Православная Церковь в рейхскомиссариате «Украина».

Наиболее сложная религиозная ситуация из всех занятых германскими войсками территорий существовала на Украине. Организация церковной иерархии там протекала в борьбе автономной Церкви и националистической. Первая основывала свое каноническое положение на решении Всероссийского Поместного Союза 1917—1918 гг. о создании Украинской автономной Церкви в составе Русской. Автокефальная принципиально разорвала всякую связь с Московской Патриархией и приняла в сущем сане священников-«липковцев» — так называемых самосвятов, которых ни одна Православная Церковь не могла считать законно посвященными священнослужителями.

18 августа 1941 г. большинство православных епископов, оказавшихся на оккупированной территории Украины, собрались на собор в Почаевской Лавре и провозгласили создание автономной Украинской Церкви. Главой ее был избран архиеп. Алексий (Гро-мадский), возведенный затем в сан митрополита. 1 сентября 1941 г. в окружном послании к верующим он обосновал решение не возобновлять свое подчинение заявившему юрисдикционные права на всю Украину митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединскому). Митрополит Алексий ссылался на то, что западно-украинские земли вошли в состав СССР, а местные епархии — в Московский Патриархат, и митр. Дионисий письменно отказался в 1939 г. от своих прав на эти территории. 25 августа 1941 г. новый собор епископов в Почаевской Лавре избрал митр. Алексия экзархом Украины.

Митр. Дионисий, не признав автономную Церковь, сформулировал свои возражения в послании от 30 ноября 1941 г. Так как германские власти не допускали распространения его влияния на восток, он начал поддерживать и благословил возрождение антимосковской автокефальной Украинской церкви. Митр. Дионисий возвел в сан архиепископа еп. Луцкого Поликарпа (Сикорского) и 24 декабря 1941 г. назначил его администратором (управляющим церковью) на Украине. Автокефальная церковь была официально восстановлена на соборе епископов, состоявшемся 7—10 февраля 1942 г. в Пинске. Именно он постановил принимать в общение священников-«липковцев» без нового посвящения (остатки их организовались на своем съезде в Киеве 29 сентября 1941 г.). 17 мая 1942 г. архиеп. Поликарпу решением Синода в Киеве был присвоен титул митрополита Киевского, но он остался жить в Луцке. Ав-токефалисты развернули борьбу против автономной Церкви. Обе они посвящали новых епископов, число которых вскоре дошло до 15 у автокефалистов и 19 (считая 2 архиереев Ростовской епархии) у автономной Церкви.

Почти все имевшиеся на Украине православные епископы проживали в ее западной части, присоединенной к СССР в сентябре 1939 г. На остальной территории республики уцелел лишь один архиерей канонического рукоположения — проживавший на покое в Киеве престарелый схиархиепископ Антоний (Абашидзе). Однако германские ведомства не разрешили публикацию в украинской прессе статьи профессора Степы, предлагавшего схиархиеп. Антония в качестве главы Церкви. Они соглашались лишь на то, чтобы основой для создания новой иерархии на Украине стали архиереи бывших польских Волыни и Полесья. К концу 1941 г. владыка Антоний вошел в состав автономной Церкви и был избран заместителем председателя ее архиерейского собора. В своем письме к митр. Алексию он резко осудил вмешательство Варшавского митрополита во внутреннюю церковную жизнь Украины: «Митрополит Дионисий этим вмешательством всадил нож в спину нашей Церкви».

Сам владыка Алексий также очень негативно оценивал создание при поддержке митр. Дионисия и практическую деятельность автокефальной церкви. В одном из своих частных писем от 3 сентября 1942 г. митрополит писал: «...плохо на Волыни, здесь действует располитикованная украинская интеллигенция во главе с луцкими церковными "диячами"... Не знаю, что будет дальше, но совершается у нас в Церкви великий обман. Как большевики всякими лозунгами совратили и погубили тело нашего народа, так нынешние "диячи" задались целью вырвать у нашего народа душу. Ругая всячески Москву и нас, якобы "москалей", они вызывают такое человеконенавистничество, из коего — может родиться только неверие и безбожие. Политика у них всё, а вера и Церковь только орудие для достижения своих нецерковных целей».

Сильное влияние на религиозную ситуацию и церковное противостояние оказывала политика германских оккупационных властей. В первое время они умышленно допускали стихийное возрождение церковной жизни. Однако германская политика по отношению к православию отнюдь не была изначально единообразной. Сперва за ее проведение отвечало командование группы армий «Юг» во главе с генералом Рунштедтом. В составе его штаба решением церковных вопросов занимался бывший директор Бреславского Восточно-Европейского института профессор Ганс Кох. Рунштедт предоставил последнему полную свободу. Таким образом, прежде чем ведение церковно-политическим вопросом перешло к Рейхсминистерству занятых восточных территорий (РМО) и рейхскомиссариату «Украина» (РКУ), существовал короткий промежуточный период, заложивший основы будущего развития религиозной ситуации. В основном церковные мероприятия военной администрации заключались в официальном признании существования возникающих приходов. Нередко находились христиански ориентированные офицеры, которые лично помогали церковному строительству.

Одним из таких офицеров являлся будущий крупнейший германский специалист по истории Украинской Церкви в XX веке Фридрих Хейер — в годы войны офицер Вермахта, хотя и имевший сан евангелического священника. Он рассказал автору несколько характерных эпизодов из своей биографии, в частности о тех случаях, когда ему приходилось отпевать и православных и лютеран. Подобный случай произошел в Полтаве, когда скончалась работавшая в госпитале местная немка-лютеранка. Администрация госпиталя обратилась с просьбой о совершении отпевания к воинскому священнику Вермахта. Но на запрос последнего епископ ответил, что это строжайше запрещено и может стать поводом для ликвидации военного духовенства в армии. Тогда Хейер упросил командира части, в которой он служил, разрешить совершить отпевание ему. В результате на похоронную процессию, которая шла через весь город, собралось огромное количество людей. Позднее Хейер написал докладную записку о необходимости изменить религиозную политику на «занятых восточных территориях», которую отправил в Берлин. В качестве ответа пришел приказ СД об аресте священника. Но затем командир все-таки освободил его и разрешил служить, правда, лишь в зоне военной администрации, предупредив, что если Хейер въедет на территорию Рейхскомиссариата «Украина», то сразу же будет арестован СД. Даже в первый, относительно благоприятный для церковного развития на Украине период возможности распространения не были равными для всех юрисдикции. Военная администрация явно поддерживала автокефалистов. Свою роль здесь сыграл тот факт, что Ганс Кох, родившийся в немецкой колонии под Станиславом, был давно связан с украинскими националистами. В 1918— 1920гг. он работал в штабе петлюровской армии, а с зимы 1940/41 гг. по поручению Абвера поддерживал связь с эмигрантами из «Организации украинских националистов» (ОУН). В первые месяцы войны Кох активно занимался церковными и политическими делами во Львове, а после взятия Киева (19 сентября 1941 г.) переехал туда, заняв должность особого уполномоченного по вопросам культурной жизни. Но через 2—3 месяца его деятельность была прекращена. Как разъяснил в октябре 1941 г. рейхсминистр Розенберг генерал-губернатору Франку: «Это было вообще не дело Коха — проводить украинскую политику».

В ноябре 1941 г. оккупированную часть Украины посетил руководитель группы религиозной политики РМО Карл Розенфельдер, который беседовал в Киеве с Кохом. Как видно из доклада Розенфельдера от 1 декабря 1941 г., взгляды и авторитет профессора Коха оказали на представителя министерства определенное воздействие. В то же время в докладе уже видны опасения по поводу националистических тенденций в автокефальной церкви, а также ощущается присущее ведомству Розенберга враждебное отношение к христианству в целом и к православию в частности: «По моим наблюдениям и представлениям, необходимо считаться с тем, что вскоре неофициально будет избран церковный руководитель Украины, хотя и со стороны православного духовенства в Генерал-губернаторстве и в губернии Галиция... В Киеве профессор Кох сам распорядился, чтобы там пока не отменяли конфискацию главных храмов, прежде всего Софийского собора, который является национальным символом. Открытым маленьким церквам было поставлено условие — при совершении литургии молиться за фюрера.

По мнению Коха, особенно большое значение для церковного развития в будущем имеет автокефальная Украинская Церковь, священники которой до сих пор готовы к совместной работе с Германией, но среди них все же имеются сторонники Бандеры... Поддержка или даже содействие религиозной и церковной жизни, по моему мнению полностью излишни, если даже не вредны... Как и всякое христианство, восточное христианство также находится в принципиальном противоречии с национал-социалистическим мировоззрением. Это сочетается с тем, что вновь возникающая Церковь на Востоке, прежде всего на великорусской и украинской территории, будет покровительницей неосуществимых мечтаний о свободе. Мы должны видеть в православных христианах не союзников сегодня, а мировоззренческих врагов завтра. А если восточное христианство будет восстановлено в совсем новой форме, то его враждебность к национал-социализму окажется еще более сильной. Духовное состояние народов на Востоке сегодня таково, что именно в религиозном отношении существует избыток чреватых роковыми последствиями возможностей».

Осенью 1941 г. на большей части Украины вместо военной была введена гражданская администрация. При этом Северная Буковина, Бессарабия и Одесская область были переданы Румынии, Галицию присоединили к Генерал-губернаторству. А на оставшейся правобережной части Украинской СССР (с восточной границей по Днепру) приказом Гитлера от 20 августа 1941 г. был образован рейхскомиссариат «Украина». 1 сентября его руководителем Гитлер назначил гауляйтера и обер-президента Восточной Пруссии Эриха Коха с резиденцией в Ровно.

Вначале РКУ состоял из 4 генерал-бецирков (округов): Подолии и Волыни, Днепропетровска, Николаева и Житомира, а в 1942 г. был расширен до 6 — с включением генерал-бецирков Киев, Таврия и Крым (правда, сам Крым остался под управлением военной администрации), причем осенью 1942 г. даже планировалось увеличить РКУ до 14 генерал-бецирков, включив новые — Харьков, Чернигов, Воронеж, Ростов, Саратов, Сталинград, Сталине и «Немецкое Поволжье», но поражение под Сталинградом сорвало осуществление этих планов. Переход через границы административных зон был жестко ограничен, а для большинства жителей совсем невозможен и смертельно опасен.

Первую общую политическую инструкцию от Розенберга Кох получил, вступив в свою должность 19 ноября 1941 г. В ней говорилось: «Препятствовать любому влиянию русского православия и его священников, а также въезду всех представителей каких-либо церквей из других стран в рейхскомиссариат "Украина"... Рейхс-комиссар должен противодействовать тому, чтобы конфессии и секты занимались политикой и выступали с какими-либо политическими декларациями перед общественностью. Например, ему не следует принимать украинского архиерея как представителя украинского народа, а исключительно в качестве назначенного рейхсминистром занятых восточных территорий украинского доверенного лица».

Еще более явно антирусская направленность и стремление поддерживать всякую форму церковного раскола видны в проекте январского 1942г. указа Розенберга Коху: «Русскую православную церковь в рейхскомиссариате "Украина" ни в коем случае не поддерживать, так как она является носительницей великорусской и. панславянской идей. Автокефальную же Украинскую церковь, напротив, следует поддержать в качестве противовеса русской православной... Кажется наиболее правильным перенести центр тяжести церковной жизни в отдельные генерал-комиссариаты, что приведет к получению каждым генерал-комиссариатом своего собственного епископа. Если эти епископы по причине различного понимания догматов станут друг с другом враждовать или вступят в конфликт со своим патриархом, то со стороны немецкого гражданского управления не должны предприниматься попытки их примирения или достижения договоренности. Также не следует возражать, если отдельные епископы будут подчиняться различным патриархам»^25. Наконец, в директивном письме рейхсминистра от 13 мая 1942 г. прямо указывалось, что украинцы должны иметь свою, отдельную от русских, православную Церковь.

Следуя указанием Розенберга, учреждения рейхскомиссариата первое время после упразднения военной администрации также рассматривали автокефальную церковь в качестве союзницы в осуществлении их намерений духовно отделить Украину от Москвы. Германские историки Ф. Хейер и X. Вейзе даже полагают, что германская помощь сыграла решающую роль в распространении влияния автокефалистов: «Если бы этому направлению, которое сперва было представлено лишь группой западно-украинских личностей, не оказалась с самого начала представлена полная поддержка, то автокефальная церковь никогда, прежде всего в восточных областях, не приобрела существенного значения». В этом утверждении есть большая доля истины. Так, К. Розенфельдер в заметке для Розенберга 20 апреля 1943 г. ясно писал об активной германской поддержке автокефалистов: «Ослабление Православной Церкви московского направления являлось исходным пунктом и руководящей идеей министерства. В связи с этим со стороны министерства было оказано покровительство всем автокефальным направлениям и устремлениям внутри Православной Церкви. В рамках данной политики в первые же недели в освобожденных областях Украины вновь возникла автокефальная Украинская Церковь... Впоследствии Церковь экзарха Алексия оказалась сильнее и имела больший успех, хотя церковная группа Дионисия — Поликарпа с полным правом могла ссылаться на симпатии министерства и Вермахта, что она и делала. Автокефалистам не могло не быть известным, что первые распоряжения министерства германским учреждениям предусматривали покровительство автокефальной группе. Еще в указаниях вермахта от 4 июня 1942 г. шла речь об Формах покровительства».

Кроме того, украинские националисты двух враждующих между собой течений — мельниковцы и бандеровцы, получив полную свободу действий и поддержку оккупантов, быстро заняли основные командные посты в созданной нацистами гражданской администрации. Естественно, они помогали автокефалистам. Так, племянник Петлюры Степан Скрыпник (14 мая 1942 г. принявший сан епископа с именем Мстислав) 26 июля 1941 г. был назначен представителем Министерства восточных территорий при группе армий «Юг» и стал доверенным лицом по вопросу организации гражданского управления на Украине. Однако германская политика сводилась к стремлению отделить республику от России, но не к созданию независимой Украины. В связи с этим у оккупационных властей постепенно все больше стали расти конфликты с бандеровцами. В сводке полиции безопасности и СД от 9 сентября 1941 г. с явным беспокойством отмечалось, что в Галиции «наиболее крайняя группа» С. Бандеры проводит пропаганду независимой Украины, используя в своих целях религиозные праздники. То же совершалось в районе Пинска. А в Луцке происходило открытое приведение к присяге бандеровцев во время богослужения.

Первый конфликт произошел после того, как в день захвата Львова 30 июня 1941 г. группа бандеровцев, частично служивших в специальном батальоне вермахта «Нахтигаль», самовольно распространила по радио прокламацию о провозглашении независимого украинского государства. 9 июля главные участники объявления независимости были взяты под «почетный арест». Одновременно были арестованы сам С. Бандера и его ближайшие сотрудники. После допроса в столице III Рейха и отказа взять назад провозглашение независимости все эти деятели, «находясь номинально под домашним арестом, получили разрешение продолжать политическую деятельность в Берлине».

Через несколько месяцев репрессии усилились. В секретном приказе оперативной команды С/5 полиции безопасности и СД от 25 ноября 1941 г., разосланном в Киев, Днепропетровск, Николаев, Ровно, Житомир и Винницу, говорилось: «Установлено, что бан-деровская организация подготавливает в рейхскомиссариате восстание с конечной целью создания независимой Украины. Все активисты бандеровского движения должны быть немедленно арестованы и после тщательного допроса без шума ликвидированы под видом грабителей».

В сообщении СД от 8 декабря 1941 г. указывалось, что часть украинских сепаратистов арестована, политика их принимает все более антинемецкий характер, руководящие круги ОУН не верят в победу Германии и создают собственные партизанские отряды. В дальнейшем репрессии против бандеровцев продолжались. Согласно другому сообщению СД от 20 сентября 1942 г. в Германии была проведена большая акция против функционеров движения — всего было арестовано 210 человек^26. Особенно активно националистическое украинское партизанское движение начало расти в 1943 г., что вызвало сильную тревогу оккупантов.

Таким образом, в отличие от Белоруссии, где германские власти всячески поддерживали достаточно слабый национализм, на Украине они были обеспокоены активной деятельностью выходцев из Галиции. Стремясь ослабить русское влияние, нацисты использовали украинский национализм, опираясь в основном на мельниковцев, но в то же время опасались его, не имея возможности полностью контролировать. Поэтому они допустили создание двух параллельных иерархий, несмотря на то, что автономная Церковь входила в состав Московской Патриархии. Со временем германские власти решили не вмешиваться в это церковное противостояние, которое становилось им выгодным.

Дальнейшее развитие церковной политики на Украине определялось взаимодействием и борьбой трех центров власти: рейхскомиссара, который хотя формально и подчинялся РМО, но с помощью рейсляйтера Бормана мог действовать независимо; Министерства занятых территорий, чьи взгляды частично разделял Абвер (военная разведка), и СД, которое проводило в восточной политике свою собственную линию (за нее отвечал обергруппенфюрер СС Олендорф). При этом церковная политика ведомства Коха и СД во многом совпадала. Оба учреждения не хотели (в отличие от РМО) идти на какие-либо, даже временные, уступки религиозным организациям. И по мере все большего ухудшения отношений с украинскими националистами в глазах этих ведомств автокефальная церковь теряла свое привилегированное положение. 1 ноября 1941 г. шеф оперативной группы С в Киеве издал приказ о предотвращении открытия всех духовных учебных заведений. Это же подтвердил в своем указе РКУ от 2 февраля 1942 г. командующий полиции безопасности и СД, отметив также: «Всеми средствами препятствовать образованию всеукраинской автокефальной церкви или охватывающему значительную область объединению православной Церкви под руководством митрополита в качестве влиятельного политического фактора».

Через месяц после своего назначения (митрополитом Дионисием) администратором Украинской церкви архиеп. Поликарп был фактически признан в этом качестве руководством РКУ. 24 января 1942 г. администратор нанес визит представителю рейхскомиссара фон Ведельштедту и передал ему приветствие, адресованное Коху. Об этой встрече подробно сообщалось в «Известиях Германской Евангелической Церкви» № 30 от 1 марта 1942 г.: «Понимая историческое значение событий, которые сегодня разыгрываются как в Восточной Европе, так и во всем мире, — сказал архиепископ, — и осознавая, что лучшее будущее моего народа тесно связано с победой великого немецкого народа, я выражаю свою готовность к честной совместной работе в этом большом деле. Ландесхауптманн фон Ведельштедт подчеркнул, что германские органы управления принципиально гарантируют церковную свободу. Он с удовлетворением узнал из слов архиепископа, что с церковной стороны существует готовность работать вместе с германской администрацией по достижению умиротворения и благосостояния страны. Особая задача Церкви состоит в воспитании у молодежи дисциплины и порядка в духе нового времени».

Но весной 1942 г. ведомства Рейхскомиссариата «Украина» уже перешли к проведению равноудаленной политики, не отдавая явного предпочтения автокефальному или автономному церковному направлению. 4 мая в Ровно состоялась конференция с участием представителей властей и уполномоченных преосвященных Алексея и Поликарпа, на которой руководитель политического отдела РКУ Пальце официально заявил: «На территории Украины существуют теперь две Церкви... У государственной власти нет предпочтения ни одной, ни другой... Вопрос принадлежности к автокефальной или к автономной Церкви зависит исключительно от верующих. Возможно, что позднее появится необходимость вмешательства по этому вопросу и для государственной власти, сейчас же надо постараться разрешить этот вопрос мирно... Духовенство не имеет права накладывать подати и взносы на население, ибо это является прерогативой исключительно г. рейхскомиссара... Священники не имеют права преподавать Закон Божий в школах, они могут это делать только в храмах». Еще раньше гебитскомиссарам было дано указание Коха — не допускать, чтобы в украинской прессе «одно или другое направление было представлено в качестве поддерживаемого германской администрацией».

По решению рейхскомиссара, который сохранил в силе многие действовавшие в СССР законы, были сделаны невозможными как контакты Церкви с молодежью — вследствие отмены религиозных занятий в школах, так и празднование многочисленных церковных праздников, которые стали было вновь отмечаться населением. В Василькове, например, начальник областного сельскохозяйственного управления во время уборки урожая запретил совершать богослужения даже в выходные дни. Когда же крестьяне не послушались, он выгонял людей из храма плетью.

В РМО относились к подобной политике критически, выступая за пропагандистски выгодную более мягкую линию. Так, в докладной записке «Положение на Украине» от 20 октября 1942 г., написанной чиновником этого министерства, говорилось: «Не учитывая значения и морального влияния Православной Церкви на Украине, германские органы власти запретили преподавание религии в школе в качестве обязательной учебной дисциплины. Только в исключительных случаях разрешается в свободное время, после окончания обязательных уроков, преподавать молодежи религиозное учение и при этом не священникам, а светским работникам. Связанное с большевиком Губельманом-Ярославским преследование религии в определенной степени продолжается на занятых украинских землях с германской стороны. Связанное с этим сходство к сожалению было усилено и другими фактами. Так, например, в Дубно церковь бывшей греко-католической семинарии (а еще раньше русского монастыря) была превращена в склад зерна; в ней работают евреи, хотя на церкви все еще сохранился знак креста. "Большевистские порядки", — ропщет население...».

В архивных документах встречаются и упоминания случаев уничтожения украинских православных храмов по приказу германской администрации, например в Гадяче. В связи с этим можно вспомнить взрыв знаменитого древнего Успенского собора в Киево-Печерской Лавре. Кем был уничтожен этот храм, до сих пор точно не известно. С одной стороны, в публикации современной российской газеты «Совершенно секретно» на основе личного свидетельства утверждается, что собор был взорван 3 ноября 1941 г. специально оставленной в Киеве при отступлении советских войск диверсионной командой. Но, с другой стороны, германские архивные документы свидетельствуют об -обратном. В частности, находившийся в момент взрыва в Киеве К. Розенфельдер писал 13 июня 1944 г. начальнику руководящей группы по вопросам культуры Мильве-Шредену: «Относительно взрыва церкви среди немцев господствует общее мнение, что он был произведен по приказу РКУ. Следующие обстоятельства дают повод для этого предположения: 1) Перед взрывом собор часто предоставлялся для осмотра. 2) Многочисленные жители соседних зданий были полностью эвакуированы перед тем, как последовал взрыв. 3) Расположенная на монастырской территории полицейская часть во время взрыва находилась на тренировке вне этой территории... Среди местных жителей также господствует мнение, что монастырь взорван немцами».

О том, что взрыв произвели нацисты, пишет и такой авторитетный ученый, как Ф. Хейер: «Вероятнее всего, за акцией стояли руководитель Партийной канцелярии Мартин Борман и рейхскомиссар Эрих Кох, которые преследовали цель лишить Украину ее идейного центра, чтобы можно было создать новый, без помехи со стороны исторических воспоминаний... Эту точку зрения отстаивал руководивший галицийской политикой полковник Бизану. В киевском подразделении Абвера господствовало мнение, что взрыв произвели части СС под командованием главного начальника полиции и СС юга России обергруппенфюрера СС Прютцмана, который занял Лавру в качестве своей резиденции и никому не разрешал доступ в нее».

Рассматривая политику Э. Коха, вполне можно представить, что он приказал взорвать собор. Рейхскомиссар с самого начала был склонен к крайне грубым, силовым методам. Характерный эпизод (произошедший в 1942 г.) приводит в своем «Меморандуме о проблеме управления на занятых восточных территориях» от 10 февраля 1944 г. генеральный комиссар Таврии и Крыма А. Е. Фрауэнфельд: «Через несколько недель рейхскомиссар Кох предпринял вместе с вновь назначенными генеральными комиссарами информационную поездку в особом поезде в Ровно и Киев и по этому поводу он преподал в качестве последней мудрости отстаиваемой им политики в рейхскомиссариате "Украина" фразу: "Если я найду украинца, который будет достоин сидеть со мной за одним столом, я должен буду приказать его расстрелять"».

Осенью 1942 г. Кох предпринял несколько открыто антиукраинских акций, которые коснулись и Церкви, например закрытие всех учебных заведений, кроме начальных школ, и высылку их учащихся вместе с преподавателями на принудительные работы в Германию. При этом рейхскомиссар чувствовал личную поддержку Гитлера. Так, прибыв из ставки фюрера, Кох говорил на совещании в Ровно 26—28 августа 1942г.: «Свободной Украины не существует. Цель нашей работы должна заключаться в том, чтобы украинцы работали для Германии, а не в том, чтобы мы здесь осчастливили народ... Уровень образования украинцев должен оставаться низким. В соответствии с этим предусмотрена школьная политика. Трехклассные школы уже способствуют слишком высокому образованию. Далее необходимо сделать все, чтобы преградить силу рождаемости на этой территории. Для этого фюрер наметил особые акции... В культурной области мы дали украинцам обе церкви. О дальнейшей культурной работе не может быть и речи».

1 октября 1942г. Кох издал своего рода сенсационный указ, который отчасти можно считать и развитием идеи Гитлера, заявившего 29 сентября 1941 г. в беседе с Борманом и Розенбергом, что на Украине Германия не может быть заинтересована в единственной сильной Церкви, подавляющей все остальные. В указе рейхскомиссар требовал от генеральных комиссаров провести разделение автономной Церкви и автокефальной на несколько независимых, по две соответственно в каждом из генерал-бецирков: «В будущем не будет ни администратора Поликарпа, ни экзарха Украины Алексия, оба станут лишь старшими епископами их церковных направлений в генерал-бецирке Луцк... Сперва генеральный комиссар своим решением назначает епископов и оценивает их пригодность через год. При этом предварительно дается мое разрешение... Хиротонии священников во епископов в генерал-бецирке будут проводиться архиереями тех же церковных направлений генерал-бецирка по мере надобности после предварительного разрешения генерального комиссара... Назначение священников компетентный для этого епископ предпринимает после предварительного разрешения генерального комиссара. Смещение священников проводится генеральным комиссаром по предложению гебитскомиссаров». Помимо введения системы тотального контроля и управления религиозной жизнью Кох указывал также на необходимость «всеми подходящими способами препятствовать любому объединению автономной Церкви с автокефалистами».

Даже чиновники РМО, узнав о приказе Коха, были неприятно поражены и отреагировали резко негативно. Осенью 1942г. они придерживались уже совсем другой точки зрения, считая, что необходимо создать единую сильную Украинскую Церковь в качестве противовеса Московской Патриархии. Судя по сообщениям полиции и СД конца 1941 —1942 гг., это ведомство также постепенно стало одобрительно относиться к слиянию автономной Церкви с автокефалистами, так как тогда, по мнению СД, последняя стала бы канонической и потеряла бы остронациональный характер ^2?. А в упоминавшейся докладной записке РМО «Положение на Украине» от 20 октября 1942 г. подчеркивалось: «Принимая во внимание ход войны, германские оккупационные власти имеют достаточно оснований требовать абсолютной самостоятельности украинской церковной иерархии от Московского Патриархата и осуществления объединения всего православного церковного управления на Украине под одним руководством».

Эти прямо противоположные позиции германских ведомств самым непосредственным образом отразились на состоявшейся осенью 1942 г. попытке объединения автономной Церкви с автокефалистами. 4—8 октября, несмотря на категорический запрет рейхскомиссара, в Луцке прошло заседание синода автокефальных архиереев. В соответствии с его решением еп. Мстислав и архиеп. Никанор поехали к экзарху Алексию и предложили ему подписать документ о признании автокефалии Украинской Православной Церкви и проведении объединенных мероприятий. Переговоры с экзархом состоялись 8 октября в Почаевской Лавре. В результате митр. Алексий и автокефальные архиереи подписали следующий акт: «. Признаем, что фактически Украинская Автокефальная Православная Церковь уже существует.. Украинская Автокефальная Православная Церковь имеет единение со всеми Православными Церквами через Его Блаженство Блаженнейшего Митрополита Дионисия, который до Всеукраинского Поместного Собора является Местоблюстителем Киевского Митрополичьего Престола.. Высшим органом управления Украинской Автокефальной Православной Церкви до Всеукраинского Поместного Собора является Священный Собор епископов Украины, который управляет церковной жизнью Украины через Священный Синод.. Священный Синод состоит из пяти старших епископов Украины.... Все различия канонического характера, которые вызвали разъединение, нами рассмотрены и больше не существуют».

Принятый в Почаеве акт являлся несомненной победой автокефалистов и потому, что он утвердил самочинную автокефалию и потому, что в образованном синоде автономистам досталось лишь два места из пяти. Первенство в этом синоде по старшинству хиротонии принадлежало автокефалисту митрополиту Пинскому и Полесскому Александру, а секретарем становился Мстислав Скрыпник.

Это изменение позиции митр. Алексия являлось большой неожиданностью как для церковных деятелей, так и для германских органов власти, ведь экзарх ранее неоднократно публично заявлял, что объединение с «автокефалистами» по каноническим причинам совершенно исключено. Возможно, здесь вновь дало себя знать ревностное украинофильство митрополита, характерное для него в 1930-е гг. Один из близких к еп. Мстиславу церковных деятелей иначе объяснял мотивы неожиданного поступка экзарха: «Может быть, главное, что дело Москвы проиграно и Россия будет уничтожена. А на победу большевиков была вся его ставка. Все клятвы, которые он дал в Москве, стали беспредметными».

Главный инициатор проведения акции объединения еп. Мстислав так объяснял в предназначенной для германских ведомств записке мотивы своих действий: «Главным аргументом, который постоянно выдвигали и, сильно вредя автокефальной Церкви, публично пропагандировали Алексий и его епископы, особенно Пантелеймон, был упрек, что автокефальная Церковь является "неканонической". Заявлением, что больше не существует канонических различий между обеими Церквами, Алексий себя сильно скомпрометировал и больше не может забрать его назад, даже если, как ожидается, Пантелеймон и некоторые связанные с ним епископы откажутся признать объединение и отрекутся от Алексия». Из этой записки, согласно сообщению СД от 18 декабря 1942г., немцы сделали заключение, что со стороны Мстислава это была интрига, нацеленная на то, чтобы «избавиться от врага Алексия и одновременно "выбить из рук" автономной Церкви главное средство борьбы — упрек в незаконности автокефального направления».

Вокруг акта от 8 октября 1942 г. в последующие месяцы вращались все церковные споры на Украине. Уже вскоре «акт объединения» вызвал значительное сопротивление, прежде всего со стороны автономной Церкви. Это привело к кризису руководства в ней. Почти все из 16 архиереев, которым экзарх разослал подписанный документ на отзыв, отреагировали отрицательно. Ознакомившись с этими мнениями, три авторитетных архиерея — архиепископ Черниговский Симон, управляющий Киевской епархией еп. Пантелеймон и епископ Полтавский Вениамин выпустили меморандум, в котором «акт объединения» признавался не имеющим никакой канонической силы. Митр. Алексию предлагалось снять с акта свою подпись, сложить звание экзарха, а управление Церковью сосредоточить в Священном Синоде. Важное значение имела точка зрения пользовавшегося большим авторитетом у верующих схиархиеп. Антония (Абашидзе). Перед своей смертью (1 ноября 1942 г.) владыка направил митр. Алексию письмо, в котором он осудил подписание акта и горячо упрекал экзарха.

Одновременно в ход дела решительно вмешалось руководство рейхскомиссариата. От Мстислава, который несмотря на высказанный 22 сентября генеральным комиссаром запрет на пребывание западнее Днепра побывал в Луцке и самовольно сыграл в описываемых событиях решающую роль, потребовали выехать в выбранный им самим населенный пункт восточнее Днепра. Мстислав оказался вынужден 22 октября оставить Киев и отправиться к месту ссылки в г. Прилуки Черниговского генерал-бецирка. Ему была запрещена всякая политическая и церковная деятельность и сообщено, что ссылка задумана в качестве средства проверки его пригодности. Беседовавший с епископом полковник Даргель назвал Мстислава иезуитом, но заявил, «что все равно Алексий и московские епископы не останутся на Украине» (то есть в будущем окажутся насильственно удалены с ее территории) К. Розенфельдер в своей докладной записке от 20 апреля 1943 г. охарактеризовал этот конфликт следующим образом: «Так как генеральная политическая линия в рейхскомиссариате диаметрально противоположна к существующей структуре и цели деятельности автокефальной Украинской церкви, это должно было привести к конфликту между государством и церковью. Следствием данного конфликта стал роспуск всех украинских церковных советов, изгнание из Киева в Прилуки (вне области гражданского управления) бывшего украинского политика Скрыпника — в настоящее время епископа Мстислава. В РКУ даже обдумывали возможность полной ликвидации автокефальной Церкви, так как она все в большей степени подвергается политизации».

В целом же в РКУ были заинтересованы в том, чтобы сохранить раскол в Церкви и настраивать верующих друг против друга. Во время приема в рейхскомиссариате 23 октября экзарху было заявлено, что правящей власти представляется невозможным участие в любой форме митрополита Дионисия в жизни Православной Церкви Украины или фигурирование его в качестве представителя этой Церкви. Митр. Алексию также сообщили, что германская власть не может позволить, чтобы в состав украинского епископата входили личности, которые в прошлом играли политическую роль. Это заявление было направлено против еп. Мстислава. Наконец, экзарху указали, что учреждения Рейхскомиссариата «Украина» рассматривают акт от 8 октября только в качестве акта объединительной комиссии; он представляет из себя лишь проект возможного объединения автокефалистов с автономной Церковью. 11—12 ноября в Кременце состоялась встреча митр. Алексия и администратора Поликарпа, на которой экзарх сообщил о первых отрицательных отзывах своих епископов и о приеме в РКУ. В результате переговоров архиеп. Поликарп отказался от многих пунктов акта от 8 октября, пойдя на серьезные уступки: состав синода теперь должен был состоять из епископов от автономной Церкви и автокефалистов поровну, а секретарем вместо Мстислава намечался автономный епископ Вениамин; возглавление Церкви на Украине или представительство ее митрополитом Дионисием признавалось неактуальным; акт от 8 октября считался теперь декларативным документом, а не декретом уже совершившегося фактического объединения. Наконец, сам созыв синода предполагался только после получения положительного ответа всех епископов экзархата и согласия государственной власти.

Вскоре митр. Алексий получил упоминавшийся выше меморандум трех архиереев с требованием полного отказа от акта 8 октября, а 27 ноября состоялся еще один прием экзарха в Киевском генерал-комиссариате. Владыка сообщил об общем желании своих архиереев обсудить проблему на соборе епископов экзархата, но получил жесткий ответ, что такой собор не будет допущен до окончания войны. Учтя мнение духовенства и паствы, митр. Алексий издал указ от 15 декабря 1942 г. о том, что «каноническое решение... дела объединения прекращается до окончания войны, а акт от.10 с. г. отменяется до рассмотрения его на первом после войны Соборе епископов экзархата».

И тут в дело вмешалось Министерство занятых восточных территорий, увидевшее реальную возможность выполнения своих планов создания единой украинской церкви. По всей вероятности и Мстислав, имевший тесные связи с министерством, действовал в октябре не самовольно, а с его санкции. Чиновники РМО, использовав претензии автокефального митрополита Харьковского Феофила на то, чтобы он, как старейший архиерей, созвал Всеукраинский Собор, выступили с инициативой проведения 22—24 декабря 1942 г. «заседания синода объединенной Украинской православной церкви». Это заседание должно было состояться в Харькове, который находился на территории, контролируемой военной администрацией, вне пределов досягаемости Коха. Но последний все-таки сумел сорвать проведение архиерейской конференции в Харькове, на которую вероятно в любом случае не приехало бы большинство епископов автономной Церкви. В своей «Докладной записке к православному церковному вопросу в рейхскомиссариа-те Украина» от 31 января 1943 г. К. Розенфельдер с негодованием писал: «Рейхскомиссар Украины до сих пор пресекал все высказанные православной стороной желания о проведении церковного собрания (Собора). Так в конце концов пришлось отменить... съезд всех украинских архиереев в Харькове (22—2.1.42 г.), поскольку рейхскомиссар не разрешил епископам управляемой им территории поездку в Харьков, хотя это совещание было одобрено военной администрацией и командиром полиции безопасности и СД в Харькове. Такая политика медленно, но верно ведет к полной потере доверия значительной части населения (и не только верующих) к германскому руководству... Если немецкая сторона будет препятствовать каждой попытке регулирования церковной жизни, случаи такого рода закономерно обратят взгляды верующих на Москву».

Полное согласие с позицией РМО фактически выражал шеф генерального штаба старшего генерала войск безопасности и командующего на территории группы армий «Б», писавший 9 января 1943 г.: «Прежняя разработка церковного вопроса неудовлетворительна... Совместная работа с Германией должна была быть документально оформлена изъявлением лояльности по отношению к немецкому Вермахту на назначенном 22—24 декабря 1942г. в Харькове Синоде. Синод не состоялся, так как РКУ запретил выезд епископов. Вследствие этого дружественные Германии церковные круги были обижены». Представитель РМО при группе армий «Б» Риссингер также сообщал 19 января 1943 г. в министерство о большом недовольстве в местных церковных кругах запрещением проезда епископов в Харьков и подчеркивал, что за сопротивлением объединению священнослужителей автономного направления «вероятно, скрываются великорусские националисты».

Чиновники РМО не оставили своих планов и после харьковской неудачи, предлагали все-таки провести заседание Синода, но теперь уже в Почаевской Лавре. Об этом Розенфельдер писал в докладной записке от 31 января 1943 г.: «Укрепленная германским сопротивлением православная церковь может быть полезной только Москве или экстремистскому украинскому национализму. Поэтому, исходя из германских целей в восточном пространстве, я считаю целесообразным при вновь возникшем поводе дать знать представителям православных церковных групп, что не существует возражений против проведения Собора всех украинских архиереев, в случае если он останется в рамках программы заседаний намеченного в Харькове совещания... Но я считаю нежелательным проводить такой Собор вне подчиненных гражданскому управлению областей». Кроме того, в записке предлагалось разрешить создание духовных семинарий: «Поэтому следует стремиться к тому, чтобы учредить заведения по подготовке священников с постоянным учебным процессом. Эти заведения будут ограничены необходимым количеством (не больше одного на генералбецирк). Списки намеченных к приему воспитанников, как и состав преподавательского корпуса и учебные планы представляются соответствующему генеральному комиссару. Вследствие этого станет возможным далеко идущий контроль православного клира и определенное управление им».

Однако все подобные планы наталкивались на непреодолимое препятствие в лице Коха, который не шел ни на какие компромиссы. Оставался лишь один вариант — добиваться его устранения. И такая попытка была предпринята. 20 апреля 1943 г. Розенфельдер отправил обширный доклад «Церковная политика в рейхскомиссариате Украина» непосредственно А. Розенбергу. В нем резко критиковался указ Коха от 1 октября 1942 г. и делался вывод: «Группа религиозной политики не может рассматривать подобного рода решение церковного вопроса в РКУ в качестве решения в духе германских целей на Востоке... Поэтому группа религиозной политики просит утвердить прилагаемый проект увольнения господина рейхскомиссара». Ненавидевший Коха Розенберг имел и другие причины добиваться его устранения, что рейхсминистр вскоре и предпринял. 19 мая 1943г. состоялось разбирательство конфликта между Розенбергом и Кохом в ставке фюрера. В итоге, как уже упоминалось выше, Гитлер призвал к примирению, в то же время практически во всем поддержав жесткую линию рейхскомиссара. И РМО на время было вынуждено отказаться от своих планов в отношении Украинской Церкви. Но и главные пункты своего абсурдного указа от 1 октября 1942 г. Коху не удалось реализовать на практике.

После неудачной попытки объединения борьба автономной Церкви с автокефалистами разгорелась с еще большей силой. В одном из своих последних частных писем от 25 апреля 1943 г. митрополит Алексий писал: «...мои планы, связанные с актом (единения) не осуществились. Впрочем, это и к лучшему, ибо дальнейшие шаги луцкой иерархии показали, что нам с ними не по дороге, не только в церковной жизни. По-моему, теперь уже нет никаких надежд на соединение, ибо они пошли своею дорогою, по коей мы идти не можем, т. к. не может Православная Церковь быть заодно с живоцерковцами, для коих каноны не являются оградой Св. Церкви Соборной». Примерно в то же время, незадолго до смерти, экзарх писал в ответе митрополиту Дионисию, что автокефальная Украинская церковь не может иметь свое начало из не всеми признанной автокефальной церкви бывшей Польши.

Руководство РКУ не допустило на свою территорию не только Польскую Православную, но и Зарубежную Русскую Церковь. Подавлялись оккупационными властями и миссионерская деятельность униатов из Галиции, а также попытки восстановления обновленчества. Они не хотели допустить распространения влияния Ватикана, обновленцев же считали советскими агентами. Так, в сводке СД от 18 октября 1941 г. указывалось, что в г. Бердичеве были запрещены богослужения «живоцерковников».

Московская Патриархия резко негативно отнеслась к деятельности автокефальной церкви. Митрополит Киевский Николай (Ярушевич) в своих посланиях украинской пастве 1942—1943 гг. обличал похитителя церковной власти еп. Поликарпа (Сикорского), предостерегал от общения с ним, призывал хранить верность Матери-Церкви и Родине. 28 марта 1942 г. с посланием к «архипастырям, пастырям и пасомым в областях Украины, пока еще занятых гитлеровскими войсками» обратился митр. Сергий (Страгородский). В нем говорилось о запрещении еп. Поликарпа в священнослужении. Собор архиереев, съехавшихся 28 марта в Ульяновск, своим «Определением» признал заключение Местоблюстителя канонически правильным и утвердил его, объявив: «Если... епископ Поликарп, "впадая в суд диаволь", пренебрежет запрещением, признать епископа Поликарпа лишившим себя сана и монашества и всякого духовного звания с самого момента его запрещения». Отношение же Патриархии к автономной Церкви было сочувственным. Так, в официальном некрологе архиепископу Вениамина (Новицкого), в прошлом принадлежащего к ней, признавалось, что, оказавшись в чрезвычайно стесненных обстоятельствах, Украинская автономная Церковь была единственной легальной организацией, вокруг которой могли сплотиться народные силы и в которой они находили поддержку во время величайших испытаний.

Религиозное возрождение на Украине особенно ярко проявилось в Киевской епархии. Киев — древний духовный центр всей России — привлекал как миссионеров западной части республики, так и уцелевших священников восточной. Митрополит Алексий назначил 18 декабря 1941 г. в столицу Украины епископа Пантелеймона, которому сразу же пришлось столкнуться с давлением националистов. В сводке СД от 10 апреля 1942 г. говорилось, что бургомистр Киева, связанный с мельниковцами, при городском управлении под вывеской отдела по делам вероисповедания создал украинский церковный совет, заменивший только что распущенный национальный совет. Представители его посещали еп. Пантелеймона и различными угрозами пытались склонить на свою сторону. 13 марта 1942г. в Киев приехали два автокефальных епископа Никанор и Игорь. В городе им удалось открыть только три прихода, в то время, как у владыки Пантелеймона к концу 1942 их было. В 1943 г. число приходов в епархии достигло почти 50% дореволюционного уровня, а количество священнослужителей — 70%. Из них 500 храмов и 600 священников принадлежали к автономистам, а 298 и 434 соответственно — к автокефалистам. Все 12 открывшихся монастырей вошли в юрисдикцию автономной Церкви. В самом Киеве было возрождено 6 обителей с 760 насельниками: 3 женских монастыря — Покровский, Фроловский и Введенский и 3 мужских — Ионовский, Михайловский и Киево-Печерская Лавра. Осенью 1943 г. число киевских храмов достигло 40, так 19 сентября еп. Пантелеймон смог освятить наконец-то переданный верующим Владимирский собор. Для пополнения духовенства в Киеве были образованы проверочные комиссии из лиц с богословским образованием. Главное же пополнение шло через обучение кандидатов на краткосрочных курсах (от 1 до 6 месяцев). Правда, затем оккупанты запретили их, как и организацию высшего богословского образования. Только осенью 1943 г., когда советские войска уже приближались к городу, епископу Пантелеймону разрешили создать духовную семинарию в Киеве. Но времени для реализации этого плана уже не оставалось.

В Полтаве первое богослужение состоялось уже в день прихода немцев, за первые 16 месяцев там крестили 2500 детей. В городе открылось 6 автономных и 4 автокефальных храма, всего же в епархии. Согласно сводкам СД 80% верующих в области принадлежало к автономной Церкви и только 20% — к автокефальной, но поставленный нацистами городской голова Полтавы был националистом и поддерживал последнюю. В августе 1942 г. Собор архиереев автономной Церкви избрал епископом Полтавским и Лубенским Вениамина (Новицкого). Владыка был послан в Полтаву с указанием управлять и приходами Харьковской епархии, но вскоре после прибытия в город был арестован СД по доносу националистов, как «агент Москвы». Епископа увезли в Киев и освободили только после поручительства секретаря епископа Пантелеймона. Еп. Вениамин смог вернуться в Полтаву только через 2 месяца, под его руководством было возрождено 3 монастыря — 2 женских и мужской. Ни одна другая епархия не смогла устроить такой основательной подготовки своих кандидатов в священники, как Полтавская. Это объясняется тем, что город долгое время имел военную администрацию. С ее разрешения в конце 1941 г. в Полтаве были открыты и автокефальные и автономные пастырские курсы. На последних в среднем занималось 30 человек, в июле 1943г. был начат четвертый — последний прием учащихся. Из всей Украины лишь в Полтавской области были введены религиозные занятия в 4-классной начальной школе, но и там преподавание Закона Божия священниками было запрещено.

В Чернигове святой схиархимандрит Лаврентий уже осенью 1941 г. собрал своих монашествующих чад и устроил 2 женских монастыря — Троицкий с 70 сестрами и Домницкий с 35 насельницами. В 1942 г. в город приехал назначенный архиепископом Черниговским и Нежинским автономный Владыка Симон (Ивановский). Святой старец встретил его доброжелательно, сказав: «Эге, это наш!». Всего в Черниговской епархии было открыто 410 храмов. В Днепропетровске было открыто 10 храмов, на крещение 1943 г. их посетило 60 тыс. молящихся. Около четверти из 418 приходов епархии являлись автокефальными и генеральный комиссар даже приказывал арестовывать священников, не желавших подчиняться присланному архиеп. Поликарпом епископу Геннадию (Шиприкевичу). Ему была передана конфискованная у автономистов епископская резиденция. В Харьковской епархии открылось 155 храмов. На ее территории проживал возглавлявший в 1920-е гг. один из расколов на Украине — «Лубенский» — епископ Феофил (Булдовский). В ноябре 1941 г. он провозгласил себя митрополитом, а в июле 1942 г. после переговоров с епископом Мстиславом (Скрыпником) присоединился к автокефальной Украинской церкви. Еп. Феофил, несмотря на преклонный возраст (80 лет), развернул активную деятельность, рукоположив к июню 1943 г. 102 священника, 15 диаконов и допустив к служению после короткого обучения 89 псаломщиков. Но подготовка нового духовенства велась частным образом. Согласно информационному докладу комендатуры Харькова от 20 августа 1942г. «заявление архиепископа автокефальной Церкви об учреждении Духовной семинарии для подготовки молодых священников была отклонена по предложению СД. Нельзя отрицать, что Церковь рассматривает это как препятствование ее деятельности».

Еп. Феофил окормлял и часть верующих в Сталинской, Курской, Воронежской областях. Но на востоке Украины, за исключением Харьковской епархии, влияние автономистов было подавляющим. Там, где автокефалисты не находили поддержки у населения, они обращались за помощью к местным оккупационным властям. Последние обычно шли навстречу до тех пор, пока не начали учащаться антигерманские акции бандеровских партизан.

Донесения германских властей, как и показания церковных деятелей, свидетельствуют о том, что несмотря на предпринятую бандеровцами кампанию террора значительное большинство украинского населения поддерживало автономную Церковь. Согласно сводке СД от 18 октября 1941 г. к ней принадлежало 55% верующих, а к автокефальной — 40%. Однако в октябре оккупация Украины еще только завершалась и удельный вес западной части республики в этих расчетах был непропорционально велик. В целом, доля сторонников автокефальной церкви к 1942 г. не могла превышать 30%. Даже в Житомирской епархии она равнялась только четверти, а в более восточных областях, в основном, была еще ниже. Так, в Черниговской епархии автокефальные храмы практически отсутствовали.

По мнению некоторых американских исследователей, в автономной Церкви было вдвое больше прихожан, чем в автокефальной. К этой точке зрения близки также Ф. Хейер, В. Алексеев и Ф. Ставру. А по сообщению настоятеля православного монастыря св. Иова в Словакии архимандрита Серафима от 23 августа 1944 г. автокефальная церковь охватывала в 1942—1943 гг. около 15% украинского населения. Собственные подсчеты автора монографии, сделанные по архивным документам на материалах 10 епархий — Винницкой, Киевской, Днепропетровской, Ровенской, Черниговской, Полтавской, Житомирской, Одесской, Николаевской и Кировоградской, показали, что доля автокефальных приходов составляла 25% — 1190 общин из 474. При этом отсутствуют данные как по 4 западным (бывшим польским, включая Брестскую и Пинскую), так и по 5 восточным епархиям, которые в принципе должны друг друга уравновешивать и не менять сильно цифру 25% в ту или другую сторону.

Большая часть населения стремилась к восстановлению традиционного православия. Всякие проявления модернизма, вроде замены церковнославянского языка украинским, светской одежды и коротких волос священнослужителей-автокефалистов скорее отталкивали ее. Кроме того, автокефальная церковь нарушала каноны не только принятием «липковцев», но и проведением хиротоний во епископы женатых священников. Этим объясняется, в частности, почти полное отсутствие у нее монастырей.

Украинское монашество отвергало автокефальных священнослужителей как неканоничных, и первоначально все 15 обителей западной части республики принадлежали к автономной Церкви. Оккупационные власти поставили особые препятствия восстановлению монашества. Они запрещали пострижение мужчин рабочего возраста, расценивая это как уклонение от трудовой повинности. И все же на бывшей советской части Украины было воссоздано, по подсчетам автора, 45 монастырей: по 12 в Одесской и Киевской области, 6 в Житомирской, 4 в Ровенской, по 3 в Черниговской, Полтавской, Винницкой и по 1 в Сумской и Днепропетровской. Число насельников удалось подсчитать только в 32 украинских обителях — 2391, в том числе 1505 женщин и 886 мужчин. Таким образом, 46 обителей относилось к автономной Церкви (Одесская область отошла к Румынии) и лишь два небольших монастыря на Волыни — Белевский и Дерманский с 70 иноками перешли в 1943 г. к автокефалистам.

В 1943 г. в результате наступления советских войск значительная часть украинского духовенства эвакуировалась в западную часть республики и там развернулась открытая межцерковная борьба, причем автономная Церковь и здесь сначала доминировала. В конце 1942 г. она вновь открыла духовную семинарию в Кременце, закрытую в 1939 г. Тогда бандеровцы развернули массовую кампанию террора против прорусски настроенных священнослужителей. 7 мая 1943 г. украинскими националистами был убит митрополит Алексий, а в августе захвачен и повешен в лесу епископ Владимиро-Волынский Мануил (Тарновский), 22 июля 1942 г. перешедший из автокефальной Церкви в автономную. Историк Ф. Хейер приводит имена 27 священников, убитых бандеровцами только на Волыни в течение лета 1943 г. В некоторых случаях убивали и членов их семей. Следствием террора был рост числа автокефальных приходов, особенно на Волыни, где в течение 1943 г. более 600 приходов перешло в автокефальную церковь. В этой епархии в юрисдикции автономной Церкви решались оставаться, в основном, приходы в городах, где террор бандеровцев ощущался меньше. Он не прекратился и с приходом советской армии. 23 сентября 1944 г. епископ Волынский Николай (Чуфа-ровский) докладывал Патриаршему Местоблюстителю, что за последнее время бандеровцы убили на Волыни 5 священников автономной Церкви «за признание Московской Патриархии»: «...многие священники говорили мне, что 3—4 месяца они не ночуют в квартире, а уходят в поле, боясь партизан».

Канонические выборы преемника митрополита Алексия должны были состояться на соборе всех архиереев автономной Церкви. В июне 1943 епископ Пантелеймон внес такое предложение германским ведомствам, однако оно не было принято из-за проводимой в РКУ политики децентрализации церковного управления. Были разрешены лишь выборы старшего иерарха в генерал-бецирке Волынь-Подолия на архиерейском совещании 6 епископов этого округа 6—7 июня 1943 г. в Ковеле. Остальным автономным архиереям генеральный комиссар запретил приезд на совещание. В присутствии его представителя тайным голосованием был избран архиеп. Дамаскин (Малюта). Все архиереи автономной Церкви единодушно отвергали ее раздробление на несколько частей по числу генерал-бецирков и в конце концов после долгой борьбы добились разрешения на проведение своего общего собора. Он должен был состояться в Киеве 19 сентября 1943 г., но наступление советских войск помешало его проведению. Однако известно, что в апреле 1944 г. после эвакуации в Варшаву владыка Пантелеймон (Рудык) все же был избран главой автономной Церкви с возведением в сан архиепископа.

После изгнания фашистов все автокефальные архиереи, кроме престарелого Феофила (Булдовского), ушли с ними на запад, а из 16 автономных епископов 7 остались со своей паствой, а восьмой вернулся из Германии после окончания войны. Позднее многие священнослужители были арестованы НКВД по подозрению в сотрудничестве с оккупантами, которое, как правило, выражалось только в том, что священники открывали храмы и совершали в них богослужения по разрешению немецких властей. Большая часть украинского духовенства в годы оккупации занимала патриотическую позицию. Так, в сводке СД от 5 декабря 1941 г. говорилось о связях автономной Церкви с советской агентурой. В ней приводился характерный факт: 7 ноября в Киеве под председательством митр. Алексия (Громадского) проводилось собрание с участием 49 священников, двое из которых были изобличены как советские агенты, у них нашли и воззвание митр. Сергия. Арестованных священников А. Вишнякова и П. Остринского расстреляли, а с остальных взяли подписку о неучастии во враждебной Германии работе. В донесении СД от 6 марта 1942 г. сообщалось о расстреле бургомистра г. Кременчуга за то, что он с помощью местного священника крестил евреев, давал им христианские имена и таким образом спасал от смерти. В Черкасской области за поимку свящ. Писарен-ко 16 ноября 1942 г. гебитскомиссаром было объявлено вознаграждение в 10 тыс. марок, но предателей не нашлось. А о. Никита из Житомирской области 29 апреля 1944 г. писал в Московскую Патриархию: «В 1942 году в нашем лесу открылась группа партизан, с которыми я взял тесную связь и помогал им чем только мог... когда в ноябре месяце 1943 года заняли наш район партизаны Мали-ковского соединения, я начал писать в Московскую Патриархию и даже послал 100 руб. денег на высылку мне какой-либо литературы или, хотя бы, Русского календаря и до сих пор ничего нет. Я стараюсь всеми силами помогать Красной Армии, отдаю весь доход, как хлебом, так и полотном и деньгами». Широко известен случай спасения инокинями из закарпатского женского монастыря в Домбоке 215 детей. Они были взяты монахинями из разбитого эшелона, направлявшегося в Германию, а потом 5 месяцев до подхода советской армии нелегально укрывались в обители и т. д.

Подводя итог, можно сделать вывод, что в целом «религиозное возрождение» на Украине носило патриотический характер и протекало так же бурно, как и в западных областях России. Всего за годы оккупации в республике было открыто не менее 5400 православных храмов. В отчетах Совета по делам Русской православной церкви указывалось, что на 1 июля 1945 г. на Украине имелось 6072 действующих храма, причем отмечалось, что 587 зданий уже изъяли у приходских общин местные власти, так как они до войны использовались как общественные учреждения (в это число не входят церкви, снятые с регистрации из-за отсутствия священнослужителей). Из получившейся цифры надо вычесть примерно 1300 храмов западных областей Украины, тогда останется около 540. Подсчеты по отдельным областям также подтверждают эти данные. По документам известно (хотя эти сведения неполны), что в период оккупации было открыто: в Винницкой области 822 храма, Киевской — 798, Одесской — 600, Днепропетровской — 468, Ровенской — 470, Черниговской и Сумской — 410, Полтавской — 359, Житомирской — 400, Сталинской (Донецкой) — 222, Харьковской— 155, Николаевской и Кировоградской — 420, Ворошиловградской—128, Херсонской — 80 и не менее 70 в Запорожской области.