воспитание человека как духовно богатой, социально активной, образованной личности.

В ленинском наследии мы находим и ответ на вопрос, каким образом можно добиться поставленных задач.

1.Задачи культурной революции в Советской России не могут быть решены наскоком, ударными темпами. Ускорение, подхлестывание исторического процесса без зрелой материальной базы может оказаться вредным и губительным для дела строительства нового общества.

2.Культурная революция невозможна без центральной фигуры этого процесса –народного учителя. «Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит» [2]

3.Нужды культурной революции потребуют от государства немалых средств, тем не менее, В.И.Ленин неоднократно восклицает: «Не надо скаредничать!». Нельзя экономить на привлечении высококлассных специалистов, на развертывании борьбы с неграмотностью, на сохранении российских реликвий и художественных ценностей.

В целом ленинский план культурной революции представляется взвешенной и логически выверенной программой действий на долгосрочную перспективу начального этапа становления социализма. Однако, существует ряд собственно ленинских замечаний, проставленных акцентов, которые вступают в противоречие с декларируемыми принципами.

Как известно, важнейшим условием развития культуры является свобода творчества. В.И.Ленин полагал, что свобода творчества может быть ограничена партийной и социальной принадлежностью, а принцип демократического централизма является оружием большевиков в борьбе со всякого рода буржуазностью. Именно такая позиция объясняет цинизм большевизма, когда вслед за декларацией о важности привлечения лучших буржуазных специалистов для становления российской экономики, дается замечание, что от них можно будет избавиться, когда они выполнят свои задачи (см., например, работу В.И.Ленин «Очередные задачи Советской власти»).

Такая социальная и партийная ограниченность, возведенная в дальнейшем в главенствующий государственный принцип, окажется причиной превращения культурной революции как прорыва к высотам мировой культуры в свой антипод, надолго отделивший Советский Союз от мира «железным занавесом».

2.

С первых дней существования Советского государства преобразование школьного дела явилось одной из центральных задач осуществления культурной революции

В октябре 1918 года была принята «Декларация о единой трудовой школе», которая, положила конец существованию в России старых сословных школ. Отныне вместо начальных училищ, церковно-приходских школ, школ грамоты, гимназий, реальных училищ и т.д. стала существовать единая трудовая школа первой ( 4 года) и

второй (6 лет) ступеней. Обучение стало доступным и бесплатным для каждого. Был провозглашен принцип преемственности школ первой и второй ступеней. Школа отделялась от церкви, запрещалось физическое насилие над детьми, устанавливалось школьное самоуправление. Практически заново стала создаваться сеть педагогических учебных заведений.

В осуществлении этих задач первым встал острейший вопрос – ликвидация неграмотности народа. Условия для решения этой задачи в массовом масштабе сложились только после окончания Гражданской войны. С 1920 года по всей стране создаются кружки, курсы ликвидации безграмотности (ликбезы). В соответствии с декретом «О ликвидации безграмотности среди населения в Советской республике» (декабрь 1919 года) все граждане в возрасте от 8 до 50лет были обязаны обучиться грамоте на родном или русском языке по желанию. Координационным центром в борьбе с неграмотностью стала учрежденная в 1920 году Всероссийская Чрезвычайная комиссия по ликвидации неграмотности при Наркомпросе (Народный комиссариат по просвещению) РСФСР («ГРАМЧЕКА»). Помимо государственных органов, к борьбе за всеобщую грамотность включаются добровольные народные организации, крупнейшей из ник было общество «Долой неграмотность!» (ОДН). Его председателем был избран М.И Калинин. На средства членов общества в первый год его существования было издано 5 млн. букварей. За период с 1920 по 1928 годы около 7 млн. взрослого населения страны сумело научиться писать и считать через сеть кружков ОДН.

Задачи социалистической реконструкции народного хозяйства, вставшие перед страной во второй половине 20-х годов, диктовали высокие темпы в деле борьбы с неграмотностью. В 1930 году с СССР принимается закон об обязательном начальном образовании.

Массовый прорыв к грамотности народа осложнялся рядом трудностей. Некоторые народы новой России или вообще не имели письменности ( например, эвенки), или графика письма была сложной (у азербайджанцев, татар, узбеков использовался арабский алфавит). С 1926 по 1930год для 40 народов СССР впервые была выработана своя письменность. Вместе с тем на фоне, безусловно, позитивных преобразований в 30-е годы начинают проявляться волюнтаристские решения. С 1937 года письменность народов СССР начинает переводиться на русскую графику. Формально такие действия проводились под знаком упрощения овладения письменной культурой в стране с доминирующей русской культурой. Однако, необходимо заметить, что такие кардинальные изменения происходили без широкого обсуждения, и люди узнавали о них из постановлений Совета национальностей ЦИК СССР, то есть из центра. Такой русификации подверглась письменность народов Севера, Средней Азии, Поволжья, Дагестана, Азербайджана, Молдавии. Переход на русскую графику письма оказался необдуманным шагом политиков, своевольно прервавших традиции письменной культуры отдельных народов.

После распада СССР в постперестроечные времена драматично звучат заявления наших современников, которые констатируют, что за годы Советской власти сформировались поколения, для которых старые тексты своего народа оказались не читаемы. Наиболее трудно разрешимой в настоящее время эта проблема является для тюркоязычных народов бывшего СССР.

Вовлечение в борьбу с неграмотностью всех государственных и общественных сил страны позволило в сравнительно короткий срок успешно решить труднейшую стартовую задачу культурной революции. Уже в 1939 году по данным Всесоюзной переписи населения в СССР грамотность граждан в возрасте от 9 до 50 лет составила 81%.

Параллельно с массовой ликвидацией неграмотности в стране стали разворачивать работу по привлечению учащихся к семилетнему образованию. В первую очередь решением этой программы занялись в крупных промышленных городах, где в годы первых пятилеток особо требовалась квалифицированные рабочие кадры.

Процесс становления советской школы был достаточно сложен. Он шел в непрекращающейся атмосфере дискуссий. В центре внимания были проблемы содержания учебного материала; формы и методы обучения; организация жизни учебного заведения.

В яростной полемике 20-х годов звучали призывы уничтожить учебные программы и учебники как наследие старой буржуазной школы; преобразовать традиционную школу в «школу-клуб» или «школу дня и ночи». Возникало множество новаторских педагогических методов обучения, таких как «бригадный» метод или «метод проектов». До начала 30-х годов, пожалуй, можно утверждать, что развитие советской школы шло в демократических условиях.

Формирование культа личности Сталина деформировали все сферы жизни страны.

Затронули они и народное образование. Учебное заведение должно было вписаться в государственную командно-административную систему. В начале 30-х. годов выходит ряд постановлений ЦК ВКП (б)[3], в которых подчеркивается необходимость немедленной марксистской переработки существующих учебных программ, подготовки новых унифицированных учебников, в том числе и по истории. С этого времени советская школа работала, образно говоря, в пределах дозволенного. Знания, накопленные человечеством, просеивались через сито политической цензуры. Чиновник от просвещения был призван надзирать за тем, чтобы «лишние» знания не нарушали целостности марксистско-ленинского мировоззрения. Следует обратить внимание и на то, что с 30-годов в СССР решение социально-политических и экономических вопросов постоянно форсируется, подхлестывается. Ленинское замечание, что «в вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего»[4] 2 превращается в пустую, эффектную декларацию.

Год «великого перелома» решил судьбу и первого наркома просвещения А.В.Луначарского. В 1929 году он был вынужден подать в отставку.

В решении задач культурной революции особое место занимала проблема роли и места интеллигенции в строительстве новой жизни. Известно, что до Октября 1917 года российская интеллигенция в значительном большинстве была настроена демократически и поддерживала революцию. Однако, реальные революционные события привели интеллигенцию к растерянности, к опасениям, что в ходе неуправляемой стихии народного гнева могут быть снесены остатки цивилизации и культуры. Эти опасения трагически звучат в творчестве А.М.Горького («Несвоевременные мысли»), А.Блока («Двенадцать»), И.Бунина («Окаянные дни»). Не поняв и не приняв до конца пролетарскую революцию, многие представители, прежде всего творческой интеллигенции, решают покинуть свое Отечество. Общая численность послереволюционной российской эмиграции составляет примерно 2,5 млн. человек, значительная часть которой – интеллигенция.

«Утечка мозгов» из России беспокоила руководство страны. Кроме того, оставшаяся интеллигенция, в одночасье лишившаяся гарантированных прав и свобод, нормальных условий для работы, не видела своего места в грядущей жизни.

Ленинская концепция культурной революции рассматривала задачу привлечения интеллигенции к социалистическому строительству как ключевую в соревновании с окружающей страну капиталистической системой. Отсталая и полуграмотная страна нуждалась в знаниях и опыте старых специалистов.

В ходе первого послереволюционного десятилетия большевикам удалось не только сломить саботаж интеллигенции, но и создать такие условия для работы, которые приостановили эмиграцию.

Вплоть до 1927 года в Советской России сохранялся независимый статус Академии наук, которая продолжала руководствоваться в своей внутренней деятельности Уставом, утвержденным еще Николаем 1 в 1835 году. Правда, в марте 1917 года Императорская Академия была переименована в Российскую, и впервые самими учеными был избран ее президент (до сих пор он назначался царем), академик А.П.Карпинский. Такой организационный принцип научной работы сохранял гарантии свободного развития творчества без принудительной политизации.

В меру своих возможностей Советская власть решала вопросы, связанные с материальным положением интеллигенции. Декрет СНК от 23 декабря 1919 года освобождал ученых от всех видов повинностей (трудовой, военной и др.). В документах периода «военного коммунизма» мы читаем: «Выдавать научным специалистам как в Москве, так и в Петрограде кроме продовольственных пайков, по одной паре обуви. одному костюму (или материал на костюм), три пары белья (или материал на белье) и шесть пар носков (или чулок) в год. Что касается теплого платья, то таковое выдавать отдельным лицам лишь в зависимости от нуждаемости в нем»[5]

В 1921 году создается Центральная комиссия по изучению Быта ученых (ЦЕКИБУ). Благодаря деятельности этой комиссии на протяжении ряда лет проводилась целенаправленная работа, которая давала ощутимые результаты. Так, в 1922 году СНК принимает постановление об улучшении жилищных условий научных работников. Семья ученого получала право на одну дополнительную комнату сверх гражданской нормы. Выборочное обследование материального положения ученых в СССР, проводимое в 1925 году, показало, что около 70% ученых жили в отдельных квартирах или собственных домах, все научные работники пользовались льготами в оплате жилищ.[6] Повысилась и стабилизировалась зарплата научной интеллигенции. В 1925 году она составила 100-140 червонцев (данные по Москве, Ленинграду и крупным научным центрам). Интересно заметить, что на питание одного человека в месяц в те годы тратилось примерно 26 червонцев.[7]

И все-таки, утверждать, что Советская власть целенаправленно, взвешенно, без перегибов решала вопросы сотрудничества с российской интеллигенцией, было бы не правильно. Перечисленные меры касались в первую очередь крупной научно-технической интеллигенции центральных городов страны, от положения которой зависели как перспективы развития военно- экономического потенциала, так и в целом авторитета СССР в мире. В то же время гуманитарная интеллигенция, рядовые провинциальные учителя, библиотекари, врачи, музейные работники и т.д. испытывали не только материальные тяготы, но и опасались политических преследований новой власти. Такая двойственность в отношен интеллигенции не позволяла успешно решать серьезнейшую задачу грядущего времени – воспроизводство ее нового поколения на базе преемственности и закрепления традиций.

Неспособность увидеть в интеллигенции совесть народа, его нравственный стержень, привела большевиков, в конечном итоге, к уничтожению старой интеллигенции. Первыми жертвами становятся ученые-гуманитарии. В их деятельности Советы видели главную опасность революции, ведь именно историки, философы, культурологи, изучая механизмы общественного развития, знали истинную цену и последствия насилия. В 1922 году из Архангельска отплыл печально знаменитый «философский пароход», на борту которого покинули Россию лучшие гуманитарные умы страны. Среди них Берляев, Лосский, Ильин. Они не просто были высланы, их вынудили дать расписку, что они никогда не вернутся на родину.

Политика, направленная на раскол интеллигенции, сочетавшая заигрывание с угрозой, заставила молчать тех, кто пока оставался дома. Очередь технической интеллигенции настанет позднее, когда в конце 20-х годов будет взят курс на индустриализацию страны, а затем и на коллективизацию сельского хозяйства. Волюнтаристские темпы и методы проведения новой линии партии войдут в очевидное противоречие со здравым смыслом. С целью освобождения от ненужных оппонентов будет сфабрикован ряд дел по обвинению во вредительстве старых специалистов. «Шахтинское дело», «дело Промпартии», «дело трудовой крестьянской партии», «дело Союзного бюро РСДРП» - нанесут массовый удар по кадрам технической интеллигенции. Таким образом, практика культурной революции вошла в противоречие с первоначальной теоретической моделью. Большевистское подхлестывание исторического процесса и социальная нетерпимость превращали идеи культурной революции в свой антипод.

В конце 20-х годов в связи с разработкой пятилетнего плана развития народного хозяйства перед страной встала актуальнейшая задача подготовки профессиональных кадров новой советской интеллигенции. По всей стране начинают создаваться институты, призванные готовить советских специалистов высокой квалификации. Накануне Второй мировой войны в СССР работало 817 высших учебных заведений, выпускавших ежегодно 100-110 тыс. специалистов, то есть в 10-12 раз больше, чем готовила высшая школа дореволюционной России[8]. Одной из самых больших кузниц кадров становится Ленинград. 1930 год – год рождения большинства ленинградских вузов, таких, например, как кораблестроительный, финансово-экономический, текстильной и легкой промышленности.

Взяв процесс формирования новой социалистической интеллигенции под свой контроль, коммунистическая партия предписывала соблюдать классовый подход к отбору студентов. Выходцы из рабочих должны были составлять свыше 60% приема в вузы.[9]Большую роль в пролетаризации высшей школы сыграли рабочие факультеты (рабфаки), призванные отбирать лучшие рабочие кадры для учебы и предоставлять им возможность в сокращенные сроки овладевать программой средней школы для дальнейшего поступления в вуз. К 1934 году 40% принятых в вузы составляли выпускники рабфаков, то есть люди, овладевшее знаниями в объеме средней школы за 3-4 года. Уже в 1933 году удельный вес дореволюционных кадров с высшим образованием снизился в народном хозяйстве до 17%, а со средним – до 8%.[10]

Таким образом, с конца 20-х – начала 30-х годов резко начинает меняться качественный состав российской интеллигенции, начинает формироваться советская интеллигенция первого поколения. Происходят качественные изменения в мировоззренческой позиции новой интеллигенции – отныне она не может быть нейтральной. Она должна быть политизированной, партийной, выражать четкие классовые позиции. В 1927 году в СССР создается Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству (ВАРНИТСО). Главной своей задачей ассоциация видела преодоление политической нейтральности интеллигенции. Стиль работы ВАРНИТСО заставил вспомнить страшные годы Гражданской войны. Так называемые «методологические бригады», выезжая в научные коллективы, вскрывали вредительскую деятельность старой профессуры, поклонников лженаук – генетики, социологии и др. Академик Т.И. Заславская рассказывает, что в середине 30-х годов один из академических институтов, занимавшийся проблемами генетики, неожиданно для сотрудников был закрыт на несколько дней под видом срочного ремонта. Когда ученые вернулись на свои рабочие места, они обнаружили пустые столы и шкафы. Все до последнего листа бумаги было изъято.[11]

Журнал «ВАРНИТСО» в эти годы буквально набит статьями о вредительстве в науке. Профессор Е.Коровин в №9 и 10 за 1930 год, публикуя статьи о необходимости «чистки» научных рядов, пишет: «Брошенный одним из членов нашей Ассоциации (проф. Збарским) на совещании работников здравоохранения крылатый лозунг – в деле раскрытия вредительства «вызвать на соревнование ОГПУ» отнюдь не является ни красным словцом, ни тем более парадоксом».

Продуктивным методом борьбы со свободой творчества и научным плюрализмом являлись. как это не покажется странным, научные дискуссии. Часто инициируемые властью, они выглядели настоящей провокацией. К оппонентам официальной точки зрения в таких дискуссиях принимались административные меры, вплоть до ареста. Например, по результатам дискуссии аграрников, посвященной проблемам коллективизации сельского хозяйства, была репрессирована «группа» Кандратьева и Чаянова. Только спустя 50 с лишним лет свыше 1000 ученых, проходивших по этому делу, были реабилитированы. Аналогичные события развернулись на Балтийском флоте, где в результате дискуссии «Каким должен быть военно-морской флот?» все приверженцы сохранения и развития старых традиций российского флота были арестованы, что принесло непоправимый ущерб делу обороны страны. Подобные «научные» ристалища не только трагичны с точки зрения конкретных судеб людей. В результате таких дискуссий ужесточилась работа цензуры и появилась такая специфическая черта советской науки как наличие спецхранов в библиотеках, архивах, музеях и т.д. Таким образом, новая советская интеллигенция, призванная стать продуктивной творческой силой общества, формировалась в условиях строго дозированных знаний, просеянных через сито политической цензуры

Итак, в первое послереволюционное двадцатилетие большевикам удалось использовать старую российскую интеллигенцию для восстановления страны после Гражданской войны, начать подготовку новых кадров советской интеллигенции, резко изменив политику мирного сотрудничества с нейтральными специалистами. Был взят курс на идеологический нажим, расширение сферы классовой борьбы, раскол интеллигенции. Последствиями такой политики для интеллигенции явились социальная пассивность, разочарование в революционных идеалах, размывание чувства достоинства и чести, готовность к публичным покаяниям. Сложившаяся ситуация не могла не сказываться на нравственное здоровье общества в целом. В этом состояло драматическое противоречие развития всего Советского общества.

Большевистское наследие в трактовке интеллигенции как социальной группы не способной к самостоятельной политике, не занимающей своего особого положения в системе общественного производства, рекрутируемой для обслуживания классов,[12] привело общество к политическому и нравственному тупику середины 80-х годов.

В задачи культурной революции по первоначальному замыслу включалась и задача воспитания социально активной личности строителей новой жизни. Сама по себе эта цель вполне естественна на этапе глобальных преобразований любого общества. Тем не менее, в СССР на базе чрезвычайно низкого образовательного уровня масс, сложилась и развивалась своеобразная политическая культура народа.

Как известно, малограмотный человек, с узким горизонтом доверчив, часто категоричен и агрессивен, им без особого труда можно манипулировать.

Победив в стране, где подавляющая часть трудового народа была безграмотна, большевики как лидеры этого самого народа, провозгласив лозунги: свобода, земля крестьянам, власть народу, сразу же получили кредит доверия.

А тем временем, внутрипартийная борьба первых послереволюционных лет привела саму большевистскую партию к состоянию растерянности и плохого представления о путях и методах достижения социализма. Уровень грамотности в среде государственных и партийных руководителей в 20-30-х годах был даже ниже общих показателей по стране. Например, 42% депутатов Верховного Совета СССР первого созыва были малограмотны, с начальным или незаконченным средним образованием; 65% руководителей среднего звена в середине 30-х годов имели образование не выше начального.[13]

В послереволюционные годы чрезвычайно низок был уровень образования рядовых членов парии большевиков. Даже в годы развернувшейся борьбы с безграмотностью в партии было 44,7% имевших только начальное образование и 24,4% вовсе безграмотных[14], причем, такая картина наблюдалась и в промышленных центрах, и столичных городах.

Чтобы хоть как-то смягчить такую позорную картину, в 20-30-е годы по всей стране открывается система закрытых ведомственных партийных школ (они назывались по-разному – комвузы, совпартшколы, промакадемия), в которых спешно, часто без отрыва от партийной работы, куются кадры руководителей социалистического строительства.

Поверхностность образования, партийная узость мышления, яростное желание в корне изменить все вокруг и как можно быстрее, иногда замешанное на революционной романтике, формировали вульгарные, далекие от науки взгляды. Воплощение этих вульгарных идей в жизнь требовало не столько осознанного, сколько дисциплинированного исполнения. Любое инакомыслие было чревато не дискуссией, а наказанием. Формирование конформизма как основы политической культуры Советской страны было закреплено в ходе показательных разгромов исторической школы академика С.Ф.Платонова (1929г.), философской школы А.Деборина (1930г.), созданием «Краткого курса истории ВКП (б)» в 1936 г.

Таким образом, еще один парадокс развития культурной революции в Советской России заключался в том, что политическая активность строителей нового общества с другой стороны могла выглядеть как форма приспособления или демонстрировала догматизм, схоластику .Шкала двойных жизненных стандартов, поощряемых властью, становится главным препятствием в воспитании советских граждан и осуществлении намеченных планов.

Политика Советской власти в области художественной культуры по существу мало отличалась от генеральной линии культурной революции. С одной стороны молодому государству необходимо было «держать лицо» великой русской художественной культуры, тем более, находясь в осадном положении со стороны буржуазного мира. Русский авангард в живописи и архитектуре, музыка С.Прокофьева и Д.Шостаковича, фильмы С.Эйзенштейна и М.Козинцева составили славу зарождающегося искусства страны Советов. С другой стороны в отношении деятелей художественной культуры начался процесс гонений, просеивания произведений через партийное цензурное сито, бюрократических препон. Как и в других областях культуры, судьбы творцов часто зависела как от осуждений со стороны партийных лидеров, так и от заступничества. Волюнтаризм становился мерилом творчества.

Сильнейшим тормозом в развитии художественной культуры, ее естественном соединении с народом является нарочитая политизация всех ее сфер. Жесткое проявление партийного давления касалось, например, даже экспонирования произведений итальянского Возрождения в Эрмитаже – залы, в которых висели картины Леонардо, Рафаэля, Тициана было рекомендовано переименовать в залы ростовщической буржуазии в Италии.

Существование в рамках дозволенного и партийная ангажированность станут фундаментом большого художественного стиля, сложившегося в тоталитарном государстве - социалистического реализма.

Развитие культурной революции в стране требовало немалых финансовых вложений. Следует отметить, что 1920 году, когда в стране развернулась борьба за ликвидацию безграмотности, в государственном бюджете расходы на народное образование составили 10%![15] Таких отчислений советская история больше не узнает. В дальнейшем расходы на развитие культуры в СССР будут планироваться, по так называемому, остаточному принципу – и не превысят 2-3% бюджета страны. Заметим, что в отличие от буржуазного общества, в социалистическом обществе перестали существовать такие понятия как спонсорские средства, помощь меценатов и благотворителей.

Характерной особенностью финансовой политики Советского государства в области культуры явилась закрепившаяся тенденция в оплате труда деятелей культуры. Учителя, врачи, музейные работники, библиотекари и т.д. всегда получали меньше, чем квалифицированные рабочие. Например, средняя заработная плата рабочих железнодорожного транспорта в 1927 году была 62 руб., а в просвещении и здравоохранении – 49 и 48,5 руб. соответственно.[16] Правда, следует заметить, что на особом месте в годы первых пятилеток оказалась научно-техническая интеллигенция. Так, в металлургической промышленности ставки специалистов высокой квалификации колебались от 165 до 600 руб. Для сравнения заметим, что оклад Председателя ЦИК СССР М.И.Калинина равнялся 175 руб., а прожиточный минимум – около 29 руб.[17]

Внимание государства к инженерным кадрам, безусловно, было исторически оправдано. Однако, такое положение на фоне общего бюджета страны и финансирования культуры создавало перекосы в народном хозяйстве. Ставка на интересы сегодняшнего дня в определенной мере ограничивала развитие фундаментальных наук, в конечном итоге, определявших прогресс общества.

ВЫВОДЫ

- Победа Октябрьской революции поставила перед Россией задачу проведения преобразований в области культуры как необходимой базы для построения современного цивилизованного общества.

- После завершения Гражданской войны, лидер революции В.И.Ленин, размышляя о проблемах строительства новой жизни в России, приходит к выводу о значении культуры как решающего фактора для достижения поставленных целей. В своих последних работах 1922-1923 гг. В.И.Ленин разрабатывает план преобразований в области культуры, который в последствии получил название ленинский план культурной революции в СССР.

- Формальное содержание ленинского плана культурной революции представляет фиксацию объективных процессов, без которых в ХХ веке прогресс был уже немыслим.

Народное образование, воспитание строителей новой жизни, овладение достижениями мировой культуры, роль интеллигенции как хранителя и передатчика высоких ценностей культуры – составные части ленинской стратегии.

- Политизация и партийная ограниченность уже с первых шагов разработки плана культурной революции извращают истинно гуманитарную идею плана. Слово постепенно расходится с делом, и эта новая реальность, после смерти Ленина подкрепленная вульгарным толкованием и без того противоречивого ленинского завещания, превращается в антипод первоначального замысла.

- Реализация плана культурной революции в СССР, несмотря на извращенность ее стратегического замысла, дала очевидные положительные результаты. Страна в рекордные сроки покончила с массовой неграмотностью. С 1930-х годов начинает развиваться система профессиональной подготовки кадров, в первую очередь для нужд промышленности. Формируется первое поколение советской интеллигенции. Образование включается в перечень важнейших жизненных ценностей советского человека.

- Вопреки мощнейшего подавления свободы творчества в условиях социалистического реализма, художественная культура Советского Союза дала миру высочайшие образцы

искусства, что подтверждает вывод о том, что важнейшим условием развития культуры является внутренняя потребность человека в творчестве, его непреодолимая жажда самовыражения.

[1] Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.36,с.82

[2] Ленин В.И. Полн.собр.соч.,т.45,с.365.

[3] Постановления ЦК ВКП (б): 5 сентября 1931г. «О начальной и средней школе»; 25 августа 1932г. «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе»;

12 февраля 1938г. «Об учебниках для начальной и средней школы»

[4] Ленин В.И. Полн. собр. соч.,т.45,с.389.

[5] Организация науки в первые годы Советской власти. (1917-1925 гг.) Сб.документов. Л., 1968,с.339.

[6] Иванова Л.В. Формирование советской научной интеллигенции (1917-1927 гг.). М.,1980,с.208.

[7] см. там же, с.204.

[8] Культурное строительство в СССР. М.,1956,с.204-206.

[9] см. «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», изд.8, т.4, с.116.

[10] Соскин В.Л. Ленин, революция, интеллигенция. Новосибирск, 1973, с.106.

[11] см. «Огонек»,1988,№41,с.6.

[12] см. Философский словарь. Изд.4-е.М.,1980,с.130.

[13] Дробижев В. Каждый лидер работает в тесном окружении ближайших сподвижников. «Общественные науки», 1989,№ 5, с.70,73.

[14] «Партийная жизнь», 1977,№21,с.26.

[15] Королев Ф.Ф., Корнейчук Т.Л., Равкин З.И. Очерки по истории советской школы и педагогике (1921-1931 гг.). М.,1961,с.47.

[16] Соскин В.Л.Ленин, революция, интеллигенция. Новосибирск, 1973,с.72.

[17] Там же, с.72.