Революция в естествознании конца XIX — начала XX в. и становление идей и методов неклассической науки

Как было выше сказано, классическое естествознание XVII— XVIII вв. стремилось объяснить причины всех явлений (включая социальные) на основе законов механики Ньютона. В XIX в. ста­ло очевидным, что законы ньютоновской механики уже не могли играть роли универсальных законов природы. На эту роль пре­тендовали законы электромагнитных явлений. Была создана (Фа-радей. Максвелл и др.) электромагнитная картина мира. Однако в результате новых экспериментальных открытий в области строе­ния вещества в конце XIX — начале XX в. обнаруживалось мно­жество непримиримых противоречий между электромагнитной картиной мира и опытными фактами. Это подтвердил «каскад» научных открытий.

В 1895—1896 гг. были открыты лучи Рентгена, радиоактив­ность (Беккерель), радий (М- и П. Кюри) и др. В 1897 г. англий­ский физик Дж. Томсон открыл первую элементарную частицу — электрон и понял, что электроны являются составными частями атомов всех веществ. Он предложил новую (электромагнитную) модель атомов, но она просуществовала недолго.

В 1911 г. английский физик Э. Резерфорд в экспериментах обнаружил, что в атомах существуют ядра, положительно заря­женные частицы, размер которых очень мал по сравнению с раз­мерами атомов, но в которых сосредоточена почти вся масса ато­ма. Он предложил планетарную модель атома: вокруг тяжелого положительно заряженного ядра вращаются электроны. Резерфорд открыл а- и р-лучи, предсказал существование нейтрона. Но пла­нетарная модель оказалась несовместимой с электродинамикой Максвелла.

Немецкий физик М. Планк в 1900 г. ввел квант действия (по­стоянная Планка) и, исходя из идеи квантов, вывел закон излуче-

ния, названный его именем. Было установлено, что испускание и поглощение электромагнитного излучения происходит дискрет­но, определенными конечными порциями (квантами). Квантовая теория планка вошла в противоречие с теорией электродинамики Максвелла. Возникли два несовместимых представления о мате­рии: или она абсолютно непрерывна, или она состоит из дискрет­ных частиц. Названные открытия опровергли представления об атоме, как последнем, неделимом «первичном кирпичике» ми­роздания («материя исчезла»).

«Беспокойство и смятение», возникшие в связи с этим в фи­зике, «усугубил» Н. Бор, предложивший на базе идеи Резерфорда и квантовой теории Планка свою модель атома (1913). Он предпо­лагал, что электроны, вращающиеся вокруг ядра по нескольким стационарным орбитам, вопреки законам электродинамики не из­лучают энергии. Электрон излучает ее порциями лишь при пере­скакивании с одной орбиты на другую. Причем при переходе элек­трона на более далекую от ядра орбиту происходит увеличение энергии атома, и наоборот. Будучи исправлением и дополнением модели Резерфорда, модель Н. Бора вошла в историю атомной физики как квантовая модель атома Резерфорда—Бора.

Весьма ощутимый «подрыв» классического естествознания был осуществлен А. Эйнштейном, создавшим сначала специальную (1905), а затем и общую (1916) теорию относительности. В целом его теория основывалась на том, что в отличие от механики Нью­тона, пространство и время не абсолютны. Они органически свя­заны с материей, движением и между собой. Сам Эйнштейн суть теории относительности в популярной форме выразил так: «Рань­ше полагали, что если бы из Вселенной исчезла вся материя, то пространство и время сохранились бы, теория относительности утверждает, что вместе с материей исчезли бы пространство и время». При этом четырехмерное пространство-время, в котором отсутствуют силы тяготения, подчиняется соотношениям неэвк­лидовой геометрии.

Таким образом, теория относительности показала неразрыв­ную связь между пространством и временем (она выражена в еди­ном понятии пространственно-временного интервала), а также между материальным движением, с одной стороны, и его про­странственно-временными формами существования — с другой. Определение пространственно-временных свойств в зависимости

от особенностей материального движения («замедление» време­ни, «искривление» пространства) выявило ограниченность пред­ставлений классической физики об «абсолютном» пространстве и времени, неправомерность их обособления от движущейся мате­рии. Как писал сам Эйнштейн, нет более банального утвержде­ния, что окружающий нас мир представляет собой четырехмер­ный пространственно-временной континуум.

В связи со своим фундаментальным открытием Эйнштейн произнес знаменитые слова: «Прости меня, Ньютон, — понятия, созданные тобой, и сейчас остаются ведущими в нашем физичес­ком мышлении, хотя мы теперь знаем, что если мы будем стре­миться к более глубокому пониманию взаимосвязей, то мы дол­жны будем заменить эти понятия другими, стоящими дальше от сферы непосредственного опыта»'.

В 1924 г. было сделано еще одно крупное научное открытие. Французский физик Луи де Бройль высказал гипотезу о том, что частице материи присуще и свойства волны (непрерывность), и дискретность (квантовость). Тогда, отмечал автор гипотезы, ста­новилась понятной теория Бора. Вскоре, уже в 1925—1930 гг. эта гипотеза была подтверждена экспериментально в работах Шредингера, Гейзенберга, Борна и других физиков. Это означало пре­вращение гипотезы де Бройля в фундаментальную физическую теорию — квантовую механику. Таким образом, был открыт важ­нейший закон природы, согласно которому все материальные мик­рообъекты обладают как корпускулярными, так и волновыми свой­ствами.

Один из создателей квантовой механики, немецкий физик В. Гейзенберг сформулировал соотношение неопределенностей (1927). Этот принцип устанавливает невозможность — вследствие противоречивой, корпускулярно-волновой природы микрообъек­тов — одновременно точного определения их координаты и им­пульса (количества движения). Принцип неопределенности стал одним из фундаментальных принципов квантовой механики. В философско-методологическом отношении данный принцип есть объективная характеристика статистических (а не динамических) закономерностей движения микрочастиц, связанная с их корпус-

1 Эйнштейн А. Физика и реальность. М., 1965. С. 143.

кулярно-волновой природой. Принцип неопределенностей не «отменяет» причинность (она никуда не «исчезает»), а выражает ее в специфической форме — в форме статистических закономер­ностей и вероятностных зависимостей.

Все вышеназванные научные открытия кардинально измени­ли представление о мире и его законах, показали ограниченность классической механики. Последняя, разумеется, не исчезла, но обрела четкую сферу применения своих принципов — для харак­теристики медленных движений и больших масс объектов мира.

В нашу задачу не входит подробный анализ величайших дос­тижений естествознания неклассического периода Укажем лишь некоторые важнейшие философско-метподологические выводы из них.

1. Возрастание роли философии в развитии естествознания и других наук.

Это обстоятельство всегда подчеркивали настоящие творцы науки. Так, М. Борн говорил, что философская сторона науки ин­тересовала его больше, чем специальные результаты. И это не случайно, ибо работа физика-теоретика «...теснейшим образом пе­реплетается с философией и что без серьезного знания философ­ской литературы его работа будет впустую»¹. Весь вопрос, однако, , в том, какой именно философии ученый отдает предпочтение.

В. Гейзенберг говорил, что физики-теоретики, хотят они этого или нет, но все равно руководствуются философией, «сознатель­но или неосознанно». Весь вопрос в том, каковы ее качество и содержание, ибо «дурная философия исподволь губит хорошую физику». Чтобы этого не происходило — ни в физике, ни в дру­гих науках— исследователи должны руководствоваться «хоро­шей» — строго научной философией. Однако — и на это обстоя­тельство справедливо обращал внимание создатель квантовой механики — «.. .ученый никогда не должен полагаться на какое-то единственное учение, никогда не должен ограничивать методы своего мышления одной-единственной философией»², даже если она диалектико-материалистическая. Абсолютизация последней, канонизация ее — такое же заблуждение, как и ее полное игнори­рование.

¹Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 44. 2 Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989. С. 85.

2. Сближение объекта и субъекта познания, зависимость знания от применяемых субъектом методов и средств его получения.

Идея научного познания действительности в ХУШ—XIX вв. было полное устранение познающего субъекта из научной карти­ны мира, изображение мира «самого по себе», независимо от средств и способов, которые применялись при получении необхо­димых для его описания сведений. Естествознание XX века пока­зало неотрывность субъекта, исследователя от объекта, зависи­мость знания от методов и средств его получения. Иначе говоря, картина объективного мира определяется не только свойствами самого мира, но и характеристиками субъекта познания, его кон­цептуальными, методологическими и иными элементами, его ак­тивностью (которая тем больше, чем сложнее объект).

В. Гейзенберг был первым, кто произнес фразу о том, что в общем случае разделение субъекта и объекта его наблюдения не­возможно. Формирование отчетливой философской позиции со­временного рационализма началось именно с квантовой механи­ки, давшей первые наглядные и неопровержимые доказательства включенности человека в качестве активного элемента в единый мировой эволюционный процесс.

После работ Вернадского создавалась реальная возможность нарисовать всю грандиозную картину мироздания как единого про­цесса самоорганизации от микромира до человека и Вселенной. И она нам представляется совсем по-новому и совсем не так, как она рисовалась классическим рационализмом. Вселенная — это не механизм, однажды заведенный Внешним Разумом, судьба которого определена раз и навсегда, а непрерывно развивающаяся и самоорганизующаяся система. А человек не просто активный внутренний наблюдатель, а действующий элемент системы.

Развитие науки показало, что исключить субъективное вооб­ще из познания полностью невозможно, даже там, где <Д», субъект играет крайне незначительную роль. С появлением квантовой ме­ханики возникла «философская проблема, трудность которой со­стоит в том, что нужно говорить о состоянии объективного мира, при условии, что это состояние зависит от того, что делает наблю­датель»1 . В результате существовавшее долгое время представле-

• Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 81.

нйе о материальном мире как о некоем «сугубо объективном», независимом ни от какого наблюдения, оказалось сильно упро­щенным. На деле практически невозможно при построении тео­рии полностью отвлечься от человека и его вмешательства в при­роду, тем более в общественные процессы.

Поэтому, строго говоря, любые явления нельзя рассматри­вать «сами по себе» в том смысле, что их познание предполагает присутствие субъекта, человека. Стало быть, не только в гумани­тарных науках, но «и в естествознании предметом исследования является не природа сама по себе, а природа, поскольку она под­лежит человеческому вопрошанию, поэтому и здесь человек опять-таки встречает самого себя»¹. Без активной деятельности субъек­та получение истинного образа предмета невозможно. Более того, мера объективности познания прямо пропорциональна мере исто­рической активности субъекта. Однако последнюю нельзя абсо­лютизировать, так же как и пытаться «устранить» из познания субъективный момент якобы «в угоду» объективному. Недооцен­ка, а тем более полное игнорирование творческой активности субъекта в познании, стремление «изгнать» из процесса познания эту активность закрывают дорогу к истине, к объективному отра­жению реальности.

Воспроизводя объект так, как он есть «в себе», в формах своей деятельности, субъект всегда выражает так или иначе свое отно­шение к нему, свой интерес и оценку. Так, несмотря на самые строгие и точные методы исследования, в физику, по словам М. Борна, проникает «неустранимая примесь субъективности». Анализ квантово-механических процессов невозможен без активного вмешательства в них субъекта-наблюдателя. Поскольку субъективное пронизывает здесь весь процесс исследования и в определенной форме включается в его результат, это дает основание говорить о неприменимости в этой области знания принципа объективности.

Действительно, поведение атомных объектов «самих по себе» невозможно резко отграничить от их взаимодействий с измерительными приборами, со средствами наблюдения, которые определяют условия возникновения явлений. Однако развитие науки

' ఓейзенберг В. Ша3и за гоీизонт. జ., 1987. С. 301.

показало, что исследование того, в какой мере описание физических явлений зависит от точки зрения наблюдателя, не только не внесло никакой путаницы или усложнения, но, наоборот, оказалось неоценимой путеводной нитью при разыскании основных физических законов, общих для всех наблюдений»¹.

3. У крепление и расширение идеи единства природы, повышение роли целостного и субстанциального подходов.

Стремление выйти из тех или иных односторонностей, выя­вить новые пути понимания целостной структуры мира — важная особенность научного знания. Так, сложная организация биоло­гических или социальных систем немыслима без взаимодействия ее частей и структур — без целостности. Последняя имеет каче­ственное своеобразие на каждом из структурных уровней разви­тия материи. При этом к «целостной реальности» относится не только то, что видно невооруженным глазом — живые системы (особи, популяции, виды) и социальные объекты разных уровней организации. Как писал выдающийся математик Г. Вейль,«.. .це­лостность не является отличительной чертой только органического мира. Каждый атом уже представляет собой вполне определен­ную структуру; ее организация служит основой возможных орга­низаций и структур самой высокой сложности»².

Развитие атомной физики показало, в частности, что объекты, называвшиеся раньше элементарными частицами, должны сегод­ня рассматриваться как сложные многоэлементные системы. При этом «набор» элементарных частиц отнюдь не ограничивается теми частицами, существование которых доказано на опыте.

Субстанциальный подход, т. е. стремление свести все измен­чивое многообразие явлений к единому основанию, найти их «пер-восубстанцию», — важная особенность науки. Попытки достиг­нуть единого понимания, исходящего из единого основания, на­мерение охватить единым взором крайне разнородные явления и дать им единообразное объяснение не беспочвенны и не умозри­тельны. Так, физика исходит из того, что «...в конечном счете природа устроена единообразно и что все явления подчиняются единообразным законам. А это означает, что должна существо-

' Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 98. ² Вейль Г. Математическое мышление. М., 1989, С. 71.

вать возможность найти в конце концов единую структуру, лежа­щую в основе разных физических областей»¹.

Это стремление к всеохватывающему объединению, попытки истолковать все физические и другие явления с единой точки зре­ния, понять природу в делом пронизывают всю историю науки. Все ученые, исследующие объективную действительность, хотят постигнуть ее как целостное, развивающееся единство, понять ее «единый строй», «внутреннюю гармонию». Для творцов теории относительности и квантовой физики было характерно «стремле­ние выйти из привычной роли мысли и вступить на новые пути понимания целостной структуры мира..., стремление к цельному пониманию мира, к единству, вмещающему в себя напряжение противоположностей»2. Последнее обстоятельство наиболее чет­ко было вьфажено в принципе дополнительности Н. Бора.

История естествознания — это история попыток объяснить раз­нородные явления из единого основания. Сейчас стремление к единству стало главной тенденцией современной теоретической физики, где фундаментальной задачей является построение еди­ной теории всех взаимодействий, известных сегодня: электромаг­нитного, слабого, сильного и гравитационного. Общепризнанной теории Великого объединения пока нет. Однако «Теория Всего» в широком смысле не может быть ограничена лишь физическими явлениями. И это хорошо понимают широко мыслящие физики.

4. Формирование нового образа детерминизма и его «ядра» —причинности.

История познания показала, что детерминизм есть целостное формообразование и его нельзя сводить к какой-либо одной из его форм или видов. Классическая физика, как известно, основы­валась на механическом понимании причинности («лапласовский детерминизм»). Становление квантовой механики выявило непри­менимость здесь причинности в ее механической форме. Это было связано с признанием фундаментальной значимости нового клас­са теорий — статистических, основанных на вероятностых пред­ставлениях. Тот факт, что статистические теории включают в себя неоднозначность и неопределенность, некоторыми философами и учеными был истолкован как крах детерминизма вообще, «ис­чезновение причинности».

1 ГейзечбергВ. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 252.

2 Там же. С. 287.

В основе данного истолкования лежал софистический прием: отождествление одной из форм причинности — механистическо­го детерминизма — с детерминизмом и причинностью вообще. При этом причина понималась как чисто внешняя сила, воздей­ствующая на пассивный объект, абсолютизировалась ее низшая — механическая — форма, причинность как таковая смешивалась с «непререкаемой предсказуемостью». «Так смысл тезиса о причин­ности постепенно сузился, пока наконец не отождествился с пре­зумпцией однозначной детерминированности событий в природе, а это в свою очередь означало, что точного знания природы или определенной ее области было бы — по меньшей мере в принци­пе — достаточно для предсказания будущего»'. Такое понимание оказалось достаточным только в ньютоновской, но не в атомной физике, которая с самого начала выработала представления, по сути дела не соответствующие узкоинтерпретированному поня­тию причинности.

Как доказывает современная физика, формой выражения при­чинности в области атомных объектов является вероятность, по­скольку вследствие сложности протекающих здесь процессов (двойственный, корпускулярно-волновой характер частиц, влия­ние на них приборов и т. д.) возможно определить лишь движе­ние большой совокупности частиц, дать их усредненную характе­ристику, а о движении отдельной частицы можно говорить лишь в плане большей или меньшей вероятности.

Поведение микрообъектов подчиняется не механико-динами­ческим, а статистическим закономерностям, но это не значит, что принцип причинности здесь не действует. В квантовой физике «исчезает» не причинность как таковая, а лишь традиционная ее интерпретация, отождествляющая ее с механическим детерминиз­мом как однозначной предсказуемостью единичных явлений. По этому поводу М. Борн писал: «Часто повторяемое многими ут­верждение, что новейшая физика отбросила причинность, цели­ком необоснованно. Действительно, новая физика отбросила или видоизменила многие традиционные идеи; но она перестала бы быть наукой, если бы прекратила поиски причин явлений»².

Этот вывод поддерживали многие крупные творцы науки и философии. Так, выдающийся математик и философ А. Пуанка-

1 Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 252. ¹ Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 144.

ре совершенно четко заявлял о том, что «наука явно детерминис-тична, она такова по определению. Недетерминистической науки не может существовать, а мир, в котором не царит детерминизм, был бы закрыт для ученых»!. Крупный современный философ и логик Г. X. фон Вригг считает несомненным фактом, что каузаль­ное мышление как таковое «не изгоняется из науки подобно зло­му духу». Поэтому философские проблемы причинности всегда будут центральными и в философии, и в науке — особенно в тео­рии научного объяснения.

Однако в последнее время — особенно в связи с успешным развитием синергетики — появились утверждения о том, что «со­временная наука перестала быть детерминистической» и что «не­стабильность в некотором отношении заменяет детерминизм» (И. Пригожин). Думается, это слишком категорические и «силь­ные» утверждения.

5. Глубокое внедрение в естествознание противоречия и как существенной характеристики его объектов, и как принципа их познания.

Исследование физических явлений показало, что частица-вол­на — две дополнительные стороны единой сущности. Квантовая механика синтезирует эти понятия, поскольку она позволяет пред­сказать исход любого опыта, в котором проявляются как корпус­кулярные, так и волновые свойства частиц. Притом проблема вы­бора в данных условиях между этими противоположностями по­стоянно воспроизводится в более глубокой и сложной форме. Та­ким образом, в квантовой механике все особенности микрообъек­та можно понять только исходя из его корпускулярно-волновой природы.

Природа микрочастицы внутренне противоречива (есть диалек­тическое противоречие), и соответствующее понятие должно выра­жать это объективное противоречие. Иначе оно не будет адекватно отражать свой объект, так как он есть в себе, а стало быть, будет выражать лишь часть истины, а не всю ее в делом. С достаточной определенностью проблему синтеза противоположных представ­лений, внутреннего единства противоположностей (волновых и кван­товых свойств света) поставил А. Эйнштейн. Оправдалось глубо­кое научное предвидение творца теории относительности, который

1 Пуанкаре А. О науке. М., 1983. С. 489.

предсказывал, что внутреннее противоречие теории должно быть разрешено в ходе дальнейшего развития физического знания. За­фиксированная Эйнштейном полярность волновых и корпускуляр­ных характеристик света привела его к выводу о необходимости синтеза данных противоположностей: «Следующая фаза развития теоретической физики даст нам теорию света, которая будет в ка­ком-то смысле слиянием волновой теории света с теорией истече­ния»¹. Такой фазой и стала квантовая механика.

В ходе дальнейшего развития квантовых представлений было обнаружено, что в процессе объяснения загадок атомных явлений противоречия не исчезают, не «устраняются» из теории. Наобо­рот, происходит их нарастание и обострение. Это свидетельство­вало не о слабости, а о силе новых теоретических представлений, которые предстали не как «логические» противоречия (путаница мысли), а как такие, которые имеют объективный характер, отра­жают реальные противоречия, присущие самим атомным явле­ниям. «Удивительнейшим событием тех лет был тот факт, что по мере этого разъяснения парадоксы квантовой теории не исчезали, а наоборот, выступали во все более явной форме и приобретали все большую остроту... В это время многие физики были уже убеждены в том, что эти явные противоречия принадлежат к внут­ренней природе атомной физики»².

Попытки осознать причину появления противоречивых обра­зов, связанных с объектами микромира, привели Н. Бора к фор­мулированию принципа дополнительности. Согласно этому прин­ципу, для полного описания квантово-механических явлений не­обходимо применять два взаимоисключающих (дополнительных) набора классических понятий (например, частиц и волн). Только совокупность таких понятий дает исчерпывающую информацию об этих явлениях как целостных образованиях. Изучение взаимо­дополнительных явлений требует взаимоисключающих экспери­ментальных установок.

Оценивая великое методологическое открытие Бора, М. Борн писал: «Принцип дополнительности представляет собой совершен­но новый метод мышления. Открытый Бором, он применим не только в физике. Метод этот приводит к дальнейшему освобож-

' Эйнштейн А. Собр. науч. трудов: В 4 т. Т. 3. М., 1968. С. 181. 2 Гейзенберг В. Философия. Часть и целое. М., 1989. С. 13—14.

дению от традиционных методологических ограничений мышле­ния, обобщая важные результаты»¹. В связи с этим Борн отмечал, что атомная физика учит нас не только тайнам материального мира, но и новому методу мышления.

6. Определяющее значение статистических закономерностей по отношению к динамическим.

В законах динамического типа предсказания имеют точно оп­ределенный, однозначный характер. Это было присуще класси­ческой физике, где «если мы знаем координаты и скорость мате­риальной точки в известный момент времени и действующие на нее силы, мы можем предсказать ее будущую траекторию»².

Законы же квантовой физики — это законы статистического характера, предсказания на их основе носят не достоверный, а лишь вероятностный характер. «Квантовая физика отказывается от ин­дивидуальных законов элементарных частиц и устанавливает не­посредственно статистические законы, управляющие совокупно-стями. На базе квантовой физики невозможно описать положе­ние и скорость элементарной частицы или предсказать ее буду­щий путь, как это было в классической физике. Квантовая физи­ка имеет дело только с совокупностями»³.

Законы статистического характера являются основной харак­теристикой современной квантовой физики. Поэтому метод, при­меняемый для рассмотрения движения планет, здесь практичес­ки бесполезен и должен уступить место статистическому методу, законам, управляющим изменениями вероятности во времени.

В. Гейзенберг подчеркивал, что «законы квантовой механики по необходимости имеют статистический характер... Парадоксаль­ность того обстоятельства, что различные эксперименты выявля­ют то волновую, то корпускулярную природу атомной материи, заставляют формулировать статистические закономерности»⁴. Ре­шающая роль последних в квантовой механики обусловлена как корпускулярно-волновым дуализмом, так и открытым Гейзенбер-гом соотношением неопределенностей. В свою очередь последнее он считал специфическим случаем более общей ситуации допол­нительности.

1 БорнМ.Моя жизнь и взгляды. М., 1973. С. 127—128.

2 Эйнштейн А.. Инфельд Л. Эволюция физики. М., 1965, С. 230.

3 Там же. С. 233.

4 Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 128.

Развитие квантовой механики показало:

а) Предсказания квантовой механики неоднозначны, они дают лишь вероятность того или иного результата.

б) Причинность в лапласовском смысле нарушена, но в более точном квантово-механическом смысле она соблюдается.

в) Причина вероятностного характера предсказаний в том, что свойства микроскопических объектов нельзя изучать, отвле­каясь от способа наблюдения, В зависимости от него элект­рон проявляет себя либо как волна, либо как частица, либо как нечто промежуточное («и—и», а не только «или—или»). Мы неизбежно пользуемся субъективными инструментами для описания объективного.

Таким образом, огромный прогресс наших знаний о строении и эволюции материи, достигнутый естествознанием, начиная со второй половины XIX в., во многом и решающем обусловлен ме­тодами исследований, опирающимися на теорию вероятностей. Поэтому везде, где наука сталкивается со сложностью, с анали­зом сложно-организованных систем^вероятность приобретает важ­нейшее значение.

7. Кардинальное изменение способа (стиля, стуктуры) мышления, вытеснение метафизики диалектикой в науке.

Эту сторону, особенность неклассического естествознания под­черкивали выдающиеся его представители. Так, Гейзенберг не­однократно говорил о границах механического типа мышления, о недостаточности ньютоновского способа образования понятий, о радикальных изменениях в основах естественнонаучного мышле­ния, указывал на важность требований об изменении структуры мышления.

Он отмечал, что, во-первых, введению нового, диалектическо­го в своей сущности, мышления «нас вынуждает предмет, что сами явления, сама природа, а не какие-либо человеческие авторитеты заставляют нас изменить структуру мышления»'. Новая структура мышления позволяет добиться в науке большего, чем старая, т. е. новое оказывается более плодотворным. В-третьих, «фундаменталь­ные сдвиги» в структуре мышления могут занять годы и даже деся­тилетия — что, кстати говоря, и происходит.

¹ Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 198.

Гейзенберг ставил вопрос о том, что наряду с обычной арис­тотелевской логикой, т. е. логикой повседневной жизни, суще­ствует неаристотелевская логика, которую он назвал квантовой. По аналогии с тем, что классическая физика содержится в кванто­вой в качестве предельного случая, «классическая, аристотелев­ская логика содержалась бы в квантовой в качестве предельного случая и во множестве рассуждений принципиально допускалось бы использование классической логики»¹.

Выдающийся ученый сетовал на то, что «физики до сих пор не применяют квантовую логику систематически», и был твердо уверен в том, что квантовая логика представляет собой более об­щую логическую схему, чем аристотелевская.

Гейзенбергу в этом вопросе вторит французский философ и методолог науки Г. Башляр, который также ратует за введение в науку новой, неаристотелевской логики. Последнюю он рассмат­ривает как логику, «вобравшую в себя движение», ставшую «жи­вой» и развивающейся, в отличие от статичной аристотелевской логики. Процесс изменения в логике он связывает с изменениями в науке: статичный объект классической науки требовал статич­ной логики. Нестатичный (изменяющийся, развивающийся) объект неклассической науки приводит к необходимости введения дви­жения в логику — как на уровне понятийного аппарата, так и ло­гических связей.

8. Изменение представлений о механизме возникновения научной теории.

(Об этой особенности см. гл. Ш, §4.) Что касает­ся постнеклассической науки, то ей далее будет специально посвящена гл. VII.