ЕСТЬ ЛИ СМЫСЛ ЖИЗНИ НАШЕЙ? 1 страница

1. ЗАЧЕМ ЧТО-ЛИБО ДЕЛАТЬ?

Этот вопрос принадлежит великому русскому писателю Льву Николаевичу Толстому (1828 — 1910). «Вопрос, — пишет Толстой, — состоит в том: «Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра — что выйдет из всей моей жизни?»... Иначе выразить вопрос можно так: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежно предстоящей мне смертью?»

Великий писатель задал один из самых сложных вопросов, не правда ли? А мы с вами давайте начнем с более простого, казалось бы, вопроса — зачем я хожу в школу?

А правда, зачем? Пять раз в неделю приходится рано вставать, одеваться, завтракать и идти в школу. Так делают все. Но лишь немногие задумываются о том, зачем они это делают.

Если об этом поговорим со школьниками и школьницами, то чаще всего заметим недоумение относительно самой постановки вопроса:

— Как это зачем? Ну, все в школу ходят! И я тоже, как все...

В десятом классе одной из школ был устроен опрос на тему «Зачем я хожу в школу?» Ответы условно можно было разделить на три группы.

В первую группу вошли ответы школьников, которые считали, что школа необходима для того, чтобы общество не остановилось в своем интеллектуальном и духовном развитии, чтобы обрести фундамент, базис для будущей профессии. А кто-то даже вполне серьезно сказал, что он ходит в школу для того, чтобы стать более образованным, чем его взрослые родственники.

Во второй группе — самой многочисленной — преобладало мнение, что посещение школы — это, по сути, лишь исполнение воли родителей, что ходят они туда лишь потому, что все так делают. А одна девушка прямо заявила:

— Школа — это барщина, крепостное право!

Учащиеся третьей группы просто молчали. Видно было, что над этим вопросом они никогда не задумывались и не собираются думать, а саму постановку вопроса считают чудачеством организаторов опроса.

Те, кто ходит в школу лишь потому, что все так делают, обычно и ведут себя в школе «как все». Терпят «скучные и длинные» уроки, не желая узнать что-либо новое, полезное, интересное, а лишь стараются получить оценки не ниже определенного уровня. Фактически они отсиживают учебное время как бы в тюрьме, чтобы жить по-настоящему только тогда, когда их из этого заключения наконец-то выпустят.

Теперь посчитаем, а много ли времени остается на эту «настоящую жизнь». Восемь часов, как минимум, полагается спать. По полчаса на завтрак, обед и ужин. Еще столько же — на переодевание, прическу, чистку зубов и т.п. На работу по дому тоже нужно время — еще час! Дорога в школу и обратно, уроки займут еще примерно семь часов. Наконец, часа три следует выделить на приготовление уроков. И лишь столько же — три часа — остаются свободными! И в эти три часа нужно втиснуть всю «настоящую жизнь»: и встречи с друзьями, и какие-нибудь кружки или занятия спортом, и... Да всего и не перечислить!

Напрашивается естественный вывод: либо родители делают огромную ошибку, засаживая своих отпрысков на такой длинный срок за парты, либо отпрыски чего-то в жизни общества не понимают и, следовательно, неправильно воспринимают школу.

ВОПРОСЫ

1. Постарайтесь подумать и записать, зачем в школу ходите вы.

2. Вспомните, пожалуйста, суть барщины и крепостного права. Почему эта система общественных отношений была малоэффективна и обречена на провал самой историей развития человечества?

3. Можно ли сказать, что учащиеся второй и третьей группы не задумывались о смысле своей жизни? Почему?

4. Что дает вам школа? Расскажите, какой бы вы хотели видеть школу.

2. ЗАЧЕМ Я ЖИВУ?

У авторов настоящей книги когда-то был ученик-десятиклассник. Он был на год старше остальных и казался почти глупцом, поскольку вел себя среди своих одноклассников совершенно неадекватно, например, мог встать посреди урока, куда-то пойти или затеять драку. Понять что-либо из того, о чем говорилось на уроке, он, казалось, был не в состоянии. В одиннадцатый класс он, разумеется, не пошел.

И вот приблизительно через год учительница случайно встретила своего бывшего ученика в автобусе. Он ехал с работы и разговаривал со своими знакомыми. Его было не узнать! Исчезло тупое выражение лица, взгляд стал осмысленным. О своих проблемах на работе он говорил весьма разумно и профессионально. Стало очевидно, что парень ходил в школу либо без определенной цели, либо у него по каким-нибудь причинам учеба в школе просто не ладилась.

Конечно, этот ученик — довольно редкий случай. Но еще Ф.М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома» писал, что одно из самых жестоких наказаний для человека — это повторять без конца одни и те же бессмысленные действия. Вот почему ученик, не видящий смысла в том, для чего он изо дня в день ходит в школу, как бы испытывает там жестокое наказание, а значительная часть молодого и самого активного периода жизни становится бесполезной.

Когда мы задаем себе вопрос о смысле жизни, мы хотим получить на него такой ответ, который имел бы безусловное, объективное значение. Вопрос «Зачем я живу?» предполагает цель как что-то, находящееся за пределами индивидуальной жизни человека. Иными словами, речь идет о том, стоит ли жить, и ответ на этот вопрос ищется такой, который был бы значим не только для меня, но и для всех других.

Если мы строим логическую мысль, то она должна утверждаться на чем-то безусловном и всеобщем, что носит название истины или смысла.

Сама сущность слова смысл заключается в том, что он, этот смысл, является общезначимой мыслью.

Однако это слово имеет еще и другое — специфическое — значение положительной и общезначимой ценности, и именно так оно понимается, когда ставится вопрос о смысле жизни. То есть вопрос состоит не в том, может ли жизнь быть выражена в терминах общезначимой жизни, а в том, стоит ли жить и обладает ли жизнь положительной ценностью, причем ценностью всеобщей и безусловной.

Истинность чего-то люди обычно чувствуют сердцем, глубиной своих познаний. Соприкосновение с истиной рождает радость. Об этом даже есть следующая притча.

Украла Ложь у Истины одежду. Конечно, жаль дорогой одежды, но день прошел, прошел другой, а найти одежду не удалось. И вот осталась Истина нагой.

Ложь тайно ликовала. Но ликовала она напрасно! Для всех нагая Истина была, как и прежде, незапятнанно прекрасной. Ей повредить воровка не смогла.

Истину и обнаженную любят люди с чистой совестью, жадно ищут и чтут ее. А Ложь, хотя она в одежде Истины ходит, все равно люди узнают, но иногда, увы, с опозданием.

ПОСЛОВИЦЫ

Жизнь, как роза, имеет шипы.

Век протянется, всякому достанется.

Не вызнав броду, не суйся в воду.

Ум истиною просветляется, сердце любовью согревается.

Век долог, да час дорог.

Научиться работать надо три года, а научиться лениться три дня.

ВОПРОСЫ

1. Если мы все равно рано или поздно умрем и этим все кончится, то, может быть, смысл жизни заключается лишь в том, чтобы взять от жизни побольше наслаждений и удовольствий? Свою точку зрения аргументируйте более подробно.

2. Цицерон считал, что некоторые люди не имеют собственного мнения, зато другие обладают несколькими — в зависимости от обстоятельств. Согласны ли вы с Цицероном? Если да, то как вы оцениваете жизненный путь этих людей?

3. Когда-то один дворянин в своем замке протянул проволоку от одной башни замка к другой, чтобы ветер превратил ее в арфу. Нежный ветерок играл вокруг замка, но музыка не рождалась. Однажды ночью разразилась буря. Замок содрогался. Арфа наполнила воздух чудесными звуками. Нужна была буря, чтобы вызвать музыку. Не так ли бывает и в нашей жизни? Вспомните пример того, как безмятежность и благополучие делают нас равнодушными, а буря вызывает музыку наших чувств и благородных стремлений, приближая к Истине.

3. ИЗ СОКРОВИЩНИЦЫ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ. ЭТИЦИЗМ

В XVI веке в обществе начались поиски такого смысла религиозной жизни, который противостоял бы теократическому насилию, ханжеской схоластике и фарисейскому благочестию.

А при повсеместном утверждении в Западной Европе идеала практической полезности постепенно утилитарным принципам стали подчинять и мораль, и философию природы, и даже эстетику. Это вызвало протест у И.Канта, который в своей этике настаивал на том, что человек не может рассматриваться в качестве средства для достижения каких бы то ни было целей, а в эстетике отстаивал независимость вкусовых суждений от практических интересов. Критику утилитарной доктрины философ вел прежде всего по линии логических основ целеполагающего мышления — категорий средства и цели. И. Кант считал, что спасти мир как целое может только «бесполезная», рассудочно непостижимая, премирная красота...

У Ф.М.Достоевского, разумеется, нет прямой связи с кантовской философией, но через немецких романтиков он не мог не воспринять воодушевления религиозно-эстетического трансцендентализма. Напомним, что слово трансцендентный означает недоступный познанию, находящийся за пределами опыта, лежащий по ту сторону опыта.

Тема смысла жизни затрагивается Достоевским в знаменитом разговоре Ивана Карамазова с Алешей. «Итак, — говорит Иван, — принимаю Бога, и не только с охотой, но, мало того, принимаю и премудрость Его, и цель Его, нам совершенно уже неизвестные, верую в порядок, в смысл жизни, верую в вечную гармонию...», но «мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять». Не принимает Иван Карамазов и идеи «строительной жертвы», созидающей всеобщее счастье и гармонию на крови и страданиях хотя бы одного маленького существа.

Согласно русскому философу нашего века В. Несмелову, каждый человек знает, что он, с одной стороны, свободен — и в этом смысле богоподобен. С другой стороны, человек одновременно зависим — как существо сотворенное. У Г.Державина сказано предельно точно:

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб, я червь — я Бог!

Но будучи я столь чудесен,

Отколе происшел — безвестен,

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!

В своих рассуждениях В. Несмелов подвергает критике широко распространенный тезис об отвлеченном благе как идеальной цели общественного и индивидуального бытия. Тезис этот выдвигали все утописты, начиная с Платона, и все они, вплоть до самого последнего времени, готовы были принести на алтарь безликого божества не одну человеческую жертву.

Развитию этической мысли в XX веке посвящена полностью глава 5 книги.

Стремление к добру и справедливости, но без введения понятия о Боге — постоянно повторяющаяся в истории философии тема. Аристотель, греческие стоики, некоторые китайские и римские философы, российские марксисты и современные гуманисты исповедуют так называемый этицизм (от слова этика). Мы называем этицизм религией, поскольку это учение возникло на основе чувства справедливости, понятий «истинной» совести и добра.

Для последователей этицизма не имеет значения, есть Бог или Его нет. Они уверены, что все будет хорошо. Западные философские течения XX века имеют много примеров такого мышления.

ВОПРОСЫ

1. Поясните, пожалуйста, как вы понимаете слова Г. Державина «Я царь — я раб, я червь — я Бог!»

2. Что представляет собой этицизм?

4. ЧТО ТАКОЕ МОЕ Я?

Вернемся к первому разделу и предположим, что с ответом на вопрос «Зачем я хожу в школу?» мы справились. А именно: мы хотим поступить в такой-то университет, получить знания, нести добро людям и т.д. Мы живем осмысленно, добиваемся цели, накапливаем умение и опыт. Потом мы приобретем профессию, будем иметь семью, детей, друзей, будем работать и отдыхать.

Однако человек мыслящий переживает временами задумчивые, сладкие и в то же время полные ужаса часы, когда ставит перед собой неразрешенный и вечный вопрос: «Кто то существо, которое называет себя я?»

Английский мыслитель и писатель Т. Карлейль, задав этот вопрос, писал, что «мир с его громким шумом, с его делами отступает на задний план, и сквозь бумажные обои и каменные стены, сквозь пустую ткань всевозможных отношений взор проникает в глубокую бездну, и человек остается один во вселенной и молча знакомится с ней, как одно таинственное создание с другим.

«Кто я? что такое мое я?» Голос, движение, явление? Воплощенная, принявшая видимый образ идея вечного мирового духа? Мыслю, следовательно, существую. Ах, жалкий мыслитель! С этим ты далеко не уедешь! Правда, я есть, и недавно еще меня не было, но откуда я? каким образом появился? куда иду?

Какая из философских систем представляет собою что-нибудь иное, чем теория сна? Что такое все народные войны, отступление из Москвы, все кровавые, исполненные вражды революции, если не сомнамбулизм[1] беспокойно спящих людей?»

Отсюда английский мыслитель делает вывод, что этот сон, это хождение во сне мы и называем жизнью.

Я знаю, что я ничего не знаю.

/Сократ/

Небольшие глотки науки удаляют от Бога, а большие приближают к Нему.

/Ф.Бэкон/

ВОПРОСЫ

1. Как вы думаете, изменилось ли отношение к вере в Бога, если сравнить его с периодом конца XIX и начала XX веков?

2. Нужно ли, по вашему мнению, обосновывать истины веры логическими доказательствами?

3. Можно ли провести какие-то аналогии между чувствами «веры» и «любви»?

7. БЕССОЗНАТЕЛЬНАЯ И СОЗНАТЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

При написании этого раздела использовалось учебное пособие А.Ф .Малышевского «Мир человека».

Жизнь человека может быть двоякого рода — бессознательная и сознательная. Под первою подразумевается жизнь, которая управляется причинами; под второю — жизнь, которая управляется целью.

Жизнь, управляемую причинами, можно справедливо называть бессознательной, потому что, хотя сознание и участвует в деятельности человека, не оно определяет, куда эта деятельность может быть направлена.

Жизнь, управляемую целью, следует назвать сознательной, потому что сознание в данном случае является началом господствующим, определяющим. Ему принадлежит выбор, к чему должна направиться сложная цепь человеческих поступков.

Однако часто человек поступает необдуманно, а иногда он сам не может понять, почему он так поступил. Бессознательные действия предполагают, что человек поступает по внутреннему побуждению, но без всякого анализа ситуации, без выяснения возможных последствий. Слова, которые он использует для характеристики этого состояния, разные — необдуманно, неосознанно, спонтанно, интуитивно. Все эти слова выступают в таком случае как синонимы слова «бессознательное», хотя полной синонимичности здесь, разумеется, нет.

Изучение феномена бессознательного уходит в глубокую древность, его признавали в своей практике врачеватели самых ранних цивилизаций. Для Платона признание существования бессознательного послужило основой создания теории познания, построенной на воспроизведении того, что есть в недрах психики человека.

Во второй половине XIX века широко развернулись поиски терапевтического использования гипноза. Особую известность приобрели два центра во Франции — один в Париже под руководством Известного психиатра Жане, другой в Нанси под руководством Бернгейма. Эти центры соперничали между собой, и каждый стремился изумить посетителей необычным экспериментом.

Однажды доктор Бернгейм внушил испытуемому, что после того, как тот будет выведен из гипнотического транса, он должен взять зонтик одного из гостей, открыть его и пройтись дважды вперед и назад по веранде. Когда человек проснулся, он взял зонт — как ему внушили, и хотя он его не открыл, но вышел из комнаты, дважды прошелся вперед и назад по веранде, после чего вернулся в комнату. Когда его попросили объяснить свое странное поведение, он ответил, что дышал воздухом. Он настаивал, что имеет привычку иногда так прогуливаться. Когда же его спросили — почему у него чужой зонтик, он был крайне изумлен и поспешно возвратил предмет на вешалку.

Факты постгипнотического внушения были давно известны специалистам, но молодому венскому врачу Зигмунду Фрейду (1856 — 1939), который наблюдал это явление во время своего визита в Нанси в 1899 году, оно послужило основой для открытия, совершившего переворот в науке. Фрейда поразил именно тот факт, что человек что-то делал по причине, самому ему неизвестной, но впоследствии придумывал правдоподобные объяснения своим поступкам. Человек с зонтиком пытался объяснить свое странное поведение вполне рациональными соображениями и говорил вполне искренне. Не так ли и другие люди находят причины для объяснения своих действий? Хотя давно было замечено, что объяснения, которые дают люди своим поступкам, не всегда заслуживают доверия. Фрейд сделал это наблюдение краеугольным камнем теории человеческого поведения.

Согласно Фрейду, травматические события и связанные с ними бурные переживания не исчезают окончательно из психики, а вытесняются в сферу бессознательного, откуда активно воздействуют на психику, проявляясь в замаскированной (зашифрованной) форме, в частности, в виде невротических симптомов (например, в навязчивом мытье рук, в необоснованных страхах и т.п.). Невротические симптомы в данном случае понимаются как компромиссные явления, возникающие в результате столкновения вытесняемых в бессознательную сферу бурных переживаний и влечений с требованиями нашей совести, совпадающими с общепринятыми моральными нормами. Подобные же компромиссы, считает Фрейд, выражаются в сновидениях и ошибочных действиях (обмолвках, описках и т.п.) людей.

Лечение (устранение) невротических симптомов, согласно психоанализу, должно осуществляться путем вынесения на свет и суд самого больного вытесненного из его сознания материала, травмирующего его психику. Больной сам (правда, с ненавязчивой помощью врача-психоаналитика) должен расшифровать, понять сокровенный смысл того, что с ним происходит. Для помощи больному в достижении им понимания причин болезни Фрейд применял специально разработанную им технику свободных ассоциаций. Уложив пациента в удобной для него позе телесного расслабления и усевшись так, чтобы пациент его не видел (устраняется дополнительное обстоятельство, стесняющее больного, — вид врача, особенно его глаза), врач-психоаналитик просит пациента свободно высказывать все, что ему приходит в голову...

Высказывания пациента, манера, в которой он высказывается, задержки в потоке ассоциаций и т.п. — материал, на основе которого психоаналитик стремится, во-первых, сам уяснить причины недомоганий пациента, а во-вторых, ненавязчиво помочь пациенту в расшифровке смысла происходящего с ним. Конечная цель психоаналитической терапии — установление господства сознания над сферой психического неосознаваемого.

Известный русский философ XX века С. Франк писал, что жизнь не может быть самоцелью уже хотя бы потому, что страдания и тягости преобладают в ней над радостями и наслаждениями. И несмотря на всю силу животного инстинкта самосохранения, мы часто недоумеваем, для чего мы должны тянуть эту тяжелую лямку. Жизнь — это не неподвижное пребывание в себе, а делание чего-то или стремление к чему-то. Миг, в который мы ничего не делаем и ни к чему не стремимся, мы испытываем как мучительно-тоскливое состояние пустоты и неопределенности. Мы не можем жить лишь для жизни; мы всегда живем для чего-то (и) для кого-то.

Кто-то из писателей заметил аналогию между жизненным путем и дорогой, которую выбирает путешественник. Пускаетесь в путь с определенными планами, с определенной целью, уверенный в себе и подобный туристу, купившему железнодорожный билет. А потом вдруг оказывается, что вы очутились совершенно в другом месте, далеком от цели.

Почему так происходит? Да потому, что одни довольно резко меняют маршрут, повстречав на своем пути богатство, другие, — обнаружив талант или (и) славу, третьи не выдерживают груза жизненных невзгод. Оказывается, что богатый слишком привязан к своим владениям, к своим деньгам; интеллигентный человек порой слишком привязан к идеям, стремлению достичь их.

Философ В. Розанов считает, что человек всегда следует по пути к своему счастью, но это остается незаметным для него, когда он охвачен какой-либо идеей — правовой, политической, религиозной или какой-нибудь другой.

Однако ради истины или веры человек готов идти даже на костер, если к этой истине и вере он в самом деле так привязан, что для него легче не жить, нежели жить без них.

Тема стремления человека к своему счастью и поиску истины продолжается в следующем разделе «Голова или пустой котелок?» В этом рассказе можно найти хорошие примеры понятий бессознательной и сознательной жизни, а также наглядные иллюстрации к тезису С. Франка о том, что «жизнь не есть неподвижное пребывание в себе».

ВОПРОСЫ

1. Что называется бессознательной жизнью и что — жизнью сознательной? Почему?

2. Согласны ли вы с мнением С. Франка, что миг, в который мы ничего не делаем и ни к чему не стремимся, переживается как мучительно тоскливое состояние пустоты и неопределенности? Пожалуйста, подробно аргументируйте свое мнение.

8. ГОЛОВА ИЛИ ПУСТОЙ КОТЕЛОК?

Нередко по радио и телевидению можно услышать, что советский период — это период вульгарного материализма, в котором позволялись лишь высказывания и публикации, умещавшиеся в рамки коммунистической идеологии. Однако здравомыслящие люди, конечно, были, есть и будут всегда. Именно в советский период возник так называемый Самиздат. Нашлись люди, которые неофициально, без разрешения цензуры, издавали произведения инакомыслящих авторов. Одному из таких произведений Самиздата — рассказу из книги «Отец Арсений» — и посвящен данный раздел.

В сорок первом году, как война грянула, я сразу же добровольцем пошел. Сильный, здоровый — назначили меня в разведку. Целый год воевал, и все благополучно, ни ранения, ни царапины серьезной. Тогда думал — везло.

Убило командира у нас снарядом, назначили нового лейтенанта. Увидели мы в нем этакого интеллигента, чистоплюя, или, как тогда говорили, «из чистеньких». Невысокий, худощавый, щупленький, разговор ведет культурно, без ругательств. Задание дает, словно чертеж выписывает, точно, ясно, требовательно. Нам-то, обстрелянным солдатам, показался он хлипким, несерьезным. Сидя-то в блиндаже, каждый распоряжаться может, а как в разведке себя покажет? Но удивил нас в первый же выход в разведку. Про хорошего солдата говорят — не воевал, а работал. Лейтенант наш именно работал, как артист. Бесстрашен, осторожен, аккуратен. Ходит, как кошка, ползает по земле, словно змея. Солдат бережет, сам за других не прячется, а старается, где надо, первым идти.

Недели через три пошли мы в дальнюю разведку по немецким тылам. Трудный, опасный поход. Обыкновенно уйдут группой человек шестьдесят, данные по рации сообщают, но в большинстве случаев назад не возвращались — гибли.

Вышло нас с лейтенантом восемь человек, прошли линию фронта — двоих потеряли. Оторвались от немцев, зашли в тыл к ним, благо местность лесистая, и стали вести разведку. Ходили шесть дней, каждый день сведения по рации передавали, но потеряли в стычках с немцами еще троих. Осталось нас трое: лейтенант Александр Андреевич Каменев, сержант Серегин и я. Получили приказ идти к своим.

Легко сказать — идти! Немцы нас ищут, ловят. Они ведь тоже не промах. Пробрались к переднему краю, дождались ночи, залегли, изучаем обстановку. Где перейти? Выползли на нейтральную полосу, тут-то нас немцы и обнаружили. Залегли мы в воронку. Начали немцы артиллерийский обстрел полосы, повесили над головами осветительные ракеты и поливают пулеметным огнем. Тут-то меня и контузило. Серегин из воронки незаметно ухитрился уползти к нашим, а я с лейтенантом остался. Я почти все время терял сознание, лейтенанта легко ранили в ногу. Пришел я на мгновение в себя и подумал — уползет он, как Серегин. Понимаю, что и выхода у него другого нет. Расстелил он плащ-палатку, меня на нее затолкал — неудобно все делать, воронка неглубокая...

Ребята потом рассказывали, что никто понять не мог, как меня, такого здорового, щупленький лейтенант доволок. Разговору об этом в части было много...

Отлежался я — и опять в разведку. Смотрю на лейтенанта влюбленными глазами. Стал благодарить его, а он мне с улыбкой отвечает: «Видишь, Платон, Бог-то нам помог!» Мне его ответ шуткой показался. Стояли мы тогда в обороне, силы накапливали всем фронтом. Послали нас опять по тылам. Для меня тот поход оказался исключительным, так как это стало в какой-то степени началом моей новой жизни. Это была та ступень, с высоты которой я должен был осмыслить, что живу не так, как надо. Забрались мы в этом разведпоиске километров за тридцать от фронта. Добрались до какого-то села. Подошли, на окраине церковь стоит, почти у самого леса. Четверо солдат пошли на разведку к селу, а я с лейтенантом — к церкви.

Тихо, тихо кругом, луна неярко светила, и крест с куполом от этого сверкали серебристо-синеватым светом, и мне думалось, что нет и не должно быть сейчас никакой войны, где люди режут, бьют и убивают друг друга. Но автомат висел на шее, сбоку на ремне — армейский кинжал, сзади — автоматные диски, а со всех сторон окружала притаившаяся смерть. Лейтенант пошел к церкви, прячась за деревьями, а я стал обходить погост, но не дошел и вернулся назад. Смотрю, стоит лейтенант у дерева, смотрит на церковь и крестится. Голова поднята, крестится медленно, истово и что-то полушепотом произносит. Удивился я этому страшно. Лейтенант — образованный, бесстрашный, хороший солдат, и вдруг такая темнота, несознательность. Хрустнул я веткой, подошел и сказал шепотом: «Товарищ лейтенант, а вы, оказывается, в богов верите!» Испуганно повернулся он ко мне, но потом овладел собой и ответил: «Не в богов верю, а в Бога». И легла после этого случая между лейтенантом и мною какая-то настороженность и недоверие.

Долго рассказывать, но вернулись, как уже говорил, без потерь, а испытали много. Все считали, что нам везет, а теперь я думаю, что было Божие произволение.

Вернулись, а меня одна мысль все время мучает, не дает покоя. Не может настоящий советский человек верить в Бога, тем более образованный, потому что должен он был прочесть труды Емельяна Ярославского, Скворцова-Степанова, где с предельной ясностью доказано, что Бога нет, а если кто и верит, то придерживается буржуазных воззрении и тогда является врагом.

Думаю, шкура овечья в волчьем обличье на лейтенанте надета. Притворяется. Храбрый, это верно, меня спас, поиски были удачные. Камуфляж, маскировка, все это для какого-то большого дела задумано. Враг-то расчетливый, хитрый. Не могу успокоиться. Пошел в особый отдел...

...Начальник особого отдела у нас был майор, латыш, сумрачный и всегда внешне усталый. Майор посмотрел на меня и сказал: «Слушай, Скорино! Я о делах разведки много знаю, о тебе с лейтенантом тоже, но скажи мне, что у тебя: голова или пустой котелок? — и постучал пальцем по лбу. — Дурак ты! Ну что, верующий, крестился на церковь, разве в этом дело? Ты его дела видел, с ним работал? Тебя спас, сведения для командования принес, а им цены нет!»...

Через неделю опять послали нас по тылам немцев. Лейтенант меня с собой взял. Два дня ходили, больше ночью. Засекали объекты обороны, расположение частей. Наткнулись на большое танковое соединение, пытались силы определить, но в конце концов сами с трудом спаслись. Долго уходили, петляли всячески, но ушли. Разыскали в лесу овражек, там листья сухие скопились, забрались в них, лежим. Устали, решили по очереди спать, но ни тому, ни другому не спится. Эх, думаю, была не была, скажу лейтенанту, что был в особом отделе и о нем говорил, и как я сам к вере отношусь. Рассказал. Молчит лейтенант, будто заснул. Потом вдруг спросил: «А ты знаешь, что такое вера?» И, не дожидаясь моего ответа, начал говорить.

Рассказывает, и стало передо мной открываться что-то новое. Вначале показалось увлекательной, доброй и ласковой сказкой — это о жизни Иисуса Христа говорил, а потом, когда перешел к самому смыслу христианства, потрясло меня. Рассказал о совершенстве человека, добре, зле, стремлении человека к совершению добра. Объяснил, что такое молитва. Сказал о неверии и антирелигиозной пропаганде. И увидел я религию, веру совершенно не такой, как представлял раньше, не увидел обмана, темноты, лживости. Часа три проговорили мы, пока рассвет не обозначился.

Я только спросил его: «А вот про попов говорят, что жулики они и проходимцы, как же это с верой совместить?» Ответил лейтенант: «Многое, что про священников говорят, ложь, но было много и из них плохих. Ко всякому хорошему делу всегда могут из корысти пристать нечестивые и плохие люди». — «Вы не из поповских детей, товарищ лейтенант?» — «Нет, не из поповских, отец врач, мать учительница, оба верующие, и я только верой живу и держусь, а что ты в особый отдел пошел и обо мне говорил, так это не без воли Божией. Сам услышал, что майор про людей говорил. Там тоже люди есть, и неплохие».

Крепко в душу запал мне этот разговор...

...Отгремела война, демобилизовался я из-под Берлина и приехал в свой Ленинград — и прямо, можно сказать с ходу, в семинарию.

Пришел, документы взяли, посмотрели и вернули. Я туда, я сюда — почему-то не принимают... Наконец отдал, и вдруг вызывают в военкомат, да и в другие учреждения вызывали. Стыдят, смеются, уговаривают: «Слушай, Скорино, ты с ума сошел! Кавалер полного набора орденов Славы, других куча, звание старший лейтенант, а ты — в попы! Армию порочишь!»