Попытки выработать закон о печати. Положение о Главлите 1922 г. «Педагогический уклон» цензуры. Практика Главлита. «Техническая» помощь НКВД.

Нэп заставил Советскую власть по-новому посмотреть на правовое положение печати и журналистов. Именно в их среде будировалась мысль о законе печати. Уже в программе журнала «Печать и революция» (1921, № 2; выходил в 1921–1930 гг.) был заявлен раздел «Законодательство о печати». 30 декабря 1922 г. совещание заведующих агитпропотделами в резолюции «Очередные вопросы печати» высказалось за «ускорение издания основного закона о печати». В числе «Наших основных вопросов» – так называлась программная статья «Журналиста» (1923, № 3, январь) – руководители Союза работников печати называли и необходимость регламентации прав и обязанностей журналистов.

«Преследования работников нашей печати продолжаются, – отмечается в статье. – В дни, когда вторично рассматривалось дело убийц т. Спиридонова, в Кинешме от рук убийц пал т. Иевлев – корреспондент местной газеты. «Административные воздействия» на корреспондентов стали почти бытовым явлением». С другой стороны, сами журналисты нередко допускали злоупотребления печатным словом. «Перед судом Советской республики должны отвечать не только посягающие на свободу рабочей печати, но и злоупотребляющие этой свободой». Далее «Журналист» сообщал: «По инициативе подотдела печати ЦК РКП Советом народных комиссаров образована комиссия по выработке основного закона о печати, борьба с покушениями на права печати переносится на почву закона. Став на эту почву, проявив необходимую энергию и инициативу, мы сможем дать решительный отпор наступающей на печать бюрократии, наша печать должна будет эти права сделать незыблемыми». Из последующей хроники «Журналиста» узнаем о составе комиссии и некоторых других подробностях: «Основной закон о печати. Согласно постановлению ЦБ (Центральное бюро секции работников печати. – Г.Ж.)о современных задачах советско-партийной печати, а также в целях реализации всех партийных постановлений, направленных в защиту печати, в порядке советского законодательства, подотдел печати ЦК РКП возбудил ходатайство о выработке основного закона о печати. Совнарком организовал для этой цели комиссию под председательством тов. Стучки и в составе тт. Вардина, Ингулова, Сосновского, Лебедева-Полянского, Равич и др., которая уже приступила к работе». Затем в отчете Агитпропотдела ЦК (15 ноября 1922 – 15 января 1923 г.) сообщалось, что «комиссия под председательством т. Стучки занята постатейной разработкой основного закона о печати». К сожалению, усилия комиссии на том этапе не получили поддержку, поскольку появление закона явно могло ограничить влияние партийных структур на журналистику.

Правовые, юридические проблемы в области журналистики стали решаться иными путями. Как замечает С.И. Сахаров, составитель одного из первых сборников «Законы о печати» (1923), «в связи с изменениями, которые произошли в положении издательского дела и торговли произведениями печати при новой экономической политике, предоставившей известную свободу частной инициативе в этой области, был издан ряд законов и постановлений, составивших действующую в настоящее время систему ограничительных мер и надзора за печатью». Она включала:

1) разрешительный порядок возникновения периодических изданий и книжных издательств,

2) предварительную цензуру,

3) цензуру зрелищ,

4) составление списков произведений, запрещенных к обращению,

5) меры контроля над полиграфической промышленностью,

6) ведомственный надзор в отдельных областях издательского дела (надзор Наркомюста за частными изданиями законов, Наркомнаца за изданиями на языках национальных меньшинств, Реввоенсовета за изданиями военной литературы),

7) государственные монополии: на издание произведений классических авторов, на издание учебных пособий, на первое издание архивов умерших русских писателей,

8) меры карательные, которые могут быть наложены за преступления печати по суду, и, наконец,

9) обязательную регистрацию всех выходящих произведений печати в целях библиографических.

Система ограничительных мер и надзора за печатью получила воплощение в деятельности Главлита, созданного при ближайшем участии А.В. Луначарского. Она регламентировалась и определялась декретом Совнаркома от 6 июня 1922 г. «Положение о Главном управлении по делам литературы и издательств».Его содержание показывает, что социалистические идеалы свободы слова рассыпались в прах под ударами действительности. В первом же параграфе документа открыто идет речь о цензуре: «В целях объединения всех видов цензуры печатных произведений учреждается Главное управление по делам литературы и издательств при Наркомате просвещения и местные органы – при губернских отделах народного образования».

Вслед за этим документом последует ряд новых. В связи с тем, что они малодоступны современному читателю и в то же время хорошо раскрывают эволюцию советской цензуры, остановимся на них несколько подробнее. Среди множества таких документов надо выделить три основных, программных: вышеназванный документ с его разъяснением – инструкцией Главлита от 2 декабря 1922 г. «Права и обязанности Главлита и его местных органов»; «Положение о Народном комиссариате просвещения РСФСР» – декрет ВЦИК и Совнаркома от 5 октября 1925 г.; «Положение о Главном управлении по делам литературы и издательств РСФСР и его местных органах» – постановление СНК от 6 июня 1931 г. Обращает на себя внимание стилистическая окраска этих документов.

§ 20 «Положения о Наркомпросе»

«Главное управление по делам литературы и издательств объединяет все виды политически-идеологического просмотра печатных произведений и зрелищ, действует на основе особого положения...»

§ 1 «Положения о Главлите»

«Для осуществления всех видов политико-идеологического, военного и экономического контроля за предназначенными к опубликованию или распространению произведениями печати, рукописями, снимками, картинами и т.п., а также за радиовещанием, лекциями и выставками, в составе Наркомпроса РСФСР образуется Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит)».

В этих формулировках закреплен опыт советской цензуры и дух времени. Судя по последней, цензуры якобы и нет, а есть контроль, но на самом деле речь идет о всесторонней, целенаправленной цензуре.

Историки книгоиздательства нашей страны рассматривают декрет 1922 г. как один из наиболее важных документов «создания системы правового регулирования» в области книгоиздательства: «Декрет Совнаркома о создании Главлита придал форму закона одной из жизненных функций государства победившей пролетарской революции, которое не может существовать, не оградив себя от злоупотребления печатным словом, от злонамеренных попыток использовать его для дезориентации широких масс, сделать из книги орудие в руках контрреволюционных элементов».

Период 1922–1924 гг. можно рассматривать как время обоснования необходимости цензуры в новых сложившихся тогда условиях, время организации Главлита и его структуры, выявления круга его задач, специфики деятельности, его возможностей, установления связей с местами. Главлит еще стремится раскрыть, растолковать свою политику. В обращении «Товарищи!», разосланном на места, руководители Главлита пытаются объяснить необходимость цензуры в молодом Советском государстве «своеобразными условиями пролетарской диктатуры в России», новой экономической политикой, создающей «благоприятную атмосферу для выступления против нас в печати», «наличием значительных групп эмиграции», которые при нэпе усиливают «материальные ресурсы у наших противников внутри Республики». Вот почему «цензура является для нас орудием противодействия растлевающему влиянию буржуазной идеологии. Главлит, организованный по инициативе ЦК РКП, имеет своей основной задачей осуществить такую цензурную политику, которая в данных условиях является наиболее уместной». Руководители Главлита видят «два пути» этой политики: 1) «администрирование и цензурное преследование», 2) «умелое идеологическое давление». В обращении приводятся и меры воздействия. В первом случае – закрытие газет и журналов, издательств; сокращение тиражей, штраф и суд над ответственными лицами. Во втором – переговоры с редакцией, введение в нее «подходящих лиц, изъятие наиболее неприемлемых». Среди первых циркуляров Главлита есть даже такой, как «О существовании разных видов цензуры».

Декрет 1922 г. предоставлял Главлиту широкие возможности. В нем были сформулированы общие принципы, которыми должен был руководствоваться Главлит при запрещении издания или распространении произведений:

1) агитация против Советской власти,

2) разглашение военной тайны республики,

3) возбуждение общественного мнения путем сообщения ложных сведений,

4) возбуждение националистического и религиозного фанатизма,

5) носящих порнографический характер.

Партийная элита и некоторые научные издания (органы печати Коминтерна, ЦК РКП(б), губкомов, издания Госиздата, «Известия ВЦИК», научные труды Академии наук) освобождались от всякой цензуры, кроме военной. Уже в это время, как и в царской России, в стране было два основных вида цензуры: до 1917 г. – светская, государственная и духовная, церковная, после 1917 г., помимо государственной цензуры, была и партийная. И в тот и в другой исторический период представляет большой интерес для понимания характера цензурного режима процесс взаимодействия и взаимовлияния этих видов цензуры.

Первый начальник Главлита П.И. Лебедев-Полянский в докладной записке в Оргбюро ЦК ВКП(б) 22 марта 1927 г., обобщая 5-летний опыт деятельности возглавляемого им учреждения, замечает о том, что в «Положении» 1922 г. принципы деятельности Главлита не были по разным причинам, в том числе и политическим, развернуты. Практика потребовала их детализации. В результате совместной работы партии и цензурных органов был создан документ, рассмотренный в ряде различных комиссий и вышедший в качестве инструкции Политбюро ЦК РКП (б) «О мерах воздействия на книжный рынок», имеющий важное значение для понимания представлений того времени о цензуре вообще и характере деятельности Главлита в частности. В цензурной политике рекомендовалось учитывать «не только политические соображения, но и экономические и педагогические», «приспособляя частные издательства к нуждам государства и не допуская издательств, преследующих одну наживу».

В одном из документов Политбюро ЦК партии 1923 г. так разъясняется характер цензуры: «цензура наша должна иметь педагогический уклон», дифференцируя авторов, особое внимание уделяя тем, которые «развиваются в революционном направлении». Предлагалось «предварительно свести автора с товарищем, который действительно сможет разъяснить ему реакционные элементы его произведения». Эти партийные указания – начало сращения цензуры с редактурой произведений, что и произойдет в скором будущем. Вспомним, что в далеком прошлом в регламентах духовной цензуры содержались указания по редактированию рукописей: «Обязанность духовной цензуры состоит не в том лишь, чтобы – по примеру гражданской – делать простое одобрение или неодобрение сочинения к печатанию, но в том, чтобы делать им рецензию или строгое пересматривание и исправление».

По инструкции Политбюро ЦК партии вся книжная продукция дифференцировалась по определенным направлениям и цензура должна была к каждому из них предъявлять особые требования. В художественной литературе, произведениях по вопросам искусства, театра и музыки запрещались книги, сценарии и пр., «направленные против советского строительства», «поток бульварщины». Однако могли быть исключения для «изданий легкого жанра, которые способствуют распространению советского влияния на широкую мещанскую массу».

Произведения по философии, социологии, естествознанию «ярко идеалистического направления», рассчитанные на большую аудиторию, до нее не допускались. Здесь исключение составляли труды классиков и работы научного характера при условии, «если они не могут заменить собою учебники, пособия или служить для самообразования». По вопросам естествознания цензоры имели возможность разрешать «узко-научные произведения» для специалистов. На экономическую литературу антимарксистского направления было наложено табу. Можно было пропускать такого рода работы лишь в ограниченном тираже, имеющие научное и практическое значение.

Из религиозной литературы разрешалась «к печатанию только литература богослужебного характера», причем это касалось всех вероучений, сект и направлений. Наконец, особо строгое отношение проявлялось к произведениям, предназначенным подрастающим поколениям: разрешались к изданию произведения, лишь способствующие «коммунистическому воспитанию».

Таковы принципы и установки, на которых строилась политика советской цензуры периода нэпа (1921–1927 гг.). Начальник Главлита П.И. Лебедев-Полянский справедливо считал работу своего учреждения исключительно трудной: «Приходилось все время ходить по лезвию бритвы. Сохраняя равновесие, невольно уклоняешься то в одну, то в другую сторону и, естественно, получаешь удары и с той и с другой стороны. Все время печатно и устно упрекали в неразумной жестокости, эта обстановка вынуждала Главлит иногда быть мягче, чем он находил нужным. Но в общем он стоял на позиции, не нарушая культурных интересов страны, не принимая внешне свирепого вида, не допуская того, что мешало бы советскому и партийному строительству. В практическом проведении этой линии Главлит считал лучше что-либо лишнее и сомнительное задержать, чем непредвиденно допустить какой-либо прорыв со стороны враждебной стихии». Факты истории того периода в основном подтверждают это мнение специалиста по цензуре.

Более полно содержание деятельности Главлита регламентирует его же инструкция от 2 декабря 1922 г. – «Права и функции Главлита и его местных органов». Главлит брал на себя широкие полномочия по наведению порядка в социально-политической жизни общества: «недопущение к печати сведений, не подлежащих оглашению (государственная тайна), статей, носящих явно враждебный к Коммунистической партии и Советской власти характер», произведений «враждебной нам идеологии в основных вопросах (общественности, религии, экономики, в национальном вопросе, области искусства и т.д.)», бульварной прессы, порнографии, недобросовестной рекламы и др.; изъятие из статей «наиболее острых мест (фактов, цифр, характеристик), компрометирующих Советскую власть и Коммунистическую партию»; приостановка отдельного издания, сокращение тиража, закрытие издательства «при наличии явно преступной деятельности, предавая ответственных руководителей суду или передавая дело в местное ГПУ». В этой инструкции, кроме того, был параграф 9, показывающий тесную связь Главлита с НКВД, политические органы которого оказывают «техническую помощь (!) в деле наблюдения за распространением печати, за типографиями, книжной торговлей, вывозом и ввозом печатных произведений из-за границы и за пределы Республики...».

Политическая цензура в России исторически обычно шла рука об руку с Министерством внутренних дел, затем ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД и т.п. В этом плане от волостного милиционера и участкового надзирателя до руководства НКВД – все оказывали «техническую помощь» советской цензуре: следили, чтобы не были преданы гласности запрещенные произведения журналистики, литературы, искусства, рекламы (инструкция НКВД участковому надзирателю от 17 ноября 1923 г., волостному милиционеру от 12 января 1924 г. и др.). По «Положению о Главлите» один из трех руководителей его назначался по согласованию с ГПУ. Кроме того, по декрету ВЦИК и СНК «О переводе всех органов печати на начала хозяйственного расчета» от 24 февраля 1922 г. НКВД стал держателем субсидий для покрытия дефицита по изданию периодики, а это была самая массовая журналистика: местные газеты, крестьянские издания, национальная пресса. Местный исполком обращался в Управление периодической печатью, а то делало представление НКВД. В связи с этим встает вопрос: использовался ли данный фонд для давления на определенные редакции и издательства?

Но уже в этот начальный период деятельность Главлита тесно стыкуется с работой ГПУ, о чем ярко свидетельствует «Отчет Петрогублита за 1923–1924 гг.». В нем откровенно заявляется: «ГПУ, в частности, Политконтроль ГПУ, этот орган, с которым Гублиту больше всего и чаще всего приходится иметь дело и держать самый тесный контакт, Политконтроль осуществляет последующий контроль изданий, предварительно разрешенных Гублитом, и привлекает всех нарушителей закона и правил по цензуре». Такая комбинация аппарата ГПУ и Главлита позволяла на практике подвергать всю печатную продукцию предварительной и последующей, карательной цензуре. Гублит в своем документе признается, что ему «как учреждению расшифрованному» приходится выполнять ряд функций, относящихся к ведению Политконтроля ГПУ, выполняя его прямые указания «в целях конспирации». Все копии отзывов о запрещенных изданиях отсылаются в ГПУ «для сведения и установления источника полученных оригиналов».

В обязанности органов ГПУ входила своеобразная последующая цензура, цензура цензоров, вылавливание их промахов, конфискация литературы и др. В инструкции «О порядке конфискации и распределении изъятой литературы» (1923) говорится: «Изъятие (конфискация) открыто изданных печатных произведений осуществляется органами ГПУ на основании постановления органов цензуры». Такое изъятие могло быть как полным, так и частичным. В первом случае произведение остается в фонде государственных библиотек общероссийского значения. ГПУ же приводит в негодность «к употреблению для чтения произведения, признанные подлежащими уничтожению». Доход от полученной в итоге бумажной массы поступал на смету ГПУ. И в этом советская цензура опирается на опыт российский. «Сожжение книг – явление древнее, – замечал в 1905 г. историк М.К. Лемке. – Россия не была, разумеется, исключением. У нас сожжение книг происходило по распоряжению государей, патриархов, Синода, фаворитов-временщиков, министров. Когда общественное мнение стало протестовать против такой средневековой расправы, решили заменить сожжение превращением книги в бумажное тесто. Этим же способом расправа производится и в данное время».

Практика Главлита сводилась к выполнению следующих задач:

1) «идеологически-политическое наблюдение и регулирование книжного рынка», контроль за журналистикой с помощью «идеологически-политического анализа отдельных видов литературы», статистический учет, разрешение и закрытие издательств и периодических изданий, утверждение их программ, издателей и редакторов, регулирование тиража;

2) «предварительный и последующий просмотр литературы, который идет по линиям: а) идеологически-политической, б) сохранения экономической и военных тайн». Под этим подразумевалась предварительная и последующая идеологическая и политическая цензура, одновременно решающая и общие цензурные задачи по сохранению тайн государства;

3) Главлит изымал с книжного рынка, из обращения, библиотек вредную литературу, вышедшую как в до-, так и послереволюционные годы.

В это же время Главлит начал бурную деятельность по засекречиванию определенной информации, которую несла периодика к растущей постоянно аудитории, о чем свидетельствуют его многочисленные циркуляры, направленные на запрет тех или иных сведений: «О хлебном экспорте», «О зараженности хлеба вредителями», «О выдачи части зарплаты облигациями», «Об организации руководящих органов СССР», «О сведениях по работе и структуре ОГПУ» и др. Наряду с контролем за потоком социальной информации в обществе, получает развитие ряд других направлений деятельности Главлита по цензурованию журналистики. Он пытается влиять на кадровый состав издательств, используя с этой целью их перерегистрацию. В одном из документов прямо говорится об этом: «Цель перерегистрации – всесторонне выяснить физиономию каждого издательства по особой анкете», «не входят ли в состав редакции лица политически подозрительные, не являются ли они притоном антисоветских журналистов и беллетристов». Опираясь на Политконтроль ГПУ, местные отделы Главлита «через коммунистов или верных людей, работающих в издательстве», должны ознакомиться с «закулисной жизнью издательства», «выяснить, кто является действительным финансистом частного, кооперативного издательства».

«Положение о Наркомпросе» 1925 г. уже закрепляло первый опыт советской цензуры и расширяло возможности Главлита как цензурного учреждения, хотя само слово «цензура» в нем уже отсутствует. Задачи Главлита сводятся к выдаче «разрешений на право открытия издательств, издания органов печати, периодических и непериодических, а также издания отдельных произведений с целью их публичного исполнения»; предварительному просмотру «всех предназначаемых к опубликованию, распространению и к публичному исполнению произведений как рукописных, так и печатных..., издаваемых в РСФСР и ввозимых из-за границы», «составление списков произведений печати, запрещенных к продаже, распространению и публичному исполнению»; к изданию правил, распоряжений и инструкций по делам печати и репертуару, обязательных для всех органов печати, издательств, мест публичных зрелищ, типографий, библиотек, книжных магазинов и складов. В документе представлены все направления деятельности советской цензуры тех лет.