ЗАРУБЕЖНАЯ КЛАССИКА 9 страница

5. Вновь созданная стоимость раскладывается на оплату труда рабочих и на прибавочную стоимость.

6. Вся вновь созданная стоимость и прибавочная стоимость создается только живым трудом, переменной частью капитала (тезис вызвал полемику, которая до сих пор продолжается).

7. Капитал есть общественное отношение, выражающее эксплуатацию наемного рабочего вследствие того, что он вынужден продавать капиталисту особый товар — свой труд.

8. Капитал функционирует в разных формах, переливаясь из одной в другую. В процессе кругооборота капитала происходит его самовозрастание.

9. Подмечено, что увеличение удельного веса прошлого (овеществленного) труда и постоянного капитала в общем объеме капитала ведет к уменьшению нормы прибыли.

10. Происходит перелив капиталов из одной отрасли хозяйства в другие (более прибыльные), выравнивание нормы прибыли и усреднение прибыли на каждую единицу вложенного капитала.

11. Из предыдущего тезиса возникает идея модификаций, (трансформаций) стоимости — в конкурентной экономике — в цену производства, а при несовершенной конкуренции — в монопольную цену. Могут быть и другие модификации стоимости, в частности, до машинной индустрии преобладающей была «естественная» цена, или «цена работы». Западная экономическая наука этот (одиннадцатый) тезис не признает и нещадно критикует. Видно, он берет за живое!

12. Бриллиантом сверкает Марксова схема воспроизводства и кругооборота капитала. Изложенный в 3-м томе числовой пример, где все общественное производство разделено на два подразделения.

І — производство средств производства;

II — производство предметов потребления, — являет собой величайшее открытие, значение которого постепенно раскрывалось в XX веке и будет продолжено в третьем тысячелетии. Оно связывает в единый поток гениальной экономической мысли «Экономическую таблицу» Франсуа Кенэ, дифференциальное уравнение Огюста Курно, схему К. Маркса, уравнения Вальраса, схемы В. И. Ульянова-Ленина, величайшее открытие В. К. Дмитриева о матрице полных затрат, межотраслевой баланс П. И. Попова, матрицы В. В. Леонтьева (лауреат Нобелевской премии по экономике), оптимальные цены Л. В. Канторовича (лауреат Нобелевской премии по экономике) и систему национальных счетов Р. Стоуна (лауреат Нобелевской премии по экономике). Вот что такое настоящее открытие в науке! Четвертая, постмонопольная, стоимость для XXI века вытекает из межотраслевого баланса, следовательно, из схемы воспроизводства К. Маркса.

Ошибался ли в каких-либо своих теоретических построениях К. Маркс? Да, но совсем не в том, на чем его «ловят» пигмеи от экономической науки. Спокойный, непредвзятый анализ гигантского труда всей жизни титана показал, что ошибки, небрежности нисколько не влияют на конечные научные выводы. А выводы все подтвердились, даже такой печальный тезис, что нельзя построить социалистическое общество в одной, отдельно взятой и не самой развитой в промышленном отношении стране.

Предисловие к первому изданию 1-го тома своей великой книги Маркс закончил провидческими словами Данте:

Я буду рад всякому суждению научной критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Segui il tuo corso. E lascia dir Ie geni!» [ «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!»]

Похоже, сегодня слова поэта и намек мыслителя столь же актуальны, как и в прошлом.

ДАРВИН

«ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВ»

Впервые у Дарвина зародилась идея исследовать вопрос о происхождении теперь живущих видов животных и растений во время кругосветного путешествия на британском корабле «Бигль». Его особое внимание привлекли некоторые явления в географическом распространении органических существ, а именно, близкое родство ряда ныне существующих обитателей Южной Америки с вымершими животными, найденными в сложениях того же континента. Дарвин убедился, что эти явления могут быть объяснены только в том случае, если предложить, что ныне живущие существа, хотя бы и значительно сменившиеся, произошли от существовавших ранее и что, таким образом, закон постоянства или неизменяемости видов, закон, признававшийся всеми светилами естествознания того времени, несправедлив.

Обратившись к изучению изменчивости домашних животных (голубей) и культурных растений под влиянием искусственного отбора, Дарвин собрал с большой осмотрительностью бесконечный ряд фактов, послуживших ему точками опоры для дальнейшего изучения изменчивости. На основании этих фактов он решил, что в живой природе должен существовать двигатель, который, действуя подобно искусственному отбору, сохраняет из числа всюду свободно образующихся разновидностей животных и растений такие особенно характерные формы, которые переживают остальных. Убедившись, что принцип этот найден в «естественном отборе» как результате «борьбы за существование», Дарвин не высказал публично своих взглядов и долго бы, может быть, еще не печатал своего труда, если бы его друзья Лайель и Хукер не побудили летом 1858 года к изданию уже давно им написанного и давно знакомого узкому кругу единомышленников сочинения о происхождении видов. Поводом к изданию послужило то обстоятельство, что путешественник У. Р. Уоллес собирался обнародовать свои взгляды, которые были весьма сходны со взглядами Дарвина.

Влияние Дарвина на естествознание было так велико, что его назвали «Коперником или Ньютоном органического мира». В продолжение немногих десятилетий произошел единственный в истории исследования органического мира переворот во взглядах, методах и целях естествоиспытателей, как ботаников, так и зоологов. Объявив человека членом живой природы, Дарвин привел науки о человеке во взаимодействие с естественными науками, и, таким образом, генетический метод, изучение создающегося и развивающегося, для того чтобы лучше понять создавшееся, стали основанием самых разнообразных областей знания. Ему выпало редкое счастье видеть полный триумф своего учения. Первых приверженцев и горячих почитателей он нашел, главным образом, в Германии.

Бурная, сначала не свободная от личных нападок, борьба с Дарвином его противников давно утихла. Даже наиболее ярые его враги были обезоружены мягкой и миролюбивой формой, с которой он отстаивал свои взгляды. Но еще с большим успехом побеждал он умы силой и глубиной своего ума, осторожностью, никогда не покидавшей его при оценке своих собственных умозаключений. А сердца побеждал он своей мягкостью и справедливостью в суждениях, своей преданностью друзьям и искренней скромностью по отношению к своим заслугам:

Любопытно созерцать густо заросший берег, покрытый многочисленными, разнообразными растениями, с поющими в кустах птицами, порхающими вокруг насекомыми, ползающими в сырой земле червями, и думать, что все эти прекрасно построенные формы, столь отличающиеся одна от другой и так сложно одна от другой зависящие, были созданы благодаря законам, еще и теперь действующими вокруг нас. Эти законы, в самом широком смысле: Рост и Воспроизведение, Наследственность, почти необходимо вытекающая из воспроизведения, Изменчивость, зависящая от прямого или косвенного действия жизненных условий и от употребления и неупотребления, Прогрессия возрастания численности — столь высокая, что она ведет к Борьбе за жизнь и ее последствию — Естественному Отбору, влекущему за собой Дивергенцию признаков и Вымирание менее улучшенных форм. Таким образом, из борьбы в природе из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой ум в состоянии себе представить, — образование высших животных. Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.

Никто не должен удивляться тому, что многое, касающееся происхождения видов, остается еще необъясненным, если только отдавать себе отчет в глубоком неведении, в котором мы находимся по отношению к взаимной связи бесчисленных живых существ, нас окружающих. Кто объяснит, почему один вид широко распространен и представлен многочисленными особями, а другой мало распространен и редок? И, тем не менее, эти отношения крайне важны, так как они определяют современное благосостояние и, как я полагаю, будущий успех и дальнейшее изменение каждого обитателя этого мира. Еще менее знаем мы о взаимных отношениях бесчисленных обитателей нашей планеты в течение прошлых геологических эпох и ее истории. Хотя многое еще темно и надолго останется темным, но в результате самого тщательного изучения и беспристрастного обсуждения, на какое я только способен, я нимало не сомневаюсь, что воззрение, до недавнего времени разделявшееся большинством натуралистов и бывшее также и моим, а именно, что каждый вид был создан независимо от остальных, что это воззрение неверно. Я вполне убежден, что виды изменчивы и что все виды, принадлежавшие к одному роду, непосредственные потомки одного какого-нибудь, боль шей частью вымершего вида, точно так же, как признанна разновидности одного какого-нибудь вида, считаются потомками этого вида. И далее я убежден, что естественный отбор был самым важным, хотя и не единственным фактором, которым было осуществлено это изменение.

Исследования Н. И. Вавилова и его школы (закон гомологических рядов наследственной изменчивости, теория линнеевского вида), С. С. Четверикова и его учеников (экспериментальная генетика популяций), Р. А. Фишера, С. Райта, Дж. Холдейна, А. И. Колмогорова (математическая теория популяций) И. И. Шмальгаузена, Б. Ренша, Дж. Г. Симпсона (закономерности макроэволюции), О. Клайншмидта, Э. Майра, Н. В. Тимофеева-Ресовского (теория видов), Ф. Г. Добржанского (учение об изолирующих механизмах эволюции), Г. Ф. Гаузе и В. Вольтерра (математическая теория отбора) создали предпосылки для формирования в 30-х годах XX века «синтетической теории эволюции», объединяющей достижения дарвинизма и современной генетики. Эта теория в 1940-х годах была признана подавляющим большинством естествоиспытателей. Классический дарвинизм вошел в синтетическую теорию эволюции в качестве важнейшей составной части. Новейшие открытия в области молекулярной биологии значительно видоизменяют концепцию современного дарвинизма.

Подводя итог своей жизни, сам Дарвин полушутя охарактеризовал ее так: «Я учился, потом совершил кругосветное путешествие, а потом снова учился: вот моя биография». Хорошо бы, если б каждый прожил такую жизнь!

НИЦШЕ

«ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА»

Судьба Фридриха Ницше не баловала при жизни, но оказалась еще более трагичной после смерти. Сыскав славу человеконенавистника (в особенности в отношении прекрасной половины рода людского), он постоянно жил на грани безумия и под конец действительно сошел с ума. Написанные им книги — яркие, как огонь в ночи, — также производят впечатление гениального помешательства: нормальному человеку такое никогда не написать.

Но и после смерти Ницше не знал покоя. Он был объявлен предтечей немецкого фашизма со всеми вытекающими отсюда последствиями: на его произведения было наложено табу и цитировать их в положительном ключе считалось больше чем дурным тоном. Выглядело все это явной натяжкой, ибо в свои Предтечи идеологи Третьего рейха записывали и философа Фихте, и поэта Гете, и композитора Вагнера. Никому, однако, не пришло в голову запретить их творения.

С Ницше случилось все наоборот: его книги не только перестали издаваться, но и изымались из библиотек или же переводились в спецхраны, хотя названия некоторых из них давно превратились в поговорку (например, «По ту сторону добра и зла»), не говоря уже о многочисленных афоризмах. Ницше писал живым и образным языком. Его трактаты и близко не напоминают тяжеловесные философские опусы. Это, скорее, художественные произведения, любое из них смело может быть включено в разряд беллетристических. Таково и одно из самых знаменитых творений философа-поэта «Так говорил Заратустра», имеющее подзаголовок: Книга для всех и ни для кого.

Заратустра (Зороастр) — легендарный древнеиранский пророк, основатель религии огнепоклонников — зороастризма; ему приписывается авторство многих гимнов священной книги Авесты. Ницше осовременил и самого Заратустру, и окружающую его среду, превратил их в некие живые и действующие символы. Вся книга, состоящая из небольших философских притч (так называемых речей Заратустры) — возвышенный и вдохновенный гимн Сверхчеловеку, целая четырехчастная симфония под названием «Сверхчеловек»:

Слушайте, я учу вас о Сверхчеловеке!

Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же и воля ваша скажет: Да будет Сверхчеловек смыслом земли!

Заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и верьте тем, кто говорит вам о неземных надеждах! Они отравители; неважно, знают ли они сами об этом.

Они презирают жизнь; это умирающие и сами себя отравившие, это те, от которых устала земля: да погибнут они!

Прежде величайшим преступлением была хула на Бога, но Бог умер, и эти преступления умерли вместе с ним. Теперь же самое ужасное преступление — хулить землю и чтить непостижимое выше смысла земли! «…»

Поистине, человек — это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять его в себя и не стать нечистым. И вот — я учу вас о Сверхчеловеке: он — это море, где потонет великое презрение ваше.

Сверхчеловек для Ницше — это, прежде всего, преодоление собственного Я во имя высшего идеала: стремиться к нему могут все, но достигнут лишь избранные. Дабы стать Сверхчеловеком, необходимо превзойти в себе самом наносное, низменное и закомплексованное. Подобный подход вызвал бешеное неприятие со стороны тех, кто сразу понял: Сверхчеловеком ни одному из них никогда не стать, ибо сверхчеловеческое не имеет ничего общего ни с мелкими страстями, ни с повседневными заботами. Ненависть обывателя к Сверхчеловеку — это бессильная злость Ужа к Соколу. Рожденный ползать — летать не может, поэтому он только шипит и злорадствует. Сверхчеловек же — удел избранных: аполлонов духа, титанов мысли, прометеев воли.

Воля — вообще одна из центральных категорий философии Ницше. Она направляющий стержень всего жизненного потока, пронизывающего мир. Ни полнота переживания, ни мало-мальски значимые результаты не возможны и не имеют никакого смысла без мобилизации воли. Сверхчеловек — концентратор, носитель и излучатель воистину космической «волевой энергии». Высшим проявлением активного волевого начала, заложенного природой в человека, является воля к власти. В интерпретации Ницше она должна проявляться во всем — в любом поступке, в любви, в познании: «Что хорошо? Все, что укрепляет сознание власти, желание власти и саму власть человека. Что дурно? Все, что вытекает из слабости». Исходя из данного критерия, Ницше призывает к «переоценке всех ценностей» — моральных и религиозных норм, общественных обязанностей и обязательств, которые при ближайшем рассмотрении оказываются химерами.

В книге о Заратустре это особенно выпукло проиллюстрировано на примере отношения к государству и общественному строю:

Государством зовется самое холодное из всех чудовищ. Холодно лжет оно; и вот какая ложь выползает из уст его:

«Я, государство, я — это народ». «…»

Те же, кто расставил западни для людей и назвал это государством, — разрушители: меч и сотню вожделений навязали они всем.

Там, где еще существует народ, не понимает он государство и ненавидит его как дурной глаз и посягательство на исконные права и обычаи. «…»

… Государство лжет на всех языках добра и зла: и в речах своих оно лживо, и все, что имеет оно, — украдено им, «…»

Государством зовется сей новый кумир; там все — хорошие и дурные — опьяняются ядом; там все теряют самих себя; там медленное самоубийство всех называется жизнью. «…»

Посмотрите на этих лишних «…» они приобретают богатства и становятся еще беднее. Они, немощные, жаждут власти и, прежде всего, рычага ее — денег! [Господи! Насколько все это провидчески! Написано более ста лет назад, а как будто о днях нынешних и охватившем все и вся безумии! — В. Д.].

Только там, где кончается государство, начинается человек — не лишний, но необходимый…

Туда, где государство кончается, — туда смотрите, братья мои!

Воля Человека, восходящего к идеалу Сверхчеловека, способна преодолеть ложные ценности, навязываемые суперхимерой, именуемой государством. Человек, преодолевающий себя во имя высших идеалов, может и должен считаться свободным от каких-либо моральных и социальных обязательств. Он вырывается на простор необузданных чувств, свободы воли и творчества и, воспаряя высоко над «рожденными ползать», превращается в дитя природы, лишенное невинной совести, более того, — в «хищного зверя, великолепную, жадно ищущую добычи белокурую бестию». Отсюда уже совсем легко сделать следующий шаг. И Ницше-Заратустра превращается во вдохновенного певца очистительной силы войны. Именно во время войны мобилизуются главные — космические по своей природе — потенции людей:

Любите мир как средство к новой войне, и мир короткий — сильнее чем, мир продолжительный.

Не к работе призываю я вас, но к борьбе; не к миру, но победе. Да будет труд ваш — борьбой, а мир ваш — победой

«…»

Вы утверждаете, что благая цель освещает даже войну Я же говорю вам: только благо войны освящает всякую цель.

Война и мужество совершили больше великого, чем любовь к ближнему. «…»

Так живите жизнью повиновения и войны! Что толку в долгой жизни! Какой воин захочет пощады!

Я не щажу вас, я люблю вас всем сердцем, собратья по войне!

Философ последовательно доказывает, что Зло также естественно и неискоренимо, как и Добро. Собственно, смысл зороастрийской (а в дальнейшем ее наследницы — манихейской) религии, провозвестником и пророком которой был Заратустра, заключается в космизированном представлении о непрерывной борьбе Добра и Зла. Это — неопровержимая истина, ее бессмысленно оспаривать, нужно просто научиться приспосабливаться.

Жестокие законы природы наглядно проявляются и во взаимоотношениях противоположных полов. Здесь Ницше явно идеализирует мужчин:

Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина: все остальное — безумие. «…»

Повиноваться должна женщина и обрести глубину для поверхности своей. Ибо неглубока она — беспокойно бурлящая пена на мелководье.

Напротив, мужчина глубок, в подземных пещерах бушует бурный поток его: женщина лишь смутно чувствует, но не постигает силу его.

И, наконец, один из самых знаменитых афоризмов из «Заратустры»: «Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!» Эти две Фразы дорого стоили Ницше: раз и навсегда (и, в общем-то, поделом) к нему был приклеен ярлык женоненавистника.

Лейтмотивом через все творчество Ницше проходит идея вечного возвращения. В «Заратустре» ее символом выступает само Солнце: заходя по вечерам за горизонт, оно неотвратимо возвращается назад, каждое утро восходя на востоке. С молитвы пророка Солнцу начинается книга, и с надеждой на его завтрашнее восхождение она заканчивается. Идею непрерывного космического круговорота, известного, вообще говоря, еще в древнеиндийской мифологии и философии, Ницше попытался обосновать, опираясь на естественнонаучные данные. Порции энергии, которые в скором времени получат наименование квантов, беспрестанно возникают и исчезают в бесконечном мировом пространстве. Образуемые ими устойчивые структуры, частицы, тела по прошествии определенного времени, также разрушаются и умирают, но только затем, чтобы возродиться вновь. Данный процесс, связанный в конечном счете с клокочущим котлом целостной Вселенной, непрерывен и вечен. И все возвращается на крути своя: и вещи, и мысли, и настроения. Древний мудрец, сидевший когда-то на берегу бескрайнего океана и размышлявший о сути бытия и превратностях судьбы, не однажды еще вернется на то же самое место.

Русская культура достаточно ощутимо испытала на себе влияние философских идей Ницше, что подчас обнаруживается самым неожиданным образом. Так, идея вечного возвращения была подхвачена очень многими писателями и поэтами серебряного века русской литературы. Под ее непосредственным воздействием находится, к примеру, гениальный блоковский цикл «На поле Куликовом». В примечании к заглавному стихотворению «Река раскинулась. Течет, грустит лениво…» поэт писал: «Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событиям суждено возвращение. Разгадка их еще впереди». Сказанное означает: в будущем у России не одна Куликовская битва!

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ

«СМЫСЛ ЛЮБВИ»

Проблема любви постоянно находилась в центре внимания крупнейших мыслителей всех времен и народов. В русской философии никто не сделал так много для ее глубочайшего теоретического осмысления, как Владимир Соловьев. Продолжая линию, идущую от древних, он возвел Любовь в ранг универсального вселенского Начала, не просто управляющего миром, но обусловливающего его как самый Мир. Без любви нет ни жизни, ни смысла существования, ни Бога, ни Человека. Обоснованию данного тезиса фактически посвящено все творчество поэта и мыслителя.

Миросозерцание Соловьева с полным правом можно назвать Философией любви. (Так, кстати, и названа вступительная статья Арсения Гулыги к первому переизданию — после многих лет отлучения и забвения — трудов русского философа). О том же говорил и сам Соловьев — и в философской прозе, и в стихах:

Смерть и Время царят на земле,

— Ты владыкам их не зови;

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

«Смысл любви» — рубежное произведение Соловьева. Первоначально оно было напечатано в виде пяти статей в русском философском журнале, что позволило автору достаточно основательно изложить суть своего учения. В одной из энциклопедических статей он определял любовь как «влечение одушевленного существа к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни». В знаменитом трактате он наполняет данную дефиницию конкретным содержанием.

Главный вопрос, который волнует философа: сводится ли половая любовь исключительно к продолжению рода или же она нечто большее. Вывод однозначен: половая любовь ведет, прежде всего, к человеческой целостности, где любящие существа — мужчина и женщина — в акте соития образуют некое новое сверхсущество в соответствии с законами, предписанными высшими космическими законами:

Задача любви состоит в том, чтобы оправдать на деле тот смысл любви, который сначала дан только в чувстве; требуется такое сочетание двух данных органических существ, которое бы создало бы из них одну абсолютную идеальную личность. «…» В эмпирической действительности человека как такового вовсе нет — он существует лишь в определенной односторонности и ограниченности, как мужская и женская индивидуальность (и уже на этой основе развиваются все прочие различия). Но истинный человек в полноте своей индивидуальной личности, очевидно, не может быть только мужчиной или только женщиной, а должен быть высшим единством обоих.

Именно в такой абсолютной целостности и преодолевается эгоизм, от природы присущий всему живому и в особенности — человеку:

Эгоизм как реальное основное начало индивидуальной жизни всю ее проникает и направляет, все в ней конкретно определяет. «…» Смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. «…» Эгоизм есть сила не только реальная, но основная, укоренившаяся в самом глубоком центре нашего бытия…

«Преодоление эгоизма» — задача, которую провозгласил еще Шеллинг, — возможна только в сфере любви. Во имя нее — сознательно или бессознательно — и приносится в жертву эгоизм. Людвиг Фейербах показал, почему это происходит: любовный акт и половое соитие по своей природе таковы, что, удовлетворяя свои в общем-то всегда эгоистические половые потребности и достигая личного чувственного наслаждения, одна сторона (безразлично какая — мужчина или женщина) одновременно и неизбежно доставляет точно такое же удовлетворение и наслаждение другой стороне. Соловьев также подходит к аналогичному выводу, но формулирует его в сугубо абстрактной форме.

Философа больше волнуют совершенно другие проблемы. Например, насколько связан «пафос любви» с продолжением рода. Ответ: очень незначительно и несущественно. Совсем не редкость, когда продолжение рода, то есть деторождение, происходит не только без какого бы то ни было «пафоса», но даже и без любви как таковой — просто как естественное отправление потребности. Это, с одной стороны. С другой, — можно привести сотни, если не тысячи, примеров, когда любовь достигала высшего, прямо-таки нечеловеческого развития, не сопровождаясь при этом никакой половой близостью, а потому не завершаясь, естественно, и никаким продолжением рода. Любовь Данте к Беатриче и Петрарки к Лауре являются высочайшими образцами того, чего может достигнуть человек в возвышенной любовной страсти и «пафосе». Но хорошо известно также, что ни Данте, ни Петрарка не прикасались к объектам своего вожделения даже кончиком мизинца.

Соловьев продолжил и в определенной мере завершил решение грандиозной философской задачи — дать всестороннее обоснование космической сущности любви. Человеку всего лишь кажется, что он является единственным источником любовной потенции, заложенной в его половых клетках и подкрепленной гаммой эмоций. В действительности же сексуальная энергия (то, что древние именовали Эросом) имеет вселенско-космическое происхождение. Говоря современным языком, она рассеяна в звездно-вакуумном и информационно-энергетическом мире, взаимодействуя в прямом смысле со всей Вселенной (Соловьев предпочитал подчеркивать ее божественную ипостась). Конкретные индивиды — мужчины и женщины — лишь временно аккумулируют и ретранслируют то, что в природе существует извечно. Получая порцию или заряд космической по своей природе сексуальной энергии, они реализуют ее в акте любовного соития, дабы дать продолжение роду и удовлетворить свои потребности носителей любви.

Космизированный образ любви получил у Соловьева и поэтическое оформление в образе-символе Софии-Премудрости Божьей, которая лучезарным светом разливается по всей Вселенной. В отличие от абстрактно-философского «всеединства» (центральная категория в космистской концепции Соловьева) София-Премудрость доступна чувственному восприятию, но только подвижникам и только в минуты наивысшего вдохновения (экстаза). Сам Соловьев трижды испытал соприкосновение с вселенским символом Любви в образе премудрой Софии. Эти встречи описаны русским философом и первоклассным поэтом в хрестоматийной поэме «Три свидания».

Первый раз София-Премудрость явилась Соловьеву — девятилетнему ребенку, впервые испытавшему чувство любви:

София предстала перед ним, пронизанная лазурью золотистой и лучистой улыбкой:

Пронизана лазурью золотистой,

В руках держа цветок, нездешних стран,

Стояла ты с улыбкою лучистой,

Кивнула мне и скрылася в туман.

Точно такой же он — уже доцент и магистр — увидел ее во второй раз, находясь в Британском музее. Но наиболее полное впечатление (описание) осталось от третьей встречи, когда Соловьев ночью оказался в египетской пустыне неподалеку от Каира. Пережив потрясение и забывшись, он проснулся от яркого света, который сливался с утренней зарей:

И в пурпуре небесного блистанья

Очами, полными лазурного огня,

Глядела ты, как первое сиянье

Всемирного и творческого дня.

Знаменательно, что в чувственно воспринимаемом образе «вечной женственности» Соловьев четко уловил и глубинный вселенский смысл:

Что есть, что было, что грядет вовеки —

Все обнял тут один недвижный взор…

Софийность как символ высшей Любви к Богу, Миру и Человеку испокон веков была знаменем и знамением русского народа. Слитая с просветленным образом Богородицы — Пречистой Девы Марии, избравшей Россию «своим последним домом», софийность не только вдохновляла богословов и философов, но и оберегала и обогревала сердце каждого русского человека. Софийские соборы — главные храмы в двух главных городах Древней Руси — Киеве и Новгороде — точно навеки закрепляли своей рукотворной вещественностью и нерукотворной красотой покровительство и сбережение со стороны высших космических начал, воплощенных в Софии-Премудрости.

Через Владимира Соловьева София — этот космоорганизующий и земноустроительный принцип — была воспринята всей плеядой его последователей — главных представителей русского философского Ренессанса: С. Н. Булгаковым, Н. А. Бердяевым, П. А. Флоренским, Л. П. Карсавиным, А. Ф. Лосевым.

ФРЕЙД

«Я И ОНО»

Философия (точнее — психологическая концепция) Зигмунда Фрейда — один из закоренелых мифов XX века. А все потому, что он просто оказался человеком без предрассудков и не побоялся бесстрастно и совершенно откровенно назвать хорошо всем известные и понятные вещи своими именами. Со всей решительностью, на какую был способен этот в общем-то очень скромный человек, он подчеркнул решающее значение сексуальности для социальной жизни в целом и для каждого отдельно взятого индивида в частности.