ВАЖНЕЙШИЕ ДАТЫ ИЗ ИСТОРИИ ЕВРОПЫ ПЕРИОДА РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ 6 страница

Хоскинг Дж. «Россия и русские». Т.1, – C. 61

Татаро–монгольские завоевания со времени
образования монгольской государственности

1219 –1221 гг. – Завоевание Средней Азии.

1231 – 1234 гг. – Завоевание Северного, а в 1276 г. Южного Китая.

1231–1239 гг. Завоевание Азербайджана.

1235 – 1240 гг. – Завоевание Грузии.

1235 – 1243 гг. – Завоевание Армении.

1236 г. – Завоевание Волжской Болгарии.

1237 – 1242 гг. – Завоевание русских земель. В 1243 г. была образована Золотая Орда.

1260 г. – Завоевание государства Коре.

1277 г. – Завоевание Бирмы.

В XIII веке татаро–монголы вторглись на территорию Чехии, Польши, Венгрии, Вьетнама, Японии, Индии, многих племен, еще не имевших государственности, либо оставаясь там, либо уходя после грабежа.

Великие русские князья эпохи татаро–монгольского ига

1243 – 1246 гг. – Ярослав II Всеволодович

1246 – 1250 гг. – Святослав II Всеволодович Стародубский

1250 – 1252 гг. – Андрей I Ярославич.

1252 – 1263 гг. – Александр I Ярославич Невский.

1263 – 1272 гг. – Ярослав III Ярославич Тверской.

1272 – 1276 гг. – Василий I Ярославич Костромской.

1276 – 1294 гг. – Дмитрий I Александрович Переславский.

1294 – 1303 гг. – Андрей II Александрович Городецкий.

1318 – 325 гг. – Юрий Данилович Московский.

1326 – 1328 гг. – Александр II Михайлович Тверской.

1328 – 1340 гг. – Иван Данилович Калита (Московский).Получение им великого княжества с правом передачи по наследству.

1340 – 1353 гг. – Симеон Иванович Гордый Владимирский и Московский.

1353 – 1359 гг. – Иван II Иванович Красный Владимирский и Московский.

1360 – 1362 гг. – Дмитрий II Константинович Суздальской – Нижегородский

1362 – 1389 гг. – Дмитрий IV Иванович Донской.

1389 – 1425 гг. – великое московское княжение Василия I Дмитриевича, получившего престол по завещанию отца без санкции Золотой Орды.

1425 – 1462 гг. – Василий II Темный (с перерывами). В 1426 г. столица Владимирского княжества перенесена из Владимира в Москву, а в 1428 г. Владимирское княжество вошло в состав Московского.

1462 – 1505 гг. – Великий московский князь Иван III Васильевич.

Масштабы феодальной раздробленности

«Период феодальной раздробленности охватывает XII–XV века Количество самостоятельных княжеств не было устойчивым из–за семейных разделов и объединения некоторых из них. В середине XIII века. насчитывалось 15 крупных и мелких удельных княжеств, накануне ордынского нашествия на Русь (1237 – 1240 гг.) – около 50, а в XIV в., когда уже начался процесс феодальной консолидации, число их приближалось к 250. Наиболее заметную роль в последующем развитии сыграли следующие княжества: Киевское, Черниговское и Северское, Галицко–Волынское, Полоцкое, Смоленское, Муромо–Рязанское, Владимиро–Суздальское, а также обширная Новгородская земля».

Заичкин И.А., Почкаев И.Н..

Сочинения. – C.75

Историки о численности татаро–монгол, пришедших на русские земли

«Древние авторы, склонные к преувеличениям, определяют численность монгольской армии 300 – 400 тысяч бойцов. Это значительно больше, чем было мужчин в Монголии в XIII веке В.В. Каргалов считает, правильной более скромную цифру: 120–140 тыс., но и она представляется завышенной. Ведь для одного всадника требовалось не менее трех лошадей: ездовая, вьюченная и боевая, которую не нагружали, дабы она не уставала к решающему моменту боя. Прокормить полмиллиона лошадей, сосредоточенных в одном месте очень трудно.

…Реальная цифра Н.Веселовского – 30 тыс. воинов, и значит, около 100 тыс. лошадей».

Там же. C. 517, 518

Л.Н. Гумилев об известных деятелях России, выходцах из Золотой Орды

«Единственным местом, где татары – противники ислама могли найти приют и дружелюбие, были русские княжества.

…Так появились на Руси… Аксаков, Алябьев, Апраксин, Аракчеев, Арсеньев, Ахматов, Бабичев, Балашов, Баранов, Басманов, Батурин, Бекетов, Бердяев, Бибиков, Бильбасов, Бичурин, Боборыкин, Булгаков, Бунин, Бурцев, Бутурлин, Бухарин, Вельяминов, Гоголь, Годунов, Горчаков, Горшков, Державин, Епанчин, Ермолаев, Измайлов, Кантемиров, Карамазов, Карамзин, Киреевский, Корсаков, Кочубей, Кропоткин, Куракин, Курбатов, Милюков, Мичурин, Рахманинов, Салтыков, Строганов, Таганцев, Талызин, Танеев, Татищев, Тимашев, Тимирязев, Третьяков, Тургенев, Турчанинов, Тютчев, Уваров, Урусов, Ушаков, Ханыков, Чаадаев, Шаховский, Шереметьев, Шишков, Юсупов».

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – C. 538.

Русские города накануне татаро–монгольского ига

«В то время Киев по богатству и многочисленности населения сравнивали с Царьградом. ...Численность населения города приближалась к 50000 человек».

«За городскими стенами жило более 40000 горожан. Но были еще монастыри и пригороды. В Новгороде и вокруг него был 21 мужской и женский монастыри – это втрое больше, чем во Владимире».

Там же. – С. 126

Нападение внешних врагов в период феодальной раздробленности русских земель

«За XII – XIV и первую половину XV века русские выдержали 160 войн с внешними врагами, из которых 45 сражений – с татарами, 41 – с литовцами, 30 – с немецкими рыцарями, а все остальные – со шведами, поляками, венграми и волжскими болгарами».

Мавродин В.В. Образование русского национального государства. – М., 1941. – С. 127.

Количество междоусобиц

«В продолжение 234 лет (1228 – 1462) Северная Русь вынесла 90 внутренних усобиц…».

Ключевский В.О. Указ. соч. – Т.2. – С. 45.

Потери русских дружин в битве на реке Калке

«Объединенная русско–половецкая рать встретилась с основными монгольскими силами 31 мая 1223 г. Для русских дружин и половцев исход этой битвы оказался трагическим. С берегов Калки на Русь вернулась только десятая часть русских воинов. Несколько русских князей было убито, 12 из них попали в плен и умерли потом мучительной и позорной смертью».

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. – С. 108.

Примеры героической защиты русских народов
от татаро–монголов в 1238году

«Во время набега на Русь монголы штурмовали Рязань шесть дней, Москву – пять дней, Владимир – немного дольше, Тортон – четырнадцать дней, а небольшой Козельск держал орду под своими стенами почти два месяца. Он пал на пятидесятый день».

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. – С. 119.

«Киевляне защищали город 93 дня».

Там же. – С. 121.

Военный успех дружины Александра Невского в ледовом побоище 1242 г.

«И.Б. Греков и Ф.Ф. Шахмагонов в книге «Мир истории…» со ссылкой на Софийскую летопись называют … цифру – 500 рыцарей убито, а более 50 взято в плен. В книге проводятся параллели между Ледовым побоищем и крупнейшими битвами в Западной Европе. Так, сражение при Бувине в 1214г., в котором схватились французские рыцари во главе с королем Оттоном IV, закончилось потерей 70 рыцарей с немецкой стороны, что привело к поражению».

Бушуев С.В., Миронов Г.Е.

Указ. соч. – С. 164.

О разрушении русских городов

«По подсчетам археологов, из 74 русских городов XII – XIII века известных по раскопкам, 49 были разорены татаро–монголами. Причем, 14 городов вовсе не поднялись из пепла и еще 15 постепенно превратились в села».

История Отечества: люди, идеи, решения. – М., 1991. – С. 42.

«Взятие и разгром города татарами в 1240 г. Было для древнего Киева последним ударом. Проезжавший в 1246 г. Через Киевскую землю на восток миссионер Плано Карпини нашел Киев маленьким городком, в котором было около 200 домов».

Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. – С. 42

«На протяжении первых 50 лет ордынского господства в княжествах Северо–Восточной Руси не было основано ни одного города».

Кучкин В.А. Русь под владычеством Золотой Орды//Преподавание истории в школе. – 1993. – №3. – С.8

Уничтожение ремесел

«…в IX–XII вв. на Руси были известны ремесленники 40–60 различных специальностей. После завоевания монголо–татарами исчезли ряд ремесел: перестали изготовлять шиферные пряслицы, стеклянные браслеты, керамические олифоры, ювелирные изделия и Т.д.»

Чунтлов В.Т. и др. Указ. соч. –С.17.

Сбор дани в пользу Золотой Орды

«Известно 14 видов «ордынских тягостей», из которых главными были «выход» или «царева дань», налог непосредственно для татаро–монгольского хана; торговые сборы («мост», «ташка»); извозные повинности («ям», «подводы»); содержание ханских послов («корм»); различные «дары» и «почести» хану, его родственникам».

Большая Советская Энциклопедия. В 30 Т./Под ред. А.М. Прохорова. Изд. 3–е. – М., 1974. – С. 502.

Убийство русских князей в Сарае

«… за первые 100 лет татаро–монгольского ига по приказу хана в Орде было убито более 10 русских князей. Так был отравлен Ярослав Всеволодович, великий владимирский князь, убит Михаил Черниговский и его боярин Федор (оба причислены к лику святых)…».

Бушуев С.В., Миронов Г.Е. Указ. соч. – С. 159.

Хозяйственный подъем северо–западной Руси. Рост городов

«С конца XIV в. наблюдается подъем городов…. В составленном в конце XIV в. «Списке русских городов» названо 55 городов залесских (Т.е. Владимиро–Суздальской Руси), 30 рязанских, 10 смоленских, 35 новгородских и литовских».

История СССР с древнейших времен… Т.2. Кн.1. – С. 75.

Силы сторон накануне битвы на Куликовом поле 1380г.

«Вероятнее всего, общая численность русской рати, выступившей под знаменами Дмитрия Ивановича, достигала 100 – 150 тысяч человек, а ордынской 300 тысяч человек, как считает Б.А. Рыбаков. Но есть и такие рассуждения, в частности, военного историка Е.А. Разина, что русская рать была вдвое меньше названной цифры… По мнению большинства историков, полчища Мамая по численности превосходили русское воинство».

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. – С. 169.

Возможные потери войск Дмитрия Донского

«Некоторые источники называют число убитых с русской стороны на Куликовом поле от 253 тыс. до 360 тыс. человек. Цифры явно фантастические. По В.Н. Татищеву, потери составили 20 тыс. человек, Т.е. треть армии».

Там же. – С. 180.

Результаты политики московских Великих князей по расширению Московского княжества

«Владения князя Даниила далеко не заключали в себе и 500 кв. миль…».

Ключевский В.О. Указ. соч. – Т.2 – С.18.

«После того, как к московской земле отошел Можайск, весь бассейн Москвы–реки стал вотчиной московских князей. Хотя их владения увеличились тогда втрое, они немногим превышали 35 тыс. кв. км».

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. – С. 147.

В далеком 1462 г. он унаследовал от отца своего Василия Темного… большое Московское княжество, территория которого составляла 400 тыс. кв. км. А сыну своему княжичу Василию Иван III оставил огромную державу, ее площадь выросла в пять раз и превышала 2 млн кв. км».

Бушуев С.В., Миронов Г.Е. Указ. соч. – С. 234

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ И ДОКУМЕНТЫ

Слово о полку Игореве (конец ХII века)

Не пристало ли нам, братья, начать старыми словами ратных повестей о походе Игоревом, Игоря Святославича? Начаться же этой песне по былям нашего времени, а не по обычаю Боянову.

Ведь Боян вещий, если кому хотел песнь слагать, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками, ибо помнил он говорят, прежних времен усобицы. Тогда напускал он десять соколов на стаю лебедей, и какую лебедь настигал сокол – та первой и пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, зарезавшему Редедю перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославичу. А Боян, братья, не десять соколов на стаю лебедей напускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал, а они уже сами славу князьям рокотали.

Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, который обуздал ум своею доблестью и поострил сердца своим мужеством, преисполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

О Боян, соловей старого времени! Если бы ты полки эти воспел, скача, соловей, по мысленному древу, взлетая умом под облака, свивая славы вокруг нашего времени, возносясь по тропе Трояновой с полей на горы!

Так бы петь песнь Игорю, того внуку: «Не буря соколов занесла через поля широкие – стаи галок несутся к Дону великому». Или так пел бы ты, вещий Боян, внук Велеса: «Кони ржут за Сулой – звенит слава в Киеве!»

Трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле, Игорь ждет милого Всеволода. И сказал ему Буй–Тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорь! Оба мы Святославичи! Седлай же, брат, своих борзых коней, а мои готовы, уже оседланы у Курска. А мои куряне бывалые воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, сконца копья вскормлены; пути им ведомы, яруги известны, луки у них натянуты, колчаны открыты, сабли наточены. Сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю – славы».

Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что от него тенью все войско прикрыто. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше убитым быть, чем плененным быть; так сядем, братья, на своих борзых конейда посмотрим на синий Дон». Страсть князю ум охватила, и желание изведать Дона великого заслонило ему предзнаменование. «Хочу, – сказал, – копье преломить на границе поля Половецкого, с вами, русичи, хочу либо голову сло­жить, либо шлемом испить из Дона».

Тогда вступил Игорь–князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь преграждало, ночь стенаниями грозными птиц пробуди­ла, свист звериный поднялся, встрепенулся Див, кличет на вершине дерева, велит прислушаться чужой земле: Волге, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутороканский идол. А половцы непроторенными дорогами устремились к Дону великому: скрипят телеги в полуночи, словно лебеди встревоженные.

Игорь к Дону войско ведеТ. Уже гибели его ожидают птицы по дубравам, волки грозу навывают по яругам, орлы клекотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленые щиты.

О, Русская земля! Уже за холмом ты!

Долго темная ночь длилась. Заря свет зажгла, туман поля покрыл, щекот соловьиный затих, галичий говор проснулся. Русичи широкие поля червлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю – славы.

Спозаранку в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и рассыпа­лись стрелами по полю, помчали красных девушек половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие аксамиты. Покрывалами, и плащами, и одеждами, и всякими нарядами половецкими стали мосты мостить по болотам и топям. Червленый стяг, белое знамя, червленый бунчук, серебряное копье – храброму Святославичу!

Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему путь прокладывает к Дону вели­кому.

На другой день раным–рано кровавые зори рассвет возвещают, черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому, идти дождю стрелами с Дона великого! Тут копьям пре­ломиться, тут саблям иступиться о шеломы половецкие, на реке на Каяле, у Дона великого.

О Русская земля! Уже за холмом ты!

А вот уже ветры, Стрибожьи внуки, повеяли с моря стрелами на храбрые полки Игоря. Земля гудит, реки мутно текут, пыль поля покрывает, стяги ве­щают: «Половцы идут!», – от Дона, и от моря, и со всех сторон обступили они русские полки. Дети бесовы кликом поля перегородили, а храбрые русичи пе­регородили червлеными щитами.

Яр–Тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, осыпаешь воинов стрелами, гремишь по шлемам мечами булатными. Куда, Тур, ни поскачешь, своим золо­тым шлемом посвечивая, – там лежат головы поганых половцев, расщеплены саблями калеными шлемы аварские от твоей руки, Яр–Тур Всеволод! Какая рана удержит, братья, того, кто забыл о почестях и Богатстве, забыл и города Чернигова отцовский золотой престол, и своей милой жены, прекрасной Гле­бовны, любовь и ласку!

Были века Трояна, минули годы Ярослава, были и войны Олеговы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял. Вступает он в золотое стремя в городе Тмуторокани, звон же тот слышал дав­ний великий Ярославов сын Всеволод, а Владимир каждое утро уши закла­дывал в Чернигове. Бориса же Вячеславича жажда славы на смерть привела и на Канине зеленую паполому постлала ему за обиду Олега, храброго и молодо­го князя. С такой же Каялы и Святополк бережно повез отца своего между венгерскими иноходцами к святой Софии, к Киеву. Тогда при Олеге Гориславиче сеялись и прорастали усобицы, гибло достояние Даждь–Божьих внуков, в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по–своему говорили, собираясь лететь на поживу.

То было в те рати и в те походы, а о такой рати и не слыхано! С раннего утра и до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья булатные в поле чужом среди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми посеяна, а кровью полита; бедами взошли они на Русской земле!

Что шумит, что звенит в этот час рано перед зорями? Игорь полки заворачивает, жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина не хватило, тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево от печали к земле приклонилось.

Вот уже, братья, невеселое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Поднялась Обида среди Даждь–Божьих внуков,– вступила девою на землю Троя­ню, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона, плеском вспугнула времена обилия. Затихла борьба князей с погаными, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» молвить исами себе беды ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.

О, далеко залетел сокол, избивая птиц, – к морю. А Игорева храброго полка не воскресить! Вслед ему завопила Карна, и Жля помчалась по Русской, земле, сея горе людям из огненного рога. Жены русские восплакались, приговаривая «Уже нам своих милых лад ни в мысли помыслить, ни думою сдумать, ни очами не увидать, а золота и серебра и в руках не подержать!» И застонал, братья, Киев в горе, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль потоками потекла по земле Русской. А князья сами себе невзгоды ковали, а поганые сами в победных набегах на Русскую землю брали дань по белке от двора.

Ведь те два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, непокорством зло пробудили, которое усыпил было отец их, – Святослав грозный великий киевский, – грозою своею, усмирил своими сильными полками и булатными мечами; вступил на землю Половецкую, протоптал холмы и яруги, взмутил реки и озера, иссушил потоки и болота. А поганого Кобяка из Лукоморья, из железных великих полков половецких, словно вихрем вырвал. И повержен Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святослава. Тут немцы и венецианцы, тут греки и моравы поют славу Святославу, корят князя Игоря, который погрузил Богатство на дно Каялы, реки половецкой, – русское золото рассыпал. Тогда Игорь–князь пересел из золотого седла в седло невольничье. Унылы городские стены, и веселие поникло.

А Святослав тревожный сон видел в Киеве на горах. «Этой ночью с вечера одевали меня, – говорил, – черною паполомою на кровати тисовой, черпали мне синее вино с горем смешанное, осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых и утешали меня. Уже доски без конька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плесньска на лугу, и из дебри Кисановой понеслись к синему морю».

И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе разум нам застилаеТ. Вот ведь слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмуторокани либо испить шеломом Дону. Уже соколам крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы железные. Темно стало на третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли и в море погрузились, и с ними два молодых месяца тьмою заволоклись. На реке на Каяле тьма свет прикрыла; по Русской земле рассыпались половцы, точно выводок гепардов, и великую ра­дость пробудили в хинове. Уже пала хула на хвалу, уже ударило насилие по воле, уже бросился Див на землю. Вот уже готские красные девы запели на берегу синего моря, позванивая русским золотом, поют они о времени Бусовом, лелеют месть за Шарукана. А мы, дружина, уже невеселы».

Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О, племянники мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами терзать, а себе искать славу. Но не по чести одолели, не по чес­ти кровь поганых пролили. Ваши храбрые сердца из твердого булата скованы и в дерзости закалены. Что же учинили вы моим серебряным сединам!

А уже не вижу власти сильного и Богатого брата моего Ярослава, с воинами многими, с черниговскими боярами, с могутами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами. Все они и без щитов, с засапожными ножами, кликом полки побеждают, звеня прадедней славой. Но ска­зали вы: "Помужествуем сами: прежнюю славу сами похитим, а нынешнюю меж собой разделим". Но не диво, братия, старику помолодеть! Когда сокол возмужает, высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но вот мне беда – княжеская непокорность, вспять времена повернули. Вот у Римова снова кричат под саблями половецкими, а Владимир изранен. Горе и беда сыну Глебову!».

Великий князь Всеволод! Не помыслишь ли ты прилететь издалека, отцов­ский золотой престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать. Если бы ты был здесь, то была бы невольница по но­гате, а раб по резане. Ты ведь можешь посуху живыми шереширами стрелять, удалыми сынами Глебовыми.

Ты, храбрый Рюрик, и Давыд! Не ваши ли воины злачеными шлемами в крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, словно туры, раненные саблями калеными, в поле чужом? Вступите же, господа, в золотые стремена за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом пре­столе, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена через облака, суды рядя до Дуная. Страх перед тобой по землям течет, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с от­цовского золотого престола в султанов за землями. Стреляй же, господин, в Кончака, поганого половчанина, за землю Русскую, за раны Игоревы, храброго Святославича!

А ты, храбрый Роман, и Мстислав! Храбрые замыслы влекут ваш ум на подвиг. Высоко летишь ты на подвиг в отваге, точно сокол, на ветрах паря, стремясь птицу в дерзости одолеть. Ведь у ваших воинов железные паворзи под шлемами латинскими. Потому и дрогнула земля, и многие народы – хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы – копья свои побросали и головы свои скло­нили под те мечи булатные. Но уже, князь, Игорю померк солнца свет, а дерево не к добру листву сронило: по Роси и по Суле города поделили. А Игорева храброго полка не воскресить! Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу. Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань.

Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича – не худого гнезда шестокрыльци! Не по праву побед расхитили себе владения! Где же ваши золотые шлемы и копья польские, и щиты? Загородите Полю ворота своими острыми стрелами, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

Вот уже Сула не течет серебряными струями к городу Переяславлю, и Двина болотом течет у тех грозных полочан под кликами поганых. Один только Изяслав, сын Васильков, прозвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, поддержал славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве литовскими мечами изрублен…

И сказал: «Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали». Не было тут ни брата Брячислава, ни другого – Всеволода, так он один и изронил жемчужную душу из храброго своего тела через золотое ожерелие. Приуныли голоса, сникло веселье. Трубы трубят городенские.

Ярославовы все внуки и Всеславовы! Не вздымайте более стягов своих, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо потеряли уже дедовскую славу. В своих распрях начали вы призывать поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из–за усобиц ведь началось насилие от земли Половецкой!

На седьмом веке Трояна бросил Всеслав жребий о девице ему милой. Тот хитростью поднялся... достиг града Киева и коснулся копьем своим золотого престола киевского. А от них бежал, словно лютый зверь, в полночь из Белгорода, бесом одержим в ночной мгле; трижды добыл победы: отворил ворота Новгороду, разбил славу Ярославову, скакнул волком на Немигу с Дудуток.

На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не на добро засеяны, засеяны костями русских сынов.

Всеслав–князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал: из Киева до рассвета дорыскивал до Тмуторокани, великому Хорсу волком путь перебегал. Ему в Полоцке позвонили к заутрене рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал. Хотя и вещая душа была у него в дерзком теле, но часто от бед страдал. Ему вещий Боян еще давно припевку молвил, смысленый: «Ни хитрому, ни удачливому суда божьего не избежать!»

О, печалиться Русской земле, вспоминая первые времена и первых князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским; а ныне одни стяги Рюриковы, а другие – Давыдовы, и порознь их хоругви развеваются. Копья поюТ.

На Дунае Ярославнин голос слышится, чайкою неведомой она рано кличеТ. «Полечу, – говорит, – чайкою по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле–реке, оботру князю кровавые его раны на горячем его теле».

Ярославна с утра плачет на стене Путивля, причитая: «О ветер, ветрило! Зачем, господин, так сильно веешь? Зачем мечешь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего лады? Разве мало тебе под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю разве­ял?»

Ярославна с утра плачет на стене города Путивля, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе ладьи Святославовы до стана Кобякова. Возлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала я спозаранку к нему слез на море».

Ярославна с утра плачет в Путивле на стене, причитая: «Светлое и тресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Почему же, владыко, простерло горячие свои лучи на воинов лады? В поле безводном жаждой им луки расслабило, горем им колчаны заткнуло».

Вспенилось море в полуночи, в тучах движутся вихри. Игорю–князю Бог путь указывает из земли Половецкой на землю Русскую, к отчему золотому престолу. Погасла вечерняя заря. Игорь спит и не спит: Игорь мыслию поля мерит от великого Дона до малого Донца. В полночь свистнул Овлур коня за рекой – велит князю разуметь: не быть князю Игорю! Кликнул, стукнула земля, зашумела трава, задвигались вежи половецкие. А Игорь–князь горностаем прыгнул в тростники, белым гоголем – на воду, вскочил на борзого коня, соскочил с него босым волком, и помчался к лугу Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и к обеду, и к ужину. Когда Игорь соколом полетел, то Овлур волком побежал, отряхивая с себя студеную росу: загнали они своих быстрых коней.

Донец сказал: «Князь Игорь! Разве не мало тебе славы, а Кончаку досады, а Русской земле веселья!» Игорь сказал: «О Донец! Разве не мало тебе величия, что лелеял ты князя на волнах, расстилал ему зеленую траву на своих серебряных берегах, укрывал его теплыми туманами под сенью зеленого дерева. Стерег ты его гоголем на воде, чайками на струях, чернядями в ветрах». Не такая, говорят, река Стугна: бедна водою, но, поглотив чужие ручьи и потоки, расширилась к устью и юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега. Пла­чется мать Ростиславова по юноше князе Ростиславе. Уныли цветы от жалости, а дерево в тоске к земле приклонилось.

То не сороки застрекотали – по следу Игоря рыщут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не каркали, галки примолкли, сороки не стрекотали, только полозы ползали. Дятлы стуком путь к реке указывают, соловьи веселыми песнями рассвет предвещаюТ. Говорит Гзак Кончаку: «Если сокол к гнезду летит – расстреляем соколенка своими злачеными стрелами». Говорит Кончак Гзе: «Если сокол к гнезду летит, то опутаем мы соколенка красной девицей». И сказал Гзак Кончаку: «Если опутаем его красной девицей, не будет у нас ни соколен­ка, ни красной девицы и станут нас птицы бить в поле Половецком».