Особенности постановки проблем в гуманитарном знании

Один из фундаментальных подходов к этой теме нашел свое отражение в поппе-ровских «Облаках и часах» при исследовании им так называемой «проблемы Комптона» -известного ученого в области квантовой механики. Исходно речь идет о соотношении де­терминизма и индетерминизма в физических явлениях и в поступках, в целом в поведении человека. Под индетерминизмом при этом понимается не отсутствие причинной обуслов­ленности, но признание того, что «не все события в физическом мире предопределены с абсолютной точностью, во всех своих наимельчайших деталях», что объективно сущест­вуют неопределенность и случайность. Иными словами, речь идет о специфике постанов­ки и решения проблемы детерминизма - индетерминизма в естественных и гуманитарных науках, а это в свою очередь определяет специфику всех других проблем и особенности данных наук. Для понимания специфики проблем гуманитарного знания «нам нужно что-то по своему характеру промежуточное между абсолютной случайностью и абсолютным детерминизмом».

Поппер полагает, что «на самом деле мы хотим понять, как такие нефизические вещи, как цели, размышления, планы, решения, теории, намерения и ценности, могут участвовать в претворе­нии физических изменений физического мира. _≤ … _≥ Ведь нельзя же объяснить все те огромные фи­зические перемены, которые ежечасно совершаются благодаря нашим авторучкам, карандашам или бульдозерам, лишь на основе чисто физических понятий, опираясь либо на детерминистскую физи­ческую теорию, либо приписывая все (используя стохастическую теорию) случайности»… Соответ­ственно, можно сформулировать «проблему Комптона» как проблему о влиянии мира абстрактных

значений, смыслов на человеческое поведение (и, следовательно, на физический мир). Здесь слова «мир значений, смыслов» следует понимать как сокращенное обозначение совокупности таких раз­нородных вещей, как обещания, цели и правила разного рода — типа правил грамматики, вежливого обращения, логики, игры в шахматы, контрапункта, а также такие вещи, как научные (и другие) публикации, обращения к нашему чувству справедливости или щедрости или к нашему художест­венному чутью…». Данная проблема, считает Поппер, «является одной из наиболее интересных философских проблем, даже если на нее обращало внимание мало философов. <…> Это вообще ключевая проблема, более важная даже, чем классическая проблема о взаимоотношении духовного и телесного», которую он называет декартовской (Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. Глава 6.Об облаках и часах. Подход к проблеме рациональности и человеческой свободы // Он же. Логика и рост научного знания. Избр. работы. М., 1983. С. 523, 525). Проблема «влияния смысла на поведение» - это проблема «объяснения и понима­ния всепобеждающей силы смыслов, например, содержания наших теорий, наших целей, наших намерений», но управление нашими действиями со стороны теорий - гибкое и мы можем подвергнуть их критике, управлять ими, иметь обратную связь. В конечном счете, решение этих проблем, имеющих непосредственное отношение к гуманитарному знанию, где главное - человек, выводит Поппера вслед за Комптоном к идее сочетания свободы, контроля и гибкого управления и к выводу о том, что свободу несет не просто случай, а тонкое переплетение случайного и непредсказуемого и, с другой стороны, ограничитель­ного регулирования - цели или стандарта.

К особенностям проблемы в гуманитарных науках в иных аспектах обращались представители герменевтики. В «Истине и методе» Гадамер обратил внимание на то, что в XIX веке с появлением историзма понятие проблемы приобретает универсальную значи­мость, утрачивается ее непосредственное отношение к фактическим вопросам, философы, не справляясь с историзмом в познании, «спасались бегством в абстракцию понятия про­блемы». Они не увидели никаких проблем в самом способе «бытия» проблемы, тогда как необходимо было «разрушить иллюзию, будто проблемы существуют вечно, как звезды на небе», преодолеть неокантианское представление о «тождестве проблем», показав, что это пустая абстракция, поскольку постановка вопроса, проблемы меняется с течением времени. Внеисторическая точка зрения, полагающая проблему как феномен попперов-ского «третьего мира», по Гадамеру, не существует. Точка зрения, которая возвышается над другими и якобы позволяет мыслить истинное тождество проблемы вопреки всей из­менчивости попыток ее решения, - это чистейшая иллюзия, поскольку в этом случае про­блема выпадает из мотивированного контекста, утрачивает смысловую однозначность и, соответственно, возможность разрешения. Эта позиция в понимании проблемы принципи-

альна для наук о духе, гуманитарного знания в целом. В той мере, в какой эти науки име­ют своим предметом текст, его понимание и истолкование, объяснить эти особенности проблем гуманитарного знания может именно герменевтика. Проблемность здесь рас­сматривается прежде всего как вопрошание, исследуемое в логике вопроса и ответа, а по Гадамеру, логика наук о духе - это логика вопроса.

Такую позицию по отношению к исторической науке занял в свое время англий­ский историк и философ Р.Дж.Коллингвуд, по-видимому, первый, стремившийся заме­нить пропозициональную логику (логику утверждений) логикой вопроса и ответа. Он по­лагал, что истинность - это продукт комплекса, состоящего из вопросов и ответов, и по­нять излагаемые положения истории (предание) можно, лишь реконструировав те вопро­сы, на которые текст дает ответы. Гадамер поддерживает эти идеи и продолжает их, ут­верждая, что «тот, кто хочет понять текст, должен, спрашивая, обратиться к чему-то, ле­жащему за сказанным». Мы понимаем смысл текста лишь в том случае, если обретаем «горизонт вопроса», при этом неизбежно выходим за пределы того, что сказано в данном тексте. В исторических текстах необходимо реконструировать два различных вопроса (и соответственно два ответа) - вопрос о смысле отдельных событий, обусловленных субъек­тивными помыслами, и вопрос о плане всего происходящего большого события. Сущест­вует своего рода параллель: подобно тому как исторические события не совпадают с представлениями действующих в истории субъектов, также и смыслы данного текста вы­ходят за пределы намерений автора текста. Поэтому герменевтика всегда должна быть выше простой реконструкции и «всегда требуется выводить реконструированный вопрос в открытость его проблематичности», осуществлять слияние горизонтов автора текста (спрашиваемого) и интерпретатора (спрашивающего), разумеется, посредством языка.

Типовая проблемная ситуация гуманитаристики, как показал А.В.Михайлов, - по­иск ответа на вопрос «что это такое?» на основе имеющихся художественных, историче­ских, литературоведческих текстов, где проблема часто принимает вид: что такое роман­тизм, классицизм, реализм и т.п.? Анализируя на примере исследования романтизма типо­вые решения такой проблемы, автор обнаруживает, что уровни ответа на вопрос сущест­венно разнятся и представлены либо уровнем дефиниции, либо уровнем исследования ис­тории литературы, истории культуры, где явление понимается «лишь как логический мо­мент целого». Правильная дефиниция, часто «обыденная» или «школьная», нередко пред­ставляется конечной целью исследования, и констатируя существование в научной лите­ратуре десятков и даже сотен определений того или иного направления, исследователь полагает, что решить проблему - значит найти «окончательное», всех удовлетворяющее,

постоянное определение, которое пока еще не найдено, возможно потому, что не родился еще специалист, а может быть не «доросла» сама наука. Этот феномен широко известен: сегодня существует множество определений культуры, мировоззрения, системы, направ­лений романтизма, классицизма, реализма и т. д., а исследователи, занимающиеся этими явлениями, например, барокко, десятки лет, утверждают, что они так и не знают, что это такое.

Ситуация осложняется, по Михайлову, особенно потому, что невозможно в этих случаях дать «простое» формально-логическое определение, поскольку предельно сложное, постоянно ме­няющееся, исторически обусловленное, многофакторное явление «не вмещается» ни в одно из них. Границы культурно-исторического, гуманитарного явления, как правило, не очерчены четко, но «это не недочет исследования, а свойство материала, т.е. самого же движущегося культурного про­цесса, который не допускает проведения вполне точных границ», гуманитарные науки заняты фе­номенами, у которых вообще может не быть точных и твердых границ. Их задачи не столько опре­делять каждое из понятий при решении проблемы-вопроса «что это такое?», сколько соопределять их в совокупности, целостности процесса, например, в целостности национальной литературы, ли­тературного процесса. Но это уже второй и для Михайлова единственно правильный уровень реше­ния гуманитарных, в частности литературоведческих или историко-литературных, проблем. На этом уровне не ставятся «точечные», «атомистические» вопросы, но требуется выход «на просторы всемирной культурной истории», где только и могут получать смыслы отдельные вопросы и ответы, становится возможным подняться над «школярски-прагматическим уровнем постановки задач». Должны изучаться реальные разнохарактерные процессы в их богатстве, истории и изменении, но нельзя начинать исследование с «провозглашения всепожирающей универ­салии», под которую стремятся подвести конкретный историко-литературный процесс, именно это считая разрешением проблемы. В отличие от такой логики необходимо «тео­ретическое видение целого», которое «усваивает логику истории и логику науки» и благо­даря этому «соразмеряет литературно-исторические пласты, соограничивает, соопределя-ет их». Особое место при решении такого рода проблем занимает интуиция, которую Ми­хайлов оценивал высоко, поскольку в этом контексте интуиция исследователя - необхо­димое «условие реализации рационального, логического принципа литературной исто­рии». Интуиция исследователя, знающего историю своего предмета и историю его изуче­ния - это не просто знание фактической стороны процессов, но умение смотреть на них изнутри, ощущать «энергию истории» и на этой основе понимать смыслы вопросов и ре­шать проблемы. Особая тема - проблема в философии будет рассмотрена в ходе анализа природы философского знания (глава 12).