Православные общины в Германии и попытки их унификации в 1933— 1941 гг.

Первые православные русские приходы появились в Германии в 1710-е гг. К началу первой мировой войны Русская Церковь обладала в этой стране значительной собственностью — около 36 храмов, домов и земельных участков. Однако численность православных верующих оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917г. и окончания гражданской войны в России. Пределы страны покинуло около 2 млн. представителей белой эмиграции, не смирившихся с победой советской власти. Из них более двухсот тысяч к началу 1920-х гг. поселилось в Германии. Затем, главным образом по экономическим соображениям, большая часть переехала в другие страны. В 1935 г. по данным гестапо русская эмиграция в III Рейхе насчитывала около 80 тыс., а по сведениям Министерства церковных дел в 1936 г. — примерно 100тыс. человек^5. Такое количество эмигрантов способствовало значительной активизации церковной жизни. Правда, численность русской православной общины была гораздо меньше. Берлинский епископ Тихон (Лященко) писал в 1933 г. о 23 700 прихожанах Русской Церкви в Германии. Согласно же данным Статистической рейхсслужбы на 16 июня 1933 г. в стране числилось 13 023 православных, а в 1937 г. — 13 036. Вероятно, не все эмигранты, в том числе считавшие себя верующими, были зарегистрированы в качестве членов приходов.

Эти православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х гг. возникшим вместо прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за рубежом (РПЦЗ) с центром в югославском городе Сремские Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский) («евлогиане»). Единственная община Московского Патриархата в Берлине существовала с 1931 г. до смерти ее настоятеля прот. Григория Прозорова в 1942 г., насчитывала всего 50 человек и не привлекала особого внимания германских ведомств.

Постановлением архиерейского Синода РПЦЗ от 1 июля 1926г. территория Германии была выделена в самостоятельную епархию, и ее епископом с титулом Берлинского и Германского был назначен Тихон (Лященко). К 1935 г. в стране имелось 4 карловацких прихода. Но евлогианских было гораздо больше — 9 приходов, имевших статус «зарегистрированных объединений» со времен Веймарской республики, и 4 незарегистрированные общины.

После изменения политического режима и создания национал-социалистического правительства представители всех трех юрисдикции Русской Церкви пытались прояснять новую ситуацию и обратились с письмами к германским властям. Г. Прозоров написал 6 сентября 1934г. рейхсканцлеру, что как еп. Тихон, так и митр. Евлогий пребывают в схизме. Он подчеркнул: «Следует категорически заметить, что единственным законным владельцем русской церковной собственности являются исключительно высшие русские церковные власти, которые в настоящее время представляют Священный Патриарший Синод и возглавляющий его митрополит Московский Сергий». Никакой реакции на это письмо, как и на послание митр. Евлогия не последовало. Владыка обратился 10 мая 1934 г. по поручению собрания представителей евлогианских общин к рейхсканцлеру с письмом, в котором просил о доброжелательном отношении к подчиненным ему приходам, «которые сочетают чувство сердечной признательности своих членов к их немецким друзьям с глубокой верой в Бога и любовью к Отчизне...».

Наибольшую активность проявили еп. Тихон и его «представитель по мирским делам» князь Массальский. Уже в 1933 г. они попытались добиться признания нацистским режимом епархии РПЦЗ и получить в свое управление всю русскую церковную собственность в стране. Государственное признание виделось им в форме присвоения карловацкой епархии статуса корпорации публичного права, который в июле 1933 г. был предоставлен Немецкой Евангелической Церкви и по конкордату с Папой — Католической Церкви. Просьбы об этом, как и призывы принять меры против якобы находящихся под французским и масонским влиянием евлогиан содержались в письмах, отправленных еп. Тихоном и Массальским в июле 1933 — августе 1934гг. в различные правительственные инстанции. Причем Синод РПЦЗ, как раз в это время рассматривавший вопросы об отзыве епископа из Германии и путях примирения с митр. Евлогием, к подобным инициативам отношения не имел.

Но вплоть до осени 1935 г. германские ведомства не проявляли заметного интереса к проблеме Русской Церкви, занимаясь первоочередными задачами создания нового государственного аппарата. Существенные перемены произошли вскоре после образования по указу Гитлера от 16 июля 1935 г. Министерства церковных дел (РКМ), главой которого был назначен Ганс Керл. Являясь убежденным национал-социалистом, он был единственным из руководителей Рейха глубоко верующим человеком. Поэтому, как уже отмечалось, позиции Керла в НСДАП были плохие и постепенно все больше слабели. Подавляющее большинство руководителей III Рейха считало, что РКМ должно постепенно подорвать влияние и упразднить Церковь. После смерти Керла в 1941 г. РКМ сохранилось, но новый министр назначен не был. За формирование политики в отношении русской православной общины в Министерстве церковных дел с самого начала и вплоть до мая 1945 г. отвечал ланденсрихтсрат Вернер Гаугг — руководитель референтуры № 10 по делам иностранных Церквей, относящейся к евангелическому управлению.

Образованное государственное ведомство вскоре начало активно пытаться унифицировать русские приходы на территории III Рейха. Это стало частью общей политики, преследовавшей цель подчинить политическому и идеологическому контролю нацистов все сферы государственной и общественной жизни Германии. Развернутая с осени 1935 г. активная компания была рассчитана прежде всего на международный пропагандистский эффект. В ходе унификации нацистские ведомства отдали предпочтение епархии РПЦЗ, так как считали эту группировку консервативной в церковном и политическом плане, бескомпромиссной по отношению к коммунизму и, кроме того, самой многочисленной по числу прихожан за пределами СССР. Цели указанной кампании были ясно сформулированы в письме Керла прусскому министру-президенту Герингу 17 февраля 1936г.: «1) Присвоение прав публичной корпорации открывает государству возможность воздействия на русские церковные отношения и тем самым на культурную жизнь русской эмиграции. 2) Присвоение будет с благодарностью воспринято эмигрантами внутри страны и за границей как акт особого дружеского расположения и, возможно, в отдаленном будущем окажет благоприятное воздействие в области внешнеполитических устремлений германского Рейха. Подобного воздействия следует ожидать уже сейчас применительно к балканским государствам... 3) Благодаря присвоению ослабнет церковная связь с численно очень сильной русской эмиграцией во Франции... 5) Враждебная Германии агитация, которая в прошлом использовала трудности в церковной области в Германском рейхе против Германского Рейха во всех областях, была бы ослаблена в своем воздействии благодаря подобному дружественному акту по отношению к Русской Православной Церкви».

В этом и ряде других документов конца 1935 — начала 1936 гг. впервые проявляется стремление включить в сферу влияния III Рейха Православные Церкви Юго-Востока Европы — Болгарскую, Греческую, Югославскую и Румынскую. Все последующие 10 лет этот фактор оказывал заметное влияние на нацистскую политику в отношении Русской Церкви. Сыграло свою роль и желание изобразить режим в качестве ее защитника, в отличие от Советского Союза, где в это время религиозные организации жестоко преследовались. Инициаторами осуществления и разработчиками плана унификации русской православной общины были чиновники РКМ, МИД, Министерства пропаганды, гестапо и внешнеполитической службы НСДАП. Еп. Тихон и его сотрудники какой-либо самостоятельной роли не сыграли. Главным объектом унификации стали приходы, находящиеся в юрисдикции митрополита Евлогия. Германские ведомства не устраивала их организационная связь с церковным центром во Франции в условиях быстрого роста напряженности в отношениях двух стран. Кроме того, нацисты подозревали приходы митр. Евлогия во враждебности идеалам III Рейха.

Как справедливо писал в своей книге российский историк А. К. Никитин, уже в середине второй половины 1930-х гг. существовали внутренняя противоречивость и противоборство двух линий политики нацистских ведомств в отношении Русской Церкви. В отличие от умеренной политики РКМ гестапо, а также чиновники НСДАП, были с самого начала склонны к радикальным, в том числе репрессивным действиям. В заметке РКМ от 6 сентября 1935 г. была передана информация от криминального комиссара гестапо Мартина: «Часть их (русских эмигрантов) является прирожденными шпионами. Особенные сообщения в связи с этим поступают о евлогианском направлении... Тайная государственная полиция ни при каких обстоятельствах не может допустить, чтобы эта ситуация сохранялась и далее, и, вероятно, будет вынуждена нанести удар по евлогианскому направлению».

И все же более гибкая, «бескровная» линия РКМ возобладала. Какие-либо открытые репрессии могли существенно снизить ожидавшийся международный пропагандистский эффект. Кроме того, недавно созданное Министерство церковных дел проявляло наибольшую активность в указанном вопросе. Оно еще не успело утратить своего первоначального влияния, и другие ведомства, пока речь шла о политике лишь в отношении довольно немногочисленных в Германии русских приходов, не считали необходимым прямо вмешиваться в сферу компетенции РКМ.

Власти Рейха надеялись, что в результате государственного признания карловацкой епархии произойдет добровольный переход в нее прихожан и духовенства юрисдикции митр. Евлогия. Сам митрополит Евлогий указом от 24 мая 1935 г. назначил управляющим православными русскими приходами в Германии еп. Сергия (Королева), который 31 мая прибыл из Праги в Берлин. Однако нацисты воспрепятствовали созданию епархии митр. Евлогия в стране. Они отказались официально зарегистрировать ее, а в конце 1935 г. не продлили еп. Сергию разрешение на пребывание в Германии, и тот был вынужден вернуться в Прагу.

18 января 1936г. в РКМ состоялось межведомственное совещание с участием представителей большинства важнейших ведомств III Рейха по вопросу о формах и порядке признания Германской епархии РПЦЗ и установления контроля над ней. На этом совещании были устранены некоторые спорные вопросы. И 14 марта Г. Геринг подписал постановление правительства Пруссии о присвоении епархии статуса корпорации публичного права.

Одновременно был принят ее устав. Этот устав, в окончательном виде отредактированный чиновниками РКМ и утвержденный архиерейским Собором РПЦЗ 23 октября 1935 г., ставил под контроль государственного аппарата многие важнейшие вопросы внутренней жизни епархии и ее отношения с Синодом. 24 апреля 1936 г. министерство сообщило еп. Тихону и главе РПЦЗ митр. Антонию о решении правительства Пруссии и одновременно о возможности строительства нового православного кафедрального собора в Берлине, на которое РКМ выделило 15 000 марок. 8 июня митр. Антоний (Храповицкий) ответил Керлу благодарственным письмом, а 13 ноября 1936г. подобное благодарственное послание министру написал митр. Анастасий (Грибановский), ставший после смерти митр. Антония председателем архиерейского Синода.

Акция германских властей сначала не вызвала особой тревоги у Западно-Европейского Экзархата. Сам митр. Евлогий 7 мая 1936 г. писал своим германским приходам о том, что они теперь ставятся в «новое и менее благоприятное положение» и в то же время подчеркивал: «Однако я не сомневаюсь, что через такое положение не будет нарушен существующий во всем культурном мире закон о свободе вероисповеданий и не создастся для наших приходов необходимости насильственно, вопреки велениям совести верующих, подчинения еп. Тихону. Наши приходы остаются в своем прежнем правовом положении, сохраняя свой статус-кво...» ^б. Надежду на сохранение возможности спокойного существования выражали в своем письме от 25 мая 1936 г., пересланном в РКМ, и настоятели двух евлогианских приходов в Берлине игумен Иоанн (Шаховской) и протоиерей Л. Розанов: «В то же время общины покорнейше просят не рассматривать их дальнейшее и, надеемся, только временное пребывание в качестве подчиненных через митр. Евлогия греческому Вселенскому Константинопольскому Патриарху приходов в форме зарегистрированных объединений как признак какой-то нелояльности». Однако эти надежды оказались напрасными.

С октября 1936 г. нацистские ведомства, убедившись, что общины юрисдикции митр. Евлогия не собираются добровольно переходить в епархию еп. Тихона, стали оказывать на них сильное давление. Долгое время это не приносило желаемых режимом результатов. Прихожане евлогианских общин продемонстрировали удивительную сплоченность и в трудных условиях доказали верность своим убеждениям. До 1938 г. только один приход (в Висбадене) перешел к карловчанам, главным образом из-за изменения позиции находившегося под давлением гестапо священника П. Ада-мантова^7. На настроения евлогиан не повлияло и строительство в основном на средства фашистского государства нового собора в Берлине для карловацкой Германской епархии.

Вопрос сооружения кафедрального православного собора Воскресения Христова, который сейчас является главным храмом Среднеевропейского экзархата Московской Патриархии, вызывал и вызывает повышенное внимание. Его возведение, несомненно, было дорогостоящей пропагандистской акцией со стороны III Рейха, но она была проведена только благодаря исключительной настойчивости РКМ; другие германские ведомства в основном ограничивались пассивным соучастием, а то и выражали свое критическое отношение.

В 1925—1928 гг. в Берлине на деньги русской эмиграции было возведено здание, в котором предполагалось устроить собор, но из-за финансовых осложнений оно было продано с аукциона. Новый владелец сдал в аренду карловацкой общине ряд помещений на 3-м этаже, где и была 5 ноября 1928 г. освящена церковь. В августе 1935 г. здание приобрело профсоюзное объединение «Рабочий фронт» для страхового общества «Германское страхование жизни». Эти организации хотели снести дом, выстроив на его месте комплекс административных сооружений, и 18 декабря добились решения суда об освобождении русской общиной предоставленных ей помещений. Еп. Тихон обратился с протестами в различные инстанции и вскоре нашел поддержку в РКМ. Формально работники министерства руководствовались прежде всего внешнеполитическими соображениями, указывая, что «изображения сноса в иностранных газетах появятся, скорее всего, рядом с изображениями разрушения Советами русских церквей». Но пре-пятствование уничтожению главного храма карловчан без предоставления нового здания полностью соответствовало всей разрабатываемой долговременной стратегии РКМ в русском церковном вопросе.

18 января 1936г. состоялось межведомственное совещание, которое должно было определить судьбу православного собора в Берлине. Согласно заметке одного из участников правительственного советника Хюкеса на совещании постановили: «О сносе церкви, за который при существующем правовом положении можно было бы приняться без всяких затруднений, принимая во внимание внешнеполитические обстоятельства, в настоящий момент не может быть и речи... Во взаимодействии Рейха и Рабочего фронта за счет этих двух органов должна быть построена русская православная церковь в виде маленького деревянного храма на другом месте, однако вблизи Фербеллинер платц... Снос старого здания должен быть начат лишь после сооружения новой церкви... Постройка церкви на средства Рейха и Рабочего фронта должна быть пропагандистски использована». Таким образом, первоначально планировалось взамен сносимого построить маленькое деревянное здание, на что «Рабочий фронт» соглашался выделить 9000 марок.

Координация деятельности германских ведомств по строительству церкви была возложена на РКМ, которое вскоре пришло к идее сооружения каменного собора и приобрело для него участок земли в районе Вильмерсдорф за 12000 марок. Расходы по реализации этого проекта оценивались в 50 000, а с различными дополнительными затратами даже в 66 000 марок. Чтобы добыть такую большую сумму, РКМ 11 мая организовало еще одно межведомственное совещание. Представитель министерства заявил на нем, что его ведомство дает 15 000 марок на строительство, «Рабочий фронт» обещал 10 000, а остаток должны предоставить МИД и Министерство пропаганды. Однако представители других присутствовавших на совещании организаций, в том числе Прусское министерство финансов, отказались нести какие-либо финансовые расходы, заявив, что это дело «Рабочего фронта». В конце концов, под давлением, последний вынужден был внести 20 000 марок, 3000 выделило МИД. И все же денег не хватило, и Керл был вынужден 30 мая обратиться за выделением недостающих для образования минимально необходимой суммы 12 000 марок к рейхсканцелярии и к Гитлеру лично. При этом РКМ рассчитывало начать работы 1 июля 1936 г. и по возможности завершить их за один строительный сезон. Но 18 июня шеф канцелярии ответил, что фюрер отклонил разрешение на помощь в строительстве русской православной церкви. Сами чиновники рейхсканцелярии, как видно из их замечаний по поводу доклада Керла, тоже были настроены относительно проекта весьма критически. Таким образом, существующие версии, что Гитлер относился положительно к созданию собора и даже являлся чуть ли не его инициатором, лишены всяких оснований.

Оказавшийся в сложной ситуации Керл писал 7 августа 1936 г. министру финансов: «Так как я не имею возможности принудить Германский Рабочий фронт к более высокому вкладу...мне не остается ничего другого, как добавить недостающие 12 000 рейхсмарок из средств моего министерства»^7. Позднее, летом 1938г., счетная палата Германского Рейха при проверке счетов доходов и расходов РКМ за 1936 финансовый год напомнила Керлу, что министр финансов в своем письме от 29 августа 1936 г. указал на несоответствие поддержки строительства русского храма назначению выделенных РКМ средств. Министр церковных дел был вынужден оправдываться, приведя в ответном письме от 9 июля 1938 г. в основном все те же внешнеполитические аргументы: «Кроме того, поддержка Русской Православной Церкви, помимо прочего, благоприятно влияет на отношения Германского Рейха с юго-восточными государствами (Болгарией, Румынией, Югославией), в которых Церкви играют большую роль в политической жизни. Может быть, поддержка Русской Православной Церкви в Германии приведет эти государства в общий с Третьим рейхом антибольшевистский фронт».

После того как первоочередные средства нашлись, 31 августа 1936 г. состоялась закладка здания собора. В это время его община уже насчитывала 324 человека. Германская епархия тоже стремилась участвовать в постройке храма. В ответ на ходатайство еп. Тихона министр внутренних дел 18 февраля 1937г. известил его о разрешении сбора денежных пожертвований путем рассылки рекламных писем членам православных общин в Германии. В результате был образован «Комитет по сбору пожертвований на сооружение и украшение православного храма в Берлине» под председательством генерала В. Бискупского, которому ко 2 июня 1937 г. удалось собрать 4988 марок. Эти сборы продолжались и дальше, например, в августе 1937 г. комитет устроил в Люстгартене бенефис-концерт церковного хора. Денежными пожертвованиями также помогли Немецкая Евангелическая Церковь, королевские дома Югославии и Болгарии, в частности, сербский принц-регент в апреле 1937г. выделил 5000 марок, митрополит Варшавский Дионисий предоставил иконостас и т. д.⁷⁸ В целом же, по подсчетам автора, германские ведомства оплатили 88% общих затрат на возведение и оборудование собора, составивших почти 90 000 марок.

Храм строился около 2 лет, его торжественное освящение состоялось 12 июня 1938 г. в присутствии представителей Сербской и Болгарской Православных Церквей. Оно воспринималось, прежде всего как акт торжества православия в инославной европейской стране. Свои приветственные письма по этому случаю прислали Антиохийский Патриарх, Афинский и Кипрский архиепископы. Ко дню освящения прибыл в Берлин и председатель архиерейского Синода митр. Анастасий. 12 июня он передал представителю РКМ благодарственный адрес для Адольфа Гитлера. В заявлении для прессы Синода РПЦЗ от 26 июля 1947 г., а также в опубликованном в 1993г. письме А.Шатиловой — многолетнего секретаря карловацкого еп. Г. Граббе говорилось, что митр. Анастасий хотел направить Гитлеру нейтральный адрес с самым общим выражением благодарности, но представители приходского совета собора уже передали написанный ими текст на утверждение властям, он прошел официальную цензуру, и поменять что-либо после этого было невозможно.

К моменту освящения собора германским ведомствам не удалось добиться серьезных успехов в деле включения приходов митр. Евлогия в епархию РПЦЗ, хотя с лета 1937 г. подобные попытки значительно усилились. При этом более активную роль стали играть архиеп. Тихон и представители некоторых эмигрантских организаций, и прежде всего руководитель Управления по делам русской эмиграции в Германии В. Бискупский. В отчете В. Гаугга о встрече 12 апреля 1937 г. с архиеп. Тихоном говорилось: «Архиепископ вновь просил о том, чтобы пригласить православных священников, которые до сих пор еще относятся к юрисдикции митр. Евлогия в Париже, в министерство и побудить их подчиниться ему».

4 августа в РКМ состоялось заседание с участием настоятелей почти всех храмов Германии, находящихся в юрисдикции Западно-Европейского Экзархата Вселенского Престола, на котором был прямо поставлен вопрос об их подчинении главе карловчан. Священники единогласно заявили о своем неприятии личности...Тихона, и им предложили обсудить ситуацию с приходами и сообщить о принятом решении через 3 месяца. Узнав от о. Сергия Положенского о проведенном заседании, митр. Евлогий 12 августа написал ему: «Спаси Вас Господи и всех сущих с Вами за правильное, ясное и твердое исповедание нашего церковного положения. Конечно, мы от него не можем отказаться, мы не можем белое назвать черным и наоборот... мы никакого насилия делать не хотим и вправе ожидать, что и с нами не будет этого насилия».

Оказанный на священников нажим не принес быстрого результата. Только собрание прихожан в Лейпциге 12 сентября высказалось за переход к карловчанам, но с подчинением непосредственно Синоду, а не архиеп. Тихону, известному своей непримиримостью к евлогианам. Все остальные приходы были настроены к переходу негативно и поставили свою позицию в зависимость от решения этого вопроса совместно митр. Евлогием и Карловацким Синодом, что в тех условиях было практически невозможно.

Видя, что личность архиеп. Тихона крайне непопулярна среди духовенства и мирян юрисдикции Вселенского Престола, органы власти постепенно склонялись к мысли сделать в этом плане уступку и поставить перед архиерейским Синодом вопрос об отзыве архиерея из Германии. Они ошибочно полагали, что в случае устранения архиепископа исчезнет главное препятствие в деле объединения. В заметке чиновников РКМ от 26 октября 1937 г. говорилось: «На имевшем место 4 августа 1937г. заседании было ясно высказано, что евлогианские священники оставили бы свои канонические возражения против подчинения Церкви Собора в Срем-ских Карловцах и Германской епархии, если бы во главе епархии стоял другой архиерей, а не архиеп. Тихон. Он не пользуется у них доверием и никогда не получит его. У большинства евлогианских священников существовала личная неприязнь и враждебность к архиеп. Тихону. Между тем на отзыве архиеп. Тихона настаивала Комиссия «Про Део» (антикоминтерновское движение), и гестапо также, в отличие от прежнего, высказало теперь возражения против него».

Архиерейский Синод РПЦЗ и сам имел достаточно внутри-церковных причин для отстранения архиеп. Тихона от управления епархией. Этот вопрос уже дважды ставился на заседаниях Синода в 1933—1934 гг. и был близок к разрешению. 1 января 1938 г. архиерейский Собор, заслушав заявление Свято-Владимирского братства о невозможности мирного сотрудничества с архиепископом и обвинение последнего генералом Сахаровым в образовании смуты в берлинском приходе, постановил провести следствие по делу о нестроениях в Германской епархии.

Расследование было поручено проводить архиепископу Феофану, который с 20 января по 7 февраля находился в Берлине. В докладе владыки об итогах поездки, заслушанном на заседании Синода 24 февраля 1938 г., говорилось: «...нестроение в Германской епархии очень глубоко, настолько, что какое бы ни было вынесено решение, мир там скоро не может наступить. Высшею церковною властию уже были испробованы разные меры к прекращению там разрухи; Преосвященного Тихона поддерживали и старались укрепить его авторитет, но это не привело к благим результатам. Если, с одной стороны, архиеп. Тихон имеет и добрые качества, как-то ревность, преданность Собору и Синоду и усердие к проповедованию, то с другой — у него есть ряд отрицательных свойств, а именно: неуравновешенность, неумение подбирать сотрудников, бестактность, роняющая его достоинство, нелюбовное отношение к духовенству». В этот же день Синод постановил освободить архиеп. Тихона от управления епархией, предложив ему прибыть на жительство в Югославию. Временным же главой германских приходов сначала был назначен архиеп. Феофан, а до его повторного прибытия в Берлин — епископ Потсдамский Серафим (Ляде).

Все попытки архиеп. Тихона добиться пересмотра синодального определения ни к чему не привели. 2 июля 1938 г. он сдал управление делами по акту еп. Серафиму, а 11 июля поселился в сербском монастыре Раковица. Архиерейский Собор 29 августа отклонил апелляционную жалобу архиепископа и на освободившуюся Берлинскую кафедру назначил еп. Серафима. Его кандидатура была одобрена всеми ведомствами, в том числе гестапо, но это назначение не являлось уступкой нацистскому режиму^8. Епископ Серафим являлся естественным и оптимальным наследником архиеп. Тихона. Немец по национальности, он имел германское гражданство, пользовался уважением всей русской церковной эмиграции в III Рейхе, как карловацкой, так и евлогианской и, кроме того, обладал спокойным, взвешенным, невластолюбивым характером.

Следует отметить, что новый глава епархии в отличие от своего предшественника не проявлял стремления подчинить себе приходы митр. Евлогия и даже старался, насколько возможно, смягчить для них негативные последствия правительственной политики. Тем не менее эта политика продолжалась. Расчеты РКМ на то, что смещение архиепископа Тихона кардинально изменит ситуацию, не оправдались. В этом плане показательна беседа В. Гаугга с благочинным приходов Русского Западно-Европейского Экзархата юрисдикции Вселенского Престола в Германии архимандритом Иоанном (Шаховским) от 22 апреля 1938 г. В архивах сохранилась ее стенограмма: «Гаугг: Я хотел бы теперь узнать, как теперь, когда главное препятствие к объединению Церквей нами устранено, смотрите вы на возможность соединения. Я разумею устранение архиепископа Тихона... О. Иоанн: Насколько я знаю, архиепископ Тихон никогда не рассматривался нашим духовенством как главное препятствие. С его устранением создана психологическая возможность сослужения. Но главное препятствие остается, а именно — канонов. При отсутствии объединения архипастырей я не считаю для себя возможным самовольно вступать в Карловацкую юрисдикцию. Гаугг: Но Вы должны помнить, что мы двух Церквей не хотим иметь и не допустим. Мы признали Карловацкий Синод, это уже факт, и только из этого факта нужно исходить и с ним считаться. Ведь Вы с епископом Серафимом в хороших отношениях. И, насколько я знаю, с ним легче было бы говорить и митрополиту Евлогию. О. Иоанн: Да, с епископом Серафимом у меня хорошие отношения, и с ним возможно литургическое общение, но общая точка зрения Владыки митр. Евлогия изложена им в письме его... Гаугг: Мы не хотим непременно в отношении вас применять полицейские меры теперь, но к тому идет. Государство должно привести свой закон в жизнь».

Сам митр. Евлогий в своих письмах в РКМ и к духовенству категорически отвергал возможность перехода подчиненных ему общин в карловацкую юрисдикцию. В воспоминаниях митрополита дается эмоциональная, но во многом справедливая оценка рассматриваемых событий: «С уходом архиеп. Тихона немного расчистилась атмосфера церковной жизни в Германии: уж очень она была удушливая, насыщенная всякой неправдой, интригами и страстями... Епископ Серафим, в общем, был человек порядочный, но безвольный. Большую энергию в борьбе за карловацкую юрисдикцию проявлял стоявший тогда во главе русской эмиграции генерал Бискупский: он старался склонить оставшиеся в моем ведении приходы к переходу к «карловчанам». Немцам хотелось показать, что этот переход будет совершен добровольно... И вот тут-то и началась борьба, тяжесть которой особенно сильно легла на плечи моего духовенства. Священников призывают в Министерство культов и там всячески уговаривают с угрозами, чтобы они вместе с приходами переходили в Карловацкую юрисдикцию». Правда, еп. Серафим отнюдь не был безвольным, он постепенно сумел почти полностью отстранить В. Бискупского и других ультраконсервативных деятелей эмиграции от вмешательства в дела епархии.

Решающее значение для перехода большинства евлогианских общин в карловацкую юрисдикцию имел принятый 25 февраля 1938 г. «Закон о землевладении Русской Православной Церкви в Германии». Он был разработан чиновниками РКМ и подписан рейхсканцлером Адольфом Гитлером. Согласно закону государственная инстанция получала право распоряжаться собственностью Русской Церкви в III рейхе и на присоединенных к нему территориях: «Рейхсминистр церковных дел в связи с этим может регулировать отношения собственности на эти земельные участки, а также образ и объем пользования с правообязующей силой и разрешать конфликты из-за этой земельной собственности без использования обычного процессуального порядка».

На основании изданного закона епархии РПЦЗ были переданы в собственность здания церквей и другая, ранее находившаяся в пользовании епархии митр. Евлогия недвижимость в Баден-Бадене, Бад Эмсе, Дармштадте, Штутгарте и Висбадене. Это, несомненно, повлияло и на формальное присоединение общин. Распоряжением Керла от 5 мая 1939 г. указанный закон был распространен на Судеты и Дрезден. Евлогианская община в этом городе лишилась своей церкви и была вынуждена перейти в епархию РПЦЗ. В Судетах епархии передали 3 храма — в Карлсбаде, Мариенбаде и Франценсбаде, которые считались в юрисдикции митр. Евлогия, но не имели собственных приходов.

И все же 4 оставшиеся в Германии общины Русского Западно-Европейского Экзархата Вселенской Патриархии продолжали упорное сопротивление. В связи с этим в июле 1938 г. гестапо посчитало необходимым выслать из страны архимандрита Иоанна (Шаховского) — знаменитого православного проповедника, который был активным противником перехода в карловацкую юрисдикцию. В соответствующем письме в РКМ от 27 июля необходимость высылки обосновывалась тем, что «Иоанн, особенно в последнее время, вносит беспокойство в среду здешней русской эмиграции своими подчеркнуто дружественными евреям проповедями и высказываниями». Архимандрит Иоанна был допрошен в гестапо. Он, несомненно, отвергал расовую теорию нацизма, еще в 1934 г. опубликовав в Берлине брошюру «Иудейство и Церковь», где рассказал о несовместимости националистической религии и расизма с христианской верой. Высылке о. Иоанна помешали первые совместные богослужения, проведенные с ним 28 и 30 июля еп. Серафимом, а также очень доброжелательное по отношению к евлогианам письмо Владыки в РКМ. В результате министерство предложило гестапо наблюдать за развитием дела архим. Иоанна (Шаховского), не прибегая к высылке.

В июле—августе гестапо также планировало удалить из страны евлогианского священника в Баден-Бадене М. Шефирцу и берлинского священника Московского Патриархата Г. Прозорова. Эти планы не осуществились, но угроза была вполне реальной, так как часть паствы о. Прозорова все же выслали.

Осенью 1938 г. развернулась упорная борьба по поводу судьбы прихода в пригороде Берлина Тегеле. Эту евлогианскую общину возглавлял очень одаренный и популярный священник Сергий Положенский. Общее собрание прихожан 31 октября 1937г. уже отклонило возможность перехода к карловчанам, поэтому приходский совет на своем заседании от 10 августа 1938г. высказался против созыва нового общего собрания. Выступавший на нем благочинный архим. Иоанн ввиду давления со стороны властей подчеркнул: «Если считать, что будет принято подлинное мнение собрания, то нет сомнения, что большинство выскажется за сохранение наличного положения, за своего настоятеля... Если же мнение общего собрания все равно не будет принято во внимание, так что имущество будет передано меньшинству, то к чему же эта комедия с собранием? Если предполагается насилие, то нам достойнее потерпеть его в полной мере... Если бы даже решено было выслать нас (духовенство) из Германии, мы спокойно подчинились бы, считая, что Бог посылает нас в ту страну, куда нам пришлось бы выехать. Но принципов нашего вероучения, церковной дисциплины и совести нашей мы не можем приспосабливать к условиям и требованиям момента, к желаниям лиц, посторонних Церкви, не понимающих дела, в особенности иноверцев».

Под прямым давлением РКМ общеприходское собрание все-таки было проведено 23 октября 1938 г. Ему предшествовало состоявшееся в тот же день другое заседание прихожан с участием еп. Серафима, генерала Бискупского и представителя Антикоминтерна П. Гекке. Согласно протоколу этого заседания преосв. Серафим выступать не собирался, но затем заявил, что не хотел ехать на собрание, не желая вторгаться в чужую юрисдикцию, и пришел с открытым сердцем и без всяких задних мыслей. Далее епископ сказал, что отклонил условия объединения, предложенные архимандритом Иоанном, так как они не соответствуют закону об епархии, и зачитал свои встречные предложения, чтобы благочиние о. Иоанна присоединилось к епархии по специальному соглашению, «сохраняя свою внутреннюю целость». В заключение еп. Серафим подчеркнул, что не отказывается от дальнейших переговоров и убеждать собравшихся к переходу не будет. При этом выступавший позднее о. С. Положенский заявил о словах епископа, что «не так важно для него, чтобы все непременно входили в его юрисдикцию, важно, чтобы жить в мире и не подсиживать друг друга, не лгать и не клеветать на противоположную сторону». В последовавшем комментарии еп. Серафима отмечалось, что он все же всегда искренне желал объединения всех в одну юрисдикцию. От этих миролюбивых слов резко отличались агрессивные выступления П. Гекке и В. Бискупского. Оказанное ими от лица государственных органов давление не помогло, и из 95 голосовавших на общем собрании прихожан 58 высказались за сохранение канонического подчинения митр. Евлогию и 6 воздержались.

Тогда власти добились того, что Братство святого равноапостольного князя Владимира расторгло договор с общиной об аренде здания церкви и кладбища в Тегеле. В письме братства от 9 ноября говорилось: «Принимая во внимание новый порядок русских православных церковных отношений в Германии (изменение основы договора), как и негативное отношение некоторых членов правления к стараниям по унифицированию, мы расторгаем арендный договор от 10 ноября 1932 г. со вторым русским греко-православным приходом... к 10 февраля 1939г.» Отец С. Поло-женский протестовал против досрочного расторжения договора, но безрезультатно. Он был вынужден 20 ноября с разрешения митр. Евлогия объявить о роспуске общины и перешел служить в берлинский приход св. князя Владимира (юрисдикции митр. Евлогия), в который влилась и значительная часть его прежней паствы (к 1 декабря —41 человек). Храм же и русское кладбище в Тегеле перешли к карловчанам.

К лету 1939 г. три германских прихода — в Берлине, Данциге и Эккертсдорфе оставались верны митр. Евлогию, и надежды на изменение их позиции у властей уже не было. В своем письме в РКМ от 8 июля гестапо констатировало, что многолетние унификаторские усилия не привели к желаемому результату, и повторно предлагало выслать из страны архимандрита Иоанна, а затем и других евлогианских священников. Министерство в служебной записке от 25 июля вновь написало о нецелесообразности репрессивных мер. Оно не желало отказываться от своей долговременной стратегии и терять облик «покровителя православия». В конце концов, по тактическим соображениям РКМ было вынуждено смириться с существованием в стране общины юрисдикции митр. Евлогия и пойти на компромисс.

После оккупации германскими войсками Чехии на ее территории была образована особая область управления — протекторат, с центром в Праге. Там проживал подчиненный митр. Евлогию епископ Сергий (Королев), которому подчинялись 2 прихода — в Праге и Брно. Между ним и архиепископом Серафимом и было заключено компромиссное соглашение от 3 ноября 1939 г. Согласно его тексту 5 евлогианских общин в Германии и 2 в протекторате подчинялись викарному епископу митр. Евлогия и в то же время входили в карловацкую епархию: «Эти общины присоединяются к русской православной епархии епископа Берлинского и Германского, корпорации публичного права при соблюдении следующих условий: а) Их самостоятельность и их собственная церковная жизнь сохраняются, б) Их подчинение епископу Сергию продолжает существовать, в) Юрисдикциональная связь епископа Сергия и подчиняющегося ему духовенства и церковных общин с митрополитом Евлогием остается неприкосновенной». Архиепископ Серафим получил широкие права надзора за жизнью евлогианских приходов, которыми он, однако, почти не пользовался. Это соглашение сыграло в дальнейшем большую роль, фактически прекратив преследование евлогиан. По мере расширения нацистской агрессии количество евлогианских приходов в Германской епархии увеличилось в 5 до 13, и все они вошли в нее на основании соглашения от 3 ноября. Таким образом, нацистским ведомствам так и не удалось до конца сломить сопротивление духовенства и мирян Русского Западно-Европейского Экзархата юрисдикции Константинопольского Патриарха. Активное противостояние сравнительно небольшой группы (6000—7000 человек) и мощного репрессивного государства продолжалось более 4 лет — с середины 1935 по ноябрь 1938 гг., и в конечном счете государству пришлось существенным образом уступить.

В 1938—1939 гг. в связи с расширением территории III Рейха чиновники РКМ приступили к реализации своей идеи распространения православной Германской епархии на все контролируемые Германией территории. В рамках этой политики сначала произошло присоединение к епархии православных общин в Австрии и протекторате. Два австрийских прихода РПЦЗ — в Вене и Пяхларне перешли под управление архиеп. Серафима согласно постановлению архиерейского Синода от 31 марта 1938 г.

Особая ситуация сложилась на бывшей польской территории, занятой Вермахтом в сентябре 1939 г. Судьба православных приходов на землях, включенных в состав III Рейха и отведенных под Генерал-губернаторство, оказалась различной. Первая группа общин— 14 русских и 1 украинская в конце 1939—1940гг. добровольно вошла в состав карловацкой Германской епархии. Соответствующие ходатайства общеприходских собраний пересылались архиеп. Серафимом в РКМ, которое давало официальную санкцию на переход. В эту группу вошли общины: в Лодзи — 6200 прихожан, в Познани— 1000, в Плоцке— 1500, в Калише — в русской общине 1200 и в украинской 300, в Сосновицах— 1500, в Сувалках—1200, в Станиславово—1000, в Александрово — 450, в Бромберге — 400, в Торне — 400, в Леслау, Грауденце, Готенхафене и Гренцхаузене вместе — чуть более. В 1941 г. в рамках карловацкой епархии было создано еще 5 украинских общин — в Познани, Торне, Кутно, Лодзи и Сосновицах. Общее число верующих составляло около 15 000, но имело заметную тенденцию к росту.

В 1930-е годы со стороны польского государства Православная Церковь подвергалась ожесточенным преследованиям, сотни храмов были уничтожены или закрыты. Поэтому архиепископ Серафим и направленный им в Лодзь викарный епископ Тегельский Василий (Павловский), много сделали для налаживания церковной жизни, помогали приходам в разрешении хозяйственных вопросов, защищали от произвола местных оккупационных властей. Так, в Сосновицах из двух русских церквей одна была закрыта поляками, а другая была взорвана в 1938 г. Уцелевший от разрушения храм святых Веры, Надежды и Любови был возвращен православным немецкой администрацией, и архиеп. Серафим 27 октября 1939г. переосвятил его. Активная миссионерская деятельность еп. Василия даже вызвала негативную реакцию нацистских ведомств. 13 сентября 1940 г. он был вызван на допрос в гестапо, а 29 сентября в РКМ поступил донос, что владыка вместе со священником П. Струк-Струковым крестил по православному обряду в Лодзи 100 поляков. Все крещеные получали от Русского комитета свидетельства, и русские священнослужители якобы «считали, что полякам, которые также являются славянами, необходимо помочь, и что скоро Польша объединится с Россией». Владыке пришлось писать объяснительную, в которой он указывал, что почти все из 56 человек, воссоединенных им с Православной Церковью, были русские, которые ранее под давлением польских властей перешли в католицизм ⁰°. В конце концов конфликт был урегулирован. В начале 1941 г. по ходатайству архиеп. Серафима РКМ выделило из своих средств дотацию в 20 000 марок на нужды вошедших в состав карловацкой епархии бывших польских приходов, восстановление разрушенных православных церквей, помощь нуждающимся священникам и т. п.

В сентябре 1940г. бывшему главе автокефальной Польской Православной Церкви митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединскому) удалось вернуться к церковному руководству. Он пользовался поддержкой некоторых германских ведомств, прежде всего генерал-губернатора Франка и МИД. Весной 1941 г. митрополит попытался восстановить свою власть над приходами, вошедшими в состав Германской епархии РПЦЗ. 18 марта группа церковных дел при правительстве генерал-губернатора написала в РКМ о необходимости практического осуществления юрисдикции митр. Дионисия над 15 общинами, территориально отошедшими к Германии, и запросила мнение министерства о том, каким образом это лучше сделать — через назначение викарного епископа или декана. Ответ РКМ от 29 марта гласил, что все предложенное неосуществимо, так как указанные общины уже перешли в юрисдикцию архиеп. Серафима и больше не подчиняются митр. Дионисию. Для подкрепления своего недостаточного авторитета чиновники министерства сослались на согласие с этим переходом рейхсфюрера СС Гиммлера. Следует отметить, что в марте 1941 г. в РКМ обратился ряд бывших польских православных общин (в Соснови-цах, Лодзи и т. д.) с просьбой оставить их в составе епархии архиеп. Серафима. Первый отказ не остановил правительство генерал-губернатора, и 17 апреля оно повторно предложило пересмотреть этот вопрос, ссылаясь на канонические права митр. Дионисия. 13 мая 1941 г. и сам митрополит написал в РКМ, настаивая на том, что именно он должен управлять 15 отошедшими общинами. Но в конце концов министерству удалось отбиться от этих претензий, и 23 июня оно прислало в правительство генерал-губернатора окончательный отказ.

Архиепископ Серафим стремился оказать помощь и священникам-беженцам из бывших польских и румынских областей Украины, занятых советскими войсками. 6 декабря 1940 г. Он известил архиерейский Синод РПЦЗ, что таких православных священников скопилось в Германской епархии свыше 80 и их материальное положение крайне тяжело. Архиепископ просил устроить для них сбор пожертвований в Югославии и известить о ситуации Сербского патриарха. Глава Сербской Церкви откликнулся на просьбу и 21 декабря сообщил о своем желании оказать помощь и добиться разрешения на въезд в Югославию части священников. 8 мая 1941 г. архиеп. Серафим обратился в РКМ с ходатайством о срочной поддержке переселившихся из Буковины и бедствующих православных. Эта просьба также оказалась успешной, и согласно ответу министерства от 18 июля 1941 г. определенные пенсионные выплаты были выделены.

Для деятельности архиеп. Серафима было характерно и стремление всячески смягчить национальные конфликты, в частности пойти на определенный компромисс с оказавшимися на территории его епархии украинскими православными священниками и мирянами. Этому мешали различные обстоятельства, в том числе постановление карловацкого архиерейского Собора 1938 г. о введении обязательного поминовения российского царствующего дома во всех храмах РПЦЗ. Эта, по сути, политическая акция, несомненно, являлась ошибкой. В письме митр. Анастасию от 9 января 1939 г. архиеп. Серафим с горечью сообщал: «Постановление Архиерейского Собора оттолкнуло от нас прежде всего всех украинцев, включая приверженцев бывш. гетмана П. Скоропадского, который раньше посещал наш Берлинский кафедральный собор, а теперь отошел от нас... Переговоры, которые я вел с украинцами, готовыми признать меня, пришлось прекратить, так как они не согласны поминать российский царственный дом. Все богослужебные постановления последнего Архиерейского Собора осуществлены в наших церквах в Германии, поэтому наша епархия в Германии фактически русская православная епархия». Особенно остро эта проблема встала в конце 1939г., после присоединения приходов бывшей Польской Православной Церкви. В дальнейшем обязательное поминовение дома Романовых было отменено, и, как ярко показало епархиальное собрание в январе 1942 г., удалось найти действенный компромисс с украинскими общинами.

Планы РКМ относительно дальнейшего расширения Германской епархии осуществились лишь частично — в Бельгии, Люксембурге, Лотарингии, а позднее в Словакии и Венгрии. Другие нацистские ведомства все более и более явно выступали против них и в конце концов сделали невозможным осуществление стратегической линии министерства на создание в Германии одного из влиятельных центров православного мира. В этом смысле показательна неудачная попытка создать в III рейхе православный Богословский институт.

Первоначально наибольшую активность в данном вопросе проявляла Германская комиссия «Про Део». Еще в ноябре 1935 г. она выдвинула предложение об организации подобного института в целях противодействия большевизму и распространения влияния Германии в балканском регионе. 21 августа 1936 г., после государственного признания Германской карловацкой епархии, комиссия снова обратилась с той же идеей к различным ведомствам, утверждая, что новое учебное заведение станет противовесом парижскому православному Богословскому институту св. Сергия, который якобы денежно поддерживают евреи и масоны. Но в тот период только МИД поддержало ходатайство комиссии «Про Део», написав 25 августа министру пропаганды, что «это предложение очень заслуживает внимания по пропагандистским соображениям».

Вопрос снова приобрел актуальность через два года. Теперь инициатором выступил крупнейший германский специалист в области изучения Православных Церквей — директор Восточно-Европейского института в Бреслау профессор Ганс Кох. 10 октября 1938 г. он написал в РКМ, что открытие в III рейхе Богословской православной академии имело бы очень благоприятное психологическое воздействие в связи с попыткой Англиканской Церкви завязать связи с Восточными. Руководителем академии Кох предлагал назначить православного профессора из Кенигсберга Н. Арсеньева. В этом письме англичане явно рассматривались как противники в борьбе на «церковном фронте». Предложение Коха встретило в РКМ положительную реакцию. В. Гаугг в своей заметке от 24 ноября уже анализировал возможности практического осуществления идеи и пришел к выводу, что в Бреслау институт создать было бы легче, чем в Вене.

Вскоре РКМ удалось убедить министра народного образования в необходимости учреждения института православной теологии при Бреславском университете. Последний запросил санкции у Партийной канцелярии, указав на культурно-политическое значение такого предприятия, в котором православные богословы балканских стран «наполнялись бы немецкой культурой и дружбой к рейху». Но решающая инстанция — заместитель фюрера по партии рейхсминистр Гесс ответил 13 января 1939 г. в целом негативно: «С учреждением государственного института православной теологии я не могу согласиться... Я глубоко убежден, что было бы возможно углублять и расширять германское культурно-политическое влияние на Балканах другим путем. Против допущения частного института православной теологии особых возражений не имеется».

В РКМ увидели в последней фразе этого ответа возможность в завуалированной форме осуществлять создание запланированного института, который в принципе нельзя было бы назвать частным. 26 января министерство сообщило Гессу, что предусматривается учредить не государственный, а свободный православный институт, но при Восточно-Европейском институте в Бреслау, который бы оказывал помощь в организации учебного процесса. В качестве преподавателей намечались епископы Германской карловацкой епархии Серафим, Василий, профессора Арсеньев, Кох и др. При этом, вероятно, подразумевалась и финансовая поддержка государства, так как РПЦЗ не имела достаточных средств на подобное дорогостоящее предприятие.

Карловацкий Синод в свою очередь, исходя из своих целей, отнюдь не совпадающих с германскими, также планировал создание учебного заведения на территории III Рейха. С этой целью в ноябре 1938 г. в Берлин был переведен служить магистр богословия архим. Василий (Павловский), бывший декан Богословского факультета института св. Владимира в Харбине. Вскоре состоялась его хиротония во епископа Тегельского. 17 января 1939 г. еп. Василий представил в РКМ разработанный им устав православного теологического факультета при Восточно-Европейском институте в Бреслау. В планировании организационной и учебной деятельности преосвященный руководствовался уставами российских духовных академий. Деканом факультета должен был стать представитель православного духовенства, предусматривалось также 12 профессоров и 3 лектора, срок обучения намечался 4-летний, языком преподавания — русский. Ряд положений проекта устава, в частности русский, а не немецкий язык преподавания, вызвали критические замечания Коха, которые он изложил в письме РКМ от 23 января 1939 г. Гаугг в основном согласился с ними и 2 февраля сообщил профессору о мнении Гесса, указав, что в ближайшее время единственно возможным практическим решением является создание свободного учебного заведения в помещениях Восточно-Европейского института. В этом плане надежда еще оставалась, и Гаугг предложил Коху продолжить работу над уставом.

Но 20 июня 1939 г. в РКМ поступило письмо министра народного образования. В нем со ссылкой на позицию Гесса говорилось, что министерство не в состоянии содействовать организации православного Богословского института, и содержался отказ предоставить для него государственные помещения ^мо. Так завершились все планы, связанные с Бреслау.

С осени 1939 г. РКМ, используя поддержку МИД, вновь стало предпринимать попытки открыть Богословский институт, на этот раз в Берлине. Он должен был заменить прекративший существование после оккупации Польши православный факультет Варшавского университета. Институт задумывался как рейхсштифтунг (имперский фонд — образовательное учреждение, финансируемое государством), и министерство было готово выделить на его организацию и работу в течение первого года 40 000 марок. Эта история подробно описана в книге А. К. Никитина ". Процесс создания института остановился на стадии подготовки. Причиной опять стала позиция Партийной канцелярии. После начала войны с СССР в августе 1941 г. она вообще поставила вопрос о целесообразности поддержки Православной Церкви из средств РКМ (например, в 1940 г. министерство выделило на ремонт русских храмов в Бад Эмсе и Висбадене 3500 марок) "^. В ответе Керл упомянул среди мероприятий, связанных с поддержкой православных, о подготовке православного учебного заведения в Берлине и запросил одобрения своих действий. Чиновники РКМ еще не считали дело полностью потерянным. 3 сентября 1941 г. д-р Стан так отвечал на соответствующий запрос МИД: «Из-за войны с Сербией и сейчас с Россией дело было сперва несколько отодвинуто на задний план; также вследствие ведения войны вопрос приобретения подходящих институтских помещений и сейчас еще представляет трудность. Однако я надеюсь, что в скором времени могут последовать другие сообщения».

Через 3 месяца работники МИД окончательно прояснили для себя ситуацию в партийных инстанциях. В соответствующей пометке говорилось: «Согласно переговорам с доктором Крюгером от.1.1941 это дело пока не должно разрабатываться дальше».

Ответ же Партийной канцелярии в РКМ пришел только в июне 1942 г.: «Вопрос организации подобного учебного заведения снят с повестки дня военными событиями последнего года на Балканах... Конечно, при определенных условиях именно благодаря православному учебному заведению в Берлине мог бы быть создан центр для совместной работы различных Церквей Балкан, однако следует добиваться не столько единства, сколько гораздо большей степени раздробленности Православной Церкви».

То, что именно позиция Партийной канцелярии являлась главной причиной неудачи всех попыток создания высшего православного учебного заведения, говорил в своем докладе на епархиальном собрании 1946 г. митр. Серафим (Ляде): «Прежде всего, центральное руководство НСДАП не допустило открытия Высшего Богословского факультета в Бреслау, несмотря на то, что все подготовительные работы были закончены. Затем оно провалило план открытия Богословского института в Тегеле, несмотря на то, что церковное министерство дало благоприятное заключение»^.

Негативное отношение важнейших нацистских ведомств к линии РКМ с конца 1930-х гг. ясно проявлялось и в других делах. Так, например, в 1940 г. был подготовлен устав Совещания православных епископов Великогерманского Рейха. Эта организация должна была объединять архиереев всех присоединенных к Германии территорий, заседания ее планировалось проводить дважды в год под председательством архиепископа в Берлине "^. РКМ одобрило устав, но совещание так и не было создано. Накануне войны с СССР заметно ухудшилось и общее отношение к жившему в Германии русскому духовенству. По свидетельству ар-хим. Иоанна в это время был официально закрыт его чисто религиозный миссионерский бюллетень «За Церковь», а сам он исключен из профессионального союза прессы. Наиболее же ярко эти перемены проявились на территории Генерал-губернаторства, о чем будет рассказано далее.