека ми да водой — на байдарке — можно добраться, скажем, до тихих речек Поли и Бужи, что рядом с таинственным озером Исихра, до затерянного в глуши ожерелья малых синих бусинок-озерков с завораживающими именами: Светец, Круглей и Оленье…

Раздолье в Мещере лосям и кабанам, зайцам и лисицам. Случается что волки зимой подходят к деревням, своим воем наводя страх на округу.

У мещерских рек какие-то особенно теплые, родные, хотя зачастую непонятные нам, старинные имена: Поля, Клязьма, Ялма, Воймега Пра, Солотча…

Весной, в полую воду, широко разливаются они по окрестным лесам, и лодка порой часами плывет между деревьями, пока не встретится на пути поросший соснами остров-холм, где найдется место для привала. И нашедшие здесь спасение от паводка зайцы боязливо жмутся от тебя к дальнему концу островка, а любопытные ежи по-двое и по-трое шныряют возле костра, шурша прошлогодними листьями. А когда вода спадает, встретишь иной раз на обсохшем берегу неподвижную могучую тушу кабана-секача и вздохнешь сочувственно: не доплыл, бедолага…

Кто бы ни побывал в здешних местах — навсегда сохранит их в памяти. А один из таких "заболевших Мещерой" путешественников — писатель Паустовский — написал о ней свою, может быть, лучшую книгу — "Мещорская сторона". Не удержусь, чтобы не привести несколько строк из этой дивной повести:

"…На берегах этих рек в глубоких норах живут водяные крысы. Есть крысы совершенно седые от старости. Если тихо следить за норой, то можно увидеть, как крыса ловит рыбу. Она выползает из норы, ныряет очень глубоко и выплывает со страшным шумом. Во рту крыса держит серебристую рыбу и плывет с ней к берегу. Когда рыба бывает больше крысы, борьба длится долго, и крыса вылезает на берег усталая, с красными от злости глазами.

Мещора — остаток лесного океана в самом центре европейской части нашей страны. Леса здесь величественны, как кафедральные соборы. Даже старый профессор, ничуть не склонный к поэзии, написал в исследовании о Мещорском крае такие слова: "Здесь, в могучих сосновых борах так светло, что за сотни шагов вглубь видно пролетающую птицу".

По сухим сосновым борам летом идешь, как по мягкому, дорогому ковру, — на многие километры земля покрыта сухим мхом.

Стаи птиц со свистом и легким шумом разлетаются в стороны. Когда ветер — леса шумят. Гул идет по вершинам, как волны.

Кроме сосновых лесов, есть леса еловые, березовые и редкие пятна широколиственных — из лип, вязов, дубов.

В дубовых перелесках почти нет дорог. Они опасны из-за муравьев. В знойный день пройти через дубовую заросль почти невозможно: через минуту все тело, от пяток до головы, покроют злые рыжие муравьи с сильными челюстями. Здесь бродят безобидные медведи-муравьятники. Они расковыривают старые пни и слизывают муравьиные яйца.

Путь в лесах — это километры тишины, безветрия. Это грибная прель, осторожное перепархивание птиц. Это — липкие маслюки, облепленные хвоей, жесткая трава, холодные белые грибы, земляника, лиловые колокольчики на полянах, дрожь осиновых листьев, косые солнечные лучи между соснами, а потом и лесные сумерки, когда из мхов начинает тянуть сыростью, холодком и в траве загораются крохотные светлячки. Когда внизу, у подножья сосен, становится совсем темно, хотя вершины деревьев еще золотит пылающий пурпуром закат, начинают бесшумно летать летучие мыши и какой-то непонятный звон слышится в лесу.

А ночью набредешь на озеро, которое кажется черным зеркалом. Ночь, полная звезд, смотрит в его темную воду. В Мещоре у всех озер вода разного цвета. У большинства — черная, у других — желтая, у третьих — серая, у четвертых — чуть синеватая. Это объясняется тем, что на дне озер лежит многометровая толща торфа. Чем старее торф, тем темнее вода…"

Из этих краев вышел самый, наверное, русский из наших поэтов — Сергей Есенин, воспевший в своих стихах "рязанские просторы, соломенную грусть"… Здесь стоял когда-то скромный погост Старый Егорий, давший начало современному городку Егорьевску, здесь высятся и сейчас замшелые стены и храмы Солотчинского монастыря и неожиданные в центре России восточные минареты и мечети Касимова — столицы касимовских татар, а у берегов неширокой извилистой речки Гусь живут старинным своим ремеслом заводские поселки Гусь-Хрустальный и Гусь-Железный.

Но все рукотворные достопримечательности Мещеры жмутся больше к ее окраинам, а главная часть этого заповедного края по-прежнему, как и тысячу, и пятьсот лет назад — страна непуганых птиц и зверей, чудом уцелевший остров среднерусской природы, который долго еще будет дарить нам радость встреч с таким родным, таким нужным нам миром — миром леса и ручья, озера и луга, тихой задумчивой речки и просторного неба над головой…

Жигули

(Европейская Россия)

Самая длинная и многоводная река Европы — Волга, с давних nop обжитая славянами, татарами и другими народами, на первый взгляд, чисто исторически не могла сохранить нетронутых уголков природы. Кажется, не могло уже остаться на ней не освоенных человеком мест — все здесь за долгие века вырублено, распахано, запружено…

И тем не менее великая российская река сумела сберечь для нас, несмотря на все перипетии истории, целых три удивительные по красоте и совершенно разные природные жемчужины, без которых невозможно себе представить Русскую равнину.

Это поражающее бесконечным разнообразием своих плесов, островов и заливов большое озеро Селигер возле волжского истока; тростниковые джунгли и протоки уникального царства птиц и лотоса в дельте реки, у самого Каспия, и, наконец, самый живописный участок ее речной долины — Жигули.

Их называют еще Жигулевскими горами, хотя по меркам ученых это, вообще говоря, возвышенность, высшая точка которой не достигает и четырехсот метров. Но, попадая в Жигули, забываешь о терминах и метрах — настолько поражает и завораживает контраст бескрайних волжских просторов и взметнувшихся вверх белых утесов.

Да, Жигулевские горы — не Кавказ или Тянь-Шань, но поднимающиеся на сотни метров над рекой известняковые склоны настолько круто обрываются к воде, что выглядят с палубы теплохода настоящим горным хребтом, протянувшимся вдоль правого берега Волги почти на сто километров.

Этот хребет разбит поперечными долинами на отдельные массивы.

Между врезанными в них крутостенными оврагами, похожими на ущелья, тянутся к реке высокие отроги, увенчанные причудливыми скалами. Высота этих отрогов колеблется от 250 до 370 метров, и каждый из них имеет свое название и свою историю, подлинную или легендарную.

Когда-то Жигули начинались от устья реки Усы — правого притока Волги. После постройки в 1957 году Самарской ГЭС на месте впадения Усы образовался широкий и глубокий залив, над гладью которого поднимается огромный высокий холм — Караульная гора. С него видны окрестности на десятки километров вокруг, и в давние времена здесь несли караульную службу казацкие дозоры. Завидев подступающую конницу татар или ногайцев, казаки разжигали на вершине горы костер, подавая сигнал об опасности.

Отсюда Волга делает крутую излучину, огибая мощный известняковый массив, вставший на ее пути. Эту речную петлю называют Самарской Лукой. Очертания волжского русла здесь напоминают гигантскую сильно вытянутую подкову, между концами которой всего двадцать пять километров. Стоя на перешейке Луки, именуемом Переволокой, можно видеть одновременно Усинский залив Самарского моря и верхнюю часть Саратовского водохранилища.

Длина Самарской Луки — больше полутораста километров, и до постройки плотины ГЭС у Жигулевска самарские любители водных путешествий часто совершали плавания по так называемой жигулевской кругосветке. Особенность этого маршрута была в том, что плыть все время можно было по течению.

От Самары, стоящей на левом берегу Волги как раз у поворота Луки на запад, лодки плыли вниз по реке до южного конца излучины. Здесь делали двухкилометровый волок в реку Усу, и по ней спускались к северному окончанию волжской петли. Дальше, тоже плывя вниз по Волге, туристы возвращались в Самару. Сто семьдесят километров «кругосветки» преодолевались обычно за пять-шесть дней.

Ниже города Жигулевска и плотины гидростанции начинается самый красивый участок Жигулей. Голландский путешественник XVII века Ян Стрейс, побывавший на Волге во времена Разинского бунта, увидев Жигулевские горы, писал в восторге: "Берега здесь настолько красивы, насколько только можно представить!" И действительно, зеленые, набегающие друг на друга холмы, среди которых то здесь, то там возвышаются горы, поросшие соснами, очень живописны. Доверчиво прижались к их подножью утопающие весной в белой кипени черемух деревушки. Осенью же берега Жигулей расцвечиваются золотом и багрянцем, и все вокруг полнится отблеском бушующего по склонам холодного пожара.

Глубокие, словно горные ущелья, лощины змеями уползают в недра гор. За выступами поросших лесом скал затаивалась когда-то удалая понизовая вольница, поджидая плывущих по реке купцов с товарами. Темнеют в обрывистых утесах черные входы в пещеры, где раньше гнездились во множестве соколы и красные утки. В некоторые из пещер можно попасть, только спустившись сверху по отвесной скале на веревке.

Высоко над Жигулевском поднимается громада Могутовой горы. Дальше, за широкой и глубокой Морквашской долиной, высится над Волгой безлесная Лысая гора, а в трех километрах к востоку от нее выступает вперед крутой скалистый выступ утеса Шелудяк. Назван он по имени разинского атамана, отважно бившегося с царскими воеводами в этих краях.

За утесом к Волге веером сходятся сразу несколько оврагов, образуя на берегу живописное расширение, известное под названием Бахиловой Поляны. Красивейшие окрестности Поляны издавна облюбовали живописцы, приезжающие в местный Дом Творчества со всех концов России. Расположенная дальше огромная Бахилова гора с тремя вершинами узкого гребня, четко выделяющимися на фоне неба, похожа на окаменевшее доисторическое чудовище. За ней ниже по течению лежит село Ширяево, в котором Репин писал своих "Бурлаков на Волге".

Жигули вообще избалованы вниманием художников. Здесь бывали и самый проникновенный певец среднерусского пейзажа Федор Шаляпин, и мастер изображения грозовых облаков передвижник Дубовской, здесь создали свои лучшие работы незаслуженно забытые ныне братья Григорий и Никанор Чернецовы. Эти два талантливых художника-путешественника совершили в начале XIX века своего рода географический и исторический подвиг, создав полную панораму обоих берегов Волги от Рыбинска до Астрахани — подлинную энциклопедию природы и жизни народов Поволжья той далекой эпохи.

Оборудовав мастерскую прямо в лодке, братья проплыли в 1838 году за шесть месяцев от верховев до устья великой русской реки, знакомясь с жизнью крестьян и рыбаков, производя раскопки древних крепостей и написав в пути сотни этюдов волжской долины. Затем, уже дома, они завершили свой титанический труд, создав два гигантских холста длиной в семьсот метров и высотой в два с половиной метра!

С 1850 года Чернецовы демонстрировали свой "рисованный документальный фильм" на Васильевском острове в Петербурге. Длинные холсты были намотаны на цилиндры и медленно двигались по ходу показа за окнами помещения, построенного в виде каюты. При этом у зрителей создавалось полное ощущение, что они находятся в плывущем судне. К сожалению, постоянное перематывание привело к износу холста, и к 1880 году уникальное произведение пришло в негодность.

Но остался альбом этюдов, изданный братьями под названием "Путешествие по Волге" и позволяющий представить вид волжских берегов почти двести лет назад.

А в Ширяеве, небольшом селе у волжского берега, бережно хранят память о великом Репине, создавшем здесь одно из лучших своих произведений. В старой школе устроен музей, где собраны фотографии и документы, рассказывающие о пребывании художника в Жигулях, эскизы и наброски к его картине.

За Ширяевом, ниже по течению, красуется высочайший на всей Волге утес — Стрельная гора, вознесшийся над рекой на триста пятьдесят метров. Ее хребет отходит на северо-запад от основного массива Жигулей, слегка понижаясь вначале, а перед окончанием неожиданно поднимается вверх, образуя небольшую уютную площадку с прекрасным видом на заволжские дали. Затем он сужается в узкий гребень — "чертов мост", ведущий к конусообразной вершине горы. Здесь каменные глыбы образуют небольшой грот, в котором, по преданию, располагался дозорный пост "вольных людей". Отсюда они просматривали течение Волги на сорок верст и кострами подавали скрывавшимся за островами разбойничьим стругам весть о приближении купеческих караванов. И вылетали тогда спрятавшиеся в засаде струги "из-за острова на стрежень", и грозный клич "Сарынь на кичку!" заставлял гребцов бросать весла, а сердца купцов — трепетать от страха…

Жигулевская вольница просуществовала больше полутора веков, с начала XVII века до разгрома Пугачевского восстания. Во время Разинского бунта в 1670–1671 годах понизовая вольница примкнула к нему, и с тех пор в народной памяти Жигули накрепко связаны с именем Степана Разина. Да и в песнях, сложенных о лихом атамане, легко узнаются жигулевские приметы. Вспомните, например, известную песню "Есть на Волге утес…".

Действительно, лагерь повстанцев, шедших вверх по Волге, располагался одно время на устье Усы, возле Девьей горы, да и потом, после разгрома восстания, разинцы отступали через здешние места, и один отряд был разбит тут, в Морквашинской долине. С тех пор утес рядом с долиной и носит имя разинского атамана Федора Шелудяка.

Завершает Жигули на востоке небольшая зеленая Попова гора. На низком левом берегу когда-то возвышался огромный Царев курган. По преданию, на него поднимался шедший походом на Астраханское ханство царь Иван Грозный. Увы, в наши дни кому-то понадобилось именно здесь добывать известняк, и теперь исторический холм срыт почти до половины. За Царевым курганом тянутся Сокольи горы, а на правом берегу возвышается Серная гора, где при Петре Первом, говорят, добывали серу для пороха.

Стиснутая с двух сторон горами, долина Волги сужается — впереди знаменитые в прошлом Жигулевские Ворота. До постройки Саратовской ГЭС скорость течения здесь достигала трех метров в секунду, и в прежние времена Ворота доставляли немало мучений бурлакам. С этого места Жигули остаются за кормой теплохода. Гордые силуэты утесов постепенно тают в сизой дымке. А вдоль берега тянутся совсем невысокие и некрасивые Шелехметовские горы. Это, собственно, даже не горы, а береговой обрыв, сильно разрушенный осыпями. На крутоярах повсюду видны их следы, сквозь которые то округлыми колоннами, то угловатыми пилонами проступает материнская порода. Издали кажется, что за осыпями прячется древняя крепостная стена.

Шелехметовские горы особенно ярко демонстрируют оползневые явления, характерные для Жигулей, как и для всей Нижней Волги. Рассказывают, что сто лет тому назад недалеко от Сызрани сползло в Волгу целое село Малая Федоровка. А средневековый польский путешественник Адам Олеарий в своих записках приводит случай, когда судно, стоявшее на якоре под высоким берегом Волги, было раздавлено рухнувшей в воду огромной глыбой глины. Из-за оползней пришлось даже перенести на другое место целый город Черный Яр, постройки которого регулярно обваливались в воду вместе с подмытой частью берега.

В наше время, когда Волга ниже Твери и до самого Волгограда представляет собой цепь водохранилищ, берега уже не подмываются бурным течением. Зато на образовавшихся искусственных морях речным капитанам приходится порой решать появившиеся теперь «морские» проблемы, вроде борьбы со льдами или с осенними бурями. Толщина льда на Самарском море, например, достигает метра, а торосы иногда бывают и трехметровые! Весной такой «айсберг» может неожиданно выйти на судовой ход. Вовремя не заметишь его — не избежать крупных неприятностей. Да и тают льды теперь дольше, чем раньше. Случается, что и в конце апреля путь судам у Жигулей прокладывают ледоколы. А в грозные осенние штормы на Самарском море — самом бурном из всех волжских «морей» — сила ветра составляет порой одиннадцать баллов, а высота волн превышает три метра! Получив штормовое предупреждение, суда спешат укрыться в портах-убежищах, оборудованных в устьях рек. Никому не хочется оказаться на просторе водохранилища, когда гонимые ветром темные тучи и летящие над пенистыми валами водяная пыль и брызги сольются в сплошной бешено крутящийся и завывающий хаос.

Впрочем, такое случается лишь осенью. Летом весь долгий день нежится под солнцем зеленоватая гладь реки, тает в дымке далекий берег. Вечером раскаленный красный шар светила медленно опускается в нагретую воду, гаснет закат, и на темнеющем небе высвечиваются первые звезды. В воде отражаются береговые огни, и трудно понять, где кончается река и начинается небо…

А с первыми лучами рассвета хорошо взобраться на крутой прибрежный утес Жигулей. С вершины в утреннем свете можно увидеть неоглядную даль реки и заволжских просторов, липовые и дубовые леса у подножья гор и подступающие к самой верхушке утеса горные сосновые боры. Среди них там и тут белеют скальные обнажения в виде обрывов, узких гребней — "чертовых мостов" или торчащих вверх «шишек». Отсюда открывается неповторимая панорама этих удивительных гор, поднявшихся в самом центре Русской равнины над широкой рекой, убегающей к далекому теплому морю.

Не так уж много путешественников могут похвастать, что видели Жигулевскиие горы не с борта теплохода, а вблизи, пройдя по крутым горным серпантинам здешних троп или вскарабкавшись по скалистым склонам к чернеющим жерлам таинственных разбойничьих пещер, где говорят, до сих пор хранятся спрятанные "вольными людьми" награбленные сокровища…

Кстати, пеший турист столкнется в Жигулях с совершенно неожиданной для средней полосы проблемой. Дело в том, что здесь совершенно нет ручьев, не говоря уже о реках. Вода родников и дождей сразу впитывается в почву и уходит в трещины скал. Лишь в самом сердце горного массива, в уютном урочище с поэтичным названием Каменная Чаша бьют сразу три родника с чистой и прохладной водой. Здесь обязательно останавливаются путники, а уходя утром в дальнейший путь, прихватывают с собой запас воды.

Но увиденное в горах с лихвой вознаграждает путешественника за лишения. И речь в данном случае идет не только о потрясающих видах, открывающихся с утесов и рискованных исследованиях скал и пещер. Несмотря на то что Жигули находятся посреди обжитого, густо населенного района (рядом, кроме миллионной Самары, еще Тольятти, Жигулевск, Сызрань и Новокуйбышевск), они сохранили своеобразную, необычную для Нижнего Поволжья флору и фауну. Расположенный здесь Жигулевский заповедник занимает, правда, лишь малую часть горного массива. Но учрежденный недавно Национальный парк "Самарская Лука" должен взять под охрану практически всю территорию волжской излучины.

Ведь благодаря горному рельефу в Жигулях сохранились уникальные леса, давно уже вырубленные на окружающих равнинах. В лесах этих можно увидеть лосей, косуль и кабанов, здесь встречаются волки и рыси, куницы и горностаи. А на скалах устраивают гнезда орлан-белохвост и рыболов-скопа, черный коршун и беркут.

По красоте пейзажей этот уголок Поволжья не имеет себе равных на Русской равнине. И каждое лето новые группы туристов прокладывают свои маршруты по тропам Жигулевских гор, поднимаются на вершину Стрельной горы и останавливаются лагерем у Каменной чаши, чтобы испить студеной воды из ее родника…

Дельта Волги

(Европейская Россия)

Нелегко определить в нескольких словах, что же такое дельта Волги. Лучше всего, наверное, для начала просто взять карту России и проследить течение этой великой русской реки с севера на юг. Прихотливо извиваясь по Русской равнине, она течет вначале на юго-восток, потом — на северо-восток, затем — на восток, и, наконец, на юг, к Каспийскому морю. Заложив по дороге крутую петлю у Жигулевских гор, Волга неудержимо катится все южнее, спеша завершить у седого Каспия свой 3500-километровый маршрут.

Но перед самым впадением в море могучая река, словно испугавшись, замедляет движение. Русло ее разбегается более чем на 800 проток, образуя что-то вроде гигантского треугольника, заполненного островами, островками, заливами, заливчиками и узкими рукавами. Это и есть дельта.

Замысловатое хитросплетение суши и воды густо заросло тростниковыми джунглями и с давних пор стало "птичьим раем". Сотни тысяч, если не миллионы, пернатых населяют дельту Волги. Для одних это родной дом, другие останавливаются здесь на отдых, возвращаясь в северные края после зимовки где-нибудь в Индии или Аравии. Весной из-за обилия кормящихся птиц во многих заливах и протоках просто не видно воды.

С трех сторон дельту окружают сухие степи и полупустыни. Летом (а оно длится тут почти полгода) жара достигает 45 градусов. Но зимой случаются и тридцатиградусные морозы. Круглый год в дельте стоит ясная погода: мало где еще на Земле столько солнечных дней в году.

На огромном пространстве между Волгой и Каспием царствуют два цвета: голубой на глади бесчисленных проток и тускло-зеленый на окружающих их зарослях тростника, рогоза и ивняка.

Теплая вода и обилие растительности привлекают сюда несметные стаи рыб. До пятидесяти видов их обитает в дельте Волги, в том числе знаменитые волжские осетры, белуги и севрюги. Порой рыбакам попадаются в сети десятикилограммовые сазаны и двухпудовые сомы. Для многих птиц здесь рыба является главной пищей. А птиц на нижней Волге еще больше, чем рыб — 250 видов! И многие из них — большая редкость в России.

Пеликаны и фламинго, белые цапли и родственники египетских ибисов ~ каравайки, лебеди и фазаны, чомги и крачки, бакланы и ремезы, тысячные стаи гусей и уток населяют камышовые и ивняковые заросли островов дельты.

Но не всегда привольно и беззаботно жилось пернатым в этом благодатном краю. Капризная мода начала XX века вызвала спрос на эгретки (ажурные хвостовые перья) белых цапель. Ими, а также перьями крачек украшали тогда дамские шляпки. Пришлись по вкусу модницам и птичьи шкурки. В результате многочисленная птичья колония в устье Волги была почти полностью уничтожена. В иные годы агенты парижских модных фирм скупали здесь до ста тысяч шкурок цапель, крачек и лебедей. Миллионами собирали браконьеры птичьи яйца, которые сдаьали на мыловаренные заводы.

Образованный в 1919 году заповедник спас птиц от окончательного истребления. За восемьдесят лет пернатое население восстановило свою численность. Но умные птицы и сейчас за пределами заповедника держатся высоко в небе, вне досягаемости ружейного выстрела. Только подлетев к охраняемой территории, они резко снижаются и летят над самыми камышами.

Из крупных птиц в дельте Волги больше всего серых цапель: почти полмиллиона. Длинные ноги позволяют им кормиться на огромном пространстве. Ведь со стороны моря, в так называемой авандельте, глубина не превышает метра даже в десятках километров от берега. Как и многие другие птицы, цапли живут колониями, в которых насчитывается иногда по нескольку тысяч гнезд. Порой кажется, что облюбованные цаплями старые ветлы, увешанные десятками гнезд, сгибаются под их тяжестью и вот-вот рухнут в воду. А гуси, утки и казарки предпочитают строить гнезда в тростнике. Заросли этого растения здесь не похожи на куцые зеленые полоски, окаймляющие берега озер средней полосы. Толстенные, до пяти сантиметров, могучие стебли вымахивают в высоту на шесть метров! В непролазных тростниковых джунглях легко заблудиться даже опытному человеку. Не зря местные рыбаки, отправляясь в крепи (так называют тут заросли тростника), заламывают по пути стебли или завязывают на них верхушки, чтобы по этим опознавательным знакам найти потом обратную дорогу.

Кормятся обитатели тростников в авандельте корневищами и листьями подводной травы валлиснерии. И когда гигантские стаи уток возвращаются от моря к своим гнездам, они нередко, словно туча, закрывают горизонт.

Зверей в дельте немного. В отличие от птиц, им труднее приспособиться к жизни в этом царстве воды и тростника. Больше всего здесь кабанов и выдр, встречаются енотовидная собака, бобр, норка и выхухоль, а на сухих берегах живут лисы, волки, зайцы-русаки и полевые мыши. Изредка заплывает в крупные протоки и каспийский тюлень.

А вот растительный мир дельты Волги не менее интересен и разнообразен, чем пти чий. Помимо белых кувшинок, желтых кубышек и уже упомянутых тростника и рогоза, здесь встречаются редкие, подчас уникальные представители зеленого царства.

Обширные пространства покрывают светло-зеленые заросли водяного папоротника — сальвинии. Повсюду встречается необычный с виду водяной орех — чилим. Его покрытые рогами плоды — любимая пища кабанов. Не брезгуют им и гуси. Да и человек собирает орехи чилима, чтобы из их сердцевины изготовить крупу. Добывать чилим несложно: достаточно подвесить к лодке длинную тряпку с грузом, и орехи сами цепляются своими рогами за полотнище.

Но главное сокровище дельты — разумеется, лотос. Устье Волги — самое северное место на Земле, где можно встретить этот красивый и редкий цветок. Огромные (до 80 сантиметров в диаметре) листья его лежат на поверхности воды. Они покрыты восковым налетом, и капли, блестящие на солнце, катаются по ним, как шарики ртути. Большущие розовые цветы лотоса, величиной с суповую тарелку, живут всего три дня, и каждый день меняется их окраска: в первый день лепестки яркорозовые, почти пурпурные, во второй — светлеют, а на третий день они уже розоватые, почти белые, а весь цветок становится бледно-кремовым. Лотос переливается при дневном свете нежными оттенками розового цвета, постоянно меняясь. Набежит ли тучка, подует ли ветерок, выглянет ли солнце — цветок принимает новый облик.

В Египте его считали священным растением. Лотос рисовали на саркофагах, изображения бутонов выбивали на монетах, а в храмах форму цветка лотоса придавали капителям колонн. Древние египтяне употребляли созревшие кубышки лотоса в пищу. Да и Гомер в «Одиссее» отправляет своих героев в страну, где жители питаются этим изысканным блюдом:

"…Им лотоса дали отведать они. Но лишь только сладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно все позабыл и, утратив желанье назад возвратиться, вдруг захотел в стране Лотофагов остаться, чтоб вкусный лотос сбирать…"