Основные характеристики.

1. Власть носит неограниченный, неподконтрольный гражданам характери концентрируется в руках одного человека или группы лиц. Это может быть тиран, военная хунта, монарх и т.д.;

2. Опора (потенциальная или реальная) на силу. Авторитарный режим может и не прибегать к массовым репрессиям и даже пользоваться популярностью среди широких слоев населения. Однако, в принципе, он может позволить себе любые действия по отношению к гражданам с тем, чтобы принудить их к повиновению;

3. Монополизация власти и политики, недопущение политической оппозиции, независимой легальной политической деятельности. Данное обстоятельство не исключает существования ограниченного числа партий, профсоюзов и некоторых других организаций, но их деятельность строго регламентируется и контролируется властями;

4. Отсутствие предвыборной конкурентной борьбы; отсутствуют конституционные механизмы преемственности и передачи власти. Смена власти нередко происходит через перевороты с использованием вооруженных сил и насилия;

5. Отказ от тотального контроля над обществом, невмешательство или ограниченное вмешательство во внеполитические сферы, и, прежде всего, в экономику. Власть занимается, в первую очередь, вопросами обеспечения собственной безопасности, общественного порядка, обороны и внешней политики, хотя она может влиять и на стратегию экономического развития, проводить активную социальную политику, не разрушая при этом механизмы рыночного саморегулирования.

В этой связи авторитарный режим нередко называют способом правления с ограниченным морализмом: «Разрешено все, кроме политики».

5. Современные политические режимы. В современном мире можно выделитьпятьосновных типов режимов:

• западные полиархии

• новые демократии

• восточноазиатские режимы

• исламские режимы

• военные режимы

Понятие «западные полиархии» фактически относится к тем системам, о которых раньше говорили как о либеральных демократиях или просто демократиях. Это системы, изначальным географическим ареалом которых были Северная Америка, Западная Европа и Австралия. Америк. политолог Сэмюэль Хантингтон усматривал в этих режимах продукт первых двух «волн» демократизации, из которых первая пришлась на период между 1828 и 1926 годами и такие страны, как США, Франция и Великобритания, а вторая — на 1943—1962 годы, захватив Западную Германию, Италию, Японию и Индию. Хотя процесс становления этих систем шел через демократизацию и либерализацию, термин «полиархия» в данном случае все же представляется более предпочтительным, чем «либеральная демократия», и на то есть две причины. Во-первых, в понятии «либеральная демократия» очень многое скорее отполитического идеала, нежели от действительности: так или иначе в этот термин подчас вкладывается уж очень широкое значение. Во-вторых, говоря «полиархия», мы подразумеваем, что означаемые этим термином системы в чем-то существенно важном пока ещене достиглиэтого демократического идеала.

Для описания политических систем понятие «полиархия» было введено Далем и Линдбломом в работе «Политика, экономика и благосостояние» ( 1953), а затем было развито Далем в работе «Полиархия: участие и оппозиция» (1971). По мнению этих авторов, полиархические режимы отличаются той или иной комбинацией двух главных факторов. (1) В них достигнут относительно высокий уровень толерантности к оппозиции, достаточный для того, чтобы общество тем самым могло удерживать власть от поползновений к произволу. На практике это обеспечивается состязательной партийной системой, конституционно гарантированными и надежно защищенными гражданскими свободами, энергичным и здоровым гражданским обществом. (2) Полиархии предоставляют обществу достаточно широкие возможности для участия в политической жизни, — здесь высок уровень политической активности. Достигается это через четко отработанную избирательную систему, позволяющую гражданам контролировать и, если необходимо, смещать неугодных политиков.

Однако и Линдблом, и Даль признавали тот факт, что полиархии находятся под чрезмерным влиянием больших корпораций. Поэтому сами они иногда предпочитали говорить о «деформированной полиархии».

В этом последнем варианте понятие «полиархия» может быть использовано для описания все более увеличивающегося числа режимов по всему миру. Вообще какие-то полиархические черты присущи всем государствам, практикующим многопартийные выборы. При этом западные полиархии отличаются явно выраженной спецификой — не только представительной демократией и капиталистической экономической организацией, но также культурной и идеологической ориентацией, по большей части проистекающей из западного либерализма. Главное в этом наследии — глубоко укоренившаяся приверженность принципу индивидуализма. Философия индивидуализма, наиболее характерная для Запада ценность, исходит из уникальности каждого человека и утверждает, что общество должно быть организовано так, чтобы наилучшим образом отвечать интересам и потребностям составляющих его индивидов. На политическую культуру западных полиархии эта философия оказала множественное воздействие. Мы и по сей день видим ее проявления и в том совершенно особом внимании, которое здесь уделяется проблеме прав человека(возможно даже к умалению его обязанностей), и во всеобщей вере в спасительность конкуренции и свободы выбора как в экономике, так и в политике, и в обыкновении с недоверием и опаской относиться ко всякой власти как к возможной угрозе свободе индивида.

Однако нельзя сказать, что западные полиархии скроены на один манер. Одни из них тяготеют к централизации и мажоритарному правлению, другие — к фрагментации и рассредоточению власти. В этой связи Лиспхарт писал о необходимости различать «мажоритарные» и «консенсусные демократии». Мажоритарные демократии организованы на принципах парламентаризма в соответствии с так называемой вестминстерской моделью.. Самый яркий пример здесь — это, конечно же, Великобритания, но многие черты этой модели мы также видим в политических системах Новой Зеландии, Австралии, Канады, Израиля и Индии. Мажоритарные системы обычно ассоциируются с любым или всеми из следующих принципов:

• однопартийным правительством

• неполным разделением власти между исполнительной и законодательной ветвями

• однопалатным парламентом либо парламентом с ограниченными прерогативами верхней палаты

• двухпартийной системой

• электоральной системой одномандатных округов, в которых претенденту достаточно набрать простое большинство голосов

• унитарным или централизованным правительством

• неписаной или слабокодифицированной конституцией и принципом парламентского суверенитета.

В отличие от этой модели другим западным полиархиям присуще рассредоточение власти по всему спектру правительственных и партийных институтов. В США система правления зиждется на строгом распределении власти между институтами государства, совершенно четко прописанном в соответствующих статьях конституции. В других странах, особенно в континентальной Европе, за конечным политическим консенсусом стоят отношения между партиями — с их переговорами, «торгом» и «дележом власти». В Бельгии, Австрии и Швейцарии получила развитие система согласительной демократии (consociational democracy), более всего подходящая для обществ с глубокими религиозными, идеологическими, культурными, региональными и другими различиями. Консенсусные или плюралистические тенденции часто ассоциируются со следующими принципами:

• коалиционным правительством

• разделением власти между исполнительной и законодательной властью

• парламентом с четко выраженной двухпалатной системой

• многопартийной системой

• пропорциональным представительством

• федерализмом или широкой передачей власти на места

• кодифицированной («писаной») конституцией и биллем о правах.

Как ни классифицировать политические системы, нужно понимать, что вообще-то каждый полиархический режим, а на самом деле всякий режим вообще, — уникален и потому единичен и исключителен. Американская исключительность, например, во многом идет о того, что у страны не было своего феодализма, но был опыт миграции, расширения границ и устройства поселений. Все это и объясняет нам, почему политическая культура США столь индивидуалистична, почему (уникальный момент среди западных полиархий) страна продемонстрировала такой иммунитет в отношении социалистического или любого другого движения такого же типа. В США также самый высокий среди западных систем уровень религиозности среди населения, и это единственная политическая система, в которой христианский фундаментализм стал серьезной политической силой.

Еще более сложный случай представляет собой Индия. В культурном, религиозном и философском отношении страну никак невозможно отнести к Западу. В отличие от «развитых» полиархий Европы и Северной Америки это преимущественно аграрная страна с уровнем грамотности, едва превышающем 50% населения. Получив независимость в 1947 г., Индия являла собой типичную полиархию, которая достаточно легко пережила даже «чрезвычайное положение», введенное Индирой Ганди • конце 1970-х годов. Политическая стабильность Индии, очевидно, объясняется общекастовой политикой Индийского Национального Конгресса и той, можно сказать, «мистикой», что всегда окружала династию Неру—Ганди: сегодня, когда обоих этих факторов уже нет, Индия эволюционирует, можно полагать, к модели согласительной демократии ( Согласительная демократия— демократия, функционирующая на основе распределения власти и тесном сотрудничестве между партиями или политическими группировками.).

Новые демократии

Новая волна демократизации в мире, согласно Хантингтону, началась в 1994 г. свержением правых правительств в Греции, Португалии и Испании, затем выразилась в заметном ослаблении позиций военных диктаторов в Латинской Америке и завершилась, самое главное, крахом коммунизма. Восточноевропейские революции 1989—1991 годов вызвали к жизни процессы демократизации, в ходе которых многое заимствовалось от западной либеральной модели. Главным здесь было введение многопартийных выборов в политике и начало рыночных реформ в экономике. Можно утверждать, что многие, чтобы не сказать все, прежние коммунистические режимы претерпевают переходный период, который со временем выведет их на модель западных полиархий.На сегодняшний день, однако, эти системы лучше относить к какому-то особому, промежуточному, типу. Прежде всего, нужно сказать, что бремя коммунистического прошлого невозможно изжить, образно говоря, за ночь, особенно в случае с Россией, где коммунистическая система существовала свыше 70 лет. Кроме того, сам переходный период в этих странах принес новые проблемы, не имеющие ничего общего с проблемами западных обществ.

Эти режимы, следовательно, лучше всего квалифицировать как новые демократииили полудемократии.

Особенность посткоммунистических режимов сегодня заключается в том, что им приходится иметь дело с политико-культурными последствиями коммунистического правления вплоть до не изжитого еще наследия сталинского тоталитаризма. При той безжалостной цензуре и подавлении инакомыслия, что сопутствовали партийной монополии на власть, здесь не получил развития тот тип гражданской культуры, который предполагает политическое участие, переговоры («торг») и консенсус. Как результат сегодня в России мы видим слабую и раздробленную партийную систему, очевидно не способную выражать подлинные интересы общества. Парадоксально, но зачастую идею стабильности в этих системах несут коммунистические или бывшие коммунистические партии. В Румынии и Болгарии, например, многие институты коммунистического общества благополучно перекочевали в посткоммунистическую эпоху, а в Венгрии, Польше и России коммунистические партии, перешедшие, непонятно лишь, по принципиальным или конъюнктурным соображениям, на социал-демократические позиции, вновь идут на выборы.

Еще один ряд проблем связан с процессом экономической перестройки. «Шоковая терапия», сопровождавшая по рецептам Международного валютного фонда переход от центрального планирования к свободному капитализму, из-за роста безработицы и инфляции существенно ухудшила положение многих слоев общества и усилила социальное неравенство. Сравнительно с бурными временами начала 90-х годов темпы экономической либерализации сегодня резко замедлились — во многом из-за отрицательной реакции общества на рыночные реформы, выражающейся и в поддержке коммунистических или националистических по своей окраске партий. Наконец, еще один круг проблем здесь связан со слабостью государственной власти, особенно заметной перед лицом центробежных сил, в коммунистические времена подавлявшихся. Сегодня это воочию видно в повсеместномвозрождении этнических и национальных противоречий. Крах коммунизма в СССР сопровождался и распадом прежней советской империи: среди тех пятнадцати независимых государств, что пришли ей на смену, в нескольких, включая Россию, национальные проблемы стоят самым острым образом. В 1992 г. перестала существовать Чехословакия, разделившись на Республику Чехия и Словакию. Но наиболее драматичные формынационально-этнический конфликт принял в Югославии, где он вызвал самую настоящую войну между Сербией и Хорватией в 1991 г. и гражданскую войну в Боснии в 1992—1996 годах.

Посткоммунистические режимы, разумеется, тоже неодинаковы. Главные различия здесь пролегают между индустриально развитыми и живущими «по-западному» странами Центральной Европы — Чехией, Венгрией и Польшей, с одной стороны, и более отсталыми «восточными» странами — Румынией, Болгарией и в каких-то отношениях Россией. В первой группе рыночные реформы прошли быстро и относительно гладко; во второй они были неполными, шли с большими трениями и в конце концов вызвали серьезные политические противоречия. Первая группа государств, кроме того, стремится как можно скорее вступить в Европейский Союз — свидетельство и шаг к дальнейшей консолидации демократии у них. Другая граница — между государствами, которым коммунизм в конце Второй мировой войны был «навязан» военной силой, и теми, кто до того был частью СССР. Если не считать прибалтийские государства (Эстонию, Латвию и Литву), бывшие советские республики имеют историческую специфику: они дольше находились под коммунистическим правлением и входили в состав Российской империи еще до 1917 г. Наконец, нельзя забывать и об уникальности самой России, проистекающей из ее имперского прошлого, склонности российской государственности принимать авторитарные и экспансионистские формы, и из того, наконец, обстоятельства, что со времен Петра Великого здесь противостояли западнические и славянофильские ориентации и потому сегодня ей, возможно, непросто определиться в своих культурных и политических судьбах.