Специфика философии

Соотношение философии культуры и культурологии составляет особой загадки. Отграничение философского ракурса от конкретного знания — процедура довольно знакомая. Различные объекты познания — природа, человек, культура, общественная история, техника, знание воскрешают одно и то же противостояние между философией и наукой. Возможен взгляд на природу со стороны натурфилософии и естествознания. Человек оказывается предметом внимания в философской антропологии и в теоретической антропологии. Конкретное знание о культуре не культурология, метафизическое — философия культуры. Об истории рассуждает философ истории, а историк описывает события. Философия техники противостоит техниковедение. Философия истории сопоставляется с социологией. Философия знания надстраивается над описанием и осмыслением знаний.

Нужна ли философия в эпоху информационных моделей сложнейших мегатрендов, эффективных научных выкладок. Возможно, цивилизация такого типа предполагает совсем иной способ мышления, другую форму всеохватного миропостижения. В культуре XX века эта идея высказывалась довольно часто. В начале века позитивисты пытались построить филосо­фию по меркам науки. Естественно, они пришли к убеждению, что наука способна потеснить метафизику. Потом идея верховенства точного знания как последней истины завладела учеными умами, и сами философы стали сомневаться порой в универсальности любомудрия.

Во все века, даже при очередном расцвете философии, в головах многих рождалась крамольная мысль: не проще ли, не целесообразнее ли обойтись без метафизических изысков, без абстрактных философских провозвестий? «Поистине трагично положение философа». Это слова Н.А. Бердяева. «Его почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры». Последняя фраза просто великолепна по отточенности формулировки…

Религия обслуживает запросы духа. Человек обращает свой взор к Богу, когда испытывает жуткие муки одиночества, страх перед смертью, напряжение душевной жизни. Мистика чарует возмож­ностью глубинного, обостренного богообщения. Она дарит на­дежду на чудо. Наука демонстрирует неоспоримые успехи позна­ющего ума. Будучи опорой цивилизации, она не только разъяс­няет одухотворяющие истины, но и обустраивает людей, продле­вает им жизнь.

Философия же, напротив, нередко отбирает у человека пос­леднее утешение. Она выбивает индивида из жизненной колеи, безжалостно предлагая ему жестокие констатации. Ей по самому своему предназначению приходится разрушать обустроенность, сталкивать человека с трагизмом жизни. Высоковольтное освеще­ние, само собой понятно, непосредственно от философии не исходит. Что касается таинств мироздания, их загадочной, мис­тической природы, то философия в силу своей рассудочности пытается осмыслить их до самого основания. Так рождается еще одна формула философии: «В сущности говоря, вся философия есть лишь человеческий рассудок на туманном языке». Однако человеческий рассудок постоянно выражает себя на туманном языке. Разве ему недостает других форм самовыражения? Может быть, в результате философ обретает какие-то окончательные истины? Ничуть не бывало. Если бы любомудр добрался до неких последних установлений, он бесповоротно исчерпал бы собственное ремесло. В том-то и парадокс, что философ размышляет над проблемами, которые не имеют окончательного решения. С той же последовательностью, с какой червь прядет шелковуюнить, мыслитель вытягивает из сознания все новые и новые парадоксы, заведомо зная, что они никогда не будут разгаданы. Странное, вообще говоря, занятие…

Может быть, отказаться от этой причуды? Сколько просвещенные умы советовали поступить именно так. Зачем туманное возвещение, когда наука развертывает свой бесконечный потенциал? К чему отзывчивость к абстракции при наличии богословия? Какой смысл в накоплении мудрости, в которой нет ничего постижимого, бесповоротного? Философию критикуй разных сторон и все время пытаются вытолкать ее из культуры. Много ли проку от этой праздности?

Чем объясняется живучесть философии? Существует мноя ство определений человека. Он и разумное животное, и создатель символов, и политическое животное. Можно указать, пожалуй, еще на одну черту, без которой человек не был бы самимсобой. Он, как бы ни старался, не может не философствовать. Такова антропологическая природа, если угодно, некая странность. Онпытается осмыслить вопросы, которые как будто не имеют значения для него лично. Откуда взялся мир? Куда движется история? Чем вызваны проблески сознания в человеке?

Человек множит эти вопросы. Когда же рождается относительная ясность, он немедленно затемняет ее новым противоречием, еще одним измышлением. Зачем? Чтобы получить ответ?Ведь философ на это совершенно не рассчитывает. Несмотря на яростные недавние споры, приходится констатировать: философия — не наука… Это совсем иной, весьма эксцентричный способ мышления, погружения в тайны мира. Человек философствует, потому что охвачен этой страстью. В ней он выражает самого себя. Человек делает это для собственного удовольствия, для самовыражения, ибо он рожден философом.

Но тогда чем продиктованы слова Бердяева? Культура, как выясняется, не может в равной степени поддержать все стороны человеческой жизни. Она, можно полагать, ищет более надежные опоры, нежели метафизические зигзаги, и сам человек, разгадывая собственную природу видит перед собой зыбкий, неустоявшийся образ. Он страшится признаться себе, что именно эта поразительная способность к рефлексии и есть самое ценное в нем…

«Странное дело, но в наш век философия всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего означает; она не находит себе применения и не имеет никакой значимости ни в чьих либо глазах, ни на деле». Слова принадлежат мыслителю эпохи Возрождения М.Монтеню, однако похоже, что сказано это в наши дни. Тема, казалось бы, парадоксальная и неожиданная: мир намерен перебраться в новое тысячелетие, оставив любомудрие за бортом.

Публицистов волнуют сегодня политические распри, бюджет­ные хитрости. Политики опираются не на мудрые максимы, а на охлократические тенденции. Общественное сознание утратило глубинное метафизическое измерение. В годы тоталитаризма лидеры, издав очередное постановление, вещали: только время способно выявить истинный и непреходящий смысл принимае­мого решения. Пустота набрасывала на себя философский убор. Власть имущие в наши дни убеждены, что назначение философии именно в том, чтобы обслуживать каждый изгиб конъюнктурной политики. Интеллектуальная честность и независимость редко привлекают сторонников.

Философию теснят отовсюду. Представители точных наук, обескураженные грандиозными открытиями нашего века, пола­гают, что проникновение в ядро клетки важнее отвлеченных размышлений. Рефлексии ставится предел. Философское возве­щение оценивается как удел староверов. Утрачивается и без того зыбкое представление о специфике философского мышления.

Парадоксально, но стремительное развитие гуманитарного знания дает тот же эффект. Обогащение истории, культурологии, психологии, социологии и других дисциплин подрывает верхо­венство философии. Герберт Уэллс в начале века высказал догадку: пожалуй, господствующей наукой грядущего столетия будет психология. Не будем оспаривать экспертизу фантаста. Возможно, он близок к истине. Однако неужели только психо­логия обещает стать всеобъемлющей наукой? Разве не являемся мы сегодня свидетелями ренессанса историзма? А глобальные претензии социологии или, скажем, культурологии? Положение философа действительно трагично…

Однако нет ли в этих рассуждениях расхожего философского высокомерия? Не реализуется ли здесь древнее поползновение философии быть матерью всех наук? Речь идет совсем об ином — о сохранении статуса философии, на который посягают едва ли не все. Конечно, по словам Аристотеля, философии надлежит исследовать «первоначала и причины». В этом специфика философской мысли, а не ее гордыня.

Недавно я был на защите докторской диссертации. Соискателя спросили, чем отличается культурология от философии культуры. Тот ответил:культурфилософия занимается универсальными метафизическими проблемами, а культурология изучает конкретные феномены. Члены совета, профессиональные культурологи сразу почувствовали: их репутация как философов поставлена под сомнение. Вот оно что: оказывается, при изучении культурных процессов мы слишком мелко плаваем. Да знаете ли вы, что в культурной антропологии есть такие прозрения…?

Остынем и поразмыслим. Соискатель правильно определил различия наук. При этом вопрос о том, что интеллектуальнее философствовать о культуре или анализировать конкретно-культурные феномены, — вообще не поднимался. Трудно представить себе, что древнегреческий историк Геродот оскорбился бы, скажи ему, что его занятие — собирать исторические факты. Разве это презренное дело — описывать нравы народов, обычаи племен? Можно, разумеется, размышлять о том, почему именно так движется история. Но это, как говорится, совсем инаяспецифика…

Любую идею надлежит оценивать по ее основанию. Ученый выдвигает ту или иную гипотезу, опираясь на доказательства, которые есть в его распоряжении. Мистик излагает знание, которое добыто им в мистическом опыте. Философская идея — это вдохновение мысли, дерзновение духа. Она опирается на потенциал интеллекта и на богатейшую традицию рефлексии. При этом философ может разойтись с данными науки. Его цель совсем не в том, чтобы комментировать и обобщать результаты конкретных наук.

Парадокс состоит в том, что наиболее значительные интуиции рождаются в философии не только на фундаменте реального знания, а зачастую и вопреки ему. Сошлемся на следующий пример. В XIX в. Дарвин доказал, что человек как природное существо представляет собой завершение эволюционного развития и с этой точки зрения отличается от других живых создав исключительным совершенством. Казалось бы, экспертиза не утешительна, а философу остается только подвести теоретичес­кую базу под это грандиозное открытие.

Но вот в XIX в. рождается новая установка. Причем именно р философии. Сначала Артур Шопенгауэр, а затем Фридрих Ницше задумываются над странностью человека как живого существа. Путем чисто философского умозрения формулируется мысль о том, что человек, вероятно, выпадает из цепи природных орарей». Он эксцентричен и вовсе не производит впечатления венца творения. Напротив, если сделать, условно говоря, допуще­ние, что человек — уже установившееся животное, то ничего, кроме «халтуры природы», не получается.

И вот тогда, вопреки научным фактам, философы жизни (так называлось философское направление) выдвигают идею о том, что человек есть «еще не установившееся животное» (Ф. Ницше). Он не только не замыкает некую природную цепь, а попросту выпадает из ее звеньев. Все, что до этого оценивалось как приобретение человека, с новой точки зрения выглядело процес­сом его вырождения. Эти идеи радикально преобразили философ­скую антропологию. Трудно вообразить, насколько мы были бы беднее в нашем столетии, если бы веком раньше не родилось это абстрактное умозаключение.

Философия — кладезь всяких возвещений, многие из которых вообще не имеют под собой теоретических оснований. Подчас эти откровения наивны, лукавы, безрассудны, оскорбительны для здравомыслия. Но если пресечь эту фонтанирующую мощь воображения, человек перестанет быть самим собой. Оскудеет и его разум. Сознание утратит собственный метафизический потен­циал.

Попробуем смоделировать ситуацию, которая настоятельно свидетельствуете незаменимости философии. Совсем недавно биологи открыли ген, который несет в себе завершение жизни природного организма. Именно в нем заложена информация, которая исчерпывает себя в распаде клетки, в смерти индивида. Вот она тайна конечности человеческого существования, заведо­мый приговор к нашей погибели. Кстати, ген опознан и с помощью лазера можно выжечь его. Человек станет бессмертным? Возможно. Не исключено, что в кругозоре биологии проблема выглядит предельно ясной…

А в доминионе философии? Может быть, только мудрец способен предостеречь человечество от посягательства на таинство живой материи. Только философ благодаря своему призванию обязан представить на суд специалистов древние интуиции и предостережения, результаты огромной интеллектуальной работы мыслителей, толкующих о загадках жизни и смерти.

Мы говорим о философии не ради ее прославления, а пытаясь отвоевать ее собственную территорию: философское провозвестие, научная идея, мистическое озарение… Эти зоны духовное постижения имеют свои особенности. Научная идея должна соответствовать выявленным законам Природы или на их фундаменте открывать новые. Мистик, обращаясь к собственно субъективности, рождает откровение. Но это не плод его воображения, а сопричастность древнему гнозису. Философ опирается на богатейшую традицию рассудочности и авантюры духа.

Описание культуры

В XIX—XX вв. в европейской науке началось разностороннее и детальное описание культурных феноменов. Исследователи обнаружили, что человеческая природа как некая относительно целостная данность вовсе не порождает единый культурно космос. В разных регионах Земли существуют разнородные феномены, отражающие ценностно духовную практику человека. Культурные миры чрезвычайно неповторимы, они демонстрируют разные виды ментальности, что подталкивает к выводу о многообразии культурного опыта человечества.

Феноменологически эти культуры демонстрировали парадоксальную полярность, что заставляло поставить вопрос о правомерности самого понятия культуры как целостного феномена. Одновременно слово «цивилизация» также стало употребляться вомножественном числе. Исследователи обнаружили разноликие цивилизационные космосы. Теоретический бум представил европейской общественности такое множество культурных фактов, что культурология стала теснить философию культуры.

Европейцы обнаружили, что существует множество культурных миров. Традиционная философия культуры, которая исходила из европоцентрической установки, естественно, оказалась в состоянии кризиса. Она была вынуждена освоить новую культурную реальность и заново поставить вопрос о собственной культурной идентичности. Конкретное знание о культуре, опыт описания определенных обычаев и ритуалов оказался в этой системе оценок более значимым, нежели умозрительное постиже­ние общего духа культуры.

Однако означает ли это, будто в современном сознании доминирует культурология, а философия культуры отошла на второй план? Такая установка кажется мне неправомочной. Напротив, если говорить о новейших течениях философской мысли, то скорее можно фиксировать обратный процесс — от культурологии к созданию новой философии культуры. Не случайно многие философские направления — психоанализ, фи­лософия жизни, персонализм, герменевтика, «новые правые» и «новые философы» во Франции уделяют сегодня огромное внима­ние философскому постижению культуры.

«Мы полагаем, — говорил на XVIII Всемирном философском конгрессе в Монреале Э.Левинас, — что всем нам хорошо известны те отличительные признаки, которые используются социологами и этнографами при описании культурных фактов человеческого поведения: общение посредством знаков или языка; следование правилам или нормам — коллективные репрезентации Дюркгейма, связанные с социальным давлением и ценностным престижем; передача этих принципов не по наследству, а с помощью языка, посредством обучения; изменение языка, поведения и обрядов, подчиняющихся определенным правилам, путем географического рассеяния человеческих групп и вследствие этого множествен­ность различных культур».

Нет необходимости отрицать ту огромную пользу, которую приносит эмпирическим «гуманитарным наукам» пристальное внимание к культурным фактам в их этнографическом разнооб­разии. Это — описание культурных феноменов, которое свободно от ценностных суждений. Философская антропология существует во множестве вариантов. Это относится и к культурологии, которая представлена прежде всего культурной антропологией, сложившейся в европейской культуре в XIX в. Эта дисциплина окончательно оформилась в последней четверти предшествующе­го века.

Антропология включает в себя множество подходов. Это прежде всего собственно антропологический подход, или естест­венная история человека, включая его эмбриологию, биологию, психофизиологию и анатомию. Культурная антропология дополняет палеоэтнологию, изучающую происхождение человека и его первобытность. Сюда же относится и этнология, трактующая распространение человека на Земле, занятая изучением его поведения и обычаев. Культурная антропология заимствует также данные социологии, которая изучает отношения людей между собой и с другими животными; лингвистики, в которой речь идет об образовании языков, их связи; мифологии, трактующей возникновение и взаимодействие религий. Она использует также данные медицинской географии, рассказывающей о воздействи на человека климата и атмосферных явлений, а также демографии, в которой раскрываются различные статистические сведения о человеке.

Культурная антропология имеет дело с культурами, которые отличаются от той, что представлена самим исследователем. Они удалены во времени и пространстве. В качестве науки она пытается реконструировать культуры как целостности. Ученый, ставший на позиции компаративиста, пытается отыскать принципы, общие для множества разных универсумов.

Культура выступает в антропологии как технический термин. Антропологи, говоря о культуре, пытаются понять, стоит ли о ней вообще размышлять.Антропологическиепонятия выражают человеческое вмешательство в состояние природы. Понятие культуры в антропологии, следовательно, намного обширнее, чем в истории. Длябольшинства антропология — это всего лишь тип культуры, более сложная или более «высокая» культура.

Антропологи никогда не признавали различия между культурой и цивилизацией, проводимого социологией. По мнению социологов, цивилизация — сумма человеческих орудий, а культура — совокупность человеческих «результатов» («следов»).

В наиболее общем плане антропология как наука о человеке подразделяется на физическую и культурную. Что касается культурной антропологии, то она включает в себя, если говорить обобщенно, лингвистику, археологию и этнологию, каждая из которых изучает тот или иной аспект культуры. Завершение синтеза, определившего облик антропологии как новой целостной научной дисциплины, исследователи связывают с работами пер­вого профессионального антрополога США Франца Боаса (1858—1942) и его учеников. Они видели свою цель в детальном этнографическом обследовании различных регионов мира на основе интенсивной и, как правило, продолжительной полевой работы. Ф.Боас не только сам был специалистом в каждой из областей антропологии, но и на протяжении всей своей препода­вательской деятельности в Колумбийском университете ориенти­ровал на это своих студентов.

Современная антропология при тесной связи названных основных дисциплин характеризуется в последние десятилетия все более углубляющейся их специализацией. Физическая антро­пология, хотя и нацелена на биологию человека, все равно захватывает комплекс описательных сведений о культуре. Так, в двухтомном издании «Введение в антропологию» В.Барнау спе­циальный раздел посвящен появлению людей современного физического типа (около 40 тысяч лет назад).

Специальный раздел в книге посвящен пещерной живописи, открытой в конце 1870-х годов. Созданные около 15 тыс. лет назад изображения животных являются одним из наиболее выразитель­ных свидетельств невещественных параметров культуры той эпохи. Наиболее значительными явлениями неолитической куль­туры В.Барнау считает доместификацию растений и животных. Неолитическая культура, по мнению автора, заложила основы становления цивилизации, которую часто отождествляют со специфическим городским образом жизни. В качестве критериев, которые определяют цивилизацию, выдвигаются такие, как наличие письменности, бронзовой металлургии, государственной организации общества.

В структуре антропологического знания особое место занимает этнология. Следует подчеркнуть культуроведческий характер этой дисциплины. В отличие, например, от археологии, изучающей культуру прошлого, этнология рассматривает современное общество в различных его этнических вариантах. Собственно этнологические исследования не ограничиваются описанием культуры лишь одного общества или даже сопоставлением двух таких культур. Этнология стремится выявить наиболее масштабные стадии, или этапы, культурного развития человечества: последовательность смены хозяйственных типов (охота, собирательст скотоводство кочевничество, раннее и развитое земледелие, индустриальная промышленность), изменения систем родства.

Вместе с тем в антропологии все более отчетливо проявляется тенденция специализации, «сужения» исследуемого объект целостной системы культуры к одному из ее аспектов: материальной культуре и технологии; социальной структуре; общее-семейно брачным связям; религии, верованиям, искусству.

Первые систематические описания особенностей культур различных народов восходят еще к Геродоту. Становление культурной антропологии во второй половине прошлого века связано с именами Э.Б.Тайлора и Л.Г.Моргана, разрабатывавших теорию эволюции культуры и общества. Их ровесники, британские египтологи Дж.Смит, В.Перри, В.Риверс, отстаивая теорию«египетской колыбели мировой цивилизации», считали основным механизмом распространения культуры диффузию.

Возрождение общей концепции культурной эволюции связано с именами Л.Уайта, Дж.Стюарда.Лесли А.Уайт (1900-1975) — выдающаяся фигура в антропологии XX в., участник дискуссий 40—50-х годов. Уайт одним из первых стал употреблять термин «культурология». Общий культурологический подход Уайта предполагает эволюционную интерпретацию развития культуры.

Мало кто решался оспорить эволюционную концепцию во второй половине XIX в., когда труды Дарвина, Спенсера, Моргана пользовались безусловным научным авторитетом. Лишь в конце столетия американский этнолог Ф.Боас отрекся от эволюцио­низма, подменив его историческим методом, — так начался философский поворот от эволюционизма к антиэволюционизму. В первой половине XX в. американская антропологическая школа стояла на позициях антиэволюционизма (антиэволюционную концепцию разделял в 20—30-х годах и сам Л.Уайт), в то время как в Европе активно работали как противники, так и сторонники эволюционной теории.

По мнению Уайта, различные состояния культуры можно оценивать и сравнивать, используя термины «выше», «более развитый» и т.п. Ф.Боас и его последователи в антропологии настаивали на том, что критерии оценки культуры всегда субъ­ективны и что, следовательно, разговоры о прогрессе, о культурах более или менее развитых не научны. Если же следовать концепции поступательного развития человеческой культуры, то никуда не деться от понятия «прогресс» и от сравнительной оценки культур как более или менее развитых. Неизбежно появляются и критерии такой оценки.

Дж.Стюард был пионером в области культурной экологии. Из современных этнологических школ можно назвать культур­ный материализм, антропологию познания (этнонауку или линг­вистическую антропологию), структурализм. Эти исследователь­ские направления основываются главным образом на данных полевой работы.

Одним из первых исследователей, который попытался обнаружить универсальные процессы мышления в разнообразном культурном материале, оказался К.Леви-Строс (р. 1908). Он по праву считается основателем структурной антропологии. Теоретическая работа Леви-Строса оказала существенное влияние на развитие культурологии. Он пытался раскрыть соотношение разнообразия и униформности в культуре. Таким образом, мы можем говорить о специальном разделе в социологии, объектом изучения которого являются примитивные и традиционные общественные системы.

В фундаментальном исследовании «Мифологичное» Леви-Строс дал конкретный анализ первобытных форм культур, которые он рассматривал как механизм разрешения основных противоречий человеческого существования и общественной организации. Программу исследования культурного разнообразия в рамках структурализма Леви-Строс связывал со стремлением «найти за внешним многообразием человеческих обществ основные всеобщие свойства» и «учесть частные различия, уточнить законы инвариантности в каждом этнографическом контексте».

Как считал Леви-Строс, эмпирическая человеческая peaльность вообще не структурна. Поэтому в принципе нельзя построить структурную модель целостной социальной системы. Но можно воссоздать модели отдельных сторон этой системы, как те, которые поддаются структурированию и формализованному описанию. Человеческое общество, с одной стороны, стремится сохранить, поддержать те качества, которые присущи только этому обществу. Вместе с тем есть и другая тенденция — вступление в коммуникацию с иными социумами. Обе эти тенденции обнаруживают себя в культуре.

Культура в этой системе размышления рассматривается как обобщенное создание разума, а именно совокупность символов, которые принимаются членами общества. Невозможно упорядочить все виды культур, которые существуют в настоящее время, потому что нет единой шкалы развития. Каждая культура содержит некий потенциал, вариативность. Универсальные процессы психики могут переработать этот «природный материал» в некие архетипные схемы.

Этот процесс репрезентирован Леви-Стросом на материале мифов. Данный феномен прежде толковался как историческая или этнографическая реальность. Эту версию философ отверг. По его словам, мифотворчество представляет собой обнаружение характерной человеческой способности строить аналогии. Только человек сталкивается с новым социальным опытом, актуализируется его готовность выстраивать оппозиции.

Возникает множество оппозиций. Первостепенной среди них оказывается сопоставление «природа - культура». Универсальные закономерности бессозна­тельных структур присущи человеку как биологическому виду. У человека обнаруживается некая антропологическая данность, которая структурирует поток человеческих ощущений и восприятий.

Для некоторых купътурологов культура выступает как описательное понятие, для других — объяснительное. В первом случае под культурой обычно понимаются исторически возникшие селективные процессы, которые направляют действия и реакции людей при помощи внутренних и внешних стимулов. Главная идея может быть выражена примерно так: при помощи понятия «культура» многие стороны конкретного феномена могут быть проанализированы и объяснены, а, следовательно, само событие может быть лучше понято и предсказано.

Культура как объяснительное понятие относится только к поведению человека, принадлежащего к определенному общест­ву. Данный термин помогает нам понять такие процессы, как диффузия, культурный контакт и аккультурация. Такого рода истолкование культуры полезно и для анализа действий людей (отдельных индивидов и групп), и для объяснения пространствен­ного распространения артефактов или способов поведения и хронологической последовательности культурных феноменов.

Объяснительное понятие культуры можно, судя по всему, перефразировать следующим образом: под культурой мы пони­маем те исторические характеристики, ситуации, которые человек принимает путем участия в группах, действующих вполне кон­кретным образом. Нет ни одного человека на свете, будь он даже нескольких недель от роду, который бы реагировал абсолютно по-своему на стимулы. Лишь незначительное количество человеческих реакций может быть объяснено только знанием биологии человека, его личным опытом или объективными фактами данной ситуации.

Культура была и остается историческим наследием. Она включает те аспекты прошлого, которые в измененном виде продолжают жить в настоящем. Культуру, стало быть, образуют способы взаимодействия с ситуацией, которые помогают людям жить. Культурный процесс рассматривается в культурологии как: некое дополнение к биологическим возможностям человека. Культура предоставляет способы, которые расширяют илизаменяют биологические функции и в определенной степени компенсируют биологические ограничения. Например, факт биологической смерти не всегда означает, что знания умершего не станут достоянием всего человечества.

Культура выступает также в культурологии и как описательное понятие, о чем уже говорилось. В этом случае она означает совокупность результатов человеческого труда: книги, картины, дома и т. п.; знание путей адаптации к человеческому и физичес­кому окружению; язык, обычаи, этику, религию и моральные нормы. Культура выступает как совокупность всех представлений о стандартных типах поведения. Большая часть культуры не может быть выражена словами, и это даже, вполне вероятно, не подразумевается. Не вполне правильно говорить, что культура состоит из идей, потому что психиатрия доказала наличие так называемой культурно-узаконенной иррациональности.

Под культурой подразумеваются исторически возникшие способы жизни, явные или подразумеваемые, рациональные, иррациональные и не являющиеся рациональными, которые существуют в любой момент времени в качестве руководящих принципов поведения людей. Культура постоянно создается и утрачивается. Антрополог не только считает, что люди имеют определенные нормы поведения, нарушения которых наказыва­ются в большей или меньшей степени. Ему также понятно, что даже неодобренные системы поведения подпадают под определен­ную модальность. С позиции стороннего наблюдателя кажется, что люди бессознательно придерживаются каких-то планов или морфология любого языка всегда решает вопросы метафизических значений. Язык не просто средство общения и выражения эмоций. Любой язык помогает упорядочить накопленный опыт. Каждый континуум опыта может быть разделен по-разному. Сравнительная лингвис­та наглядно показывает, что любой речевой акт требует от говорящего определенного выбора.

Ни один человек не может реагировать на весь калейдоскоп стимулов, который обрушивает на него внешний мир. Что мы говорим, что замечаем, что считаем важным — все это часть наших лингвистических привычек. Так как эти привычки сохраняются в качестве «второстепенных феноменов», любой народ безогово­рочно принимает свои основные категории и предпосылки. Предполагается, что другие будут думать так же в силу человечес­кой природы. Но когда эти другие вдруг приходят к иным выводам, никто не считает, что они исходили из других предпо­сылок. Чаще всего их называют «глупыми», «нелогичными» или «упрямыми».

Можно ли дать определение культуры в описательном смысле? Конкретная культура — это историческая система явных или скрытых способов поведения в жизни. В какой-то степени каждый человек подвергается влиянию этого общего «взгляда на жизнь». Культуру образуют явно шаблонные способы поведения, чувств и реакций (стереотипы), но она включает и комплекс предпосылок, которые существенно различаются в разных обществах.

Культурная антропология считает, что лишь незначительное число культур можно считать едиными системами. Большинство культур, как и большинство людей, представляют собой единство противоположных тенденций. Но даже в далеких от единства культурах можно увидеть некоторые повторяющиеся в различных ситуациях мотивы. Любой народ имеет не только структуру чувств, которая в определенном смысле уникальна, но еще и массу различных представлений о мире, что служит границей межд разумом и чувствами.

Культурные антропологи полагают, что основные категории мышления неосознанны. Они передаются в основном посредством языка. Особенно сохраняет бессознательную философию группы морфология языка. Например, Дороти Ли показала, что у населения соседних с Новой Гвинеей островов ход событий не приводит автоматически к установлению причинно-следственных отношений. Это влияет на их мышление, поэтому этим людям очень трудно общаться с европейцами, которые изъясняются только в причинно-следственных терминах.

Литература

Бенедикт Р. Образы культуры /Человек и социокультурная среда. М., 1992. Вып.Н, с.88-110.

Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.

Гуревич П.С. Неповторимые грани культуры /Человек и социальая среда. М., 1992. Вып.Н, с.4—15.

Гуревич П.С. Невостребованный Диоген /Дружба народов. 199… №1, с.151-176.

Левинас Э. Философское определение культуры /0бщество и культура: Философское осмысление культуры. М., 1988, с.38

Лобкович Н. Философия и культура: перспективы /0бщество и культура: Философское осмысление культуры. М., 1988, с.491

Орлова Э.А. Руководство по методологии культурно-антропологических исследований. М., 1991.

Вопросы для повторения

1. Что такое философия культуры?

2. Почему Н.А. Бердяев считает философию самой незащищенной стороной культуры?

3. В чем различие между описательным и объяснительным понятиями культуры?

4. Чем занимается культурология?

5. Как распознать жанры той или иной идеи?