Глава VII О ПРАВЕ НА ПЛЕННЫХ

I. Все пленные, взятые в войне торжественной, становятся рабами по праву народов
II. Также их потомство.
III. С пленными можно поступать по усмотрению безнаказанно
IV. Достояние пленных, даже невещественное, принадлежит их собственнику.
V. Причина такого установления.
VI. Дозволено ли пленным спасаться бегством?
VII. Или оказывать сопротивление господину?
VIII. Право это соблюдается не у всех народов и не всегда
IX. Оно не соблюдается ныне среди христиан; что его заменяет.

Все пленные, взятые в войне торжественной становятся рабами по праву народов

I. 1. По природе, то есть независимо от человеческих действий, или в первобытном состоянии природы, никто из людей не является рабом, как мы сказали в другом месте¹ (L. Libertus. I. D. de statu hominum). В этом смысле можно принять за истину изречение юристов, что рабское состояние противно природе. Однако, когда рабство возникает в силу акта человека, то есть вследствие договора или правонарушения, оно не противоречит естественной справедливости, как мы также показали в другом месте².
2. А согласно праву народов, о котором мы толкуем теперь, рабство имеет более широкие пределы как в отношении лиц, так и в отношении своих последствий, ибо если мы обратим внимание на лиц, то рабами признаются не только те, кто сам соглашается на это или дает обещание служить, но и все пленные, взятые в торжественной войне, с того момента, как они попадают под стражу, по словам Помпония (L. postliminii. I. D. de captivls. L. in bello, D. de capt.). И здесь не требуется совершения преступления; и участь одинакова у всех, даже у тех, кто, как мы сказали, волею судеб захвачен в неприятельских пределах при внезапном возникновении войны.
3. Полибий во второй книге своей "Истории" пишет: "Каким мучениям они должны подвергнуться, чтобы понести надлежащее наказание? Пожалуй, кто-нибудь скажет, что тех, кто побежден оружием, следует продать с детьми и женами. Однако по закону войны это должно постигнуть даже тех, кто не совершит ничего нечестивого"³. Бывает так, как сказано у Филона: "Многие утратили прирожденную свободу в силу различного рода случайных обстоятельств" ("О свободе каждого добродетельного").
4. Дион Прусийский ("Речи", XV), перечисляя некоторые способы приобретения собственности, говорит: "Когда кто-нибудь возьмет другого в плен на войне, то он и владеет им таким путем как рабом". Оппиан во второй книге "О рыбной ловле" взятие в плен мальчиков на войне называет уводом "по закону войны".

Также их потомство

II. Рабами становятся не только сами взятые в плен на войне, но и их потомки навеки, то есть, конечно, те, кто родится от матери-рабыни после обращения ее в рабство. Это и есть, по словам Марциана, обращение по праву народов в рабство тех, кто родится от наших служанок (L. Et servorum I. D. de statu hominum). Материнское чрево обречено на рабство, сказал Тацит, упоминая о жене германского вождя ("Летопись", кн. I).

С пленными можно поступать по усмотрению безнаказанно

III. 1. Последствия подобного права бесчисленны, так что по отношению к рабу господин не связан никаким воспрещением, как сказал Сенека-отец ("Спорные вопросы", I, 5). Нет такого испытания, которому господин не мог бы подвергнуть раба безнаказанно; нет такого действия, которого он не мог бы любым способом повелеть ему выполнить или к которому он -не мог бы его принудить; даже жестокость господ по отношению к лицам рабского состояния остается безнаказанной, если внутригосударственный закон не положит какой-либо меры жестокости господ или не назначит за нее наказания. "У всех народов одинаково, - говорит Гай, - мы можем заметить, что господам предоставлена власть над жизнью и смертью рабов" (L. I. D. de his qui sui sunt iuris. Instit. de his qui sui vel all. iuris aunt). Далее он добавляет, что границы этой власти положены римским законом в пределах римской территории. Сюда же относится следующее место из комментария Доната на Теренция ("Андрианка", акт I, сцена I): "Что незаконно господину делать в отношении раба?".
2. И все имущество, захваченное на войне, приобретается господином вместе с рабом. Сам раб, состоящий во власти другого, но словам Юстиниана, не может иметь ничего своего (Inst. per quas pers. cuique acq. item vobis).

Достояние пленных, даже невещественное, принадлежит их собственнику

IV. Оттого следует отвергнуть или во всяком случае ограничить мнение тех, кто утверждает, что достояние нетелесное не приобретается в силу права войны⁴. Ибо на самом деле приобретение его производится не непосредственно и само по себе, но через посредство лица, которому оно принадлежало. Тем не менее здесь подлежат изъятию права, вытекающие из особых свойств той или иной личности и вследствие того неотчуждаемые, как, например, права отцовства. Если эти права действительно могут оставаться в неприкосновенности, то они сохраняются за личностью; если же нет, то они погашаются.

Причина такого установления

V. 1. Все же это введено правом народов, о котором идет речь, не по иной какой причине, как для того, чтобы лица. захватившие врагов и соблазненные столькими преимуществами, добровольно воздерживались от крайних проявлений жестокости, приводящей их, как сказано выше, к расправе с пленными немедленно или же спустя некоторое время. "Название рабов [servi], - по словам Помпония, - проистекло от того⁵, что полководцы имели обыкновение пленных продавать. а тем самым сохранять им жизнь [servare] и не убивать" (L. Puplllus, D. de V. S.). Я сказал: "чтобы добровольно воздерживались"; такое побуждение к воздержанию ведь не есть в действительности подобие договора, если обратиться к тому же праву народов, но - способ убеждения путем указания на большие выгоды.
2. По той же причине право это переходит от одного лица к другому, точно так же как и собственность на вещи. На детей же пленных пришлось распространить собственность потому, что иначе, если бы захватившие пленников пользовались своим неограниченным правом, дети так и не появились бы на свет. Отсюда следует, что дети, родившиеся до пленения их родителей, не становятся рабами, если только сами не попадут в плен.
В связи с этим народам угодно было установить, чтобы дети следовали состоянию матери, потому что сожительства рабов не были стеснены ни законом, ни надежной охраной, так что никакая достаточная презумпция не могла указывать на отца. В этом смысле нужно понимать изречение Ульпиана: "Закон природы таков, что тот, кто рождается вне законного брака, следует состоянию матери" (L. lex naturae. D. de statu hominum). Имеется в виду закон, вошедший во всеобщее обыкновение, вытекающий из некоторого естественного разума; как мы показали в другом месте настоящего сочинения, иногда злоупотребляют термином "естественное право" (кн. II, гл. XIII, XXVI).
3. Не напрасно, однакоже, подобные права установлены народами, что показывает пример гражданских войн, во время которых, как мы видим, пленных по большей части убивают, не имея возможности обращать их в рабство. На это среди прочего указал Плутарх в жизнеописании Отона, а также Тацит во второй книге "Истории"⁶.
4. Вопрос о том, кому должны принадлежать пленные, должен решаться соответственно сказанному нами о военной добыче; ибо право народов в настоящем случае приравняло людей к вещам. Юрист Гай в книге II "О повседневных сделках" говорит: "Как и добыча, захваченная у врагов, по праву народов тотчас же становится собственностью захвативших, так даже и свободные люди обращаются в рабство" (L. naturale et L. adeo. D. de acq. rer. dam.).

Дозволено ли пленным спасаться бегством?

VI. 1. Однако, как полагают некоторые богословы, взятые в плен в несправедливой войне или же родившиеся от пленных, вправе бежать только к своим (Лессий, кн. I, гл. V, спорн. вопр. 5); я не сомневаюсь, что тут они не ошибаются. Но нужно учитывать следующее: если такие лица убегут к своим до окончания войны, то получат свободу по праву постлиминия⁷; если же они убегут к чужим или даже к своим по заключении мира, то должны быть возвращены по требованию прежнего господина. Отсюда вовсе не вытекает еще, чтобы плененное лицо было связано долгом совести; существует множество прав, подлежащих исключительно внешнему суду, каковы права войны, ныне излагаемые нами.
Не имеет силы и возражение некоторых, будто из природы собственности вытекает подобного рода долг совести. Ибо я на это отвечу, что поскольку существует много видов собственности, то возможно допустить и такую собственность, которая подлежит только человеческому суду и притом суду принудительному; что встречается и в прочих видах права.
2. Таково ведь до известной степени и право объявлять завещания ничтожными ввиду несоблюдения какой-нибудь торжественной формальности, предписанной внутригосударственным правом. Наиболее убедительно то мнение, что наследство, оставленное в силу такого завещания, может быть добросовестно удержано без нарушения уважения к покойному, пока не будет оспорено (Сото, "О справедливости и праве", кн. IV, спорн. вопр. 4, ст. 3; Лессий, кн. II, гл. XIV, спорн. вопр. 3).
Почти не отличается собственность того, кто является недобросовестным владельцем в силу давности по внутригосударственным законам, ибо и такое владение гражданский суд охраняет как собственность. С помощью соответствующего различения без труда разрешается казус, предложенный Аристотелем в "Софистических опровержениях" (кн. II, гл. 5): "Разве это не есть право каждого, чтобы ему принадлежало свое? Но то, что решит судья по внутреннему убеждению, даже если ошибочно, признано законом. Следовательно, одно и то же и есть, и не есть право".
3. В нашем вопросе нельзя привести никакого основания, почему бы народы имели в виду нечто иное, а не внешнее ограничение. Ибо возможность требовать выдачи раба, принудить его. даже заковать в цепи, а стало быть, и овладеть его имуществом достаточна для того, чтобы победители предпочли сохранить жизнь пленнику. Если же они столь кровожадны, что не соблазнятся такими выгодами, то на них, конечно, не окажут воздействия никакие обязательства, налагаемые совестью. Коль скоро они все же сочли бы для себя указанные обязательства совершенно необходимыми, то они могли бы потребовать ручательства или клятвы⁸.
4. Таким образом, к закону, постановленному не в силу естественной справедливости, но лишь во избежание возможного большего зла, не следует применять необдуманно толкование, вследствие которого признается преступным действие, в других случаях признаваемое дозволенным. Юрист Флорентин пишет: "Не важно, как пленный вернулся из плена - был ли он отпущен, либо силой или хитростью избавился от власти врагов" (L. Nihil. D. de capt.).
Дело в том, что право в отношении пленных настолько же есть право, насколько в ином смысле оно зачастую есть и правонарушение; и так его характеризует юрист Павел (L. postli-minium est ius, in princ. eod. tit.). Оно является правом в части последствий и представляет собой правонарушение, поскольку имеется в виду внутренний смысл самого деяния.
Отсюда явствует, что если лицо, взятое в плен в несправедливой войне, попадет во власть неприятеля, то оно не запятнает души своей преступным воровством, коль скоро скроет свое имущество или получит в виде платы за свой труд⁹ то, что ему по справедливости причитается, но свыше необходимого для пропитания, поскольку такое лицо ни от своего имени, ни от имени государства не должно ничего своему господину или его предшественнику. Не имеет значения здесь то обстоятельство, что бегство пленного и обнаруженное сокрытие им имущества обыкновенно влекут тяжкое наказание. Ибо к подобным мерам, как и ко многому другому, люди могущественные прибегают не потому, что это справедливо, но потому, что это им выгодно (Баньес, на II, II, вопр. 40).
5. Некоторые каноны¹⁰ воспрещают побуждать раба оставить службу своему господину (С. el quis servum 17, q. 4 et с. eeq.). Если отнести такое воспрещение к рабам, несущим заслуженное наказание или обязавшимся в силу добровольного соглашения, то это есть правило справедливости; если же его отнести к тем, кто взят в плен в несправедливой войне, или же к тем, кто родился от пленных, то оно означает, что христиане должны подавать христианам скорее пример терпения, нежели чего-либо такого, что, хотя и дозволено, но может восстановить против них лиц, чуждых христианству, или вообще колеблющихся.
Сходным образом можно истолковать увещания апостолов, обращенные к рабам, поскольку они, по видимому, требуют большего повиновения от рабов, пока последние состоят в услужении у своих господ. Это согласуется с естественной справедливостью, ибо пропитание и услуги находятся во взаимном соответствии.

Или оказывать сопротивление господину?

VII. Впрочем, я нахожу правильным суждение тех богословов, которых я начал излагать, о том, что раб не может, не нарушая долга справедливости, противиться господину, пользующемуся этим внешним правом.
Между таким положением и высказанным нами существует большая разница. Внешнее право, которое не только состоит в одной безнаказанности действия, но и обеспечено судебной защитой, будет бесполезным, если останется в силе право сопротивления господину. Ибо коль скоро дозволено противиться силой господину, то будет дозволено также сопротивляться должностному лицу, охраняющему права господина: а между тем должностное лицо в силу права народов должно охранять собственность господина и пользование ею. Право это, следовательно, аналогично тому, которым мы наделили в другом месте высшие органы власти в каждом государстве, так что сопротивление им есть по совести дело недозволенное и нечестивое. Оттого и Августин объединяет то и другое, говоря: "Народ в такой же мере должен выносить государей, как и рабы их господ, с тем, чтобы временные страдания служили упражнением в терпении в надежде на приобретение вечных благ".

Право это соблюдается не у всех народов и не всегда

VIII. Но необходимо учитывать, что изложенное право народов о пленных соблюдалось не всегда и не всеми народами; хотя римские юристы и высказываются в общей форме, обозначая значительнейшую часть именем целого. Так, у евреев¹¹, которые были отделены их особыми установлениями от общения с прочими народами, рабам было открыто убежище, то есть. как правильно замечают толкователи, тем, которых постигло соответствующее бедствие без всякой вины с их стороны (Второзаконие, XXIII, 15).
Тут может показаться, что в этом - источник права, в силу которого на французской территории рабам предоставляется возможность притязать на освобождение (Боден, "О государстве", кн. I, гл. 5); однако мы видим, что такое право в наши дни дано не только военнопленным, но и всем прочим рабам.

Оно не соблюдается ныне среди христиан; что его заменяет

IX. 1. Христианские¹² народы вообще согласны в том, чтобы в случае возникновения между ними войны не обращать пленных в рабство, то есть не продавать их. не принуждать их работать и переносить все иное, что свойственно рабам (Бартол, на L. hostes. D de capt.; Коваррувиас, на С. peccatum, р. II, 11, 6; Витториа, "О праве войны", 42; Боерий, "Решения", 178; Сильвестр, на слово "война", ч. I, 1). Конечно, это разумно, так как наставником всякой любви христиане были правильно научены или должны были быть научены не заменять удержания от убийства несчастных людей проявлением хотя и меньшей, но все же жестокости.
И это передавалось от предков к потомкам, как пишет Григора¹³ (кн. IV), сначала среди исповедовавших одну веру, а затем стало свойственным не только подданным Римской империи, но и фессалийцам, иллирийцам, трибаллам и болгарам. И хотя такой успех сам по себе и незначителен, но достигнут он благодаря уважению к христианскому закону; и хотя Сократ ", некогда и внушал грекам необходимость взаимно соблюдать (подобный порядок, все же он не добился ничего (Платон, "Государство", кн. V).
2. То, что между собой соблюдают христиане, взаимно соблюдают и магометане¹⁴. Тем не менее среди христиан сохранился обычай держать пленников под стражей до внесения за них выкупа, определение размера которого зависит от усмотрения победителя при отсутствии какого-нибудь определенного на то соглашения (Бартол, на L. nam et servus, D. de neg. gestis; Боерий, "Решения", 178; "Постановления короля Испании", кн. VIII, разд. XXVI, ч. 2). Право охраны пленных обычно уступается отдельным лицам, захватившим их, кроме знатных пленников; обычаи большинства государств передают права на последних государству или его главе.