Прогнозы развития геоэкономических регионов

Основные тенденции развития современного глобального мира связаны с изменением полюсов и центров силы. Многие исследователи и политики выделяют две основные особеннос­ти: во-первых, усиление противостояния между США и Евро­пой, во-вторых, смещение центра мировой политики из Атлан­тики в Тихий океан. Так, в докладе, подготовленном при учас­тии американского Национального разведывательного совета "Глобальные тенденции 2015", предсказывается коллапс аме­рикано-европейского союза частично из-за растущих торговых противоречий и борьбы за лидерство при решении вопросов бе­зопасности^[2]. Во многом это связано с тем, что положение гло­бального лидера отнюдь не безоблачное. Соединенные Штаты Америки становятся год от года все слабее, что отчетливо пока­зало развитие финансового кризиса 2007-2008 гг., называемого Великой депрессией XXI в. Восстановление экономики США происходит очень медленными темпами, безработица по-пре­жнему выше 9%, а рост ВВП не превышают 2% в год. В августе 2011 г. впервые с 1917 г. Международное рейтинговое агентство Standard & Poor's понизило долгосрочный кредитный рейтинг США, присвоив ему прогноз "негативный". Понижение рейтинга США объективно отражает фундаментальные проблемы эко­номики страны, решение которых займет не менее десяти лет^[3]. По причинам преимущественно внутриэкономического и поли­тического характера США сегодня не в состоянии исполнять ту роль, которую им следовало бы играть в деле финансовой под­держки международных организаций, развития международ­ных отношений и обеспечения прав человека. Они все больше задерживают платежи в международные организации или пе­реходят к последним в оппозицию, как, например, это произошло в отношении ЮНЕСКО. Вместе с тем аналитики отмечают, что если Америка и кажется кому-то слабой и загнивающей сверх­державой, то лишь в сравнении с тем, какой она была после Вто­рой мировой войны. Даже в условиях нарастающих кризисных явлений 2011 г. доля США в мировом объеме производства со­ставляла 20%, в торговле —11%, в финансовых активах —30%, а около 60% всех мировых валютных резервов деноминированы в долларах^[4]. Известный американский политик 3. Бжезинский подчеркивает, что у США есть шанс сохранить свое лидерство еще и потому, что ни одна другая страна не способна играть роль, которую потенциально способна играть Америка и которую она должна играть^[5].

Обострение американо-европейских противоречий связа­но не только с изменением роли США, но и с ограниченным гео­экономическим потенциалом ЕС. Это определяется двумя основ­ными причинами:

— тяжелейшей демографической ситуацией. Экономика Европы полностью зависит от импортной рабочей силы, в ее населении растет доля диаспор, часто и оппозиционных тради­ционным европейским ценностям;

— чрезвычайной разнородностью нынешнего состава ЕС.

Кроме того, финансовый кризис оказал значительное воз­действие на зону евро, основными проблемами которой являют­ся большие долги некоторых стран-членов ЕС, искусственная же­сткость внутренних валют, нестабильность прибыльных активов банков, несовершенство банковского законодательства и др.

В результате даже при наличии достаточно развитой эко­номики и перспектив выйти в будущем на приличные темпы роста ЕС новым гегемоном стать не сможет.

Более благоприятны шансы на лидерство в мировой эконо­мике и политике Нового Востока. Так, на Азиатско-тихоокеанс­кий регион (АТР) уже приходится 60% мирового суммарного ВВП и 50% всей международной торговли. В регионе, насчиты­вающем более 3 млрд жителей (половине из которых нет и 25 лет), формируется мощный потребительский рынок, равный по объему американскому и европейскому, вместе взятым. Значи­мым становится Новый Восток и с других позиций: военной (здесь находятся важные в стратегическом отношении районы, позволяющие контролировать практически все планетарное пространство); коммуникационной (проходят мировые транс­портные линии); сырьевой (имеются глобальные запасы энер­гоносителей, полезных ископаемых и сырья). В 2009 г. именно АТР стал лидером восстановления глобальной экономики бла­годаря устойчивым мерам бюджетной политики и уверенному внутреннему спросу^[6].

Однако в современный период Новый Восток представляет собой зону высокой неустойчивости, определяемой целым рядом факторов. Прежде всего это разнообразие действующих на региональной геоэкономической арене субъектов. Здесь пред­ставлены как мировые экономические лидеры — Япония, Рес­публика Корея, Китай, высокие темпы развития и агрессивная внешнеторговая политика которого поражают остальной мир два последних десятилетия, так и одно из самых отсталых внутриконтинентальных государств — Монголия и Мьянма — по сути, феномен почти полной закрытости. Очевидно, что такая пестрота состава предполагает постоянно меняющееся соотно­шение сил между странами, а также между этим регионом и остальным миром.

Вторым фактором нестабильности Нового Востока можно считать отсутствие явного регионального лидера. АТР — реги­он, где наблюдается экономическое противоборство КНР и Япо­нии, в военно-политическом плане доминируют США, демогра­фически довлеет Китай, накапливает геоэкономическую мощь Индия.

Очевидно, что каждое из государств региона имеет соб­ственные интересы, определяющие стратегию поведения на международной арене, а значит, и собственный проект будущего. Поэтому одним из наиболее вероятных сценариев развития этого района является его превращение в зону противоборства прежде всего геоэкономических центров силы. Следствием этого станут геоэкономические конфликты с целью получения незначитель­ных преимуществ по отношению друг к другу в борьбе за влия­ние на другие страны.

США формулируют свои интересы на Тихом океане, опе­рируя больше национальными категориями, чем категориями политики поддержания мирового порядка. В среднесрочной пер­спективе считается неизбежным превращение Китая в великую державу. США видят в нем партнера при реализации задачи погасить региональные очаги конфликтов, такие как Корея и Тайвань. Тем самым США приемлют региональную роль Китая, равно как они активно поощряют роль Японии в регионе. По­добная корректировка курса диктуется осознанием того, что американскому доминированию на море в Северо-восточной Азии — Азиатско-тихоокеанском регионе (СВА-АТР регионе) не угрожает ни один из региональных игроков, ни их коалиция. Укрепляя доверие между региональными игроками, Вашингтон надеется нейтрализовать сохраняющиеся риски.

Китай, часто оцениваемый политиками как восходящая региональная держава, находится в самой сложной фазе раз­вития, начиная с установления экономической открытости бо­лее 20 лет назад. Все более отчетливо проступает принципиаль­ный конфликт между рыночной экономикой и авторитарной политической структурой. В 2007 г. КНР стала первым торго­вым партнером Республики Корея вместо США. В первой поло­вине 2010 г. Китай превратился в крупнейшего партнера по тор­говле Японии, заменив Соединенные Штаты. В 2010 г. самое большое количество торговых сделок АСЕАН пришлось на Ки­тай^[7]. Однако усиление роли Китая в региональной политике не означает, что эта страна уже превратилась в мировую держа­ву, располагающую достаточными ресурсами для того, чтобы существенно влиять на глобальное соотношение сил. Доля ВВП на одного китайца составляет только 14% от аналогичного аме­риканского показателя и 20% от японского. Таким образом, при общем большом весе китайской экономики в мире стандарты жизни населения остаются достаточно низкими, и в случае ли­дерства в будущем останутся в целом ниже, чем в развитых странах. По оценкам экспертов, Китай при сохранении нынеш­них темпов роста экономики станет мировым лидером к 2030 г.^[8] К тому же существуют колоссальные макроэкономические про­блемы, связанные с необходимостью осуществления структур­ной перестройки, выравниванием региональных диспропорций, борьбой с безработицей и бедностью. Сохраняются и серьезные трудности в финансовой политике, что объясняется прежде все­го стремлением правительства удержать юань от девальвации. Действуют и другие ограничители, среди которых выделяют: минимальный уровень охраны труда на предприятиях, слабое природоохранное законодательство, сложнейшую и защищен­ную государством систему подделок и промышленного пират­ства, широкомасштабное государственное субсидирование от­дельных отраслей промышленности, непробиваемые таможен­ные протекционистские барьеры на импорт и др.^[9]

Вместе с тем Китай является наиболее перспективным кан­дидатом на лидерство не только из-за своего политического зна­чения, но и потому, что живущие за рубежом китайцы и их ка­питалы могут внести важный вклад в экономическое обеспече­ние претензии Китая на роль доминирующей державы региона.

Япония, политическая позиция которой определяется прежде всего ее экономической мощью, в ходе азиатского кри­зиса утратила свое значение в региональной политике, уступив пальму первенства Китаю. Стагнация 1990-х гг., инвестицион­ная немощь, обвал цен на акции и недвижимость, политическая слабость и старение населения стали сегодня факторами, дела­ющими невероятным японское господство в Азии. Особое зна­чение в потере возможности утверждения страны в качестве регионального лидера имела и проблема японской идентичнос­ти. Японское общество не воспринимает себя как азиатское, но и не идентифицирует себя с западным: сегодня оно "сидит меж­ду всеми стульями сразу"^[10].

Таким образом, за США в регионе пока остаются ключе­вые позиции. Поэтому не исключена возможность образования обширной "зоны экономического сопроцветания" Тихого океа­на, в которой Соединенные Штаты играли бы определяющую роль во всех областях. Оправданность этого сценария зависит от нескольких моментов. Во-первых, от поддержания американ­ского военного присутствия в западной части Тихого океана, чего желают все государства данного региона для создания проти­вовеса растущей мощи Китая или установления лидерства Япо­нии. Во-вторых, от смещения приоритетов в американской внешней политике — "отходом от реальной политики и дрей­фом в сторону прав человека и демократии", что обычно приво­дит к определенному похолоданию в китайско-американских отношениях. И наконец, в-третьих, от собственных амбиций, или скорее интеграционных мотивов стран, претендующих на ли­дерство в регионе. Учитывая, что главным принципом интегра­ционной мотивации в межгосударственных отношениях явля­ется консолидированная ответственность за региональное и пла­нетарное развитие, предполагающее — при определенных об­стоятельствах и на определенных условиях — преодоление пре­грады, именуемой "национально-государственным суверените­том"^[11], именно третий из названных факторов имеет особое зна­чение для формирования геоэкономического пространства ре­гиона.

В этом плане интересно мнение итальянских авторов Жана К. и Савоны П., подчеркивающих, что действительно Япония как будто ориентирована на продолжение не очень активной поли­тики в Восточной Азии. "Главное для Японии — войти в Совет Безопасности ООН. Гораздо меньше усилий она прилагает для того, чтобы занять главенствующее положение на Юго-Востоке Азии. Таким приоритетам соответствуют шаги Японии, на­правленные на интернационализацию ее финансово-промыш­ленной мощи. По-видимому, речь идет о блестящем замысле косвенной стратегии, цель которой — усилить мировое значе­ние Токио, не пугая при этом другие страны и не компрометируя тем самым ее экономическую экспансию"^[12]. Определенным подтверждением этого мнения является и позиция Японии в вопросе создания Азиатского валютного фонда в период азиат­ского кризиса, характеризуемая постепенным отходом от на­чальной идеи под давлением США. Иную политику проводит КНР, которая успешнее других вышла из мирового финансово­го кризиса 2007-2008 гг. Пытаясь упрочить положение страны на глобальной арене, правительство Китая активно продвигает юань как платежное средство на международных торговых рын­ках. С июня 2010 г. в стране разрешено расплачиваться за им­порт в юанях, а 365 китайских компаний, экспортирующих свою продукцию, также принимают оплату в национальной валюте. Таким образом, поток юаней хлынул через китайскую границу, при этом большая его часть осела на депозитах в Гонконге. По некоторым оценкам, к концу 2010 г. вклады в юанях в Гонконге достигли 300 млрд^[13].

Третьим фактором нестабильности Нового Востока можно назвать отсутствие адекватной условиям модели региональной интеграции, обеспечивающей открытость рынков и сотрудни­чество всех заинтересованных сторон типа ЕС. В результате Новый Восток характеризуется развитием нескольких геоэко­номических пространств: это АТЭС и АСЕАН, претендующие на роль ядер в своих субпространствах; это "Большой Китай" (КНР, Тайвань и Сингапур), будущее которого определит и судь­бу всей Юго-Восточной Азии; это австралийско-новозеланд­ский центр, способный объединить вокруг себя государства Оке­ании; отдельную группу занимают страны Латинской Америки и др.

Итоги развития одной из самых авторитетных организаций — Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) — по­казывают весьма ограниченные возможности для глубокой и тем более всеобъемлющей интеграции развивающихся и новых ин­дустриальных стран, т. е. интеграции без участия старых инду­стриальных демократий и именно на субрегиональной основе. АСЕАН предпринимала попытки осуществлять экономическое сотрудничество в форме классической зоны свободной торгов­ли (АФТА). Но в период повсеместного снижения таможенных пошлин это приносит лишь незначительную экономическую пользу. АСЕАН и ее региональный форум (АРФ) еще продол­жают дискуссии о развитии разделяемых всеми странами пред­ставлений об интеграции и безопасности. Поэтому некоторые страны региона, например Сингапур, уже перешли к тому, что­бы укреплять свою безопасность за счет форсирования двусто­роннего сотрудничества с соседними государствами и Соединен­ными Штатами Америки. Подобные оценки выносятся и панти-хоокеанскому форуму Азиатско-Тихоокеанского экономическо­го сотрудничества (АТЭС). Однако развитие азиатского кризи­са показало, что настаивание на национальном суверенитете и отказ от региональной интеграции могут привести к резкой ут­рате суверенитета и что риски дезинтеграции гораздо больше, чем опасности интеграции. К тому же направляемая интегра­ция лучше отвечает интересам государств, чем поиск одних лишь внутренних ресурсов роста и попытки решать межгосу­дарственные проблемы в рамках двусторонних отношений. По­этому, несмотря на критику АСЕАН, видимо, именно это объе­динение будет оставаться основой для региональной интегра­ции.

С учетом геоэкономических интересов стран достаточно перспективным становится расширение АСЕАН путем привле­чения Японии, Китая и Южной Кореи, курс на которое обозна­чен в программных документах организации "Видение АСЕАН-2020" (1997 г.) и Ханойской декларации о сокращении разрыва в экономическом развитии ради более тесной интеграции АСЕ­АН (2001 г.). Они закрепили ориентиры на создание к 2020 г. Со­общества АСЕАН, основанного на тесном сотрудничестве в сфеpax политики и безопасности, экономической интеграции и со­циально-культурного взаимодействия. В этом проекте будущее Сообщество было представлено как динамично развивающееся объединение, открытое внешнему миру, но при этом нацелен­ное на мобилизацию внутреннего потенциала и придающее все большее значение "человеческому измерению" сотрудничества^[14].

В отличие от Организации азиатско-тихоокеанского эконо­мического сотрудничества новая организация носит однознач­но региональный характер и представляет специфический ази­атский проект. Он содержит в себе элемент "Thinking East Asian", т. е. сознательного дистанцирования от Запада и его ценностей.

Определенным подтверждением этого могут служить и ре­шения о создании зоны свободной торговли в масштабах всей так называемой Большой Восточной Азии, вызванные, с одной стороны, необходимостью противостоять международным эко­номическим блокам вроде ЕС и НАФТА (Североамериканское соглащение о свободной торговле, англ. North American Trade Agreement, NAFTA), с другой — определением странами Вос­точной Азии собственного места в мировом сообществе.

С поиском новой модели сотрудничества связано и разви­тие так называемого монетарного регионализма, предполагаю­щего более интенсивные связи в сфере финансов, чем в торгов­ле. Как свидетельствует практика раундов по вопросам между­народной торговли последних лет, торговые соглашения вызы­вают политические осложнения и на их достижение уходит мно­го времени. Финансовые же соглашения могут осуществляться без дискриминации аутсайдеров в отличие от большинства тор­говых сделок.

Сущность монетарного регионализма можно определить как создание особой самостоятельной финансовой системы для стабилизации валютных и финансовых отношений путем по­этапного процесса интеграции стран региона. При этом на пер­вом этапе был бы создан региональный фонд ликвидности. На втором этапе ставилась бы задача формирования региональной валютной системы по образцу Европейской. На третьем этапе после введения общей валюты и создания регионального эмис­сионного банка произошло бы оформление Восточноазиатского сообщества. Реализация этого проекта уже началась с создания Азиатского валютного фонда (АВФ). Предполагается, что фонд будет иметь несколько функций: планировалось использовать его средства для предотвращения валютных спекуляций, на­правлять их на улучшение ликвидности в случае обострения проблем платежных балансов и одновременно помогать финан­сировать долгосрочные меры по реструктуризации. Азиатский валютный фонд должен предлагать менее унифицированную и менее пунктуальную программу, чем Международный валют­ный фонд.

Параллельно в рамках АСЕАН+3 начинают рассматривать­ся и другие планы, например по строительству трансконтинен­тального железнодорожного пути от Сингапура до Пекина. Воз­никают и новые региональные институты. Так, для выработки идеологических и культурно-исторических основ интеграции стран Восточной и Юго-Восточной Азии была создана специ­альная Восточно-Азиатская наблюдательная группа. В резуль­тате выполнения намеченных программ в Азии может появить­ся огромный общий рынок с населением более чем 0,5 млрд чел. и с ежегодным объемом внутреннего продукта примерно 800 млрд долл.

Формирование азиатского регионализма для его стран-ли­деров происходит с ориентацией на воспроизводственную (гео­экономическую) модель внешнеэкономического сотрудничества, которая значительно отличается от снабженческо-сбытовой и торгово-посреднической моделей. Такая геоэкономическая ори­ентация меняет содержание внешнеэкономических отношений в регионе. Дело в том, что появление Нового Китая на междуна­родной экономической арене может стать началом конца тра­диционной Восточно-азиатской модели экономического разви тия, называемой "летящими гусями". В соответствие с ней ази­атская страна начинает производство на экспорт простых това­ров, полученная прибыль реинвестируется и идет на совершен­ствование основного капитала, направляемого затем на более сложное производство. Китай первым из восточно-азиатских государств отказался от такого пути развития, одновременно экспортируя как простые, так и сложные товары. Однако воз­никающие при увеличении экономической мощи Китая пробле­мы для его соседей не являются фатальными. На самом деле Япония вполне может выиграть из-за индустриального роста Китая (подобно тому, как она выиграла из-за роста других ази­атских стран), если, подобно США, она перейдет от производ­ства товаров к предоставлению услуг. Что касается "азиатских тигров", то они вполне могут оказаться между центром высоко­рентабельного производства (Китай), с одной стороны, и цент­ром высококачественных услуг (Япония) — с другой. Самым лучшим вариантом развития ситуации для этих стран было бы сотрудничество с Китаем таким образом, чтобы последний про­изводил спроектированные ими товары.

Таким образом, разделение труда между странами будет проходить не по линиям "поставщик сырья — производитель" или "производитель — потребитель", а по линии "инвестор — разработчик — производитель" в рамках единого технологичес­кого цикла от разработки продукции, ее внедрения в производ­ство, изготовления, продажи при непосредственном финанси­ровании всех этапов движения товара преимущественно реги­ональными инвесторами. При такой раскладке особое значение для развития мировой экономики приобретают два следующих фактора, дополняющих список конкурентных преимуществ го­сударств тихоокеанского геоэкономического региона:

— темпы экономического роста и масштабы промышленного производства Китая, который даже в такой специфической об­ласти, как high-tech, демонстрирует огромные успехи. В 2009 г. Китай обогнал Америку по объемам продаж автомобилей, в 2011 г. опередил США по объемам продаж персональных компьюте­ров, став крупнейшим в мире рынком для ПК-производителей после 30 лет американского лидерства в данной сфере^[15];

— финансовые возможности Японии — крупнейшего ми­рового кредитора, вынужденного экспортировать капиталы, которые в силу разных причин нельзя использовать для инвес­тиций в самой стране.

При благоприятной политической и экономической конъ­юнктуре мирового рынка и решении внутрирегиональных про­тиворечий, в том числе между Китаем и Японией, в долгосроч­ной перспективе развитие названных факторов может способ­ствовать не только установлению этими странами контроля над финансовыми и технологическими потоками в собственном гео­экономическом пространстве, но и изменению сложившейся гео­экономической пирамиды, а именно распространению совокуп­ной экономической мощи стран Нового Востока с "третьего эта­жа" массового производства на "второй этаж" высоких техно­логий в иерархии мироустройства.

Особые опасения политиков и ученых в современную эпо­ху вызывает развитие южных геоэкономических регионов. Мак­рорегион Юг, охватывающий территории индоокеанской дуги, отличается значительной сырьевой ориентацией. Существую­щая "нефтяная манна" используется лишь на частное потреб­ление правящего класса и субсидирование общественного по­требления. Колоссальный экспорт нефти не может заменить эффективную индустриализацию, способную удовлетворить внутренние потребности страны и стимулировать на создание национальным хозяйством своей ниши на мировом рынке. По­этому страны Юга не играют активной роли на глобальной аре­не. Они остаются пассивными игроками, вынужденными в од­ностороннем порядке приспосабливаться к мировой системе, даже несмотря на то что запасы нефти в регионе важны для западных потребителей. Неудивительно, что другие государства берут на себя инициативу по выдвижению "предложений", ко­торые обязаны выполнять субъекты Юга. В случае ухудшения ситуации на Ближнем Востоке и решительных действий в ре­гионе высока вероятность возникновения серьезного кризиса в отношениях США с ОПЕК, организацией, теснейшим образом связанной с арабским и мусульманским миром. Все это вместе взятое вынуждает Америку продумывать — в полном соответ­ствии с логикой преадаптации — стратегический дизайн аль­тернативной нефтегазовой конфигурации глобального масшта­ба. Ее опорными точками могли бы стать помимо играющего свою особую роль Северного нефтяного бассейна Европы: 1) Россия (а также все пространство Каспийского нефтяного бассейна); 2) нефтедобывающие немусульманские страны Африки, располо­женные к югу от Сахары (прежде всего Ангола); 3) Латинская Америка (Мексика и Венесуэла).

К макрорегиону Юга тесно примыкает метарегион Глубо­кий Юг, характеризуемый как криминальный "двойник" миро­вого хозяйства, что проявляется в наличии параллельных ле­гальных и нелегальных институтов и видов деятельности (табл. 9). (В ряде своих работ А. Неклесса отмечает, что знаме­нитая "Аль-Каида" — это ведь тоже своего рода НПО, активно использующая самые современные механизмы цивилизации.)

Геоэкономический подход к анализу развития теневой эко­номики Глубокого Юга позволяет утверждать, что ее основные тенденции определяются не локальными, а общемировыми фак­торами, связанными с эволюцией мирового рынка и мировой политики. Например, наркобизнес демонстрирует тесную вза­имосвязь экономического и политического развития, определя­емую противоборством "ядра" и "периферии". Если до середи­ны XX в. героин играл роль инструмента торговой экспансии "ядра" против "периферии", то теперь, напротив, он защищает наиболее отсталые страны от экономической деградации. Имен­но "периферия" получает сейчас значительные выгоды от не­легального предложения наркотиков, страны же "ядра" болез­ненно переживают потери от массовой наркомании. (По экспет-ным оценкам, доходы от продажи опиатов достигают 68 млрд долл., а от кокаина 85 млрд долл. в год)^[16]. Таким образом, разви­тие криминальных технологий Глубокого Юга ведет к форми­рованию новых видов геоэкономической ренты.

Другой важной характеристикой рассматриваемого мета-региона является экономика терроризма. Ее основой выступает международный терроризм, который по формулировке проек­та Кодекса преступлений против мира и безопасности челове­чества ООН включает совершение, организацию, содействие осуществлению, финансирование или поощрение агентами или представителями одного государства актов против другого государства

или попустительство с их стороны совершению та­ких актов, которые направлены против лиц или собственности и которые по своему характеру имеют цель вызвать страх у го­сударственных деятелей, групп лиц или населения в целом^[17]. Организация экономики терроризма подчиняется общим зако­номерностям организации теневого двойника мирового хозяй­ства. Как отмечает А. Неклесса, современный мир испытывает нарастающее давление диверсифицированных, определенным образом мотивированных сетевых организованностей, исполь­зующих для достижения собственных либо поставленных из­вне целей террористические методы и широкий спектр средств, созданных высокоиндустриальной/постиндустриальной циви­лизацией. Целеполагание подобных организмов напоминает "русскую матрешку" — одна цель как бы "вложена" в другую, и определить самую главную, изначальную, с которой, собствен­но, и начинается "сборка" матрешки, бывает непросто^[18]. Особен­но ярко это проявляется в финансировании терроризма, источ­ники которого: помощь "стран-изгоев", самоснабжение за счет теневой экономики и помощь частных лиц. Знаковой фигурой в этом отношении был Усама Бен Ладен, миллионер из Саудовс­кой Аравии, начинавший как спонсор афганских моджахедов, а затем и сам вставший в их ряды. Отдельного внимания требует феномен "рисковых государств", бросающих международному сообществу государств двойной стратегический вызов: с одной стороны, оно должно реинтегрировать "рисковые государства" в международное сообщество, а с другой — не допустить ска­тывания склонных к этому государств в "зону риска".

Рисковые государства("государства-негодяи", "государ­ства-изгои" или "государства-парии") — это такие государства, которые одной из своих главных приоритетных целей считают подрыв других государств и используют для этого необычные виды насилия. Они практически неизбежно имеют репрессив­ную диктатуру, поддерживающую режим, представляющий внешнюю угрозу.

Давление асоциальных параэкономических технологий Глубокого Юга на развитые регионы мира становится настоль­ко сильным, что некоторые исследователи говорят о возникно­вении признаков очагового распада цивилизации (ярким при­мером чему могут служить Афганистан, Чечня, Таджикистан, некоторые африканские территории и т. д.). Еще более резко сформулировал свою позицию Международный институт стра­тегических исследований (IISS) в докладе о тенденциях миро­вой политики. Его вывод: главную угрозу для человечества пред­ставляют сейчас региональные конфликты в Азии с участием ядерных держав, в результате чего человечество "балансирует на грани между миром и войной".