Глава 5. Внутренний мужчина Часть вторая

Внутренний мужчина

новую комнату: из дальних странствий он привез прекрасные ков­ры ручной работы, на них были вытканы необыкновенно яркие цветы и птицы. Эти мужские персонажи в сновидениях вызывали у меня доброе и светлое чувство. Им нравилась моя фемининная часть, и это отразилось на^их подарках. Теперь у меня внутри была маскулинная фигура, которая любила меня как женщину. Я боль­ше не была обязана быть невинной любимой доченькой или сверхкомпетентной чудо-женщиной. Моя маскулинность больше не сводилась ни к отцу, ни к сыну. Теперь это уже был любящий мужчина.

Мне хотелось бы поделиться с вами своей фантазией о «доб­росердечном мужчине», ибо он является внутренней маскулинной фигурой, формирующей здоровые отношения с отцом. Во-первых, он сильный, душевный и теплый, проявляет заботу. За маской очарования или наносных защит он может видеть мою внутрен­нюю сущность. Он спокоен и находится рядом. Но вместе с тем он проявляет инициативу, спорит со мной и движется вперед. При этом его стабильность исходит из потока жизни, из его сиюминут­ной синтонности. Он играет, работает и наслаждается обоими ви­дами бытия. Где бы он ни находился - во внутреннем простран­стве психики или внешнем мире, - он везде чувствует себя как дома. Это естественный мужчина с обыкновенными земными ин­стинктами и сексуальностью. Его духовность - творческая и паря­щая. Он любит природу: животных, птиц, цветы, леса и горы, реки и моря. Он любит детей и внутреннего ребенка и понимает цик­личность времен года. Он может радоваться, глядя, как распуска­ются почки ранней весной, замирать, наблюдая за всеобщим изо­билием лета, не падать духом, видя последние вспышки осеннего великолепия, и уходить глубоко в себя во время зимнего покоя, вслушиваясь в тишину покрытой снегом земли, все больше и больше открывая себя в ожидании весеннего возрождения. Он любит красоту, поэзию, музыку. Быть может, он даже поет или играет на фаготе или скрипке. Он любит танцевать, и его танец подчиняется ритму жизни. Он - единомышленник, родственная душа, внутренний друг и любовник, сопровождающий женщину в ее странствии и в ее жизненных испытаниях.

Боль

Ты не подходишь больше, нет, не

Подходишь, черный башмак,

6 котором я тридцать лет жила, как нога,

Бедна и бела, не смея

Ни вздохнуть, ни чихнуть.

Папочка, я бы тебя убила, но Не успела... как ты сам скончался Тяжеловесным мрамором, кульком набитым Богом. Этот жуткий памятник с серым пальцем На ноге, громадный, как тюлень.

А голова в зверском Атлантическом океане, Где она бьется бобово-зеленой над синевой Вод, стекающихся с прекрасного Носета. Я молилась, бывало, о твоем возвращении. Ach, du.

По-немецки, в польском местечке,

Вымощенном катком

Войн, войн, войн.

Название - типично местечковое.

Мой друг, поляк,

Говорит, таких десяток или два. Поэтому я никогда не знала, где Ты ступал, откуда корни твои, Я не могла с тобою говорить. Язык застревал в челюсти.

Застревал в ловушке колючей проволоки.

Ich, ich, ich, ich,

Я еле могла говорить.

Я думала, что каждый немец - это ты,

А язык их - непристойный.

Двигатель, двигатель, Отправляющий меня, как еврейку, Еврейку в Дахау, Освенцим, Бельзен. Я начала говорить, как еврейка. Наверное, я все-таки'еврейка.

Тирольские снега, прозрачное венское пиво

Не так уж чисты и верны.

Мне, со своей бабкой-цыганкой и странным везением,

Со своими картами Таро, со своими картами Таро,

Возможно, что я все-таки чуть-чуть - еврейка.

Я тебя всегда боялась.

Твоего Люфтваффе, и твоих распущенных нюней,

И твоих строгих усов,

И твоего арийского глаза, ярко-голубого.

Бронетанковый, бронетанковый, О Ты -

Не Бог, а свастика, настолько Черная, что небу не пробиться. Любая женщина любит фашиста, Сапогом по лицу, по-зверски, Зверские сердца такого зверя, как ты.

Ты стоишь у доски, папочка, На одной из моих фотографий, Волчья пасть вместо вмятого сапога, Тем не менее черт, и не менее Чем черный мужчина, раскусивший

Мое прекрасно-красное сердце на два. Мне было десять, когда тебя похоронили. В двадцать лет я попыталась умереть, И вернуться, вернуться к тебе. Решила, что даже кости сгодились бы.

Но меня возвратили из кулька,

И меня склеили клеем.

И тогда я поняла, что мне нужно.

Я себе сделала копию тебя.

Мужчину в черном со взглядом Майнкампф

И со страстью к дыбе и к винту. И сказала я, да, да, да, да. Так вот, папочка, наконец-то все. Черный телефон корнями вырван, Голосам не подкрасться.

Я убила одного, второго -

Вампира, который представлялся тобой,

И пил мою кровь целый год.

Даже семь, если хочешь знать.

Папочка, ну, ложись уже.

В твоем черном толстом сердце - кол. И ты никогда не нравился местечкам. Они по тебе пляшут, они по тебе топчут. Они всегда знали, это - ты. Папа, папочка, сволочь ты. Всё.

Сильвия Плат «Папочка*⁹¹

⁹¹ Плат С. Ариэль / Пер. Т. Ретивовой. - Интернет-ресурс Speaking In Tongues, 1996-2000. - Примеч. пер.

Глава 6

Скажи мужчинам всего мира, построившимся в колонны и шеренги, что им придется пожать созревшую у тебя ярость и вспахать поле твоего бешенства, прежде чем они увидят твое лицо.

Сесиль Бёдкер

Выражение гнева и ярости может принести облегчение женщине с эмоциональной травмой, ибо ее травма - это раскаленное ядро, оно жжет и вызывает мучительную боль. Одни женщины подав­ляют боль и гнев, сопутствующий боли. И тогда гнев обращается внутрь, проявляясь, возможно, в форме телесных симптомов или депрессивных суицидальных мыслей, которые парализуют таких женщин и не дают выхода их творческим способностям. Другие свою ярость выпускают наружу, но эта ярость, направленная на людей, переходит все границы. Страдая от боли, такие женщины причиняют боль другим. Независимо от того, куда направлена ярость, она диффузна, рассредоточенна, бесформенна и является взрывной по своему характеру. Но вместе с тем в ней содержится огромный заряд энергии, которая, если ее правильно использо­вать, могла бы помочь женщинам реализовать свои возможности. Ярость может стать основной силой для освобождения отца и трансформации фемининности.

Следующее сновидение может служить драматической иллю­страцией выхода ярости, так как многие женщины обнаруживают подобное у себя внутри. Вместе с тем в сновидении показана структура внутренней маскулинности в том случае, когда проис­ходит ее пагубное расщепление на две противоположности.

Ярость

Мы с приятелем поехали кататься верхом. Наши кони находились у чужой конюшни. Моя рыжая кобыла была взнуздана и оседлана, но не привязана и стояла без присмотра. Когда я попыталась к ней подойти, она побежала, но запуталась в поводьях, и давление мунд­штука заставило ее резко повернуть голову. От неожиданности ло­шадь взбрыкнула и встала на дыбы. Теперь она поднялась в пол­ный рост, как великан, и наполовину превратилась в человека; я увидела, что она пришла в бешенство. Она схватила девочку, кото­рая была рядом, и содрала с нее кожу, вывернув наизнанку, как это делают, когда вынимают сосиски из оболочки. Девочка умерла. За­тем кобыла в дикой ярости поскакала на меня. Я стала кричать и звать на помощь, однако мой друг так боялся и был настолько бес­помощен, что его вырвало. Я окликнула конюха, но он не обращал на меня никакого внимания. Я проснулась в ужасе, когда бешеная рыжая кобыла была совсем близко.

В этом мощном энергетически заряженном образе гигант­ской бешеной полулошади-получеловека однозначно проявляют­ся сила и концентрация ярости. В сновидении ясно показаны два неадекватных типа маскулинной реакции: образ безразличного конюха и чувствительного, ни на что не способного друга. В сно­видении нет маскулинного образа спасителя. Еще одна фигура, кроме самой сновидицы, - беспомощная маленькая девочка, со­вершенно безликая. У нее нет внутреннего ядра, поэтому ее мож­но вывернуть, как сосиску из оболочки, так как психика женщи­ны, не имеющей подлинной внутренней силы, может развалить­ся на части в случае прямой конфронтации. Сновидице прихо­дится противостоять бешенству скачущей прямо на нее кобылы. Бешеная рыжая лошадь ассоциируется у сновидицы с образом неуправляемой страсти и ярости ее отца, когда он терял над со­бой контроль. Кроме того, рыжая кобыла символизирует и ее собственную страсть и ярость. В образе конюха проявляется же­стокая и безразличная сторона личности отца, тогда как в обра­зе немощного друга - слабая и чувствительная сторона личнос­ти отца. Вместе с тем обе грани личности отца были двумя гра­нями ее собственной личности, которые не могли справиться с энергией ярости, которую она ощущала у себя внутри. Жестокий и безразличный конюх в сновидении в роли перфекционистско-го внутреннего судьи должен был управлять ситуацией; именно он отпустил поводья. Прежняя эго-адаптация закончилась. Об-

раз друга, чувствительного и тонкого мужчины, вместе с тем символизирует ее до сих пор неразвитую внутреннюю маскулин­ную фигуру, недостаточно сильную, чтобы оказать помощь. Та­ким образом, мощная энергия еще не нашла выхода - отсюда это ужасное бешенство кобылы с брошенными поводьями. Так как женщина слишком часто видела своего отца в состоянии такой безумной ярости, что он не владел собой и не был способен на разумные поступки, она ужасно боялась проявления этой сторо­ны своей личности. Она боялась срыва, приходила в ужас отто­го, что в один прекрасный день может сойти с ума, и страдала от панических атак. В детстве она редко выражала свой прртест против такого неподконтрольного поведения отца, поэтому при­бегала к помощи системы ригидных защит, которая спасала ее от сильного чувства и от страсти. В результате выросла безликая и беспомощная «хорошая» девочка, у которой не было внутренней сущности и была тонкокожая Персона, не способная противосто­ять стрессу, поэтому с нее было легко снять кожу. Бросив пово­дья, с помощью которых можно было управлять лошадью, жес­токий и безразличный ко всему конюх тем самым приговорил к смерти безликую девочку. Со всей этой яростной энергией дол­жно было наконец что-то произойти. Сновидице нужно было осознанно вступить с ней в прямую конфронтацию! Этой жен­щине нужно было позволить жить ее страстным, неистовым чув­ствам, взять на себя за них ответственность и научиться управ­лять ими.

Бешеная рыжая лошадь символизировала дикую, неуправля­емую энергию, которая привела сновидицу в ужас. Такой страх перед проявлением собственного гнева является общим для мно­гих женщин. Поскольку ярость постоянно пожирала ее отца, то у дочери осталась неразрешенная проблема отцовской ярости. Воз­можно, при виде отца, теряющего над собой всякий контроль во время приступа ярости, она испытывала нескрываемый ужас. Отец мог подавлять свою ярость пассивно и неуверенно или, на­против, намеренно и жестко. Ни тот ни другой способ не могли служить моделью правильного обращения с нею. Подавлять ярость или разрешать ей выплескиваться в неподконтрольных взрывах - не самый лучший способ справляться с психической энергией огромной силы. Отец, пребывающий вне себя от ярости, изменяет отцовскому архетипу, ибо разрушает порядок, стабиль­ность и доверие к миру, которые им же обычно и формируются.

156