СОЦИОЛОГИ И РЕВОЛЮЦИЯ 1848 ГОДА 11 страница

Две выдержки из статьи «Суждения о факте и ценностные суждения» демонстрируют сравнение и квазиуподобление этих суждений.

«Ценностное суждение выражает отношение конкретного объекта к идеалу. Таким образом, идеал задан как вещь, хотя и иным споссбом. Он также по-своему представляет реаль­ность. Выраженное отношение объединяет, следовательно, два понятия, представленные совсем как в суждении о суще­ствовании. Можно ли говорить о том, что ценностные сужде­ния касаются идеалов? Но они не представляют собой иной формы суждений о реальности. Ведь понятия суть в равной степени мыслительные конструкции, исходящие из идеалов,, и будет несложно показать, что это те же самые коллективные идеалы, поскольку они могут конституироваться лишь в языке и с помощью языка, представляющего собой в высшей степе­ни коллективную вещь. Таким образом, элементы суждения во всех отношениях одинаковы» (ibid., р. 139).

Вот характерная фраза из этого отрывка: «Понятия суть...
мыслительные конструкции, исходящие из идеалов». Если
Дюркгейм хочет сказать, что мыслительные конструкции пред­
ставляют собой неэмпирические или идеальные реальности, то
он, очевидно, прав. Если же он уподобляет понятие идеалу в
этическом смысле слова, то его положение мне кажется иск­
лючительно софистическим. ' |

Далее Дюркгейм пишет: '»·

«Если всякое суждение затрагивает идеалы, то последние бывают разных видов. Среди них есть идеалы, единственная н роль которых сводится к отражению реальностей, на которые они распространяются, причем к отражению их такими, како-, вы они есть. Это — понятие в строгом смысле. Среди них есть и другие идеалы: их функции, напротив, сводятся к преобра­жению реальностей, к которым они относятся. Это ценност­ные идеалы. В первом случае идеал служит символом объекта путем его уподобления мысли. Во втором — именно объект служит символом для идеала, и объект делает его репрезента­бельным для разных людей. Естественно, что суждения разли­чаются в зависимости от идеалов, которые они используют. Первые ограничиваются анализом реальности и по возможно­сти адекватным ее выражением. Вторые, наоборот, подчерки­вают новый аспект реальности, обогащающий ее под воздей­ствием идеала» (ibid., р. 139 —140).

В этом уподоблении друг другу суждений о факте и ценно­стных суждений мы снова встречаемся с убеждением Дюрк-гейма в том, что влияние понятий, способствующих отраже­нию реальности, или идеалов, способствующих ориентации де­ятельности, исходит из самого общества. Думаю, однако, что здесь есть двусмысленность. Социологическое исследование истоков понятий никак не совпадает с теорией познания, т.е. анализом трансцендентальных условий истины. Условия науч-

ной истины не имеют никакого отношения к обстоятельствам общественного признания истины; при этом полагать, что есть социологическая теория познания, — значит постоянно их смешивать. Есть социологическая теория условий развития на­уки — то, что сегодня именуют социологией познания, кото­рая содействует развитию теории познания, но никоим обра­зом не может совпадать с ней.

Другая ошибка касается ценностных суждений. Дюркгейм хочет, чтобы этический идеал стал социальным, чтобы обще­ство сопоставляло свою ценность с моралью. Здесь также, мне кажется, есть двусмысленность. Конечно, понятия, кото­рые мы можем считать ценностями, определяются обществен­ными обстоятельствами. Но тот факт, что ценностные сужде­ния внушаются нам социальной средой, не доказывает, что це­левым назначением морали станет определенное состояние общества. Естественно, что, когда мы требуем определенной морали, мы стремимся к определенному обществу или опреде­ленным человеческим отношениям. В этом смысле социальная воля вызывается к жизни любой моральной волею. Но как эм­пирическая реальность общество не определяет содержания морали. Одно из двух: ибо мы косвенно возвращаемся к мыс­ли о том, что общество, рассматриваемое в глобальном масш­табе, заключает в себе мораль, и в таком случае обретает силу возражение, сформулированное мною раньше: установившая­ся и единственная мораль не проистекает неизбежно из дан­ной социальной организации, т. к. в каждую эпоху и в каждом обществе причиной конфликтов является содержание морали; либо имеется в виду, что нашей волей к морали управляет со­циальная воля, но такая постановка вопроса тоже может быть изменена: ведь мы выбираем социальную или политическую цель в соответствии с этическим идеалом.

Философский характер Дюркгеймовой социологии объяс­няет бурю страстей, порожденных ею немногим более полуве­ка назад. Формула «общество или божество», в то время как во Франции- свирепствовал конфликт между католическим и свет­ским образованием, могла вызвать взрыв негодования. В на­чальных школах и в педагогических учебных заведениях социо­логия предстала в качестве основы светской морали, приходя­щей на смену католической. Когда же Дюркгейм добавлял, что он почти не видит различия между божеством и обществом, то это положение, будучи, по его мнению, исполненным уважения к религии, представлялось верующим посягательством на их ценности. Этим же объясняется, что еще сегодня замысел Дюр-кгейма может интерпретироваться по-разному.

Противоречивые интерпретации разъясняются, если мы вспомним о двойственности, которая, не будучи противоречи-

ем, составляет сердцевину его учения. Его учение направлено на воссоздание общественного консенсуса и усиление влия­ния коллективных императивов и запретов. По мнению неко­торых критиков, это восстановление общественных норм представляет собой затею консервативную, если не реакцион­ную. На деле же учение Дюркгейма порой воскрешает в памя­ти вторую половину научного пути Конта, когда он в «Системе позитивной политики» старался создать религию человечества. Эта интерпретация верна лишь отчасти. По Дюркгейму, соци­альная норма, влияние которой следует усилить, не только по­зволяет индивиду свободно проявлять себя, но и обязывает каждого использовать свой здравый смысл и утвердить свою автономию. Дюркгейм хочет стабилизировать общество, вы­сшим принципом которого является уважение личности и не­зависимости человека. В зависимости от того, подчеркивается ли укрепление социальных норм или независимости человека, интерпретация становится консервативной или рациональной и либеральной. Самая верная интерпретация — та, в которой сочетаются эти обе, по-видимому, расходящиеся интерпрета­ции. В центре Дюркгеймова замысла я усматриваю стремление доказать, что рациональная, индивидуалистическая и либераль­ная мысль есть пока предел исторической эволюции. Эта'шко|-ла мысли, соответствующая структуре современных обществу должна быть признана, но одновременно она рискует вызвать распад общества и явление аномалии, если не будут упрочены коллективные нормы, необходимые для всякого консенсуса.

Социология, по мнению Дюркгейма, одновременно оправ^ дывает рационалистический индивидуализм и утверждает ува­жение к коллективным нормам. Таков результат поиска, в ос­нову которого, как напомнил об этом Марсель Мосс, положе­на старинная проблема отношений между индивидом и обще­ством или индивидуализмом и социализмом.

Биографические данные

1858 г., 15 апреля. Рождение Эмиля Дюркгейма в г. Эпиналь в семье рав­вина. Отец умирает, когда Эмиль еще очень молод. Учеба в коллеже в Эпинале. Заканчивая коллеж, Дюркгейм становится лауреатом об­щего конкурса.

Дюркгейм отправляется в парижский Лицей Людовика Великого для подготовки к конкурсному экзамену в Высшую нормальную школу. В пансионе Жоффре он встречается с Жаном Жоресом. На год раньше Дюркгейма Жорес поступает в Школу на улице Ульм.

1879 г. Дюркгейм поступает в Высшую нормальную школу, где посещает лекции Фюстеля де Куланжа и де Бутру.

1882г. Сдает экзамен на звание преподавателя философии и тогда же назначается преподавателем в Сане и Сен-Кантен.

1885— 1886 гг.Берет годовой отпуск для занятий общественными нау­
ками сначала в Париже, затем в Германии у В. Вундта.

1886 — 1887 гг.По возвращении из путешествия по Германии публику­
ет в «Философском обозрении» три статьи: «Новые исследования в
области общественной науки», «Состояние положительной науки о
морали в Германии», «Философия в немецких университетах».

1887г. Решением министра Спюллера назначен профессором педагоги­
ки и социологии на филологическом факультете в университете в
Бордо. Этот курс был первым курсом по социологии во французских
университетах. Коллегами Дюркгейма в университете в Бордо были
О. Амелен и Родье, а слушателями — Шарль Лало и Леон Дюги.

1888г. В «Философском обозрении» публикует статью «Убийство и рож­
даемость».

1891г. Дюркгейм читает курс для кандидатов на получение звания пре­подавателя философии с целью совместного с ними изучения вели­ких предшественников социологии (Аристотель, Монтескье, Конт...).

1893 г. Заметка о дефиниции социализма, статья в «Философском обоз­рении». Защита докторской диссертации на тему «О разделении об­щественного труда» вместе с диссертацией по-латыни «Вклад Мон-тескь в становление общественной науки».

1895 г. «Правила социологического метода».

1896г. На базе его курса по социологии создается кафедра. Основание
«Социологического ежегодника». Первые опубликованные в нем ис­
следования Дюркгейма: «Запрет кровосмешения и его истоки» и
«Определение религиозных феноменов».

1897 г. Работа «Самоубийство».

1900 г. «О тотемизме» — статья в «Социологическом ежегоднике». Борец за светское образование, Дюркгейм сильно возмущен делом Дрей­фуса. Все больше и больше занимается религиозной проблематикой.

1902 г. Приглашен внештатным сотрудником на кафедру педагогики в Сорбонне.

1906 г. Дюркгейм включен в штат сотрудников кафедры педагогики фи­лологического факультета .-Парижского университета. Он преподает там одновременно социологию и педагогику. Сообщение во Фран­цузском философском обществе на тему: «Детерминация морально­го факта».

1909 г. В Коллеж де Франс читает курс «Выдающиеся педагогические учения во Франции начиная с XVIII в.».

1911 г. Выступление на философском конгрессе в Болонье на тему:
«Суждение о реальности и ценностное суждение».

1912 г. «Элементарные формы религиозной жизни».

1913 г. Его кафедра получает название «Кафедра социологии Сорбон­
ны». Сообщение во Французском философском обществе на тему:
«Религиозная проблема и двойственная природа человека».

1916 г. Дюркгейм теряет единственного сына, убитого на Салоникском
фронте. Под влиянием этого события он публикует две книги: «"Гер­
мания превыше всего". Немецкий менталитет и война», «Кто хотел
войны? Об истоках войны по дипломатическим документам».

1917 г., 15 ноября. Смерть в Париже.

Примечания

«Ясно, насколько наша точка зрения на разделение труда отличается от точки зрения экономистов. Для них оно в сущности сводится к то­му, чтобы больше производить. Для нас же возросшая производитель­ность — только необходимое следствие, отражение феномена. Если мы специализируемся, то не для того, чтобы производить больше, а чтобы можно было жить в новых, созданных нами условиях» (De la Division du travail Social, p. 2 S 9). Адам Смит в своем знаменитом тру­де «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776) для объяснения производительности труда, обмена и применения ос­новных товаров, феномена разделения труда на первый план выдви­гает анализ экономической системы. Его исследование, в сущности занимающее Первые три главы первой книги «Богатства народов», начинается превосходным описанием последовательности операций при производстве булавок; части этого описания были, вероятно, за­имствованы из «Великой энциклопедии» Дидро и д'Аламбера. Оно открывается такой фразой: «Величайший прогресс в развитии про­изводительной силы труда и значительная доля искусства, умения и сообразительности, с какими он направляется и прилагается, яви­лись, по-видимому, следствием разделения труда». Во 2-й главе Смит исследует первопричину разделения труда: «Разделение труда, при­водящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, ко­торое будет порождено им: оно представляет собой последствие — хо­тя очень медленно и постепенно развивающееся — определенной склонности человеческой природы, которая отнюдь не имела в ви№ такой полезной цели, а именно склонности к торговле, к обмену одно­го предмета на другой». (Перевод дается по изданию: Асам Смит. Ис­следование о природе и причинах богатства народов. М., Изд-во со­циально-экономической литературы, 1962, с. 21, 27.) Впрочем, Адам Смит видит не только преимущества разделения труда. В 1-й главе пятой книги своего труда он пишет об опасностях притупления и оне- _ мения интеллектуальных способностей, которые могут быть следстви- ' ем парцеллизации труда, и требует, чтобы правительство «приняло усилия для предотвращения этого». По данному вопросу см. статью Н. Розенберга «Адам Смит о разделении труда: два взгляда или один?» (Nathan Rosenberg. «Adam Smith on the Division of Labour». — In: «Economica», mai 1965).

«Итак, разделение труда есть результат борьбы за существование; но оно представляет собой ее развязку. Благодаря ему соперникам нет нужды истреблять друг друга, и они могут сосуществовать бок о бок. Кроме того, по мере своего развития оно обеспечивает средства суще­ствования все большему числу людей, которые в более однородных обществах были бы обречены на исчезновение. У многих низших на­родов всякий болезненный человек неизбежно должен был погиб­нуть, ибо его нельзя было использовать ни в каком деле. Иногда за­кон, опережая и освящая, так сказать, результаты естественного отбо­ра, осуждал на смерть больных или слабых новорожденных, и даже Аристотель находил этот обычай естественным. Совсем иначе проис­ходит в более развитых обществах. Немощный индивид может найти в сложных рамках нашей социальной организации место приложе­ния своих сил. Если он слаб лишь телом, а мозг его здоров, он посвя­тит себя кабинетным занятиям, теоретической деятельности. Если слаб у него мозг, «он должен будет, несомненно, отказаться от интел­лектуального соперничества; но во второстепенных ячейках обще-

ственного улья найдется достаточно места, чтобы не дать ему погиб­нуть». У первобытных народностей побежденного врага предают смерти; там же, где промышленность отделена от военной деятельно­сти, он живет рядом с победителем в качестве раба»(De laDivision du travail Social, p. 253).

•5

Габриель Тард (1843—1904) — автор следующих работ: «La criminalitée comparée» (1888 г.); «Les Transformations du droit» (1893 r); «Les lois de l'imitation» (1890 г.); «La Logique sociale» (1895 г.); «L'Opposition universelle» (1897 г.); «L'Opinion de la foule» (1901 г.). Влияние Тарда, довольно незначительное во Франции, было более за­метным в США. Профессор Поль Лазарсфелд очень интересуется Тардом и охотно пишет о его посмертном триумфе.

Дискуссия на эту тему была недавно возобновлена американским социологом Джеком Дугласом.

Maurice Halbwachs. Les Causes de Suicide. Paris, Alcan, 1930.

Современная антропология вместе с А. Р. Радклифф-Брауном, Э. П. Эванс-Притчардом, Р. Лоуи и Б. Малиновским коренным образом из­менила теорию тотемизма вплоть до почти полного растворения ре­альности. Об этой эволюции см. книгу К. Леви-Строса: С. Lévi-Strauss. Le Totémisme d'aujourd'hui. Paris, P.U.F., 1962.

Бергсон пишет: «Человечество страдает, наполовину раздавленное бременем прогресса, которого оно достигло. Оно недостаточно усвои­ло, что его будущее в его руках. Прежде всего ему самому судить, хо­чет ли оно продолжать жить. Далее, ему же задаваться вопросом: хо­чет ли оно лишь жить или сверх того предпринять усилие, необходи­мое для того, чтобы на всей нашей непокорной планете совершилась основная функция Универсумы — машины для производства богов» (H. Bergson. Les deux sources de la morale et de la religion. Paris, P.U.F.,

1965, p. 338).

О

Jules Monneiot. Les faits sociaux ne sont pas des choses. Paris, Gallimard, 1946.

G

Вот как Дюркгейм критикует дедуктивный и абстрактный метод клас­сической политэкономии: «Предметом ее [политической] экономии, говорит Стюарт Милль, служат социальные факты, возникающие главным образом или исключительно с целью накопления богатств...

Вследствие этого предмет политической экономии, понятой таким образом, состоит не из реальностей, на которые можно указать паль­цем, а из простых возможностей, из чистых понятий разума, т.е. из " фактов, которые экономист понимает как относящиеся к означенной цели, и именно таких, какими он их себе представляет. Как он, на­пример, приступает ж изучению того, что называет производством? Он считает возможным тотчас перечислить основные факторы, с по­мощью которых оно'осуществляется, И обозреть их. Значит, он не изучил их путем наблюдения за тем, от каких условий зависит изуча­емое им явление, ибо тогда он начал бы с изложения опытов, откуда вытекало бы такое заключение. Если же, приступая к анализу, он в нескольких словах предлагает классификацию, значит, он добыл ее простым логическим анализом. Он начинает с идеи производства: разлагая ее, находит, что в ней логически заключены идеи естествен­ных сил, труда, орудия или капитала, а затем подобным же образом рассматривает эти производные идеи.

Самая основательная экономическая теория — теория стоимости — построена явно по такому же принципу. Если бы в контексте этой теории стоимость исследовалась так, как должна исследоваться реаль-

ность, то прежде всего мы заметили бы, как экономист отмечает при­знаки явления, носящего данное название, затем, как он их класси­фицирует по видам, индуктивно определяет, в зависимости от каких причин они меняются, наконец, как он сравнивает разные результа­ты с целью выведения из них общей формулы. Теория, следователь­но, могла появиться лишь тогда, когда наука продвинулась очень да­леко. Вместо этого мы с ней встречаемся с самого начала исследова­ния. Это происходит оттого, что экономист, создавая теорию, доволь­ствуется тем, что сосредоточивается на собственном представлении о стоимости как предмете, поддающемся обмену. Он находит, что идея стоимости включает в себя идею полезности, редкости и т.д., и на ос­новании результатов своего анализа строит свое определение. Разу­меется, он подтверждает ее несколькими примерами. Но когда дума­ешь о бесчисленных фактах, которые должна объяснять подобная тео­рия, встает вопрос о том, можно ли признать хоть какую-нибудь дока­зательную ценность за теми фактами, неизбежно очень редкими, которые по случайному внушению приводятся в ее подтверждение.

Итак, в политической экономии, как и в этике, доля научного исс­ледования очень ограниченна, доля же искусства преобладает» (Les Règles de la méthode sociologique, p. 24 — 26).

Эта критика была возобновлена экономистами — последователями Дюркгейма, такими, как Ф. Симиан, которые стремились оспорить теоретические конструкции чисто неоклассической политэкономии австрийских или вальрасовских школ. Она соотносится с критикой, уже адресованной представителями немецкого историзма английской классической политэкономии.

1 П ^ \

ВИЛЬФРЕДО ПАРЕТО

Проблема организации общества должна решаться не декламациями вокруг более или менее смутного идеала справедливости, а только научными исследованиями, задача которых — найти способ соотнесения средств с целью, а для каждого человека — усилий и страданий с наслаждением, так чтобы минимум страданий и усилий обеспечивал как можно большему числу людей максимум благосостояния.

Вильфредо Парето

Переходя от Дюркгеима к Вильфредо Парето, мы попадаем в иной интеллектуальный климат, язык и стиль. Задумаемся на минуту над фразой Дюркгеима: «Нужно выбирать между Бо­гом и обществом». Слыша подобную формулу, Парето улыб­нулся бы и напомнил бы о том, что — как он разъяснил в,сво-, ем «Трактате по общей социологии» — если производные бы-î стро трансформируются, то остатки относительно постоянные В словаре Парето «остатки» (residue) — это чувства или выра­жения аффектов, слившихся с природой человека, а «произ­водные» (derivazioni) — интеллектуальные системы защиты, посредством которых индивиды маскируют свои страсти или^к придают видимость рациональности высказываниям или по­ступкам, не являющимся таковыми. Человек в действительно­сти существо безрассудное и резонерствующее. Хотя в своем поведении он редко руководствуется логикой, он всегда стре­мится внушить себе подобным, будто ведет себя именно так.

Формула «Бог или общество» показалось бы Парето лишен­ной смысла. Понятие Бога не относится к логически-экспери­ментальным. Никто не мог видеть Бога. Следовательно, если хочешь стать ученым, следует избегать таких понятий, кото­рые по своему существу непостижимы для научных методов: наблюдения, эксперимента, умозаключения. Что касается по­нятия «общество», то оно — образец туманности и двусмыс­ленности. Какую реальность намеревается обозначить Дюрк-гейм, говоря об обществе: семью, слушателей лекции, универ­ситет, страну, все человечество? Какова же та из этих реаль­ностей, которую он нарекает обществом, и почему он хочет навязать выбор, при отсутствии дефиниции, между двусмыс­ленным и трансцендентным понятиями, не имеющими никако­го отношения к науке?

1. Нелогический поступок и наука

Постижение Паретовои системы требует точной интерпре­тации понятий логического и нелогического поступков. Значит, нужно начинать с изучения этих понятий. Самое простое для понимания логического поступка — наблюдение за поведением инженера и спекулянта, тем более что размышления и разоча­рования инженера и экономиста суть источник социологии Па-рето. Инженер, когда он не ошибается, ведет себя логично. Экономист, когда он не строит иллюзий насчет своих знаний, способен понять определенные формы поведения людей. Но социология имеет дело с людьми, которые обычно не ведут се­бя ни как инженеры, ни как осторожные спекулянты. Инже­нер, строящий мост, знает цель, которой хочет достичь. Он изу­чил сопротивление материалов и в состоянии подсчитать соот­ношение средств и цели. Существует сходство между отноше­нием «средство — цель» в том виде, в каком оно воспринимается умом и объективно складывающимся подо­бным отношением.

Аналогично поведение спекулянта, прототипа экономиче­ского субъекта. У него четкая цель — зарабатывать деньги. Он выявляет логическую связь между средствами, которые он ис­пользует — покупкой ценностей в момент их низкой котиров­ки, — и целью, которую хочет достичь, — увеличением своего капитала. Если дела идут в соответствии с его предположения­ми, то объективно средства и цели будут следовать друг за другом так, как это было задумано заранее субъектом.

Случай со спекулянтом, конечно, не так прост, как случай с инженером. Между задуманным отношением «средство — цель» и действительным отношением наблюдается разрыв во времени. Но если предположить, что ожидания спекулянта подтвердились фактами, обнаружится соответствие отношения средств к цели — в том виде, в каком оно было задумано, — реализации этого самого отношения. Логическая связь между средствами и целью существует в сознании субъекта и в объ­ективной реальности, и оба отношения (объективное и субъ­ективное) соответствуют друг другу.

Анализ опыта-инженера и спекулянта показывает, что та­кое логический поступок. Для того чтобы поступок был логи­ческим, нужно, чтобы отношение «средство — цель» в объек­тивной реальности соответствовало подобному отношению в сознании субъекта.

«Раз и навсегда мы будем называть логическими тоступка-ми действия, логически увязанные с их целью, не только по отношению к субъекту, выполняющему эти действия, но и по отношению к тем, кто обладает более обширными познаниями,

т.е. поступки, имеющие субъективное и объективное значе­ние, объясненное выше. Иные поступки будут называться не­логическими, что не означает их иллогизма» (Traité de sociologie générale, § 150).

Иначе говоря, в категорию нелогических поступков попада­ют все те действия, которые субъективно или объективно не обнаруживают логической связи. Можно составить такую таб­лицу поступков человека:

Роды и виды

Есть ли логическая цель у поступ­ков?

объективно

субъективно

1 -й класс. Логические поступки Объективная цель идентична субъективной

2-й класс. Нелогические поступки Объективная цель отличается от субъективной

Виды 3-го и 4-го родов

3,4

Субъект согласился бы с объектив­ной целью, если бы знал ее

3,4

Субъект не согласился бы с объек­тивной целью, если бы знал ее