Страноведение

Страноведение, понимаемое как совокупность знаний о стране, связанных с содержанием и формой коммуникативного поведения носителей данного языка, также должно являться составной частью процесса обучения языку. При этом принципиальным, на наш взгляд, является признание того факта, что сами реалии, включаемые в совокупность страноведческих знаний, не могут рассматриваться с аксиологических позиций, по крайней мере по двум причинам:

1. Во‑первых, в каждый конкретный момент они входят в речевое общение носителей данного языка, так как отражают реальные условия его жизни этого момента и, следовательно, необходимы изучающему русский язык для общения с его носителями. Именно поэтому и методически оправдано использование в учебных материалах тех страноведческих единиц, которые являются элементами речевого общения русских периода создания данного учебного материала. Об этом убедительно свидетельствует анализ ассоциативных материалов: попавшие в них страноведческие элементы являются неотъемлемой частью языкового сознания и речевого общения носителей русского языка данного периода.

2. Во‑вторых, в методическом плане набор страноведческих элементов должен состоять как минимум из трех разных составляющих: стабильной, устойчивой и переменной. Под стабильной составляющей понимается тот набор единиц, который характеризует национально– культурную парадигму данного этноса: по материалам ассоциативного эксперимента к ним можно отнести явления разного характера – конкретные реалии, имена, наименования, единицы оценочного характера. Устойчивая составляющая соотносится с теми элементами, которые включаются в учебный процесс с учетом целей овладения языком: у филолога и нефилолога она будет различна, так как подразумевает наличие разных сфер речевого общения, в которых и у носителей языка реализуются различные страноведческие знания, отраженные в их коммуникативном поведении.

Переменная составляющая связана с условиями речевого и неречевого общения учащихся: любое реальное общение всегда включает «сегодняшние реалии», которые могут не быть «вчерашними» или «завтрашнеми», но без которых само общение не происходит. К ним относятся определенные понятия, имена собственные, явления оценочного характера, прецедентные текстовые реминисценции и прагмарефлексы, динамика использования которых в речи определяется динамикой развития самого общества.

Например, при приезде на учебу в Россию албанские преподаватели, которые были долгие годы оторваны от русской действительности, испытывали две значительные трудности: полное незнание страноведческих реалий и правил поведения не только сегодняшнего дня, а почти 40‑летнего периода ставило их в тупик – они понимали, что говорят, но не понимали, о чем говорят и почему так поступают. Немецкие студенты, обучавшиеся в одном из городов России, для дипломной работы собирали в школах информацию о том, какими словами учителя хвалят и ругают учеников. Материал показал, что выбор первых единиц ограничен, а вторые значительно более разнообразные и «богатые». Сам этот факт уже может свидетельствовать о специфике организации коммуникативного поведения в ситуации «учитель – ученик», и элементы этой сферы общения могут иметь определенное отношение к той составляющей подготовки студентов‑филологов, которая связана с овладением системой профессионального общения преподавателя. Однако ряд примеров может быть понят иностранцем только при наличии у него страноведческих знаний прошлого и современности, определивших возможность создания таких, например, конструкций, как «коммерсанты недорезанные…>>(см. «Огонек», № 45, ноябрь 1995, с. 35).

Таким образом, реализация страноведческого аспекта преподавания языка опосредованно определяется задачами овладения коммуникативным поведением носителей этого языка, и не может быть оторвана от лингвострановедения и культуроведения как двух других составляющих этого процесса. В связи с этим выбор именно страноведческого материала требует строгих принципов его отбора с учетом задач обучения общению. В уже рассмотренном выше издании «Бизнес‑контакт» представлены тестовые и экзаменационные материалы по страноведению (тесты по цивилизации), однако критерии выбора той или иной единицы, на наш взгляд, никак не соотнесены с целями овладения деловым общением на русском языке, а связаны прежде всего с тем, что, по мнению авторов, относится к стабильной составляющей этой совокупности знаний. Более последовательно эти цели отражены в экзаменационных материалах (с. 215), однако и в них не заложен принцип значимости страноведческой единицы для языкового сознания русского и ее роль в русском речевом общении.

В связи с этим следует признать необходимой разработку системы включения в учебный процесс такой совокупности и последовательности сведений о культуре изучаемого языка, которая может быть реализована во всех трех составляющих процесса обучения. При этом должны быть соотнесены как практические цели учащегося (в системе «ученик – учитель») по овладению коммуникативным поведением, так и общеобразовательные и интеллектуальные цели обучения (в системе «учитель – ученик»).

Первая система может быть определена в следующей последовательности отбора учебного материала:

1. Базовым элементом этого отбора должны стать те элементы коммуникативного поведения, которые реализуются в русском речевом общении и связаны с лингвострановедческим аспектом преподавания языка, с учетом:

• реальных сфер общения, которым обучаются иностранные учащиеся;

• социокультурных параметров их общения;

• условий общения («внешнекультурная» и «внутрикультурная» коммуникации).

2. Отобранные единицы определяют своими характеристиками культуроведческую составляющую процесса обучения.

3. Страноведческие знания, организованные в учебный материал, включают всю совокупность единиц, находящих свое отражение в первых двух составляющих.

Вторая система имеет обратное направление:

1. Совокупность страноведческих знаний как «культурная грамотность» представителя данного этноса (набор элементов его самоидентификации в данной культуре, реализуемой через корректное коммуникативное поведение в данной лингвокультурной общности) определяет наполнение культуроведения как учебной дисциплины, направленной на раскрытие значимости этих знаний для организации и деятельности языковой личности в рамках данной культуры.

2. Культуроведческая значимость этих единиц определяет совокупность элементов, отражающих ее в речевом общении носителей русского языка, которые реализуются в рамках лингвострановедения как аспекта методики в процессе обучения языку. Проведенное исследование позволяет предложить некоторые общие выводы, связанные с потребностями отражения в учебных материалах по русскому языку как иностранному национально‑культурной специфики коммуникативного поведения представителей определенной лингвокультурной общности:

1. Национально‑культурная специфика коммуникативного поведения может находить свое отражение в учебных материалах, ориентированных на иностранцев в рамках коммуникативной методики, по целому ряду основных направлений:

• она может быть представлена в учебном процессе как в рамках составляющих его дисциплин (культуроведения и страноведения), так и непосредственно через ее отражение в выборе языковых и речевых единиц (лингвострановедение);

• важной составной частью представления этой специфики явлется включение в учебные материалы национальных социокультурных стереотипов коммуникативного поведения – наиболее устойчивых и последовательно и массово реализуемых элементов речевого и неречевого общения носителей языка, которые составляют определенное ядро ее специфики и знание которых существенно влияет на эффективность общения носителей разных культур в процессе межкультурных контактов разных уровней и типов.

2. В настоящее время существует реальная потребность как описания важных для русского этнического самосознания культурных концептов, так и построения на этой основе культуроведческих учебных материалов для иностранцев, отражающих русское коммуникативное поведение.

Заключение

Подводя итог рассмотрению проблем изучения и описания коммуникативного поведения, отметим следующее.

Изучение коммуникативного поведения народа – важная составная часть современной коммуникативной лингвистики. Исследования в сфере коммуникативного поведения различных народов имеют также культурологическую, страноведческую и лингводидактическую ценность.

Нами были предложены некоторые теоретические основания изучения и описания коммуникативного поведения, а также на фоне обобщенного западного коммуникативного стандарта были выделены в рамках разработанных ситуативной и параметрической моделей основные дифференциальные особенности русского коммуникативного поведения.

Сделанное описание дает возможность выделить некоторые доминантные черты русского коммуникативного поведения, т. е. некоторые черты, которые являются наиболее яркими для русского общения, наиболее заметны для представителей иных лингвокультурных общностей и в наибольшей степени характеризуют национально– культурную специфику русского общения.

К доминантным чертам русского коммуникативного поведения можно, по‑видимому, отнести такие, как:

Очень высокая общительность

Высокая эмоциональность

Высокая искренность

Приоритетность неформального общения

Пониженная императивность этикетных норм

Низкое внимание при слушании

Пониженная вежливость

Высокая регулятивность общения

Педагогическая доминантность

Очень высокая бескомпромиссность

Приоритетность разговора по душам

Широта обсуждаемой информации

Высокая оценочность общения

Коммуникативный пессимизм

Бытовая неулыбчивость

Короткая дистанция общения

Допустимость физического контакта

Коммуникативный эгоцентризм

Пониженный коммуникативный самоконтроль

При этом можно указать и на некоторые отсутствующие в русской коммуникативной культуре коммуникативные категории и признаки. Так, в русском коммуникативном поведении нет тенденции к политкорректности – стремления всячески смягчить в языковом плане те или иные номинации из‑за возможного дискриминационного характера таких номинаций (явление широко распространено в США, Германии); нет развитой тендерной специфики номинации, стремления к «языковой эмансипации»; нет выраженной тенденции к демократизации общения – например, переходу многих людей на ты, независимо от возраста и социального положения, как в Дании, Финляндии, отчасти – в Германии, США; нет в русской коммуникативной практике стремления к сохранению лица собеседника.

Можно сделать некоторые предварительные выводы о специфике русского коммуникативного сознания.

1. Для русского коммуникативного сознания приоритетна категория «общение». Эта коммуникативная категория занимает важное место в русской концептосфере. Общение рассматривается как приоритетная форма проведения времени в обществе, важнейшее средство формирования добрых отношений между людьми, важнейшая сторона гостеприимства. Знакомые люди должны регулярно общаться; высоко ценится общение неофициальное, «без галстуков» – оно рассматривается как наиболее искреннее и эффективное.

2. В русском коммуникативном сознании слабо представлена категория коммуникативной ответственности: русское сознание в незначительной степени ориентирует носителя русского языка на контроль за соблюдением коммуникативных и речевых норм, на внимание к собственной правильной и культурной речи (опрос 500 воронежцев по телефону, проведенный под нашим руководством Е. В. Масловой, показал, что только 40 % носителей русского языка приятно, когда говорят культурно – для других это несущественно; только 32 % опрошенных ответили, что всегда стараются соблюдать речевые нормы, причем две трети из них оказались женщинами).

3. Категория вежливости в русском коммуникативном сознании тесно связана с понятием культурности и представлена «негативно» – как отсутствие грубости, некультурности. Для русского сознания в большей степени вежливость рассматривается как желательное качество общения, но допускающее исключения; более императивна вежливость к знакомым, чем к незнакомым («Ты мне никто, поэтому я тебе скажу…»).

4. Для русского коммуникативного сознания актуальна вежливость сближения, для западного коммуникативного создания – вежливость невмешательства.

Концепт брань демонстрирует в русском сознании противоречивость установок: рефлексивно брань осуждается, а бытийно – допускается и даже объясняется необходимость брани. Ср. отражение данной категории в пословицах и поговорках:

с одной стороны – шумом праву не быть, бранью праву не быть, худое слово доведет до дела злого, недоброе ело – во что огонь жжет, в спорах да вздорах пути не бывает, кто ругается, у того лошадь спотыкается, бранить – себя тешить, глоткой не много навоюешь, горлом не возьмешь, бранью не выпросишь;

с другой стороны – брань на вороту не виснет, брань не дым, глаза нее ест, брань очей не выест, брань в боку не болит, брань не киснет, ветер носит, брань не запас, а без нее ни на час, не выругавшись, дело не сделаешь, не обругавшись, и замка в клети не откроешь, поругаться – душу отвести, подраться – сердце вытрясти.

5. Категория приватности (коммуникативной неприкосновенности) выражена слабо – русское коммуникативное мышление в широких пределах допускает вторжение в коммуникативное пространство другой личности – и в физическом смысле (дистанция, прикосновение, физический контакт), и в тематическом плане (в общении могут быть затронуты глубоко личные вопросы). Можно утверждать, что русскому коммуникативному сознанию присуща концепция ограниченного коммуникативного суверенитета: можно делать замечания незнакомым, мирить незнакомых, вмешиваться в чужой разговор, обращаться с вопросом к беседующим людям, «вешать свои проблемы» на других и мн. др.

6. Категория грамотность не относится к разряду ярких и приоритетных в сознании русского человека, на рефлексивном уровне она рассматривается как желательное явление, а на бытийном‑как необязательное.

7. Категория спор в русском коммуникативном сознании часто содержит положительно‑оценочный знак, спор считается хорошим проведением времени в дружеском общении; русские любят спорить, наблюдать споры и оценивать, кто спорил лучше.

8. Категория неофициальное общение образует оппозицию категории официальное общение: первое считается искренним, желанным, «настоящим» общением, к которому необходимо стремиться, которое доставляет наслаждение, а разговор по душам – это лучший разговор; второе рассматривается как вынужденное, чисто принудительное, неискреннее, малоэффективное, его лучше сводить к минимуму.

9. Категория светское общение имеет негативный оценочный знак. Рассматривается как искусственная, неискрення форма общения, суррогат настоящего общения. Русские стараются скорее преодолеть этап светского общения и перейти к общению искреннему, неформальному.

10. Категория коммуникативного давления в русском коммуникативном сознании представлена очень широко и разнообразно. Русское сознание допускает оказание коммуникативного давления на собеседника в широких пределах. Допускается настаивание на своей просьбе, употребление грубых слов, использование угрозы, множественное повторение просьб, требовательная интонация. Прямые указания преобладают над косвенными формами побуждения. В широких пределах допускается модификация поведения собеседника, допускаются замечания в адрес широкого круга лиц, в том числе в адрес незнакомых.

11. Категория коммуникативной серьезности ориентирует русское сознание на демонстрацию серьезности при обсуждении любых важных вопросов, при решении серьезных, важных задач. Улыбчивость отождествляется с несерьезностью, несосредоточенностью на решении проблемы.

12. Категория родной язык в русском коммуникативном сознании представлена своеобразно. С одной стороны, родной язык устойчиво характеризуется как великий и могучий, с другой стороны, он неизменно оценивается как сложный. Возможно, отсюда происходит «простительное», добродушно‑ироническое отношение к своей языковой безграмотности, нежелание прилагать усилия для того, чтобы узнать, как правильно произносится то или иное слово, нежелание пользоваться словарями, прилагать усилия для совершенствования полученных в школе языковых знаний. В русском коммуникативном сознании нет традиции положительно оценивать людей за хорошее владение своим родным языком, нет установки на совершенствование знаний в области родного языка в течение всей жизни. В значительных кругах населения существует четко выраженная установка сознания на неизменность речевой культуры человека от рождения – «Мы всегда так говорили, так и будем говорить», установка на невозможность коррекции знаний в области родного языка в зрелом возрасте («поздно нас переучивать уже»), В русском сознании фактически нет категории языкового паспорта говорящего.

13. Категория иностранный язык в современном русском коммуникативном сознании представлена исключительно позитивно – иностранный язык трудный, но его надо знать, надо прилагать усилия для его изучения, изучение иностранного языка оправдывает все затраты, иностранный язык нужен для жизни, знание иностранного языка полезно, высоко оцениваются люди, владеющие иностранными языками.

14. Сравнивая содержание категорий родной язык и иностранный язык в современной русской концептосфере, нельзя не заметить, что современное коммуникативное сознание русского человека отдает приоритет иностранному языку перед родным, а в родном языке на бытийном уровне сознания не считает большим грехом недостаточное владение и выражает пессимизм в отношении возможности обретения высокого уровня владения.

15. Категория толерантности пока не представлена в русском коммуникативном сознании, она только начинает формироваться на рефлексивном уровне на базе заимствованного термина.

16. Категория коммуникативного идеала в русском сознании опирается прежде всего на такие признаки, как умение слушать, ум и веселость, что подчеркивает важнейшие функции общения в жизни русского человека – общение (наличие собеседника), получение интересной информации и приятное дружеское проведение времени с собеседником.

Сопоставляя в целом коммуникативное поведение русского человека и коммуникативное поведение человека западной цивилизации, можно сделать вывод о том, что общение гораздо более важно для русского человека, чем для человека Запада, оно занимает гораздо более важное место в его жизни и сознании, и именно через общение, часто без соблюдения жестких правил и норм, строгих правил вежливости и этикета, русский человек прежде всего проявляет себя, заявляет о себе в обществе, устанавливает общественные связи, добивается своих личных и социальных целей. Прав был Н. И. Бердяев: «Русские гораздо более склонны и более способны к общению, чем люди западной цивилизации» (с. 236).

Коммуникативное поведение представляет собой совокупность норм и традиций общения лингвокультурной общности, а соотношение количества реализуемых в коммуникативном поведении норм и традиций может различаться в разных коммуникативных культурах. Можно таким образом охарактеризовать различия русского и западного общения в этом плане: в русском общении меньше норм и больше традиций, в западном общении больше норм и меньше традиций. В связи с этим освоить относительно высоко нормированное западное коммуникативное поведение русскому человеку легче, чем человеку с Запада освоить мало нормированное, но подчиняющееся многочисленным нечетко очерченным для постороннего традициям русское общение.

Коммуникативное сознание народа – интереснейшая и благодатная сфера для исследования. Изучение национального коммуникативного сознания представляет собой несомненный теоретический и культурный интерес, а также имеет важное прикладное значение для разработки методов формирования адекватного коммуникативного сознания личности в процессе ее обучения и воспитания‑как внутри национальной культуры, так и в условиях контакта культур, межкультурной коммуникации.

Наука о коммуникативном поведении, теоретическому обоснованию которой посвящена наша книга, представляется нам актуальным и перспективным направлением современной коммуникативной лингвистики, в рамках которого возможны широкие исследования коммуникативно‑культурологического характера, имеющие непосредственный выход как в практику формирования культуры общения в обществе, так и в практику обучения межкультурной коммуникации на русском и других языках.

[1]Предлагаемые формулировки, безусловно, могут уточняться в процессе развития системы и практики описания коммуникативного поведения.

[2]Более подробное описание см.: Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: Язык тела и естественный язык. М.: Новое лит. обозрение, 2002.