Отличие феноменологии Гуссерля от кантовской философии: исключение абсолютной точки зрения.

Но, до сих пор сказанное, - в общих чертах аналогично тому, что мы можем найти у Канта. А вот, где начинаются явные различия.

Как вы помните, Кант говорит о вещах в двух отношениях: о вещах, как они есть сами по себе и о вещах как явлениях. Кантовская «вещь в себе» - это вещь, как ее видит Бог, вещь, как она могла бы быть увидена с точки зрения Субъекта, который видит все, как оно есть на самом деле. В то время как вещь во втором смысле – это вещь, увиденная со стороны, с какой-то частной точки зрения.

Гуссерлева феноменология «вещи в себе» не предполагает. Смысл феноменологической редукции и состоит в принципиальном исключении («заключении в скобки») такой точки зрения (с которой было бы видно все). Существуют (точнее – могут нами мыслиться[1]) только конкретные конечные человеческие точки зрения.

Значение гуссерлевой феноменологии для философии (и для гуманитарного знания вообще) можно сопоставить со значением теории относительности для естествознания. Суть открытия Эйнштейна можно сформулировать так: не существует какой-либо (привилегированной) системы отсчета, относительно которой другие системы отсчета были бы относительными. Гуссерль же говорит об исключении привилегированной точки зрения на вещи.

Гуссерль усматривает внутреннее противоречие в кантовском понятии «вещь в себе»[2]. Если «вещь в себе» – это вещь, увиденная с некой абсолютной точки зрения, с точки зрения Бога (и с этой точки зрения Он видит ее всю, как она есть на самом деле). То это означало бы, что для Бога вещи были бы не вещами, а были бы просто содержанием его сознания (чистыми «видностями», картинкой перед глазами; идеями, а не вещами). Взгляд Бога развоплощал бы вещь. А мы говорим о «вещи в себе»…

[1] Понятно, что в гуссерлевой феноменологии речь идет не о существовании или несуществовании Бога, о мыслимости (точнее – немыслимости) точки зрения Абсолютного Субъекта, обладающего исчерпывающим знанием о вещах. На суждение же о существовании/несуществовании Бога, как и на прочие суждения о существовании накладывается эпохе.

[2] См. «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» пар. 43: «Полагать, что восприятия (и, соответствующим способом, любое иное созерцание вещи) не достигают самой вещи, — принципиальная ошибка. Вещь будто бы не дана в себе, в своем бытии в себе. От любого сущего будто бы неотделима принципиальная возможность попросту созерцать таковое и, в особенности, воспринимать его в адекватном восприятии, дающем таковое помимо всякого опосредования „явлениями". Бог, субъект абсолютно совершенного познания, а тем самым и любых возможных адекватных восприятий, будто бы естественно обладает таковыми — в чем отказано нам, существам конечным, — относительно вещи в себе самой. Однако взгляд такой противосмыслен. В нем ведь заключено следующее: между трансцендентным и имманентным нет сущностного различия, в том божественном созерцании, какое постулируется, пространственная вещь есть реальная конституента, т. е. она сама есть переживание, сопринадлежное к божественном потоку сознания и переживаний».

___________________________________________________________________________

«Назад, к вещам!»

К сущности вещи, - пишет Гуссерль, - принадлежит то, что она дана вместе со своей внеположностью сознанию. Вещь (непосредственно, на опыте) дана как нечто внешнее, как нечто, на что наталкивается мой взгляд, мое сознание, мои руки. Как нечто, что не пускает в себя; и как нечто, что видно с некоторой стороны, другая же его сторона остается невидимой. Вещь дана как нечто, отчасти неданное.

Существуют (и могут быть мыслимы) только конкретные конечные точки зрения, с которых вещь дана так-то и так-то, но никогда не всеобъемлющим образом. Вещь, - пишет Гуссерль, - может быть дана на опыте «одностороннее, многосторонне, но никогда не всесторонне»[1].

Такова сущность феномена. Таким образом, слово «феномен», как оно используется в гуссерлевой феноменологии, не является синонимом слову «явление» (в том смысле, в каком оно фигурирует в классической философии).

«Явление» предполагает «сущность». Эта простая, базовая пара философских понятий предполагает две взаимодополнительных точки зрения на предмет: ограниченную человеческую и абсолютную (философское понятие «сущность» предполагает точку зрения Бога).

Гуссерлево понятие «феномен» не предполагает «сущность» как свою противоположность (сущность в смысле кантовской «вещи в себе»). Согласно Гуссерлю, вещь дана на опыте и то, что дано на опыте, - это сама вещь.

Гуссерль призывает человеческое мышление вернуться «назад к вещам». Но из сказанного ясно, что «вещи» («сами вещи»), к которым призывает вернуться Гуссерль, это совсем не то же самое, что кантовские «вещи в себе»: «сами вещи» не прячутся глубже того, что дано нам на опыте, - они и есть то, что дано на опыте. Они лежат на поверхности: феномен – это и есть сама вещь.

Гуссерль пишет, что мы разучились видеть вещи, и намерен научить человечество этому забытому искусству.

От собственной устроенности определенных категорий сущностей неотделимо то, что подобающая им сущность может быть дана лишь „односторонне", „многосторонне" же лишь в последовательности моментов и никогда не может быть дана „всесторонне"; соответственно и соответствующие таким сущностям индивидуальные обособления могут постигаться в опыте и становиться представлениями лишь в неадекватных „односторонних" эмпирических созерцаниях. Это верно относительно любой сущности, сопрягаемой с вещным, причем по всем сущностным компонентам протяженности, или материальности; и это, при ближайшем рассмотрении…, верно даже для любых реальностей вообще…». Э Гуссерль, «Идеи к чистой феноменологии…», Книга первая, § 3.

___________________________________________________________________________