Локализация высших психических функций

Как отмечалось ранее, представления о локализации психических функций и сознания в головном мозге зародились давно. Но только в первой половине XIX в., благодаря лабораторным исследованиям и клиническим наблюдениям, стало возможным четко констатировать дифференциацию функций в отдельных участках высших отделов мозга и поставить вопрос о локализации нервных центров, отвечающих за высшие психические функции и поведение организма в целом. Так, в это время были открыты центры речи (двигательный и сенсорный), установлены двигательные корковые поля, участки коры, связанные с кожной и мышечной чувствительностью, со зрением, слухом. Данные открытия, вместе с тем, не решили, а обострили проблему локализации психических функций в коре головного мозга.

Локализация высших психических функций – теоретический концепт, который характеризуется тезисом о более или менее однозначном соответствии определенных участков мозга и психических процессов Лурия, 1962).

В истории известно два крайних варианта решения данной проблемы.

Узкий локализационизм (френология, психоморфизм)– нейропсихологическое направление, в котором психологические функции рассматривались как единые и неразложимые на составные части «психические способности». Эти способности реализуются за счет работы узко локализованных участков коры головного мозга. Считалось, что при поражении того или иного центра происходит выпадение соответствующей психологической функции (Ярошевский, 1998).

Основоположником данного направления был австрийский врач и анатом Франц Иозеф Галль (1758–1828). Он отстаивал идею, что каждой психической функции соответствует особый участок мозга. Галль предположил, что, чем ярче проявляется в поведении какая-нибудь черта характера или психическая функция, тем больше развивается определенный участок коры, где эта функция представлена. В результате разрастания этого гипертрофированного участка коры («мозговой шишки») повышается давление на кости черепа. Это, в свою очередь, обусловливает появление над соответствующей зоной мозга наружного черепного бугра. В случае недоразвития функции, наоборот, на поверхности черепа возникает заметное углубление («ямка»). Воззрения Галля нашли законченное выражение в созданных им подробных «топографических» картах поверхности головного мозга. Ф. Галль и его последователи ориентировались на них, исследуя рельеф черепа с помощью пальцев, и ставили диагноз, т.е. делали заключение о характере и наклонностях человека, о его умственных и нравственных качествах.

Были выделены 27 участков мозга, где локализованы те или иные способности индивида (причем 19 из них были признаны общими для человека и животных, а 8 – чисто человеческими). Кроме «шишек», ответственных за реализацию физиологических функций, были и такие, которые свидетельствовали о зрительной и слуховой памяти, ориентировке в пространстве, чувстве времени, инстинкте продолжения рода. Нашлось место и для таких личностных качеств, как смелость, честолюбие, набожность, остроумие, скрытность, влюбчивость, осторожность, самооценка, утонченность, надежда, любознательность, податливость воспитанию, самолюбие, независимость, исполнительность, агрессивность, верность, любовь к жизни, любовь к животным (Соколова, 1995).

Антилокализационизм (эквипотенциализм)– нейропсихологическое направление, которое признавалось, что мозг представляет собой единое и недифференцированное целое, работа которого в равной степени обусловливает функционирование всех психических процессов. Соответственно считалось, что при поражении любой области мозга происходит общее снижение психических функций, степень которого зависит от объема пораженного мозга. В частности, Ф. Гольц полагал, что при этом происходит снижение интеллекта, выступающего основой всех других психологических функций, а К. Гольдштейн – общее ухудшение «символической функции».

Несмотря на фантастические представления эквипотенциалистов, можно отметить прогрессивный элемент в их взглядах. Во-первых, сложные психофизиологические отправления признавались результатом совокупной деятельности мозговых образований. Во-вторых, была выдвинута идея высокой динамической пластичности мозга, выражающейся во взаимозамещаемости его частей (Соколова, 1995).

В настоящее время противопоставление этих крайних точек зрения успешно преодолено. На смену им были выдвинуты концепции о системном принципе функционирования с пересмотром старых представлений о функции и локализации (Батуев, 1991).

Значительная роль в развитии представлений о функциональной организации мозга принадлежит советскому психологу, основоположнику нейропсихологии в СССР Александру Романовичу Лурия (1902–1977).

Нейропсихология посвящена изучению мозговых механизмов высших психических функций на материале наблюдений за локальными поражениями головного мозга. А.Р. Лурия, развивая идеи советского психолога Льва Семеновича Выготского (1896–1934), разработал нейропсихологическую теорию системной динамической локализации высших психических функций. Согласно этой теории, психические функции человека необходимо рассматривать как сложные системные образования, которые формируются прижизненно, являются произвольными и опосредствованными, прежде всего речью. Физиологической основой психических функций выступают функциональные системы, включающие афферентные и эфферентные звенья. Каждое звено этой системы связано с определенной мозговой структурой, при этом у различных функциональных систем существуют общие звенья, которые могут участвовать в реализации многих психических функций. При нейропсихологических поражениях этих звеньев происходит возникновение определенных сочетаний нарушений психических функций, которые объединяются в определенные нейропсихологические синдромы (Лурия, 1962).

В своих исследованиях А.Р. Лурия приходит к выводу, что поражение каждой из корковых зон может привести к распаду всей функциональной системы и «симптом» (нарушение или выпадение той или иной функции) еще ничего не говорит о ее локализации. Анализ клинических случаев средствами нейропсихологии позволил ему выдвинуть концепцию о существовании трех основных функциональных блоков мозга (Батуев, 1991).

Первый блок – блок регуляции уровня общей и избирательной активации мозга (энергетический блок). Важнейшей частью блока являются ретикулярная формация среднего мозга, неспецифическая система таламуса, гиппокамп и хвостатое ядро, работающие под мощным контролем коры больших полушарий.

Второй блок – блок приема, переработки и хранения информации. Сюда включают все задние отделы коры, в том числе зрительную, слуховую и соматическую сенсорные области, т.е. все проекционные поля, и межпроекционную теменную область (задний ассоциативный полюс).

Третий блок – блок программирования, регуляции и контроля сложных форм деятельности. В его состав входят префронтальные (лобные) отделы коры мозга. Их нарушения сказываются в наиболее высоком уровне регуляции психических процессов с помощью системы речевых связей. А.Р. Лурия пишет: «Роль лобных отделов в синтезе предпусковых афферентаций, в формировании двигательных задач, в сличении эффекта действия с исходными намерениями – не подлежит сомнению» (Батуев, 1991). А.Р. Лурия относил задние и передние ассоциативные корковые поля к разным функциональным блокам. При этом он подчеркивал, что лобные доли выполняют гораздо более универсальную функцию общей регуляции поведения, чем та, которую имеет «задний ассоциативный центр» (теменная доля) (Батуев, 1991; Лурия, 1962)

Итак, с одной стороны, любая, даже самая простая психическая функция, есть результат интегративной деятельности целого мозга. С другой стороны, весь опыт неврологической и нейрохирургической клиники свидетельствует о том, что повреждение целого ряда мозговых зон влечет за собой необратимый некомпенсируемый дефект функции (Батуев, 1991).

Разрешение создавшегося противоречия, указывает А.С. Батуев, содержится в концепции Н.П. Бехтеревой о жестких и гибких звеньях мозгового обеспечения психической деятельности.

К жестким звеньям относится генетически детерминированная анатомическая организация тех единиц, которые необходимы для сохранения условий существования вида, а также для ориентации индивида в среде. Иными словами, жесткие звенья составляют скелет системы, определяющий самое ее существование и обеспечивающий экономичность работы мозга. Поражение таких жестких звеньев системы, закрепленных в матрице долгосрочной памяти, может приводить к поломке функции и ее некомпесируемости.

Наряду с этим существуют гибкие звенья полифункциональных и полибиохимических аппаратов мозга, утрата которых может быть легко устранена. Эти гибкие звенья мозговых систем создают все то богатство возможностей, которое обеспечивает организму выполнение адаптивной деятельности в самых различных условиях существования (Батуев, 1991).

Нейрофизиолог А.С. Батуев (1981) высказал свою точку зрения по поводу того, как относиться к определению понятий «функция» и «локализация». «Настало время, – пишет он, – отказаться от представлений о «локализации функций». Более правильно использовать понятие «локализация органа или системы органов». Термин «локализация», явно имеющий анатомический смысл, должен отражать и соответствующее содержание. Иными словами, его следует употреблять лишь в тех случаях, когда мы определяем строго анатомические отношения между периферическими органами (сенсорными, соматическими, висцеральными) и теми отделами центральной нервной системы, с которыми данные органы связаны афферентно-эфферентными путями…

Когда же речь идет о функции как о системной реакции целостного организма, которая непременно должна быть высокоадаптивной применительно к сиюминутной окружающей обстановке, то термин «локализация» уже не применим, так как любая целостная функция, поведенческая тем более, опирается на сложную констеляцию множества пространственно разнесенных мозговых аппаратов, вовлекаемых симультанно и сукцессивно для целей удовлетворения доминирующей потребности» (Батуев, 1991).