Гуманистический психоанализ.

Эрих Фромм (1900-1980) – немецко-американский психоаналитик. В 20-30е гг. представлял Франкфуртскую школу, затем эмигрировал в США и потом в Мексику. Основные работы: «Бегство от свободы», «Искусство любви», «Иметь или быть?».

Динамичность человеку придают экзистенциальные дихотомии. По мнению Фромма, Фрейд преувеличил значимость природно-биотических основ человека. Никто не спорит с тем, что на всем протяжении индивидуальной жизни нас сопровождают сексуальность и агрессивность. Но это проявление всего лишь одной стороны медали, а другой и более важной стороной является социальность человека, которая компенсирует отсутствие ряда инстинктов.

Возможности противоположных устремлений делают человека неопределенным и проблематичным. В силу природной целостности животный мир имеет полную определенность. На этом фоне человечество демонстрирует радикальную двойственность и неопределенность. Одной ногой человек стоит в природе, а другой – в социуме как сверхприродной культуре. Наследуя биотические влечения и задатки, он умудряется развивать их в общественных формах. Каждый индивид смертен, но все мы пытаемся утверждать вечные идеалы. Любая личность одинока и обособлена от других, но все мы стремимся к солидарности друг с другом, с прошлыми и будущими поколениями. Как малая часть человек отделен от мира в целом, однако он способен гармонизироваться с ним. Двойственность экзистенциальных устремлений неустранима, ибо человек принципиально не завершен и открыт новому. Но он может выбирать одну из возможных линий жизни и укореняться в ней.

Между необходимостью и свободой, добром и злом.Поскольку перед человеком всегда предстает веер возможных поступков от одной полярности до другой, он вынуждает непрерывно решать проблему выбора. Но такое решение предполагает свою двойственность. Индивид способен отнестись к себе безразлично и «плыть по течению», предоставляя самим обстоятельствам жизни ставить его в определенные ситуации и поступать уже в соответствии с ними. Здесь внешняя необходимость своим стихийным ходом выбирает ритмику человеческого бытия. Альтернативой этой пассивности является свобода, которая тоже двойственна. Человек может устремиться к независимости, добиваясь свободы от различных принуждений. Но такая «свобода от» опасна тем, что игнорирование социальных требований и моральных норм оборачивается злым своеволием. Личность начинает со свободы и заканчивает бегством от нее. Выход из этого порочного круга дает «свобода для». Тут уже человек делает субъектом выбора себя и свобода начинает служить его саморазвитию. Если «свобода от» отрицательна и чревата злыми последствиями, то «свобода для» позитивна и есть путь добра.

Осознанное и бессознательное пребывают внутри сознания личности. Фромм отверг фрейдистское различение сознательного и бессознательного. Их невозможно локализовать в пространстве души как что-то всегда высокое и низкое, ибо они отличаются не содержательно, а функционально. Сознание есть не только нормативное знание, оно включает и предрассудки, фантазии и стереотипные образы. В свою очередь бессознательное может содержать самые возвышенные чувства и представления. Фрейд ошибся, считая, что сознание всегда осознанно. В нем могут находиться неосознанные стремления и образы. Граница между сознательным как рефлексивным и бессознательным проходит внутри сознания. И она зависит от того, на что направлены в данный момент усилия понимающего разума.

Истоки бессознательного в ранней социализации. Человеческий индивид не может жить сам по себе, он всегда выступает представителем каких-то социальных объединений. Его жизнь начинается в семье и здесь протекает исходная социализация, накладывающая на природные основания формы культуры. Последние сводятся к нормам должного поведения в обществе. Семья вписана в конкретно-исторические общности типа расы, народа, класса и нации. Соответственно специфицируются и правила общежития с учетом мировоззренческих особенностей (миф, религия, идеология). Нормы социума каждая личность начинает усваивать в раннем детстве. В этом процессе сознание работает в бессознательном режиме, ибо здесь главное – не осознавать, а поступать. Старшие не читают ребенку лекций, они показывают ему свое поведение в той или иной ситуации, и он усваивает некий образец деятельности. Чаще всего дети не могут сформулировать то, чему обучились, но они поступают так, как это делают близкие взрослые. Самый лучший удел типичной ориентации – автоматизм и привычность действия. Норма не осознается, но она исполняется, словесного отчета может и не быть, но есть ответ на ситуацию тем или иным поступком. Эффективность такого бессознательного очевидна.

Психика личности формирует социальный характер. Приходя извне, социальные нормы в психике индивида встречаются с экзистенциальной действительностью. Что же тут происходит?

Душа ориентируется страстью – влечением. Экзистенциальные склонности существуют в виде возможных стратегий поведения, из которых можно избежать одной за счет выбора другой. Чаще всего такое происходит на этапах ранней социализации и выбранная линия жизни превращается в страсть – влечение. Она так захватывает все личность, что та не может эту страсть оценить со стороны и не способна дать сознательный отчет («что это такое со мною»). Налицо форма социального бессознательного. В этом плане примечателен Гобсек из романа О. де Бальзака. Всем его существом завладела страсть накопительства материального богатства. Если у него она вышла за все очевидные рамки, то любого капиталиста отличает стремление к максимальной прибыли, которое чаще всего выступает осознаваемым мотивом.

Социальный характер как историческая система личных стремлений. В ходе жизни каждая личность выделяет и закрепляет в своей психике определенные «страсти». Они и являются культурными заместителями недостающих инстинктов. Все многообразие типичных влечений и образует социальный характер индивида. Как раз он и задает способ восприятия мира, способ познания, способ оценки культуры и манеру общения с людьми. Свой социальный характер любой индивид считает естественным и предпочитает о нем не задумываться. В таком ракурсе он выступает бессознательной силой, которая своими «фильтрами» не допускает до рефлексивного сознания чуждые элементы.

На социальные характеры накладывается печать исторических ценностей. Так, в недрах восточной культуры сложился рецептивный тип характера с созерцательной установкой. Она лежит в основе отношения даосов и буддистов к природе. Эксплуататорский характер присущ рабовладению, феодализму и раннему капитализму, где человек берется как рабочая сила. Современный буржуа является субъектом рыночного характера, где все ценности центрируются в отношениях купли-продажи. На этом фоне пробивается тенденция поиска более гуманных типов характера.

Психоанализ способен содействовать росту позитивного социального характера. Из экзистенциальной двойственности вытекает противоположность положительных и отрицательных ориентаций. Можно стремиться к справедливости, свободе, истине, но также есть дорога к агрессии, эксплуатации. Вся сложность в том, что социальные нормы не совпадают с позитивными влечениями. Некоторые виды общества (тоталитарные) утверждают нормы с антигуманной направленностью – расизм, противопоставление одних классов других, конформизм. Но даже демократическое общество способно продуцировать отрицательные ценности и ориентации. Если взять индустриальную цивилизацию, то она воспитывает у людей дисциплинированность, соблюдение порядка, пунктуальность и т.п. Но развитие этих качеств оборачивается потерей непосредственности и утратой открытости другим людям, разумность подменяется рациональной расчетливостью.

Лучше быть, чем иметь. Для Фромма, неврозы – это симптомы морального поражения человека в его жизнедеятельности. Имея разные альтернативы, он совершает худшие выборы. Завоевав свободу, он начинает тяготиться ею и психологически убегает от нее. В условиях реальной возможности любви люди все силы души тратят на раздувание ненависти и борьбы. Цель психоанализа заключается в том, чтобы помочь личности обрести «религиозную установку». Речь идет не об обожествлении вещей и людей, а о том, чтобы каждый обрел свое собственное бытие. А оно предлагает гармоническое отношение со своим бессознательным, где есть низменное (зло) и возвышенное (добро). Главное, чтобы реализовывались творческие способности и личность жила в ладу с другими людьми.

Итак, Фрейд, Юнг и Фромм развили оригинальную концепцию, соединившую элементы науки с мировоззренческими идеями.

Австро-американский ученый Альфред Шюц (1899-1959) создал феноменологическую социологию с явными неклассическими чертами. Философские идеи Гуссерля были применены к социологическому исследованию.

Социальный опыт – внутренняя основа социальной жизни.В ходе практической жизни у каждого человеческого индивида складывается свой опыт, обладающий сложной структурой. Его самым нижним уровнем является поток переживаний, обусловленный непрерывным воздействием вещей и людей. На его основе формируются знания, их источники – чувственные восприятия, публичные действия и обучение. Когнитивное содержание опыта обеспечивает индивида необходимыми и типичными схемами понимания, за счет них конструируются картины социального мира. Глубинным ядром опыта является «Я» - переживания себя и смысла самого себя, периферия же открыта образам других людей, близких и чужих.

Я способно понимать Другого.Любой индивид живет и действует в различных коллективах (семья и т.д.). Вот почему ему так важно понимать других людей. Формирование такого опыта начинается в глубоком детстве, где ребенка окружают самые близкие ему люди. Понимание сводится к трем родственным актам: апперцепции (восприятие Другого), интерпретации Другого и аппрезентации (отсылка к Другому для образования диады Я – Другой). Интерпретация сводится к актам самоистолкования, где к действиям других людей подставляются свои смыслы. Допустим, мы видим работающего в лесу лесоруба (апперцепция). Чтобы бы нас вынудило заняться такой работой? – думаем мы. – Заготовка дров или производство деловой древесины составят мотив и цель данной деятельности. То, что лесоруб действует в одиночку и пользуется ручной бензопилой, говорит в пользу частного дела. В итоге деятельность лесоруба стала нам понятной.

Более интересна взаимная коммуникация, в которой Я и Другой демонстрируют общность восприятия и понимания друг друга. Если Я находится «здесь» и его перспектива направлена на Другого, то последний, пребывая «там», ориентирует свою перспективу понимания на Я. И хотя каждый из них находится в уникальной биографической ситуации и в коммуникацию вступают лишь части их личностей, происходит синхронизация двух внутренних потоков. Единство противоположных установок создает «Мы – отношение», где снимается чуждость каждой стороны и образуется интерсубъективный мир взаимной симпатии.

Социальный опыт как необходимая предпосылка социальной науки.Уже Гуссерль установил, что большую часть обыденного опыта составляет допредикативный слой. В нем отсутствуют логические выводы, все знание имеет форму восприятий, интенциональные предметы размыты смысловой аурой, «подручные» когниции являются преимущественно привычными автоматизмами, многое взято некритично от других людей, между единицами опыта нет согласования. И все же такой опыт как продукт естественной установки необходим для науки в качестве первичного «жизненного» мира. Ученый – обществовед обязан взять его как исходный предмет и конструировать свои теории из идеальных объектов обыденного сознания. Из конструкций первой степени социальная наука производит конструкции второй степени. Как же это получается?

От субъективного опыта к объективному знанию науки.Главное затруднение обществоведа сводится к тому, что субъективный конгломерат мнений и рецептов он должен превратить в научное знание, подчиняющееся требованию объективности. В этом ему и помогают феноменологические приемы. Взятие в скобки и феноменологическая редукция способствуют смене установок. Естественная установка определяется практическим интересом, где Я помещено в центр мира.

Ученым же двигает познавательный интерес (знать положение дел независимо от пользы) и для этого он выбирает для своего Я «нулевую точку» внешнего наблюдателя. Это дистанцирование от потока жизни позволяет ему проблематизировать те образы первой степени, которые для практика являются данными и окончательными. На таком пути возникают типические модели поведения, в которых реальные лица заменяются идеальными субъектами («гомункулусами»). Все элементы здесь связываются логическими последовательностями, образуя системное множество. Хотя социальная теория весьма непохожа на социальный опыт, между ними существует совместимость двух уровней познавательного конструирования.

Данные рассуждения иллюстрирует следующий пример. Представим ситуацию некоторого города, где пребывает коренной житель. Конечно, он многое знает о своем городе, ибо это требуется для его практической жизни. В этот город приезжает турист, и он целыми днями изучает город в ходе прогулок, экскурсий и расспросов горожан. Также он читает справочную литературу о городе, чтобы лучше ориентироваться в нем для туристических целей. Но вот в город приезжает ученый, чтобы провести картографическое исследование. Его цель разительно отличается от познавательных целей жителя и туриста. Социальный опыт обоих практиков произволен и фрагментарен. Коренной горожанин хорошо знает районы, в которых он живет и работает. Турист изучает лишь те места, где расположены достопримечательности. И хотя они любят город, их сведения субъективны и отрывочны. Все обстоит иначе у картографа. Он может не питать теплых чувств к городу, ибо командировка оторвала его от семьи. Но он обязан представить полное и системное описание всех городских объектов с точным учетом их взаимного расположения. Это и будет объективным знанием науки.

Итак, Шюц разработал оригинальную феноменологическую версию взаимосвязи практического социального опыта и социальной науки.

Весьма интересную исследовательскую концепцию предложила Валентина Гавриловна Федотова, авторитетный российский социальный философ. Эта теория также может быть отнесена к разряду неклассических.

Предмет социальных и гуманитарных наук конструируется для представления человека как субъекта.Социальным наукам приходится находить свое место в сложном конгломерате общественной жизни и ненаучных видов познания. Последнее представлено обыденным социально-практическим опытом и формами мировоззрения. Еще на рубеже XIX-XX вв. обществоведы наивно полагали, что предмет науки можно выделить чисто созерцательно. Но оказалось, что на всех уровнях познания предмет создается формами конструктивной деятельности. Ученым пришлось искать особые процедуры и они их нашли. Одним из отличий социальных и гуманитарных наук выступает специализированное выделение из объекта (реальности, связанной со стихийной практикой человеческой жизни) предмета – того, что поддается сознательному конструированию дисциплинарными методами. Как объект «человек - общество» представляет собой бесконечный континуум разнообразных явлений. Однако предметом социологии становится человек как часть общества, предмет политологии – человек как политический субъект, предмет экономики – человек как хозяйственный деятель и т.п. Главное и сквозное своеобразие сводится к тому, что субъект двояко включен в предмет исследования: через стихийную практику жизни и через научные методы выделения дисциплинарных аспектов (социологических, экономических и т.д.). В целом конструирование предмета отвечает трем требованиям: 1) ученый понимает свой предмет; 2) между предметом и дисциплинарными методами есть соответствие; 3) изучаемый субъект должен узнавать себя в конкретных формах теории (реальный бюрократ как иллюстрация теории бюрократизма М. Вебера).

Натуралистическая и культурцентристская стратегии исследования.Немецкий философ Э. Кассирер (1874 - 1945) предложил разделить все подходы в изучении человека на натуралистические и гуманистические. Если первые ставят в центр внимания природные аспекты, то вторые интересуются всем тем, что находится сверх природы (социальные и культурные феномены). Эту идею переосмыслила В. Г. Федотова. В социальных и гуманитарных науках возможны две стратегические программы: натуралистическая и культурцентристская. Первая сводит все человеческое и социальное к единому универсальному предмету (намеренная объективация). В этом русле исследовал Э. Дюркгейм, когда заявлял, что в социологии все может быть уподоблено вещи. В экономической науке школа либерализма исходит из неизменной природы экономического человека, ориентированного на максимальное удовлетворение при минимальных издержках. Французская «школа Анналов» показывает историю без героев. В свою очередь культурцентризм ориентирует ученого на учет культурных измерений человека, которые в силу своей субъективности чрезвычайно вариативны и изменчивы. Здесь в центр изучения попадают: этнические ментальности, обычаи того или иного народа, мотивы и мнения людей. Так, американский экономист В. Леонтьев, разрабатывая экономическую модель для послевоенной Японии, учел особенности ее культуры. Для современной России экономическая модель также невозможна без признания особого менталитета.

Грань между социальными и гуманитарными науками относительна, что вписывается в единство науки. Еще в ХХ в. демаркация, разделяющая эти науки, казалась весьма устойчивой. Считалось, что социология, экономика и правоведение как социальные науки изучают общие и закономерные тенденции социума, а история, антропология, культурология и т.п. как гуманитарные науки исследуют сугубо специфические (до единичных проявлений) изменчивые феномены человеческой культуры. Признание у ученых наличия выбора между двумя альтернативными парадигмами – натурализмом и культурцентризмом – смешало все карты. Все зависит от того, в какой исследовательской программе работает обществовед. Можно строить социологию как натуралистическую науку (позитивистские социологии, концепция Т. Парсонса). Но существуют и культурцентристские социологии: символический интеракционизм Г. Мида, феноменологическая социология А. Шюца. Натуралистический подход представляет социологию социальной наукой, а культурцентризм делает ее гуманитарным исследованием. «Эффект Фигаро» налицо.

Обе программы выявили сквозное единство всей науки. Первоначально натурализм объединял естествознание и «социальные науки». Но этот подход доказал свою применимость и к культуре и стал тем самым общенаучным. Свою универсальность показал и культурцентризм. Сначала он функционировал лишь в гуманитаристике, затем доказал свою эффективность в социологии и экономике. Ну, а потом приемы герменевтического понимания оказались пригодными в постнеклассическом естествознании, где принцип наглядности утратил свою силу (квантовая физика, теоретическая космология). Если оба подхода универсальны, то их уместность разная. Натурализм более пригоден для анализа социума на макроуровне, а культурцентризм – на микроуровне. Взаимодополняя друг друга, эти стратегии кроме сугубо исследовательских задач, могут составлять оптимальный метод экспертизы социальных практик и проектов.

Итак, следует резюмировать идеалы неклассической науки. На них лежит явный отпечаток современной философской рефлексии и они во многом отличны от классических норм.