Психотерапія сім’ї яка має новонароджену дитину.

Грамотная дородовая психопрофилактическая, а при необходимости и психо­терапевтическая работа с семьей, ожидающей ребенка, позволяют предупредить нарушения жизнедеятельности семьи, а также нервно-психические нарушения у ее членов, включая новорожденного. Не менее важно способствовать адаптации новорожденного к условиям постнатального существования и его интеграции в семейную систему. За несколько дней до родов в крови женщины возрастает уровень адреналина и норадреналина, подготавливающих организмы будущей матери и ребенка к стрессовым воздействиям. Ее психологическое состояние и готов­ность к родам, знания о том, что будет происходить с ней и что она должна делать, в большой мере влияют на успешность родоразрешения. После родов, разъедине­ния матери и ребенка начинается процесс адаптации малыша к новым условиям, проходящий три стадии:

—стадия протеста;

—стадия отчаяния;

—стадия отрешенности.

В родах ребенок получает острую психологическую травму. Как уже говори­лось, при неправильном отношении к ребенку в родах и в раннем постнатальном периоде, он может попасть в хроническую психотравмирующую ситуацию, а это чревато различными нарушениями и отклонениями в его развитии.

Практически уже закончились дискуссии по поводу того, как поступать с ново­рожденным. Доказано, что уровень его базальной тревоги будет снижаться, если сразу после появления на свет его не разлучат с матерью, а приложат к ее груди. Помощь семье, имеющей новорожденного, в англоязычной литературе полу­чила название «раннее вмешательство».После выписки из ро­дильного дома важной психотерапевтической задачей часто является помощь в четком распределении между членами семьи новых функциональных обязанно­стей, возникших в связи с рождением ребенка. Чем гармоничнее отношения меж­ду отцом и матерью, тем лучше будет адаптироваться ребенок к новым для него условиям, тем лучше он будет развиваться. Для детей, имеющих родовую травму, это особенно важно. Чем больше проблем у родителей, тем вероятнее, что их кон­фликты будут проецироваться на ребенка и формировать у него нервно-психи­ческие и соматические расстройства. Наблюдения перинатального психотерапев­та за общением младенца с родителями позволяет оценить синхронность и оче­редность их действий в процессе игры, адекватность вызываемых ею эмоций. Клиническая оценка результатов наблюдений, даваемая врачом, может обладать психотерапевтическим воздействием, так как помогает родителям и ребенку луч­ше понимать друг друга, структурировать коммуникацию, налаживает ранний диалог.

С. Фрайбергом была разработана модель долговременной перинатальной пси­хотерапии. В ее основе лежала гипотеза, согласно которой на отношения родите­лей с младенцем влияют их неосознаваемые фантазии, связанные с прошлым опы­том. Вначале в процессе еженедельных часовых наблюдений за общением младен­ца с родителями осуществлялась предварительная оценка происходящего. Далее анализировалось, что в этом общении является результатом трансформаций соб­ственных ранних объектных отношений родителей.

Один из основоположников психотерапии новорожденного и его родителей — замечательный французский детский психиатр С. Лебовиси. Им была разработа­на модель кратковременной (менее 12 сессий) перинатальной психотерапии. Он записывал свои беседы с родителями новорожденного в его присутствии на видеопленку, а потом вместе с ними и своими коллегами просматривал ее. Микро­анализ этих документов нередко помогал объяснить многое из прошлого пациен­тов. Обращалось внимание на то, как мать или отец держали ребенка, смотрели на него, перекладывали, передавали его друг другу. С. Лебовиси подчеркивал, что важно не давать родителям смотреть фильм в отсутствии врача. Им следует помо­гать, особенно потому, что порой они могут обнаружить очень тяжелые для себя вещи.

Например, мать одной из его маленьких пациенток сказала, увидев себя: «В тот период я была не матерью, я была учительницей». То есть она упрекала себя в том, что не была достаточно любящей мамой. С. Лебовиси так комментирует это: «Ма­мой она станет уже на третьей, и последней, консультации, пусть виноватой, но мамой. Она осознает это превращение, вначале происходившее неосознанно, лишь на последней консультации. Очень важно, когда родители могут сказать это при ребенке и враче, после того как он вместе с ними проанализирует видеофильм».

В другом случае, который приводит С. Лебовиси, пятимесячный мальчик Матье, отказывающийся идти на руки к матери, наконец, соглашается, чтобы она взя­ла его, после того как психотерапевт говорит ему о том, какой он красивый, и гла­дит по головке. Вот как комментирует это психотерапевт.

После того как я просмотрел этот эпизод раз пятьдесят, я заметил, что секундой спустя мать поворачивает ребенка ко мне, чтобы я, с ее согласия, продолжал ласкать его. Этим она говорит мне: «Будьте отцом, ведь мой муж ничего не делает, будьте его отцом». Жест этот едва заметен, она поворачивает ребенка лицом ко мне и словно говорит: «Действуйте, я даю вам право действовать». Раньше она не давала мне этого права. Муж спокойно сидит, глядя на эту сцену, а потом скажет: «Хорошо, что ему нравится с ней танцевать, потому что я танце­вать не люблю...». В случае, о котором я рассказал, ребенок и мама растрогали меня. Я хочу облегчить страдания этой женщины, обвиняющей себя в том, что убила дочь, а теперь по отношению к сыну она винит себя в том, что опасна и для него. Ребенок чувствует это и на­прягается. Моя реакция сводится к немногому, я просто говорю: «Ты красивый мальчик», гладя его по головке. Я устраняюсь, когда его мама приемлет позицию матери. Именно моя эмпатия, мое отношение к ребенку и его матери дают малышу возможность воздействовать на мать, заставляют меня воздействовать на нее, причем эмпатия влияет таким образом, что мать побуждает меня к действию. Я смог осуществить это лишь тогда, когда между ними воз­никло согласие об отведенной мне роли. Эмпатия — это глубокое ощущение, заставившее меня действовать, замещая отца. Потом я, видимо, должен был бы утешить отца в том, что он не отец, чем я занимался, без сомнения, недостаточно; но, во всяком случае, я сделал так, чтобы мать и ребенок примирились друг с другом. Я защищаю взаимоотношения между ма­терью и младенцем, создавая между ними эффективное отношение и поддерживая его в тот момент, когда мать чувствует, что я словно мать для нее самой. Естественно, этот жест влек за собой всю перспективу передачи от поколения к поколению. Не надо забывать, что отец говорил: «Я не мужчина, потому что я всего лишь жандарм». А мать рассказывала: «Когда я сказала своей матери, что беременна, она ответила: "Я ухожу от твоего отца, он алкоголик"». То есть мужчины в этой семье были полностью обесценены. Мне потребовалось восстано­вить отцовскую линию, сказав: «Мадам, вы мать прекрасного малыша». Это было заверше­нием моего длительного интуитивного поиска, в ходе которого я постепенно сформулировал мысль о том, что в отношениях между матерью и ребенком мне необходимо действовать в качестве положительного мужчины.

В отличие от психодинамических моделей перинатальной психотерапии С. Фрайберга и С. Лебовиси, методика «Тренировка взаимодействия», предло­женная Т. М. Филдом, основывается на бихевиористском подходе. Основной целью психотерапевта при этом является изменение поведения матери путем предоставления ей достоверной информации о возможностях ребенка, позитивного подкрепления ее адекватных действий.