Здравый смысл и социология

Когда началась перестройка, большинство из нас возмущалось, что

преобразования идут слишком медленно. Весьма широко было распространено

мнение, что если <поднажать>, то максимум дней за 500 можно решить все

проблемы - преодолеть <застой>, ликвидировать зло тоталитарного прошлого,

достигнуть всеобщей справедливости и в экономике, и в политике, и в социальной

сфере. Общественное мнение и здравый смысл подталкивали руководство страны к

принятию легковесных политических стратегий. Какие виделись радужные

перспективы избавления страны от засилья бюрократов-кровососов, которых

предполагалось заменить самоуправлением самого народа снизу доверху!

Насколько совершеннее и возвышеннее должны были стать человеческие

отношения без пьяниц и алкоголиков - для этого, казалось, нужно только

решительно перекрыть доступ к <зеленому змию>. Какое счастье должны были

испытать все советские люди, получив <бесплатное> отдельное жильё со всеми

современными удобствами к 2000 г. Увы, благие мечты так и остались мечтами.

Здравый же смысл подсказывал - не туда пошли, идеалы социализма подвели. А

почему бы нам не выбрать американский путь? И в самом деле, чем мы хуже

американцев, разве россияне не могут жить по-американски?

Сменившая "перестройщиков" команда реформаторов Б. Ельцина, казалось,

сделала все возможное, чтобы скачком перепрыгнуть к западным

фундаментальным ценностям - правовому, социально ориентированному

государству, монетаристской экономике, цивилизованному рынку, основанному на

частной собственности, индивидуальным свободам. Но чем больше был темп

преобразований, тем быстрее убегали от нас прочь декларированные идеалы, а их

место занимала ценностная неопределенность, непредсказуемость поведения как

руководителей, так и руководимых, а криминализация общественных отношений

достигла масштабов, которой еще недавно нельзя было просто вообразить.

Социально-политические катаклизмы, экономическая коррозия буквально охватила

все слои общества. А ведь искренне хотели как лучше: И опять здравый смысл

подсказывал - не туда пошли, России нужен собственный путь развития, иной

механизм принятия и исполнения решений - с новым Героем во главе, новым

Моисеем, который <железной> рукой восстановит порядок и справедливость.

Если же руководствоваться общеизвестным канонам социологической науки,

то подобное развитие событий следовало прогнозировать. Еще в прошлом веке

социологи аргументированно доказали, что любая скачкообразная смена

политических, экономических или религиозных ценностей, независимо от их

характера и содержания, неизбежно приводит к социальной дезорганизации, к

разрушению механизма социального контроля и, соответственно, к деструктивным

действиям в виде роста преступности, самоубийств и т.п. Кроме того, людям

кажется, что они сознательно преобразуют общество в желаемом направлении, но

значительная часть творения на деле оказывается неосознаваемой, а последствия -

непредвиденными. Социологическая наука давно пришла к выводу, что попытки

реализации планов (революционных или радикально-реформистских), существенно

нарушающих привычные модели мировосприятия людей, их поведения,

разрушающих устоявшиеся связи между различными социальными группами,

функции государственных и общественных структур, как правило, оборачиваются

непредвиденными последствиями нежелательного толка для членов общества.

Не менее важен ещё один принципиальный момент. Социологи знают, что

здравый смысл относителен во времени и пространстве. Он в значительной

степени историчен, на нем есть определенный налет религиозных верований и

идеологических воззрений. Он также культурно обусловлен: отнюдь не все, что

является здравым и рациональным, скажем, в Америке считается таковым в

европейских странах, России или на Востоке, и наоборот.

Более того, россияне на своем опыте познали, что подчас здравый смысл есть

не что иное, как мир социальных иллюзий, парадоксальное сочетание светлых и

зловещих образов, которые подавляют свободную волю человека, превращая его в

атом толпы. Мировосприятие нескольких поколений россиян основывалось на том,

что наш строй, народ, наши вожди - <самые лучшие>, а нищета и террор - это от

многочисленных <врагов>, как внешних, так и особенно внутренних.

Лишь в самом конце ХХ века в России к власти пришла политическая элита,

представители которой сделали ставку не на желаемое, диктуемое

идеологическими соображениями, а на возможное, прагматическое. При принятии

политических решений соображения здравого смысла все чаще стали

сопоставляться с данными социальных наук, в том числе и социологии. Это не

значит, что социологическая наука оказалась враз востребованной властью, но

тенденция обозначилась. Приведем лишь один пример. Вопреки расхожему

соображению здравого смысла, будто компьютеризация - панацея от

неграмотности, способная подменить собой систематический процесс научения,

руководство страны принимает решение о прекращении перманентных реформ в

системе образования, рассчитанных на облегченные подходы усвоения знаний,

выступает за укрепление оправдавших себя российских образовательных традиций,

имеющих весьма высокую репутацию во всем мире.

Разумеется, здравый смысл не всегда противоречит научному знанию. Более

того, в социологии есть направление, которое специально изучает знание и прежде

всего здравый смысл в его противоречивом развитии, чтобы, с одной стороны,

раскрыть возможности влияния здравого смысла на действительное поведение

людей в конкретных социальных и культурных условиях, а с другой - показать его

ограниченность, возможные заблуждения, расхождения знаний с реальными

фактами, что неосознанно сказывается на характере не только обыденной, но и

экономической и политической деятельности людей.

Приведем еще несколько примеров, свидетельствующих о том, что не всегда

и не во всем можно доверять здравому смыслу. Считается, что романтическая

любовь - это неотъемлемый компонент человеческого общества. Она присутствует

во всех обществах и является главным фактором вступления людей в брак.

На самом же деле на протяжении всей человеческой истории вплоть до

последних полтораста лет вступление в брак как среди богатых, так и бедных

определялось решением семьи или клана, т.е. экономическими и политическими

факторами, но никак не фактором романтической любви, которая начинается

связываться с браком лишь при переходе от аграрного к индустриальному

обществу. Более того, и сегодня в большинстве случаев не чувство любви

порождает союз между женщиной и мужчиной, а заданные обществом особые

алгоритмы отношений в виде тактики ухаживания (особой в каждой культуре)

позволяют возникнуть романтической любви. Иными словами, романтическая

любовь становится компонентом брака, лишь когда исторически возникают

определенные социальные и культурные условия.

Многие советские руководители, начиная антиалкогольную кампанию, были

убеждены в том, что чем больше употребляются спиртные напитки, тем выше

процент алкоголиков в населении страны. Соответственно, предполагалось, что

радикальное сокращение производства и потребления спиртного приведет к такому

же существенному уменьшению процента людей, страдающих алкогольной

зависимостью.

На самом деле связи между потребление спиртных напитков и алкоголизмом

значительно сложнее. Есть регионы в России, да и в мире - Италия, Израиль, - где

при весьма высоком, почти поголовном употреблении спиртного процент

алкоголиков ниже среднего по стране.

Кто не слышал: <Богатые богатеют, а бедные беднеют>. Обычно это

суждение относят к странам, нациям и к отдельным социальным группам, не

говоря уже об отдельных личностях. Были даже попытки обосновать <объективный

закон углубляющейся экономической дифференциации> (К. Маркс), согласно

которому богатство концентрируется все у меньшего числа людей, ибо

составляющие большинство населения средние слои и особенно рабочий класс

беднеют.

Однако исследования, проведенные выдающимся российско-американским

социологом П. Сорокиным, показали, что данный <закон> отражал лишь

временную тенденцию, к тому же ограниченную культурным своеобразием

европейских стран. Уже с середины XIX века в США начала увеличиваться

реальная заработная плата рабочих и служащих. Подобная ситуация с конца XIX -

начала XX века стала проявляться и в странах Европы и Японии. Проанализировав

же данные за более длительный период времени, П. Сорокин пришел к выводам,

которые вообще опровергают вышеприведенный постулат: благосостояние

существенно меняется от одной страны к другой, от одной группы к другой; в

истории семьи, нации или любой другой группы не существует устойчивой

тенденции ни к обогащению, ни к обнищанию.

Все мы знаем, каким экономическим и моральным бременем легли на

российское общество проблемы беженцев, как чеченцев, так и россиян из бывших

советских республик. Здравый смысл подсказывает, что достаточно накормить этих

людей и дать им жильё, чтобы сделать их счастливыми или, по крайней мере,

свести на нет их деструктивное поведение, вспышки социального и криминального

насилия. Однако, очевидно, что это слишком узкий подход к проблемам. Нужно

ещё создать рабочие места для безработных. Но и этого мало. Необходимо вернуть

людей к социальным и культурным условиям их прежней жизни, к ценностям и

нормам, на основе которых с детства складывалось их мировосприятие.

Подобные примеры можно продолжать и продолжать. Очевидно, здравый

смысл имеет свою специфику, а наука - свою. Попытки же подменить здравым

смыслом науку приводили к тому, что вожди, идеологи, миссионеры, возможно,

искренне хотели, как лучше, а получалось "как всегда".

В отличие от здравого смысла, по словам выдающегося американского

социолога Р. Мертона, для социологии характерен систематизированный

скептицизм. В этом её квинтэссенция. Чтобы проникать в суть социальных

явлений, дать им возможно более полную интерпретацию, социологи

систематически с помощью определенного теоретико-методологического

инструментария ставят под сомнение все социальные реалии, стремясь выявить

степень устойчивости связей или, говоря научным языком, корреляции между

ними. Их интересует, как общество влияет на человека, а люди на общество,

почему изменяются модели поведения людей, взаимодействия социальных групп,

какова роль в этих процессах сознания и инстинктов человека, факторов расы и

этноса, культуры и общественных структур - семьи, школы, религии, государства,

а также роль природных факторов - географической среды, экологической

обстановки.