Взгляд в прошлое США: бум 20-х годов и последующий экономический спад

20-е гг. в США были поистине годами экономического роста. Среднестатистический рабочий увеличил свою зарплату на 25%.Уровень безработицы не превышал 5%, а в некоторые периоды 3%. Расцветал потребительский кредит. В экономической теории, да и в общественном сознании господствовала концепция либерализма, или laissez faire ("пусть каждый идет своим путем"), разработанная классиками политэкономии еще в 18-19 столетиях. В ней подчеркивается роль отдельного "экономического человека", рационального индивида, стремящегося к максимизации прибыли и конкурирующего с другими на всевозможных рынках, и получающего вознаграждение, которое соответствует его труду. Теория, базирующаяся на принципе индивидуализма, утверждала, что реализация ничем не ограниченного частного интереса хозяйствующих субъектов ведет в итоге к общественному благу, и постулировала полную свободу предпринимательства и невмешательства государства в хозяйственную жизнь. Механизм рынка провозглашался наиболее эффективным регулятором экономических процессов, обеспечивающим оптимальное распределение ресурсов.

Однако уже в 20-е годы государство активно вмешивалось в экономическую жизнь, что составляет исключение из простых рыночных отношений. В промышленном производстве преобладали крупные корпорации, уже были приняты антимонопольные законы, созданы федеральные комиссии и комитеты по регулированию отдельных отраслей, создана Федеральная резервная система. Эти и другие формы вмешательства уже серьезно меняли традиционную веру в индивидуализм и свободный рынок.

Но все же, в большинстве случаев считалось, что вмешательство, если и необходимо, то время от времени, и принцип laissez faire оставался господствующим. Однако очевидная цикличность экономического развития, повторяющиеся каждые 8-10 лет фазы процветания, спада, кризиса и оживления считались до сих пор нормальным явлением со способностью к самоисправлению. Такое "благодушное" отношение к циклической динамике привело к катастрофе в 1929 г.

Не вдаваясь в подробности и не обсуждая различные оценки той ситуации в деталях, попытаемся воспроизвести картину того, что же произошло в действительности. С одной стороны было достаточно очевидно, что к началу 1928 года экономика приблизилась к нормальному циклическому падению деловой конъюнктуры, и не было причин предполагать, что кризис будет острее или продолжительнее, чем обычно, когда ситуация с ценами, зарплатой, процентной ставкой, инвестициями и объемом производства выравнивается уже через несколько месяцев. Беда была в том, что до 1928 г. почти никто уже не следил за экономическими показателями, а уже с 1926 г. начал сокращаться объем жилищного строительства, падать объемы продаж автомобилей, главного товара длительного пользования, сокращались производственные капиталовложения.

Все взоры были прикованы к фондовому рынку, на котором, вопреки общему экономическому спаду, со второй половины 1928 начался настоящий бум. Ответы на вопрос, почему же сложилась такая ситуация, колеблются от романтических (послевоенные настроения, когда хотелось верить, что все несчастья уже позади) до психологических (нация была охвачена растущей эйфорией), и моральных. Но главное объяснение - это неразумные экономические мероприятия государства. Во-первых, Федеральная резервная система, отвечающая за контроль над ростом денег и кредита, предприняла в 1927 г. меры по увеличению денежной и кредитной эмиссии именно тогда, когда экономические показатели обещали спад. Это была первая попытка противостоять экономическому циклу за все 30 лет существования ФРС.

Поначалу казалось, что с помощью кредитной эмиссии (объем кредитования увеличился в несколько раз) удастся избежать спада. И несмотря на короткое оживление начала 1929 г, основная часть всех кредитов досталась рынку ценных бумаг: ушли на биржевые спекуляции. Это был период всеохватывающего безумия - из 120 миллионов американцев ни много ни мало 30 так или иначе были вовлечены в биржевую игру, полтора миллиона имели счета в брокерских фирмах. Цены акций быстро росли, причем вне зависимости от роста прибылей. Самые непрочные компании - "держательские" корпорации, представляющие собой не что иное, как пирамидальную иерархию участия в капитале других компаний, привлекали к себе капиталы. Наблюдался огромный рост задолженности - брались кредиты под игру на бирже.

Возможно, и экономисты, и предприниматели были сбиты с толку мини-бумом в потребительских расходах, стимулированным политикой расширения кредитов ФРС. Обычно в прошлом фондовая биржа служила индикатором состояния экономики: спад в промышленности сопровождался падением общего индекса курсов акций. В 1929 г. биржевой рынок находился в состоянии бума - соответственно создавалась иллюзия экономического процветания. Вообще на бирже нередко играют на повышение тогда, когда экономика в целом находится в состоянии циклического спада, но до 1929 г. такого опыта не было, и обстановка лихорадочной игры на повышение "обольстила" и бизнес, и экономистов, и правительство как обыкновенных биржевых игроков.

Крах фондовой биржи в "черный вторник" 29 октября 1929 г. показал то, что должно было произойти несколькими месяцами ранее - начался спад. Даже "обычный" спад обещал быть резким, но спад, усугубленный биржевым крахом и нестабильностью банковской системы, утратой общественного доверия к банкам, к фондовым инструментам, действительно привел к катастрофе.

Среди первых мер, предпринятых президентом Гербертом Гувером, а он отнюдь не бездействовал, как ошибочно полагают, было усиление государственного вмешательства. Точно также, как он одобрил политику ФРС, расширившую кредит в начале 1929 г., Гувер и теперь был намерен победить депрессию мерами государственного регулирования. Так, были снижены налоги, увеличены государственные расходы и создан самый большой дефицит бюджета мирного времени за всю предшествующую историю США. Также он провел через Конгресс программы помощи фермерам, программу чрезвычайных общественных и строительных работ, программу займов, словом, все, чтобы стимулировать инвестиции в промышленность. Эти меры, по иронии судьбы, и явились основой для "нового курса" Рузвельта, однако именно последнему обеспечили место в истории.